Флешка «001»

19 августа, 2003 год. — Ты можешь меня хоть раз, блять, выслушать?! Почему я должен терпеть к себе такое хамское отношение?! — Не-ет, сейчас ты меня выслушаешь, ясно?! — кричит в ответ Беннингтон. Между своими словами, во время ожидания ответа от собеседника — ну или сооральника — Честер скрещивал руки на груди, нервно покусывая свою нижнюю губу, периодически напоминая себе о том, что нижняя губа проколота, и тут же переставал это делать. Впрочем, ненадолго. Пирсинг не сильно мешает, особенно, когда к нему привыкаешь. Просто… Его карие глаза опасно сверкнули — верный признак того, что ничего хорошего он не скажет сейчас. И не сделает. На правой руке обручальное кольцо тоже блеснуло от яркого света в студии. Оборудование, инструменты, все лежит на своих местах, всем своим видом показывая, что вот, они готовы, чтобы на них играли и чтоб тяжелая музыка звучала громче злостных выкриков из ртов лучших друзей. Недопитый кофе на столе, аккуратно стоит в белой-белой чашке, которую Честер бы с радостью запульнул в стену — или в оппонента, что стоит прямо перед ним и также напряженно смотрит на него. От злости паренек со светлыми волосами готов был рвать и метать. В частности, свою одежду, так же, как и на концертах. О, да, это чертовски весело — делать что-то, от чего твой голос и твои мысли заглушатся оглушительным ревом толпы. Импульсивность лучшего друга и постоянное спокойствие другого. Похожи, но очень разные. Майк замолчал, пытаясь взять себя в руки. Он не хочет ссориться, и так ведь все хреново, зачем усложнять жизнь еще и ссорой с кем-то очень близким? Близким, но, как выяснилось, бесконечно далеким. Нет, они явно не смогут залезть друг другу в душу и прочитать мысли друг друга, хотя у них это часто получалось. В студии, в этом маленьком помещении, где группа обычно собиралась и записывала музыку, росло напряжение. Они готовы вгрызться друг другу в глотки, лишь бы быть правыми. Или готов только Честер. С первого взгляда на друзей, которые не разлей вода, только кажется, что сложно понять, кто из них готов подраться. Но Честер ведь достаточно умный, чтобы не оставлять раны физически. На душе, после каждой ссоры, будет неприятный осадочек. Даже спустя десять натянутых улыбок, эта напряженность будет ощущаться. — В чем твоя проблема, Шинода? Почему я постоянно должен тебя слушать, когда тебе плохо, но когда плохо мне, то тебя рядом нет? Ты же видишь, прекрасно видишь, когда мне хреново и когда я притворяюсь, что «да-да, все очень круто, ребята, давайте тусоваться чаще», то на самом деле я вру?! — Честер сильно злится. Он стоит в какой-то угрожающей позе, продолжает говорить на повышенном, холодном, противном тоне, но не так, как он это делает на концертах. На концертах он так не разговаривает. Он наоборот, пытается всех приободрить и служит "батарейкой" для группы: заряжает всех бодростью и позитивом. На концертах фронтмен группы поет, выплескивает свои накопившиеся эмоции, а сейчас он срывается. Он сдерживал всё в себе слишком долго и не хочет больше молчать. — Знаешь, это твои проблемы, что ты страдаешь и не можешь об этом сказать. Какого хрена ты сейчас на меня всё это вываливаешь? Почему ты не пытаешься разобраться со своими проблемами и вместо этого либо колешься, либо выпиваешь? — резко выпалил Майк, а затем опомнился. Он заметил, что выражение лица Честера резко сменилось. Он делает глубокие вдохи и выдохи, пытается совладать с собой. Шинода знает слабые места Беннингтона, так же и наоборот, ведь они доверяют друг другу. — Я в завязке уже полгода, — тихо ответил светловолосый, решившись посмотреть на Майка. Лицо последнего выражало… вину? За его неосторожные слова, которые больно ранили. Честер не получал поддержки со стороны Майка. Получал раньше, но сейчас — нет. Один стал более закрытым и выступает в роли слушателя, а второй удачно этим пользуется. Лучшие «друзья» ведь так поступают, верно? — Черт, Честер, прости, я не хотел… — значительно понизив тон сказал Шинода. Майк хотел ещё что-то сказать, открыл было рот, но поздно — Честер в последний раз неодобрительно, злостно, так, как редко, почти никогда не делает, громко хлопнул дверью студии и ушел. Ему действительно хотелось сорваться с места и побежать за ним, не оставаться в этой душной до тошноты студии, но он лишь запустил пальцы в собственные, вымывшиеся синие жесткие волосы. Где-то внутри Майка закралось душащее предчувствие, что Честер больше не вернется. «Значит, так тому и быть» — зародилась в беспокойном разуме Шиноды эта предательская мысль, которую он тут же отмел. Серьезно. Честер ведь не ребенок. Захочет помириться — помириться. Не захочет… Значит пошел он на хер. Но тревожная мысль продолжала напевать свой противный мотив, заставляя паренька с красными волосами развивать ее, придумывать разные варианты возможного расклада событий, упиваться этой тревожностью. Восемь вечера. Лучше идти домой, а завтра они спокойно поговорят, так ведь? *** В доме Шиноды очень и очень тихо. Анна, наверное, работает в своем кабинете. Эмси, разумеется, забыл её предупредить, что задержится на студии. Лучше вести себя тихо и не попадаться ей на глаза. И придумать отговорку. Он уходит в спальню, берет чистые вещи и идет в душ. Помыться и спать — единственные мысли. Нужно выкинуть из головы эту ссору. Всё наладится. Стоя под теплым потоком воды, Майк думал. Думал о Честере, о том, почему во время ссоры выкрикнул именно эти слова, задев за больное. Нужные слова найдутся, я позвоню ему чуть позже, когда он остынет. Утро вечера мудренее. И, выходя из душа, тут же пошел в спальню, не забыв проведать жену. Анна сконцентрировано писала уже которую главу детской книги, стараясь не прерываться, поэтому Шинода решил не отвлекать её. Сейчас Шинода удобно устроился в своей постели, завел будильник на семь утра. Завтра собрание группы, нужно решить пару вопросов касаемо следующего альбома, ведь у Брэда, как обычно, появился целый град идей для новых треков, значит, все остальные должны тоже попасть под этот «град» вдохновления и попробовать что-то вместе записать. Сон приходит быстро, заставляет эмси вырубиться, проваливаясь в какой-то беспокойный сон, от которого, спустя пару часов проснулся. Неясно, что его разбудило — то, что жена доделала работу и теперь прижимается к его спине, замыкая свои пальцы в замок на его животе и мерно посапывая или же этот странный сон. Очень странный сон… Майк бежит где-то по черному-черному лесу, забегает в глубокие дебри, пытается догнать единственный источник света. Воздух жгучий, с каждыи разом становится все тяжелее дышать. Чья-то, знакомо-незнакомая фигура ярко-белого цвета, от которой исходил мягкий и теплый свет, быстро ускользала из твердой ладони Майка. Как бы он не пытался её ухватить или догнать — всё тщетно. И в один момент ему это удаётся — он хватает этот свет, принявший человеческий облик, за руку. Этот свет принимает облик Честера. Очки всё так же на его переносице. Он одергивает свою бледнокожую ладонь, словно обжёгся, а затем, абсолютно пустым взглядом смотрит на Шиноду. Зрачки расширены, глаза кажутся совсем карими и бездонными. — Стой, ты! — кричит Майк, задыхаясь. Он хочет, чтобы от него перестали наконец бегать, объяснили, что вообще происходит. Он пытается ухватиться за бледно-белую ладонь, и, кажется, успешно. Она холодная, хотя казалась теплой. Спустя пару мгновений, честеровская ладонь выскальзывает из шинодовской, словно мыло. — Ты опоздал, все твои попытки что-то сделать – бесполезны. Успокойся наконец, — тихо, но строго, решительно говорит Честер и растворяется во мраке, заставляя Майка бегать по дебрям дальше и пытаться его найти, но в этом больше нет смысла. Майк просыпается и аккуратно отодвигает от себя Анну, берет с тумбочки телефон и смотрит на время. 23:40. Честер, наверно, уже спит, но всё равно стоит ему написать. Завтра с утра прочитает. Слегка дрожащими пальцами (видимо, не отошел от пугающего сна, похожего на тихий кошмар), он набирает текстовое сообщение тому, кому должен это написать, чтобы его совесть перестала ныть и грызть. Майк: «Привет, Чез. Я знаю, что ты на меня злишься. Прости меня, пожалуйста, за то, что задел за больное. Я сказал не подумав.» 23:41 Майк: «Мы можем завтра поговорить? Я не хочу, чтобы мы перестали общаться из-за такой мелочевой ссоры…» 23:42 Шинода по какой-то причине решил, что пары сообщений недостаточно. У него было смутное предчувствие, что с Чезом что-то случилось. Аккуратно, на цыпочках, он встает с кровати и спускается в гостиную. Набирает знакомый заученный номер. Первый звонок. Гудки, от звука которых становится тревожно. Нет ответа. Второй звонок. Снова гудки и снова нет ответа. Ещё один звонок и гудков уже нет. Майк: «Честер, что у тебя там стряслось?» 23:56 Интуиция редко подводит Майка и это настораживало ещё больше. От нервов начинало тошнить. Эмси идет к кухне, что находится в двух шагах от гостиной, наливает себе холодной воды в стакан и залпом её выпивает. Вроде помогло. Но сердце продолжает отбивать свой ускоренный ритм. Ещё три звонка, оставленные без ответа. Зная Честера и все его повадки можно уже сказать точно — что-то действительно произошло. Майк: «Если ты мне прямо сейчас не ответишь, то я приеду к тебе домой, хочешь ты того или нет.» 00:02 Как бы это грубо и угрожающе не звучало, Шинода действительно намеревался это сделать. Ещё один звонок, оставленный без ответа. Эмси воспринимает это как зеленый свет на дороге, и поэтому, недолго думая, накидывает на себя джинсовку и сматывается на своем авто. Проезжая по сонному, ночному Лос-Анджелесу, по свободной дороге, Майк крепко держался за руль, всматриваясь в дорогу, но игнорируя красный свет светофора. Он мчался, надеясь, что успеет и всё будет хорошо. Сердце отбивает бешеный такт. Ещё десять минут и он будет рядом с домом Честера. Шинода обязательно зачитает ему нотации, что «нельзя так меня пугать, понимаешь? Ты же знаешь, как я за тебя переживаю, особенно когда ты не отвечаешь на мои звонки. Я понимаю, что ты был обижен, но…» Все надежды на лучшее начинают рушится, когда подъезжая Майк видит белую машину скорой помощи и носилки. Эмси неаккуратно паркуется, отстегивает ремень, выпрыгивает из машины, тут же её блокируя, а затем бежит, боясь, что видит Честера в последний раз. Еле дышащего фронтмена группы кладут на носилки. Взгляд Шиноды метается от носилок и работников мед. помощи до плачущей жены Беннингтона — Саманты. Её тёмные волосы, ниспадающие на плечи и на её затуманенный и пустой взгляд на уезжающую машину скорой помощи. Майк не может представить, насколько это больно — когда один из самых дорогих тебе людей попадает в больницу. Просто ужасно. Красно-синяя сирена уже не слышна. Майк смотрит на почти успокоившуюся Саманту. Набирает грудью воздух и спрашивает: — Что произошло? — эмси старается сделать так, чтобы голос не дрожал и пытается совладать с собой, чтобы не расплакаться. Он ведь сильный, а сильные не плачут, верно? — Передозировка… — всхлипнув ответила Саманта. — Я уехала к подруге ненадолго, предупредила Честера, чтобы он последил за Дрэйвеном. Всё было хорошо, но ровно до того момента, как я вернулась домой. Я просто почувствовала… — она снова всхлипнула — почувствовала, что с что-то не так… И я тут же поехала домой на такси. Я увидела, что ему было ужасно плохо и вызвала скорую. Не хочу думать о том, что было бы, если бы я приехала на час позже. Майк с пониманием и сочувствием посмотрел на жену своего лучшего друга, а затем поддерживающе её приобнял. — Всё будет хорошо, — говорит Шинода, хотя сам в свои слова не верит. *** 12 октября, 2003 год. Честер впал в кому. Передозировка была слишком сильной. Его состояние с каждым днём ухудшалось. Шинода стал чаще задерживаться в доме Беннингтонов, примерно раза два-три в неделю: жена Честера была совершенно выжата и подавлена, из-за чего не могла даже толком следить за хозяйством. Поэтому, на пару с одной из близких подруг Саманты, Майк прибирался по дому, либо следил за годовалым Дрэйвеном. Его жена, Анна, не была против такого: она вошла в положение Саманты. Майк сам вызвался помогать по дому, как никак, жена близкого друга, да и больно смотреть на человека, который медленно погибает изнутри. Благо, что её поддерживала лучшая подруга, поэтому состояние Саманты более менее улучшалось. Она ходила вместе с Шинодой к Беннингтону в больницу, разговаривала с ним, крепче сжимала ладонь, будто надеялась, что от такого он точно проснется. Честер выглядел как обтянутый кожей скелет. Пугающее зрелище. Сердца Майка каждый раз болезненно сжималось, когда он приходил к Честеру в палату проведать его. Показатели ухудшались, фронтмену прогнозировали то, что он не выйдет из комы. Скрепя сердце, Майк решил зайти в комнату Честера. Может, он и поступает не совсем правильно, нарушая тем самым личные границы своего друга, но ему ужасно хотелось снова побыть в этой комнате. И немного прибраться, протереть пыль. Вооружившись влажной тряпкой, он заходит в маленькую, теплую комнату, похожую больше на личный кабинет или микро-студию. В дальнем углу стояли две электрогитары. Рабочий стол посередине комнаты. Выключенный черный ноутбук и две фотографии в рамке рядом с ним. На одной из фотографий Честер стоит рядом с Майком, на другой же — их группа в полном составе на одной из репетиций. Майк взял одну из фотографий, вторую, и внимательно рассмотрел. Все дурачатся, перерыв. Всем весело. Все было хорошо. И будет хорошо. Не нужно себя лишний раз накручивать Майк глубоко вздыхает, протирает запылившиеся стекло на рамке и ставит её на место. Шинода замечает, что рядом с ноутбуком лежит флешка. На ней чем-то острым выцарапано три цифры — «001». Майк крутит в руках эту флешку, думая, стоит её положить обратно или забрать с собой. Любопытство берет над ним верх — он кладет флешку в задний карман своих джинс, которые начали с него уже спадать. Всё же, то, что Честер впал в кому повлияло на Майка очень негативно и сильно: началась какая-то сплошная черная полоса и надежда угасала с каждым днём. На группу тоже сильно повлияло: хоть они и пытались записывать вместе демо-версии новых треков, без Честера всё звучало не так. Не так отлично, не так круто. Без Честера Linkin Park не существовало. Проведя влажную уборку, Майк тихо вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он уходит затем и из дома Беннингтонов, садится в машину и уезжает к себе домой. *** Майк вернулся домой. Прислушавшись к звукам тихого дома, он понял, что Анна, скорее всего, ушла куда-нибудь. Слишком тихо. А пару часов назад здесь были слышны гневные, обвинительные крики, на которые слышался один и тот же уставший ответ. Хоть Анна и понимала, какого сейчас Саманте, она всё равно ревновала. — Ты постоянно с ней! У неё есть друзья, она не одна, она и сама с этим справиться! Удели мне внимание, ты же мой муж, а не её!!! — кричала она на Майка, а тот лишь глубоко вздыхал, отвечая: — Дорогая, ты же знаешь, что у меня с ней ничего нет и быть не может. Она — жена моего лучшего друга. Это же мерзко. Не будь такой эгоисткой, пожалуйста, — его голос с каждым разом звучал всё менее и менее оживленно. Как будто Честер забрал всю его радость и жизненную силу с собой. Хотя, пусть было бы так, чем если бы он находился между жизнью и смертью. — Ты слишком много с ней времени проводишь, Майк! Ты забываешь обо мне напрочь. — Ты же видишь, как ей плохо. Войди в её положение и перестань истерить, — он смотрит на неё, как на чужую, а не как на любимую. Да, любовь познается в беде. Это абсолютная правда. — Я вижу, но разве я многого от тебя прошу? Я хочу внимания и ласки, ты же понимаешь, что я не робот, а живой человек… — она глубоко вздыхает, скользит пальцами по внутренней стороне чужой-родной ладони. Анна сплетает их пальцы вместе. Майку ещё никогда так не хотелось сбежать из своего дома. Снова. И оказаться где-нибудь, где всё всегда хорошо. Почему все так сложно?.. Майк тяжело вздохнул и прошёл в гостиную. Где-то на диване остался ноутбук. Достает из заднего кармана джинс заветную флешку, включает ноутбук и втыкает её в разъем. Всего одна папка, названная в честь Шиноды. Он лишь слегка усмехнулся с этого и щёлкнул по папке. Там оказалось куча разных фотографий, на которых изображены Майк и Честер, только они вдвоем. Нет фотографий с группой, только они вдвоем. Майк пролистывает фотографию за фотографией, воскрешая в своей памяти разные приятные моменты, связанные с прошлым временем. С тем временем, когда всё, казалось, было хорошо. Вспоминая последнюю ссору, которая послужила спуском курка для них обоих, но для Честера, разумеется, в большей мере, Майк всё ещё чувствует вину. Такие неосторожные слова, которые так сильно ранили Беннингтона. Но эти слова ведь были не единственной причиной, по которой Чез сорвался, верно? Утешал себя этой мыслью Майк, хотя это такое себе утешенье. Одна из фотографий, особенно запомнившаяся Майку. На ней Чез стоит в какой-то растянутой футболке, очевидно, не своей, в джинсах с мотней, по последнему писку моды, с красным ирокезом и искренней улыбкой. Он приобнимает Майка одной рукой, а в другой руке держит банку с колой. Майк глуповато, но тоже очень искренне улыбается. На улице солнечный и жаркий летний день. Самый рассвет Linkin Park и знакомство с Честером. А затем ещё очень много воспоминаний: первый концерт, первый тур, кучи фанатов и фанаток, автографы, запись альбомов Hybrid Theory и Meteora. Глубоко вздохнув, Майк закрывает ноутбук. Горячая слеза скатилась по его щеке. Эмси тут же её смахнул. Нужно будет наведаться к Честеру на днях. *** 13 октября, 2003. Холодный, простуженный день встречает Майка без улыбки. Он накидывает на себя белый халат поверх черной рубашки и заходит в палату. Здесь всегда тихо и пахнет медикаментами. Он садится рядом с койкой Честера и крепко сжимает его руку, словно надеется, что тот от такого проснётся. Но этого не происходило. — У меня для вас хорошие новости: мистер Беннингтон идёт на поправку. Кома третьей степени хоть и тяжёлая, но выйти из неё возможно. Он настоящий боец, — отмечает молодой врач, заходя в палату. — Он постепенно выходит из комы. Майк не поверил тому, что только что услышал. Неужели Честер совсем скоро поправиться и всё будет, как прежде? Шинода только и смог из себя выдавить короткое, но очень благодарное спасибо. Глаза предательски блеснули и пара слёз быстро выскользнули из его полуприкрытых глаз. Он плакал от счастья, а скулы болели от искренней улыбки. Давно такого не было. После такого визита, Майк вышел из палаты, окрыленный счастьем. Он всё ещё не верил, но с благодарностью принимал такую действительность. *** 30 октября, 2003 год. Майк снова заходит в палату и видит сидящего на краю больничной койки Честера. Он смотрел немигающим взглядом куда-то в пол, в одну точку. Думал о чем-то своём, не сразу заметив приход своего лучшего друга. — Привет, — кое-как совладав со своим языком сказал Честер, посмотрев на Майка. — Привет. Как ты себя чувствуешь? — в его голосе слышны лишь легкие нотки беспокойства. — Я в порядке, — спокойно и суховато отвечает он. Затем, неуверенно встает со своего места и подходит к Майку, становясь практически вплотную. Он одет в больничную одежду, белую, как и его кожа. Да, он действительно похож сейчас больше на инфернала, чем на обычного человека. Его костлявые, тонкие руки обвивают и заключают Шиноду в объятья. Не самые крепкие, бывали и крепче, но Честер старается. Майк обнимает его в ответ, но делает это очень неуверенно, словно боится сломать такого хрупкого и ослабленного после комы Честера. — Прости меня, — говорит эмси и его голос едва ли громче шепота. — И ты меня прости. Я тоже виноват, — отвечал ему фронтмен группы. Затем, спустя пару минут этих необходимых объятий, Честер мягко отстраняется и меняет тему разговора. — Как там ребята поживают? — Они в порядке. Без тебя мы ничего не смогли записать, — отвечает Шинода и горько ухмыляется. — Скоро меня выпишут? — Через пару дней. Честер слегка улыбается. Его болезненный худощавый вид пугает и совсем ему не подходит. — Всё будет хорошо, — приободряет своего лучшего друга Чез, похлопывая его по плечу. — Ты прав, нет повода для волнения больше, — Майк улыбается в ответ. Сколько улыбок прошло? Две или три? Осталось ещё несколько, чтобы неловкость снова ушла, оставив после себя лишь легкий неприятный осадок. Теперь всё будет хорошо. И это точно. ***