Цель

Он точно помнил, как острая боль пронзала рассечённую от плеча до кисти руку, ноги его не держали, а бок был пронзён мечом. Позолоченная гарда блестела от яркого солнца, лучи которого словно бы и не грели. Было чертовски холодно. Он едва смог уклониться от удара, прежде чем с трудом поднялся с колен, вдыхая через раз, схватился за древко посоха покрепче, переставая использовать его как опору, и замахнулся им. Магическая сфера разбилась, дребезжа, о чужую голову. Он упал рядом с неживым телом, уткнувшись носом в залитую кровью траву. Сквозь смрад больше не доносился аромат свежести, не стрекотали кузнечики, не пели птицы. Зато на небе не было ни единого облачка, меж шумящей листвы гулял ветер, а ручей неподалёку продолжал напевать задорную песню. Это был бы прекрасный день, чтобы умереть, но… — Исполни желание того человека и получи его тело, это его единственная просьба. Логан всегда думал, что Бог Смерти — это метафора, аллегория, придуманная больным мозгом фанатиков, восхваляющих явление, что преследовало его с самого рождения. Пока он цеплялся за жизнь, ещё не открыв глаз, пока дрался с другими детьми в трущобах, пока впервые вонзал нож в живого человека. Она всегда дышала ему в спину. А сейчас неожиданно решила посетить его самого, показать истинное лицо. И, какая ирония, после его собственной смерти. В работе наёмных убийц это не редкость, он был готов к этому и ни о чём не сожалел, но было дело, которое так и осталось незавершённым. Контракт, который ныне модно было называть клятвой, на убийство Дерута Хэнитьюза так и не был исполнен. А Логан всегда завершает свои миссии. Ценой всего. Он не знает, какое у него будет условие. Он даже не знает, бредни ли это его умирающего мозга, или перед ним действительно возвышается настоящий Бог. Тогда, не имеет значения, что он скажет, хочет ли жить, выполнит ли обещанное. — Не томи. И нить реальности обрывается. Вихрь кружит его в затейливом танце, пока ноги пытаются найти опору. Ощущение падения настолько реально, что стоит ему открыть глаза, как он тут же подскакивает на кровати. Рядом с ним кто-то тоже подрывается с места, рука по привычке тянется за кинжалом, но его нигде нет. Помещение обставлено слишком роскошно, мрамор блестит и заставляет остывать вскипающую кровь. Одежды на нём мягки и приятны телу, льнут и почти мурчат ласковой кошкой. На нагрудном кармане вышита аккуратная золотая черепаха. Логан поворачивает голову, натыкаясь взглядом на удивлённые чёрные глаза. Красивые, большие, блестящие лучше, чем самые дорогие драгоценные камни. Незнакомка выглядит необычно, чего только стоят струящиеся по лицу, подобно потёкам крови, алые волосы. К сожалению, он не мог сравнить их с лучшими винами или шелковистыми нитями пряжи, потому что его жизнь, прошлая жизнь, была лишена всяких удовольствий. Безусловно, женщина была красива, отрицать это было глупо. Но Логан давно потерял вкус прекрасного, потому ничего более, кроме пустого комплимента, сказать бы не смог. Да и не нужно было. Джур Темз, жена Дерута Хэнитьюза, вернее, сейчас она была женой Логана, попавшего в тело своей жертвы. По информации она слыла очень умной женщиной, которая, к тому же, держала поместье в своих руках, умело им управляя. Она — главная опасность для него, но не обращать на неё внимания стало бы роковой ошибкой. Что он мог бы ей предложить, чего у неё не было? Таких не заинтересуешь чем-то материальным, а он, как водится, за душой ничего не имел. Их утро, с момента пробуждения, прошло в молчании. По редким пересечениям взглядов становилось видно их напряжение. Что поняла Джур из их совместных тридцати минут — того не понял Дерут, но с того момента они стали спать отдельно. Графиня не пускала к нему сына, говоря, что отец занят, а Логан действительно работал. Работал с тем, с чем никогда не имел дела. Пускай базовые знания в его голову вложили, но экономике его никто не учил, точно так же, как и управлению территории. Такое на лету не схватишь, даже призёмленные мечтания потянут вниз. Потому он был в архиве, сидел там днями и ночами, учил, вбивал в голову, запоминал, трудился. Потому что цель, которая стояла перед ним и перед его контрактом, была сказана ему в момент падения в неизвестность. Осчастливь Кэйла. Правда, как это сделать, если Джур активно прячет мальчишку от него — та ещё морока, с которой следует повозиться. Ему придётся вынюхивать всё, абсолютно всё, жить не своей жизнью, в перспективе не зная, как и что делал Дерут Хэнитьюз. Но, что его смешит, это не самая плохая ситуация, в которой ему доводилось бывать. Во всяком случае, он окружён богатством, которое нужно постараться не пропустить сквозь озябшие пальцы.

***

Логан не ожидает услышать приглашение на семейное чаепитие. Ему было плевать, но он обязан пойти. В конце концов, как бы странно то не звучало, но он за эти две недели ещё ни разу не видел своë условие пребывания в этом теле. Информации из прошлого тоже не было, Джур слишком любила своего сына. Пожалуй, общественность довольствовалась фактом того, что он есть, более никак повлиять не могла. Мальчик должен появиться на публике официально ещё очень нескоро, а до того времени он мог наслаждаться жеманной жизнью у матери под юбкой. Во всяком случае, так видел Логан. И, пусть это и звучало так, будто он презирает подобное, ему было всё равно. Потому что, во многом, воспитание Кэйла его не заботило. В этом, разумеется, был несравненный плюс Джур — дитя она любила, пеклась о нём и лелеяла его. Всё то, что требуется обычному ребёнку. А в том, что он был обычным ребёнком, было легко убедиться, увидя лишь раз, с какой прытью он носится по саду. В первую очередь он набросился на отца с объятиями, только после этого, ну, с небольшой подсказкой Рона, поприветствовал его как положено. В тот момент Дерут был больше заинтересован в дворецком, нежели в новоявленной головной боли. Что ж, приятно встретить «своих» в таком месте и подобной ситуации. Пробуждает желание свернуть слуге шею. Кэйл был любопытным, энергичным и жизнерадостным. Он спрашивал о делах, которыми был занят отец, чем он был обеспокоен, хорошо ли спал, скучал ли по нему и маме. Логан, в конечном итоге, сдался, сбрасывая маску улыбчивого простачка. Пока Джур не видела, а Кэйл был маленьким и мало мыслил в происходящем, он мог поберечь силы. Лгал он легко, непринуждённо, оттого правдиво. Его супруга, по сути, чужая для всей его сущности женщина, сказала, что всё знает. И она очень надеется, что он сможет стать достойным отцом. Оставалось покивать головой с напускной серьёзностью. Была и толика уважения. Может, в их отношениях с Дерутом любовью или романтикой и не пахло, но от Логана она не получила бы даже капли на дне стакана, в котором были только куски льда. Наверное, именно поэтому ему абсолютно всё равно, когда он кидает на её гроб горсть земли. О, он не опечален, он раздражён. Потому что Джур была из тех, кто не мог погибнуть вот так, не продумав этого. Потому что Кэйл плакал уже очень долгое время, прижимаясь к нему в немом рыдании души. Потому что смерть её пошатнула всё графство. Он присаживается рядом с… сыном, смотрит в опухшие карие глаза с винным оттенком, глубоко вздыхает и начинает говорить: — Послушай меня сейчас очень внимательно… — Я знаю! — внезапно прерывает его мальчонка, хватая ртом воздух. — Мама всегда будет рядом! Но я тоже хочу быть рядом с ней, а не так! — он разводит руками, указывая на пустоту вокруг себя, пока Логан думает, что если бы не условие, то он мог бы уложить Кэйла прямиком в объятия матери. Места в гробу хватило бы. — Мамы рядом больше никогда не будет, — ломая детские шаблоны, Дерут поджимает губы и гладит сына по волосам. — Теперь у тебя остался только я и мамино желание. Она бы хотела, чтобы в будущем ты был самым лучшим графом. Для этого нужно много учиться. Видя, как в детской душе зреет принятие решения, он добавил чуть тише, нахмурясь, будто бы собираясь наказать ребёнка за провинность, и произнёс с ужасом: — Ты же не хочешь разочаровывать её, да? Кэйл сжался, быстро обернулся на свежую могилу, но Дерут повернул его голову обратно, всматриваясь своими неживыми глазами в его лицо. Он собирался вынести из смерти Джур всю пользу для этого мальчишки. Лучше пусть уж он зачитывается учебной литературой, а не припадает к горлышку бутылки дорогого алкоголя. Рон щурится, всматриваясь в отца и сына. Вид щенка на краткий миг слугу пугает, но следом он шмыгает носом, вновь начинает плакать, утыкаясь графу в плечо. Он повторяет как мантру, что «он будет-будет-будет». Дерут сидит на корточках, не чураясь грязи, обнимает его, гладит по волосам. Лица не видно, но дворецкий буквально ощущает, как от мужчины стало тянуть жаждой убийства, которая усиливалась по мере того, как Кэйл проливал слёзы.

***

Дерут массирует точку меж бровей, пока головная боль наседает на него с новой силой. Отвратительная погода. Хлещет дождь вперемешку со снегом, на уличных дорожках сплошная слякоть. Капли барабанят по стеклу с тройной силой из-за сильного ветра, слуги уже доложили, что несколько деревьев в саду было вырвано с корнем. Логан мечтательно вздыхает. Всё, чего ему сейчас хочется — это съесть какой-нибудь наваристой каши, — можно и суп, он не привередлив, — и лечь спать. Желательно навсегда, чтоб не проснуться. Утренняя рутина, когда все вокруг витают оживлёнными бабочками, кажется ему какой-то насмешкой свыше, потому что он представляет собой замотанную в тысячи слоёв одежды гусеницу. Да, в мраморном поместье, без удивления, холодно. А потом ему предстоят важные дела и… Чёрт подери, это ужасно. Он месяцами сидит за столом. Если бы за каждое движение тело совершенствовалось само по себе, то его левая кисть стала бы алмазной, потому что он исключительно всë время пишет. Отчёты тут, закон здесь, правки по территории. С уходом из жизни Джур свалились дела по поместью. Даже здесь, бесноватая, расслабиться не дала, будто бы пыль под ковёр замела. Бумажные кучи растут, а времени в сутках не прибавляется. Его расписание и так не оставляет времени на обед и лишние два часа сна, что ещё ему выкинуть? Возможно, он справлялся бы с задачей значительно лучше, если бы имел соответствующее образование. В серьёзных вопросах помогал архив, а мелкие решались за счёт дополнительной литературы и логики. Серьёзно, кто станет судить человека за то, что тот надел левую туфлю на правую ногу, а правую туфлю — на левую? Как так вообще получилось? Логан отвлекается от дел, потому что сидящий на диванчике, что был установлен в его кабинете специально для Кэйла, сын поднимается на ноги, берёт в руки книгу и листок и медленно движется к нему. Ох, а вот и его вторая боль. Задания, которые учителя дают мальчику, автоматически становятся и его заданиями. Осознавать себя на одном уровне с четырнадцатилетним ребёнком не обидно. Заставляет задуматься. — Папа, я не понимаю, — Кэйл без слов передаёт в протянутую руку родителя книгу, тыкая пальцем в сложное задание. Дерут бегает глазами по строчкам, потом переводит взгляд на черновик сына, смотря на неверные решения. Он вздыхает и всё внутри Кэйла сжимается. Надо было ещё подумать, а лучше и вовсе не спать сегодня до пяти, а встать в половину четвёртого, как обычно. Он мог бы тщательнее повторить материал, выучить его от корки до корки. Логан вздыхает от понимания, что без практики теория бессмысленна. Очевидно, мальчик знает, что делает, но недостаток опыта выливается в неуверенность. К задаче есть несколько решений, Кэйл написал их все, ответы везде сошлись, но он слишком боится себя и своих ошибок. Раздражает. В своё время он так не мельтешил, воткнул человеку нож в сердце сразу же, как тот оказался в руках. Предсмертные агонии не вызывали вопросов. Нет, с недостатком времени нужно что-то делать. Иначе это проросшее внутри семя превратится в самый настоящий дуб, закрепляясь толстыми корнями в сердце и существе. Найти бы того, кто отвечал бы за поместье… — Всё правильно, молодец, — отрешённо заявляет он, отдавая книгу обратно. Похвалу от отца услышать всегда непросто, потому что он вечно уставший. Он не смеётся, не плачет, не интересуется, не гневается, не боится. И позволяет себе лёгкую улыбку, пелену слёз, вопросы, повышенный тон и ужас в голосе только рядом с сыном. Кэйл знает, что в глазах отца он — особенный, поэтому ему правда хочется соответствовать его ожиданиям. Он помнит, что тогда сказал отец. У них двоих остались только они сами друг для друга. Потому важность этого момента рушится, стоит через какое-то время незнакомке ступить на порог поместья. Новая жена, его мачеха, графиня. Ни одно из этих званий отдавать ей он не желал. Пускай подавится властью и задохнётся в роскоши, ему не жалко, но предавать маму он не намерен. Видя, с каким холодом на неё смотрит отец, он понимает, что брак их навязан, что всё это для них двоих не взаправду, что это всё нелепый фарс. Дерут ведёт под руку леди Тёрнер, Патрицию Тёрнер. Найти такой самородок среди знатных кандидаток было трудно. Ему нужна была непримечательная девушка, помоложе, чтобы энергии было больше, да чтобы его, старика, боялась. И серую мышку из семьи профессоров, которым даровали титулы баронов, откопать-таки удалось. Но обманываться ею не стоит. Такие либо отращивают клыки и из мыши превращаются в крыс, чванливых дам, любящих сплетничать за спинами мужей, либо становятся настоящим эталоном терпения и ласки, желая получить любовь от грубых слов окружения. Никаких торжеств он не проводит, просто подписывает брачный договор и всё. Девушка, без сомнений, его страшится. Забитая, зажатая в себе, не знающая себе цены. Полная противоположность Джур. Даже волосы светло-голубые, кудрявые и пышные. Настоящая овечка. Для Логана она, скорее, тополиный пух. Так и хочется отойти подальше. Он распоряжается выделить ей покои. В качестве слуги приставляет к ней Ганса. Они оба молоды и мечтательны, может, сойдутся. И, нет, он был вовсе не против такого романа. Ему главное, чтобы леди не завяла здесь. С её стороны поместье Хэнитьюзов — холодная тёмная, да к тому же беспросветная башня, в которую её заточили обстоятельства контрактов Логана. Что ж, он не нанимался совершать добрые поступки, но если это поможет в продвижении к его цели — то это будет рассмотрено в копилке его кармы. Совсем скоро у Кэйла должен был состояться дебют. Каждый год во дворце проходил бал, куда и свозили всех подростков, чтобы познакомить их с высшим обществом и друг с другом заодно. Дерут радуется, что он женился и отдал часть работы Патриции, потому что иначе умер бы под завалами макулатуры. Он представляет неудобный костюм, кучу побрякушек на себе и тяжело вздыхает, в следующую же секунду смотрит на себя в зеркало. Он ворчит о быстро летящем времени, когда его жена заходит к нему с вопросом, что бы ей следовало надеть. — Ты остаёшься здесь, — с долей разочарования в ней отвечает он. — Но я ведь Ваша жена! — не понимает она. — Это дурной тон! — Ты — Тёрнер, — припечатывает граф, когда девушка, буквально лет на пять старше Кэйла, впадает в оцепенение. Пальцы предательски сильно сжимаются на подоле, но она не в силах возразить. Она даже не знает, может ли теперь говорить без разрешения. — Где родилась, там и пригодилась. Дерут берёт со стола папку, торжественно вручает её поражённой жене и разворачивает ту за плечи к выходу. Глупо было бы не заметить, как на неё смотрит его сын. А так как счастье этого мальчишки для него важнее по понятным причинам, он показательно равнодушен к своей пассии. В конце концов, она и нужна ему только ради одного пункта плана. — Работай. Он выставляет её за двери, словно выбрасывает за порог надоевшую зверушку. Но вся правда была в том, что она изначально его не интересовала. Когда-то он был в положении ещё хуже, чем она, но он выбрался из ямы и теперь являлся тем, кто ходил по поверхности. С помощью кого-то или самостоятельно — разве это важно? Выживает тот, кто умеет кромсать врагов властью и силой. И у него есть эти власть и сила, которыми он будет пользоваться по своему желанию, ибо сейчас он работает на них. И всё ради одного.

***

Дерут смотрит в зеркало молча. Конечно, война была ожидаема уже давно. И то, как смели их границы — позорное клеймо Роана, которого, вскоре, может и не стать. Именно поэтому военный мундир так неприятно стискивает плечи, а бедро тяжелит меч. Ему противно — это он понимает почти сразу. Сколько раз в его рукавах прятались ножи, даже в нагрудных карманах, сапогах или воротнике. Он не привык идти в бой так прямо. Значительно проще было душить со спины, бить из тени, как сейчас делала Империя, но не встречать врага лицом к лицу, принимая удары грудью. «Вы безумны» — писал он королю, точно зная, что когда письмо дойдёт, самого Дерута тут уже не будет. В нём он сообщал, что некоторая часть графства, по зову короля, явится на поле боя, другая же останется охранять границы. Более Зед не мог призывать солдат, потому Кэйл точно был в безопасности, если, конечно же, почувствовав рок войны, из леса не выйдут тёмные твари. Но на такой случай с ним остаются самые опытные из рыцарей. Граф проводит по волосам рукой. Висков уже коснулась седина. Много же времени утекает на последнюю волю и исполнение собственных обязанностей. Он в последний раз проходит по владениям, которые могли бы принадлежать кому угодно, но только не в его смену и не ему заодно. Портрет всей семьи не трогает в нём ни капли чувств. Он остаётся спокоен и холоден. Ему абсолютно всё равно. Даже когда он смотрит на взрослого сына, что только минутами ранее был пухлощёким карапузом на картине. Впрочем, обыденно. — Ты же будешь писать мне письма, — с безразличием в голосе, в котором едва ли теплится живая надежда, Кэйл утверждает, смотря отцу в глаза. Дерут молчит. Непозволительно долго. Когда становится понятно, что отвечать он не намерен, сын, не выдерживая смерти того единственного светлого и нежного в своих руках, до посинения костяшек хватается за лацканы военного мундира, трясёт, словно бы бьётся в истерике, кричит, срывая горло: — Ты будешь писать мне письма?! Слуги в ужасе бросаются в рассыпную, пытаясь оторвать Молодого Мастера от графа, кажется, вместе с этими несчастными кусками ткани. Дерут понуро опускает голову, взгляд у него грустный, до одури обманчиво слезливый. Внутри, в собственных мыслях, печаль ему неведома, но он искренне не понимает. Он ведь буквально мальчишке преподнёс на золотом блюдце лучшее образование, не бросил на произвол судьбы, дал, пусть и не настоящую, родительскую любовь, не обделил деньгами и вниманием, разве что не подарил власть целиком. Неужели этому неблагодарному ребёнку было мало? Что ж, так обычно и бывает, ведь от жизни ты, являясь сильным, отрываешь только самые лучшие куски, оставляя после себя малую долю слабым. Он подзывает к себе Рона, прежде чем сесть в седло, наклоняется к самому уху, шепча едва слышно: — Избавься от леди Тёрнер. Всё, что здесь есть, даже за пределами взора ненасытных стервятников, принадлежит Кэйлу. Если дитя хочет — оно получает. Потребительское отношение отнюдь не страшит, ведь именно для этого он держал птенца у себя под крылом. Чтобы передать своё оперение. Не по своей воле, но, в любом случае, оно уже не приносит ему ничего, кроме головной боли, потому, пусть балуется и смеётся, раз таково его желание. Дворецкий покорно склоняет голову. Он щурится, в лисьих глазах замерла вся напускная грусть. Он был слишком чёрств, чтобы сочувствовать Деруту или, уж тем более, сожалеть ему. Они оба долго играли друг перед другом, развлекая зрителей. Теперь же, когда толпа отвернулась от них, обратив внимание на главное украшение дешёвого представления, они могли показать друг другу клыки. Бесхарактерный граф и пустышка-слуга. Хороший отец и заботливый дворецкий. Дерут Хэнитьюз и крестьянин Рон. Мужчины прощаются кивками головы, когда люди начинают своё мерное движение. Воины ступают пугливо, чеканя шаг, отмеряя метры до своей гибели. Идти против Империи… Хах, и дураку понятно, какой приговор они подписывают. Но была в этом кое-какая правда, единственная в существовании Логана, которую он перенёс и в эту жизнь.

***

Логан вдыхает запах травы, свежей, пока что не залитой кровью. День погожий, солнце светит и греет, облака даже не думают проплывать над головой, вдалеке бежит ручей, дует приятный ветерок. Напряжение среди солдат можно резать мечом, настолько оно плотно повисло. Все шли будто бы с петлёй на шее, удушливой и крепкой, сжимающей кровоточащие лëгкие когтистой лапой. Момент, когда кто-то не выдерживает — самый яркий. Ноги подкашиваются и человек падает. Это как спусковой механизм, как эмоции перед взрывом, как плач младенца. Суета наполняет ряды, процессия медленно останавливается, начинается копошения муравейника. Логан вспоминает, как слаженно работал с другими убийцами, как они почти добрались до цели. Их поймали на самой границе. Стычка обернулась настоящей бойней, его познаний в исцеляющей магии едва ли хватало, чтобы залечить колотую рану. Он никогда не был магом, не хотел быть. Светящейся стекляшке он доверял в гораздо меньшей степени, чем наточенному ножу в рукаве. Будучи наёмным убийцей, которые имели свои собственные правила и танцевали в пляске теней и ночи только по ним, он придумал что-то своё, новое и правильное для них. Ему стали подражать. Потому что контракт должен был быть выполнен любой ценой. Человек должен быть мёртв. Так должно. Потому, слыша тихий свист, Логан прикрывает глаза и улыбается. В голове всплывает пергамент, галочка напротив имени Дерута Хэнитьюза и условий убийства под ним. Кэйл счастлив, не так ли? Потому что Логан счастлив. Он любил свою работу, единственное, что в этой жизни не ускользало от него, так отчего же ему грустить? Разве будет кто-то плакать, выполнив свою часть превосходно и без запинки? Тем не менее он признаёт, что человеком он был ужасным. Ему не нужно указывать на это, он знает. И его всё устраивает. Он ни о чём не жалеет, а если по ту сторону что-то есть, то он пройдёт через это с гордо поднятой головой. Ему интересно встретиться со своими жертвами. В особенности с настоящим владельцем тела и… пожалуй, ему бы хотелось поговорить с Джур. Всё замирает окончательно вместе со взрывом. Лошадь скидывает его с себя, потоптавшись по его ногам, которые сразу же отказывают в движении. Свист сверху, через дымку пролетели копья, разрезая воздух. Ровное попадание в шею. Дерут Хэнитьюз мёртв.