ночное рандеву

      — Мне жаль.       — Забей.       Узи рваным движением стягивает покрывало со своей полторашки.       — Устраивайся, я принесу тебе одеяло, — девушка отталкивает синеволосую посетительницу от двери в сторону кровати, — замёрзнешь ещё, дура. — шепчет, покидая комнату.       Долл садится на краешек матраса, прижимая взятую из дома подушку к себе. Подобная ситуация для них не в новинку, но ей по-прежнему неловко.       Говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Долл не верила. Теперь, оглядываясь назад — не то что бы в её жизни было много хорошего. А потом появилась она: пылкая, злопамятная, резкая, грубая, громкая — и это только начало. Трудно припомнить с чего всё начиналось, но этот период уж точно трудно назвать конфетно-букетным. Все остались живы — и то за счастье. У каждой были свои методы проявления любви, и они принимали их сполна — вот что их объединяет. Жестокость Долл уже не пугала, ведь Узи испытала её всю на себе. Импульсивность Узи больше не раздражала, ведь Долл знала как с ней справляться. Солвер страшил обеих. Неуверенность в завтрашнем дне заставляла масло стынуть в трубках. Никто не знал, как скоро они найдут ответы, либо же погибнут, но кое что Долл знала наверняка: пока она сидит на этом мягком матрасе в забарахлённой и засвеченной неоном комнате — ей не так страшно. Окружённая теплом и комфортом, длинноволосая сваливается на подушку возлюбленной, свою всё ещё прижимая к себе, впадая в дрёму.       Пробуждает, спустя пару минут, скрежет тяжёлой двери — Узи вернулась с одеялом. Долл шустро реагирует, двигая подушку эмо ближе к стене, кладя свою рядом — как Узи научила.       Пока красноглазая убирала с кровати чертежи и нелепые рисунки, сворачивала покрывало, взбивала подушки и расправляла одеяла, вторая девушка выключала компьютер, попутно закрывая все вкладки с левыми гик-форумами на которых ещё полчаса назад планировала просидеть до утра, и гасила подключенные мониторы. Зачастую бунтарка оставляла их в рабочем состоянии, но знала что Долл неприятно спать в переосвещённой комнате. Подсветку под потолком оставляет — в абсолютной темноте спит напряжно не только убийца, но и она сама.       Когда подготовка ко сну была завершена, Узи наспех скинула утеплённую зипку и шапку на спинку кресла, на сидении которого уже покоилась аккуратно сложенная чирлидерская форма с каской. Тяжёлые берцы припаркованы подле кровати, рядом с красными зимними сапожками. Матрас прогибается под острыми коленками эмо, на которых та добирается до своего законного места у стенки, приземляясь лицом в подушку и кутаясь в своё тяжёлое одеяло. Какое-то время девушки позволяют себе пробыть в молчании. Подобная тишина зачастую действовала на Узи оглушающе: она привыкла к гудению охладительных систем, шуму вентилятора, к стуку в трубах, что отлунием доносился из разных уголков бункера и еле слышной музыке, которую та ставила себе на ночь. Отсутствие звуков нервировало. Заставляло чувствовать себя одиноко.       И сейчас бы девушка ощущала себя так, если бы не пара нагло буравящих её красных огоньков рядом. В конце концов фиолетоволосая соизволяет ответить раздражённым зырком. Пара минут игры в гляделки, такой себе немой диалог. Им особо незачем использовать свои речевые аппараты сейчас — будто обе всё сами понимали.       Долл не является просто так. Приходит лишь когда совсем невмоготу становится. Узи была в её апартаментах — признаться честно, она совершенно не понимала, как её девушку не воротит от ежедневного созерцания подобного месива. Но убийцу ещё как воротило, только куда денешься: голод в разы сильнее омерзения. Возможно, пойми её Узи правильно, задала бы логичный вопрос: почему бы не спать у неё каждую ночь? На что, вероятно, получила надменный смешок: «Не много ли тебе чести?» скупясь объяснить, что подобную слабость себе не позволит. Просьба о помощи — слабость, неспособность вынести созданные ею же условия — слабость. От слабости Долл тошнит наравне с гниющими трупами в её квартире. И только когда вкрай обезумевший разум совсем истощается от нескончаемых противоречий, Долл находит спасение в этой каморке.       — Ты приходила позавчера. — неожиданно мягко и с неким трепетом наконец произносит Узи, — Это уже второй раз на неделе. Всё совсем плохо, да?       Долл кивает, пристыженно уводя взгляд. Право, зачастила с визитами. Но оправдывать себя перед фиолетовым взором сил не было.       — Ну, молчи себе. Доброй ночи. И не забудь убраться отсюда до того, как мой старик застукает меня с девушкой в постели. — голос вернул себе привычный тембр, оттеняясь безразличием — от прилива нежности не осталось и следа.       Узи собирается отвернутся, как фиксирует касание. Она резко оборачивается.       — Прошу, — Долл мнётся в нерешительности, — прошу, обними меня — и зажмуривается, готовясь к любой реакции.       Она слышит, как эмо шумно вздыхает и шуршит одеялом. Открывать глаза страшно.       — Иди уже сюда, — Долл активирует датчик зрения: её девушка вернулась в прежнее положение, приподнимая край одеяла и уже снисходительно ждала, пока та раздуплится. Не желая испытывать терпение Узи, длинноволосая шустро пододвигается, утыкаясь носиком в ключицы и приобнимая её корпус одной рукой. От эмо сладко пахло маслом — от Долл, впрочем, тоже. Когда на тёмно-синие волосы ложится рука, убийца ощущает около-собачью радость, щурясь на этот раз не от страха, но от приятных ощущений, прижимая Узи ещё ближе к себе.       - … — бунтарке хочется поддержать возлюбленную вербально, но не может подобрать нужных слов, поэтому оставляет лишь невесомый поцелуй на макушке.       — Скажи, что любишь меня. — внезапно раздаётся приглушённый голос снизу, отлунивая от алюминиевого корпуса и слегка щекоча.       — Что? — бурчит уже почти уснувшая Узи.       — Узи, пожалуйста, — её плечевые шарниры вздрагивают, что немного беспокоит фиолетоволосую.       — Люблю тебя. — уверенно произносит девушка.       — Скажи ещё.       — Я люблю тебя, Долл.       — И ещё.       — Люблю, люблю, люблю тебя, очень люблю тебя, — Узи проводит по её мягким локонам вниз, пропуская их сквозь пальцы, — больше всех на свете люблю, слышишь? — голос переходит в шёпот, а девушка наклоняется ближе к любимой.       — И никогда не бросишь?              — Да.       — И всегда будешь рядом.       — Гав-гав, — уже насмешливо кривляется эмо, за что получает предупредительный укус в предплечье, — Ай, дура, у тебя клыки, я же просила.       Узи неодобрительно фыркает и, в отместку, по-хозяйски закидывает ногу на бедро Долл, пока убийца целует её в укушенное место.       Утром бунтарку разбудит вернувшийся с ночной смены отец, крича из коридора, чтобы та собиралась в школу. Долл исчезнет, как и всегда, без намёка на их ночное рандеву, а Узи спрячет одеяло в шкаф, надеясь, что этой ночью они снова увидятся.