***
Утром их никто не тревожил, впервые за последние несколько дней. А проснувшись чуть позже, чем обычно, Лада не нашла мужа в доме, зато услышала гулкий стук топора о дерево. «Дрова рубит с утра? Тем лучше.» - она усмехнулась попытке Ратмира оттянуть разговор. Конечно, он всё помнил. И даже съел суп, успевший настояться. Лада заплела косу, набросила сарафан и вышла к мужу. Тот даже если и услышал, как она пришла, то виду не подал. Шустрые куры носились по лужайке, сонные гуси лениво прогуливались, где-то раздавалось сопение пасущейся коровы. Звонкий щебет птиц, шелест ветра и земля, млеющая под утренним солнцем. - Что же… Теперь и поговорить можно по-божески. – протянула Лада, сыпля птицам в корыто пшено. Те мгновенно сбежались на знакомый шум, наперебой загалдев. Ратмир выпрямился, посмотрел на неё голубыми глазами и отложил топор, подходя к скамье под окном их избы. Лада последовала за ним. И глядя перед собой, плечом к плечу, они словно со стороны взглянули на свою жизнь. Её голова на его плече, русая коса оказалась в его руках. Слово за слово она его разговорила. Словно нехотя, уже на трезвую голову, он вновь изливал ей душу, то умолкая на минуты, то бесприрывно говоря. И чем дольше он говорил, тем легче становилось им обоим. Он просил прощения перед не столько пред женой, сколько перед самим собой, и Лада терпеливо ждала, когда он выдохнет спокойно. - Варвара могла солгать? – задал он в конце концов вопрос. Лада усмехнулась. «Конечно, даже я знаю её лучше тебя.» - Всё возможно. Как она тебе сообщила? - Пришла вчера на поле с другими женщинами. Ни живота не видать, ничего. - Прошло мало времени. – она уже знала, это случилось в прошлом месяце, на заре мая. Ратмир не сгущал краски. Сбор, данный Ладой, и впрямь мог давно закончиться… Так или иначе, ребёнок ей совсем не нужен. Она жила с дедом и бабкой, родители погорели в пожаре, объявшем их собственный дом, пока та дитём была в гостях у бабушки. У них и осталась. И всё же Варвара осьмнадцати лет от роду не была замужем. Ни приданого, ни родителей. Одинокая сиротка, пусть и хороша собой, она никому не нужна была как невеста, и уж тем более невестка. И тут подвернулся Ратмир, слабый и подавленный очередным лишним стаканом пива. Одно бездумное решение, полчаса на сеновале, и потянулась длинная череда событий. Не плохих и не хороших. Они просто были и с ними надо мириться, учиться жить и решать, как это сделать. И для начала… - Я поговорю с ней. Это огромная ошибка, и я не знаю, как теперь исправить, но... – Ратмир опустил голову, обхватив её руками и тяжело вздохнул. - Не кручинься. Ребёнок не виноват во всём этом. Сделаем всё возможное, чтоб с ним всё было хорошо. Увидься с Варварой и скажи, что мы не бросим её. – Лада неторопливо поднялась на ноги. Волосы девушки, которые Ратмир в задумчивости распустил, золотистым ореолом обрамляли точёное лицо, и полуденное солнце, осветившее их, слепило Ратмира. Все его мысли снова были написаны на его лице. «И за что только я получил тебя такую? За что мне так повезло?» - он часто спрашивал, смотря на неё сияющими от счастья глазами. Но даже вслух он мог этого не говорить, всё без слов было понятно. Вся его семья любила Ладу, его сёстры и мать были ей как родные, отец гордился тем, что за его сыном первая умница на всей деревне. И они были счастливы… Теперь нужно было лишь беречь это счастье, приумножая его. Рутинная работа по дому, готовка, хозяйство, всему этому, казалась, была посвящена их жизнь. Люди носились по деревне, выполняя обязанности, словно пчёлы, не покладая рук. А Ратмиру сейчас, к его сожалению, предстояла работа потяжелее. Он отпросился с поля на полчаса, чтоб прийти к Варваре. После того случая они виделись только вчера на пашне. Он бы предпочёл оказаться там, у плуга и своей строптивой лошади, чем около женщины, которой не знал, что сказать. Одно он понимал яснее всего: от Лады он никогда и никуда не денется. Любовь к ней всю жизнь стояла выше, чем желание иметь пресловутых детей, но в один момент что-то пошло не так, и он никогда ни о чём так же сильно не жалел, как об этой измене. Не столько уже из-за ребёнка… Весь этот прошедший месяц он был словно опутанный паутиной, липкой и тягучей, не выпускающей из своих отвратительных пут, заставляя вновь и вновь погрузиться в размытые воспоминания о содеянном. И рядом была его жена, его Лада… Он и не заметил, что чуть ли не бежал сюда. Окраина соседской деревни. И неподалёку был дом Варвары и её бабушки. Он прошёл вперёд, озираясь по сторонам. Но тут… - Проваливай! Вон отсюда, позорница! Вековуха несчастная! – разъярённые старческие крики раздавались из-за дверей знакомой избы. Избы Варвары. Дверь распахнулась, и оттуда кубарем выбежала растрёпанная девушка. За ней со всей возможной в преклонном возрасте прытью вышла её бабушка со скалкой в руках, крича ей вслед проклятия, пока Варвара скрылась за деревьями… Ратмир покачал головой. И он знал, что был виновен в этом не меньше, если не больше её самой. Совесть сжирала изнутри, заставляя бежать в поисках девушки. Кто же знал, что она была непетым волосьем. И тут же ещё понятней, почему она тогда не отказала. Он едва ли мог вспомнить, как её зовут, ему не было даже интересно, он видел её второй раз спьяну. И позволил ей стать матерью своего ребёнка. А сейчас за этот проступок расплачивается и она. Ратмир нашёл её между деревьями у пруда, уже на полпути к его деревне. Она молчала. Ни слёз, ни криков. Она тихо сидела у самых корней большого дуба, глядя на воду. Ратмир глубоко вздохнул… - Варвара. – она обернулась. Что-то всколыхнулось в её глазах, что-то сиюминутно изменилось в её раскосом серо-зелёном взгляде. Она поднялась и, стремительно обернувшись, направилась прочь от своей деревни. Ратмир опешил и сорвался с места за ней. Она уже бежала далеко. Он нагнал её уже в окружении родных соседских изб. - Варвара! Стой! Куда ты летишь?! - К твоей жене! – она, едва дыша, зло прокричала это. На них недоумённо смотрели люди… - Что? Зачем?! – он схватил её за руку, оттянув и заставив остановиться. В двух саженях от его собственной избы. Где была его жена. Его Лада. - Затем, что ты ей не нужен! А после того, что ты со мной сделал, мне некуда пойти! Я ношу твоё дитя, теперь же бросишь меня на произвол судьбы?! – она почти плача прокричала это. А на крыльцо избы вышла Лада. Зеваки, вышедшие на крики, при виде целительницы стыдливо отводили глаза, иные и вовсе вернулись к своим делам, отворачиваясь и уходя. Варвара вырвалась из хватки Ратмира и приблизилась к Ладе. Та спокойно смотрела на неё с высоты крыльца. Кого она видела перед собой? Девочку. Маленькую, перепуганную и брошенную девочку, дитя. Лада знала, как сложилась её судьба, почему та была не замужем в свои восемнадцать. Как и то, что ощущает эта девочка. Не выйти замуж девушке было ещё страшней, чем не родить. У Варвары не было подруг, ибо она не могла проводить время ни с юными незамужними девчатами, ни со взрослыми женщинами в браке. И уж наверняка дед и бабка нередко попрекали даже куском хлеба, который уходил на лишний рот. Такая участь могла ждать и Ладу. Но ей повезло. Несказанно повезло. А Варваре нет. Этой девочке не на кого было опереться. И сейчас боль и отчаяние от совершенной ошибки утопит её в пучине ярости, которую она хочет излить на Ладу. Заслуженно ли? Нет. Виноват ли кто-либо? Нет. Потому она просто стояла, молча глядя на Варвару, ожидая, пока та наконец отрезвеет. Ратмир пытался её заткнуть, пока та в сердцах кричала, как ненавидит род людской, как проклинает тот день, когда узнала о повитухе Ладе и её муже, проклинает казачество… И она замолкла… словно из неё выбили весь воздух. Ратмир, уже отступивший под взглядом жены, покачал головой. Лада тихонько спустилась с крыльца, подойдя к поникшей девушке, чьи плечи обессиленно опустились, словно это не она минуту назад осыпала весь мир проклятиями. Лада взяла её за руку, заставив поднять глаза. Молча, словно выуживая из души девочки всё, она безотрывно смотрела ей в глаза. И тут обернулась к мужу… - Иди, родной. Мы поговорим. Долго. – ни Варвара, ни Ратмир не сопротивлялись. Оставшиеся вокруг люди наконец расползлись по своим делам, а встревоженный Ратмир решил наконец вернуться на пашню, с которой отпросился. Сейчас с плугом он был готов провести хоть вечность, лишь бы не думать о произошедшем… Варвара совершенно безвольно присела туда, куда указала Лада. Женщина думала, с чего начать, но понимала, что сейчас стоит сказать мелочь – она будет рыдать. - Варя. – она тут же подняла уже мокрые глаза на Ладу. Словно только и ждала её слов. От былой спеси и наглости не было и следа, будто она не пришла сюда отбивать мужа. Будто вся тяжесть выкрикнутых проклятий легла на эти покатые плечи после простого кроткого обращения. – Не рыдай ты, над чем тут лить слёзы… Всё будет хорошо. – и поздно было остановить этот поток. Впрочем, это было и не нужно. Варя просто задыхалась от слёз, едва ли не завывая, обхватив себя за плечи. Лада тихо присела около неё, мягко трепля за плечо. Вся боль, забитая по углам души, внезапно нашла выход. Грудь сотрясали судорожные вздохи, пока она плакала и плакала… И когда перестала, то заговорила. Говорила и говорила, выплёскивая из себя последнюю желчь. Лада просто была рядом, просто слушала. Она знала, что Варвару никто не слушал. И не слышал. Суровые устои просто оставили её разбитой. Лада не могла не чувствовать её отчаяние в сбивчивых, чуть спутанных фразах. Та словно боялась, что внезапный слушатель уйдёт или заткнёт её, оттого торопилась поведать, почему и как поступала, что пережила и зачем пришла к целительнице. Исцелиться? Словно грешник на исповеди, Варвара утирала последние слёзы, выдыхая так облегчённо, словно её душили всё это время. Лада молча улыбалась и ждала. - Не нужно так изводить себя. Это вредно не только ребёнку, но и тебе. Ты осознаёшь, что должна будешь сделать?.. – женщина поймала опустившийся взгляд зелёных глаз. – Ты подаришь жизнь. Целую жизнь, Варя. Я очень рада, что это случится. – Варвара в смятении смотрела на неё. – Спрашивай. - Почему? Почему ты так со мной… я пришла к тебе с проклятиями, с… ребёнком твоего мужа, а ты… - А мне стоило прогнать тебя взашей, словно ты виновата во всём? Стоило кричать на тебя в ответ, словно обиженный ребёнок? Чего ради? Что-то бы поменялось к лучшему? - Не для меня… Почему ты вовсе не злишься… - та сокрушённо опустила голову. «Боже, ну и дитя» - Лада не смогла сдержать смеха. Первый вырвавшийся смешок, глядя на эту поникшую рыжую голову, второй, и Лада не могла остановиться, хохоча. Варя, едва ли не с испугом смотря на неё, рассмеялась с ней. Надолго. - Смех продлевает жизнь, дорогая, запомни. В жизни столько радости, столько счастья… Зачем мне было злиться на тебя, когда я вижу тебя насквозь? Чуть избу нам не затопила слезами, непутёвая! – едва выдыхая, проговорила Лада через смех. - И что же?.. Меня выгнали… Я и так была одна, а теперь уж… - Ох, Варвара. Мы все одни. Всегда. Рождаемся, помираем, одинёшеньки. Разве от того хуже? Жизнь даже в толпе родных может казаться адским пламенем. А одиночество порой сулит радость. Что ж теперь? Работай, молись, живи, как и всегда. - Я бы хотела… Выучиться у тебя врачевать. Стать как ты. Нужной. Я даже замуж выйти не смогла, а жить старой девой, ещё и такой немощной, бесполезной… - Я уж думала самой предложить… - протянула Лада. – Мне некого учить. А тут ты подвернулась. Идти тебе некуда, ещё и ребёнок скоро явится. Будем жить вместе, в тесноте да не в обиде. - И тебе совсем всё равно на то, что я сделала?.. - Господи помилуй, если так уж хочется, могу прогнать вас обоих. А толку? Ребёнка сделали, ничего необыкновенного, я таких уже три десятка вызволила. – Лада снова рассмеялась, глядя на Варю. - Но это славно, что тебе совестно, иначе стояла бы за дверью. У тех, кто краснеет, не может быть чёрного сердца. – Лада потрепала её по плечу, поднимаясь. – Хватит бездельничать. Поле непаханое! Корова не доенная! Пойдём, пойдём! – резво выйдя на улицу, ведя вслед девушку, Лада потянулась. Предвечернее солнце озаряло зеленеющий двор, некогда было предаваться тоске. Шли посевы в огородах, настал черёд рассады капусты, последнего овоща в этом году. Дальше начинался сенокос, страд, как прозвали люди этот месяц июль, ну а пока люди вспахивали землю, готовясь к осени и урожаю. И надо было кормиться. Лада и Варвара споро поладили на кухне. Путь их лежал на поле к Ратмиру, где шли последние подготовки к страду. Поля с самой высокой и сочной травой весь июль будут полны молодых, не боящихся палящего солнца людей, что скосят траву на зиму. Потом её будут сушить всем миром, чтобы скорее сделать сено. Это было пусть и сложное, но бесценное время. Девушки и юноши со всех близлежащих деревень виделись на полях, чтобы уже осенью играть шумные и весёлые свадьбы... Так встретились и Лада с Ратмиром, в очередной жаркий июльский день сенокоса.***
«Юный, высокий парниша, стянув рубаху с сильного загорелого тела, размахивал большой косой, весело хохоча, пока его друзья бегали кругом, собирая срезанные им душистые пучки травы и громко распевая частушки. Казалось бы, они провели на этом солнцепёке весь день, с раннего утра, но пыл всё не убавлялся. Или они старались это показать. Девушки, в сторонке высушивая принесённую ими траву, украдкой косились на щегольски одетых забавляющихся парней. Ладу под руки вывели из дома, оторвав от возни с травами, над которыми она могла чахнуть часами, на сенокос. Бабушка беззлобно проворчала вслед, чтоб до заката она была дома. Обегая каждую избу на пути к полю, они собрали немалую стайку девушек, которых шумно приветствовали девчушки из соседних деревень. Под весёлый щебет они разошлись шире по кругу, создавая больше места. Новоприбывшим уже было что рассказать, пространство между девушками заполнилось смехом… Только хохот Ратмира внезапно стих, когда он оглянулся на пришедших. Лишь на одну из них, в дальнем от него конце круга. Ту, на которую ему предстояло смотреть всю жизнь. Глупая улыбка расплылась по его лицу, Ратмир едва не обронил косу из рук прямо на голову товарища, и Лада смотрела на него из толпы девиц, чуть улыбаясь, а серые глаза светились спокойной радостью. Его не пришлось долго ждать…» И вновь жаркое лето, и вновь любимый ждёт её на благоухающем зелёном поле.***
Варвара казалась молчуньей, но Лада ясно видела – ей всё ещё стыдно, неуютно, она едва поднимала взгляд от земли, шагая около целительницы. Лада не пыталась её тормошить. Девочке стоило до дна испить эту чашу. Уже предвидя ошалелый взгляд Ратмира, когда его жена придёт едва ли не под руку с новоявленной матерью его дитятки, Лада не могла сдержать улыбки. Её всё это крайне забавляло. Жизнь она провела, тихонько посмеиваясь над миром, глядя совершенно ясно, видя без прикрас. Пусть ей не с кем было поделить это веселье, она не ощущала себя одинокой. Отчего-то вечно наполненная светом, она жила, сияя тихо и неприметно, делясь радостью с другими. И сейчас, когда Варвара второй раз споткнулась, ссутулив плечи, едва не обронив кувшин с молоком, Лада остановила её. Варя едва не ткнулась носом в землю от неожиданности. - Ты донести что-нибудь до поля собираешься? А ли пустой ковшик тоже сгодится? – она беззлобно рассмеялась, видя, как распрямились плечи девушки. – То-то же, выше нос, да под ноги смотри, а то культяпки ещё переломаешь. Пойдём, пойдём живее. – Впереди уже распростёрлось поле. Пахари, опустив головы, вели лошадей с плугами на привязи, и среди них топтался Ратмир. Подходя к нему, на полпути Варвара сбавила шагу, почти остановившись. Лада обернулась, уже зная, что услышит, потому опередила её. - Теперь тебе либо смотреть ему в глаза, либо вовсе уходить. Иначе не сладится. Я долго помогать не сумею. - Но как… - Мирно, Варя. Неспешно и тихоходом. Сделанного не воротишь, а трусить сейчас уже слишком поздно, не так ли? - Так. – едва не прошептала Варвара. - Тогда плечи назад, голову вверх. Не облейся. – Лада указала на кувшин, накренившийся в руках у девушки, и поспешила к мужу. Тот ничего не слышал и не замечал, упёршись в землю глазами, ведя вперёд степенную лошадку. И лишь тень жены на земле его отвлекла. Он поднял голову, в глазах отобразилась радость встречи, и тихо отпустив упряжь, Ратмир обнял жену так, что корзинка с хлебом чуть не вывалились из её рук. Она рассмеялась. - Держи, пахарь. Сейчас будет молоко. Ну же, Варя, не топчись. – Ратмир вопросительно посмотрел на жену, явно не ожидая такого, а девушка вышла из-за спины Лады, протягивая кувшин, не глядя на них. Ратмир, смутившись не меньше Варвары, протянул руку, принимая кувшин и прижавшись к горлышку, утоляя жажду. Благодарно кивнул, не поднимая глаз… «Что ж, пока неплохо.» - Лада, улыбаясь про себя, приняла кувшин обратно, отпуская мужа дальше. С закатным солнцем в дома закралась дрёма. Шумные дворы притихли, окутанные вечерней прохладой. Дрожащий воздух сотрясали тихие голоса двух женщин, на крыльце говоривших о всяком. Варвара никогда на своей памяти столько не говорила, её никогда так долго и внимательно не слушали. Отчего-то этой мудрой взрослой женщине рядом было интересно слушать девичьи грёзы и причитания. Варя говорила, как скучает по бабушке с дедушкой, как переживает об их быте, об их здравии, о том, как разбила им сердце… Лада не перебивала. Спустя пару дней их быт вернулся в прежнее, спокойное русло. Соседей всё еще беспокоило и интересовало произошедшее в семье Лады и Ратмира, а Варвара, быстрой прытью ухаживающая за своим новым домом, вызывала больше всего вопросов. Но никто не удивлялся и не лез. Безмолвное уважение и понимание читалось в глазах ближайших соседок, все еще занятых своими делами. Девицы, конечно, шептались меж собой, время от времени узнавая Варю и предаваясь своему веселью. А парни зеваки и вовсе, проходя мимо нее, отпускали острые шутейки. Впрочем, не будь ей на это все равно еще в родной деревне, Варвару давно бы сжили со свету самые близкие соседи. И Лада, и Ратмир одним своим появлением сразу убавляли пыл молодых и беззаботно-наглых людей. Варвара тихонько уживалась рядом с семейной четой, но легче дышать она не стала. Лада наблюдала за девушкой какое-то время, чувствуя, что первой Варвара не скажет о подобном. Но рано или поздно зародилась бы нужда, и Лада не стала тянуть. - Ратмир, ей стоит отстроить хоть малую избу подле нашей во дворе… Она не скажет, но неуютно Варе с нами. – и спустя месяц рубки в обло, укладывания мхом и куделью маленькая семья возвела небольшую избу с окнами, обращенными к лету. Вскоре и соседская молва притихла. А видя Варвару и Ладу, вместе согнувшихся над травами под рассветным солнцем, сонные хозяева домов и вовсе улыбались: у Лады есть ученик и соратник в ее тяжелом, незаменимом деле. Варя споро всему училась: живая, любознательная, она радовала своего учителя каждый день, светясь задором и радостью. Наконец она кому-то по-настоящему дорога. Ее маленькая горница заполнилась ароматами трав и душевным покоем, а целая жизнь, что росла под сердцем юной матери, наполняла её саму.***
Летние месяцы пролетели незаметно, вскоре живот Варвары перестал прятаться под складками сарафана. Лето выдалось полным кропотливого, тяжёлого труда, и Варвара всё чаще уходила с поля раньше всех. Ладе не нравился сильно округлившийся живот и то, на что сетует девушка. Она давно понимала, что роды будут тяжелы для худощавой Варвары, но вскоре её худоба становилась болезненней. Болела и кружилась голова, она стала хуже видеть с первыми осенними листьями. Лада стала ночевать у Варвары, всё больше тревожась о её здравии. Отварами выхаживая будущую мать, целительница с нарастающей готовностью наблюдала за ней. Такого недуга Ладе лечить не приходилось. Вскоре, поздним ноябрьским вечером всё встало на свои места... Несколько женщин встревожено толпились около юной роженицы. Всегда спокойная и быстрая Лада, взглядом указав им о должном расстоянии от ложа девушки, подошла к ней и коснулась лба. Жар увеличивался. Лада не могла предсказать такого. Варвара держалась из последних сил, крича от боли. Повитуха уже понимала, что роды вовсе не преждевременны. Просто зачато дитя было раньше... Начавшийся накануне родов жар и отошедшие несколько часов назад воды уже указывали на непредсказуемый исход. Солнце не должно вставать над головой роженицы дважды. - Тужься, Варя! Дыши, дыши глубже. Отчего он лезет раньше времени, ты перепугалась чего-то, Варя? - Лада успокаивала роженицу, уверенным голосом направляя роды в нужное русло. Варвара, собравшись, выдохнула. - Нет, он точно в срок... Прости меня, Лада... - "Вот ведь вовремя ты решила меня огорошить, тетеря!" - эти извинения... Стоило ли спросить об отце, если за такой срок Варвара так и не решилась ей довериться? Лада стряхнула с себя остатки тревоги. Тихо указала принести ей большой ушат воды и чистой ткани. Кровотечение девушки было не остановить подручными средствами, и Лада второпях сорвала большой пучок тысячелистника со стены, собираясь свернуть кровь и притупить боль отваром. У целительницы были считаные минуты до тех пор, пока голова ребёнка не показалась из утробы. Отдав травы помощнице, она подошла к будущей матери. - Варвара... Кто он? - слезы полились из глаз девушки, она словно проглотила едва не сорвавшиеся с уст слова. С отчаянным раскаянием глядя на Ладу, она закричала. Роженица бледнела на глазах, тяжело дыша. Холодная дрожь прошла по рукам Лады, держащей принесённый отвар, но она продолжала настойчиво думать. Если позволить сейчас волнению охватить её, повитуху, спасать будет некого... Варвара полным мольбы взглядом смотрела на Ладу, подошедшую к её изголовью. Указала глазами на живот, и громко вскрикнула от боли. Послышался хруст. - Вытащи его! Я не могу! Прошу... - выкрикнув это, Варя судорожно выдохнула. Глаза закатились, тяжёлые веки прикрыли их, она теряла сознание. - Варя! Варя! - Лада хлопала её по щекам, глянула на принесённую соседкой чашу с готовым отваром, приоткрыла веко девушке. Расширенный зрачок. По телу Вари внезапно прошла судорога, а изо рта полилась пена с примесью крови... Лада мысленно ужаснулась. Однажды ей не удалось спасти роженицу, кашляющую кровью. Она истекла ею изнутри. Лада подрагивающими пальцами ощупала бледную кисть Варвары, не находя пульса. "Ребёнок!" - как ушатом облитая Лада едва не вскрикнула. А вслух лишь указала... - Подайте нож поострее. И кружку хмельного. - выводя из ступора окруживших соседок, пришедших на помощь, едва увидев падение Варвары во дворе, Лада ещё раз прощупала пульс. Варвара не дышала... Принесённые тряпки уже были не для крови. Смочив лезвие ножа в березовице, Лада обернула руки в белую ткань и не дрогнувшей ладонью провела первый надрез. Медленно, осторожно... Наконец первый крик озарил избу. Мальчишка родился в рубашке. Крепкий, но маленький, как муравей. Окровавленными руками держа дитя, Лада обернулась к женщинам, что держали в руках топорище и прялку, и указала на орудие. Ей второпях поднесли остриё, и Лада одним взмахом разрезала пуповину, последнюю связь с матерью, от которой он не получит благословения. Повитуха с горечью взглянула на его мать. На её бездыханное тело. Блестящие волосы, отливающие рыжиной, обрамляли измученное болью юное лицо. Воздух словно выбили из лёгких, Лада смотрела на труп неродившей матери, своей ученицы, своей подруги. Которую не спасла... Незаданные вопросы кружили в голове, и ответы на них Варвара унесла с собой навсегда.***
Надрывные, воющие голоса... Плач самой молодой девушки, пришедшей с остальными, и слезливые причитания старших провожали Варвару в последний путь. Лада, хозяйка дома, который покидала Варя, молчаливой тенью стояла у дверей. Ни новорождённого сына, ни его отца перед смертью Варвара не повидала. Сердце женщины сжималось от тоски, боль сковала цепями, но солнце не зашло... Уже третий день они пели эти песни.Уж ты подружка моя милая, Уж ты куда отправляешься, Уж ты куды то собираешься?.. Уж ты не к празднику годовому, Не в воскресеньецу Христовому, Уж ты да в матушку сыру землю?.. Да ты дорожкой повстречаешься Да на пути ты повидаешься... Уж расскажи-ка ты пожалуйста Уж про своё житье вдовиное... Уж тебе платья не по плечушкам...
Лада вышла под руку с Ратмиром. Глубоко задумавшись, она прижалась щекой к плечу мужа и рассказала ему правду. Горькую, в которую и верить больно, но неизбежную правду. Ратмир сжимал кулаки, слушая коротенький рассказ, но схватился за голову, дождавшись тишины. - Зачем тогда было лгать да волочиться за мной? Как она могла... - Ратмир уже плакал. Лада ласково вела ладонями по спине, утешая. Она знала, что муж по ней тоскует, успев привязаться к резвой и смешливой Варе. А теперь он злился, ничего не понимая. И на руках был её новорождённый сын... Они вновь смотрели вдаль, держась за руки. Их изба, их пристанище, и маленькая избушка Варвары, где отныне будет пусто... Холодные ветра уносили вдаль их горе, оставляя морозную тишину. Изморозь, застывшую в воздухе, тревожили звонкие голоса певучих баб. А вдалеке шумели гулкие копыта... Рассекая холодный сумеречный туман, жилистый гнедой конь остановился подле дома. Высокий скакун, резво отбросив поводья, оказался на земле, и с юношеской спесью приблизился к хозяевам дома. Ратмир нахмурил брови, рассмотрев в очертаниях незнакомца. Казачья черкеска с газырями, подпоясанная под широкой грудью, кричали о масти молодого гостя. Он приблизился, и стоя в двух шагах поклонился Ладе и Ратмиру. - Здравия вам, хозяева. - зычный моложавый голос рассек темноту. - Слыхал я, у вас живёт моя возлюбленная. Приехал я забрать её, невестой наречь. Где Варвара? - пред ними стоял черноглазый, темноусый молодец. - Я обещал ей забрать её, но слыхал, прогнали её из дому, и к вам меня отправили из деревни Вариной. Что случилось, что прогневались на неё? - его всё больше настораживало затянувшееся молчание этих крестьян. Не было у него времени ни тогда забрать Варвару, ни засиживаться в деревне этой боле. Он прискакал так, как только смог. - Хозяева, что ж вы молчите... Где моя Варвара? - Проходи, молодец, гостем будешь. Там Варвара, внутри. - промолвила Лада. Ратмир пуще прежнего нахмурился. Плачущие голоса все ещё раздавались из окон избы. Казак взглянул на светловолосую женщину, что впускала его в дом, поклонился ей ниже, и размашистым шагом приблизился к дверям. Вошёл... Запах тысячелистника ударил в ноздри. Светлые сени пустовали, а из горницы громче раздавался хор высоких голосов. Отпевавших девушку... Сердце заскакало, как бешеное. Он ворвался в горницу, и хор смолк при шуме незнакомца. Женщины ахнули, поднимаясь. Казак с кинжалом наперевес застыл у порога горницы, смотря на стол. Где лежало хладное тело. Он не видал лица под белым саваном, лишь длинные тёмные волосы, отливавшие медью... Ужас застыл в чёрных глазах, он не веря, мотая головой, приблизился к гробу. Дрожащей ладонью он провёл над самым лицом, никак не решаясь поднять белое полотно, под которым покоилась его ненареченная невеста. За спиной юноши раздался голос взрослой женщины. - Не стыдно ли, прийти в чужой дом к покойнице как на праздник? Знамо нам, вы казаки - вольные люди, но наши устои нарушать негоже. Уходи, ежели не прощаешься. - с укором произнес голос. Скупая слеза скатилась прямо на саван, пока дрожащей рукой он так и не сумел поднять полотно и посмотреть ей в лицо. Гордо опомнился, расправив могучие плечи. Точеные черты загорелого лица словно натянули маску равнодушной надменности. Он обернулся на отпевавших женщин. Дёрнул бровью, и не оглядываясь на тело покинул горницу, окинув взглядом заплаканных женщин. Закрыв дверь, казак взялся за голову, оседая прямо на порог. Как это могло случиться...***
«Ласково крутя медную прядь волос между пальцев, молодой казак прижимал ближе к себе их обладательницу. Ластящаяся к нему, словно кошка, эта девушка сперва отвергла его, и вовсе была чуть диковата, хмура, но с ним вдруг преображалась. Казак вмиг учуял в Варваре игривый, смелый нрав. И не собирался отставать от строптивой грубиянки, которая теперь смотрела на него как на запретный плод. Обожая и чуть страшась. В зелёных глазах сверкали искры счастья. Казак не мог этим не наслаждаться - она была так свежа, так звонка, и лёжа с ней сейчас в высокой зелёной траве, он не представлял, что может быть слаще. Пожалуй, давно он так не отдыхал... Когда занесло его в деревню эту, зимой, в яростную метель, он чуть не отошёл к праотцам, но вольная душа туда пока не рвалась, и добрые жители крестьяне выходили его, даже всего в ранах от бойни с черкесами, которая и занесла его сюда. И вот он здесь - здоров, цел, невредим, обнимая нежное создание. И как будто бы ему вовсе некуда спешить, но он знал - с первой капелью он покинет эти места. Надолго. Потому что казачья жизнь тем и ценна - она не стоит на месте и не прикована к земле. Да и знал он, вскоре хватятся его отец и брат, поймут, что долго с поля боя его нет, а хоронить его им не захочется. Но сейчас... Сейчас рядом была та, на чье общество он был готов променять отца и брата. Не хотел он думать, как быть с ней - забрать сейчас означает жениться, отец строго берег честь семьи и казачье доброе имя. А какой прок жениться молодцу так рано... Но не расстраивать же Варвару-красу... Да придётся... - Игнат, ты правда увезешь меня? На коне, и мы ускачем вдвоём куда захотим? - Конечно, любимая, очень далеко отсюда, там будет шуметь Дон и цвести вишни... - он тянулся к ней, целуя в шею...»***
Игнат мотал головой, стряхивая наваждение. Он правда обнаружил, что скучает по ней. Едва ли не каждый день. И до того, как уйдёт на новые бойни, он хотел за нею вернуться. Забрать и наречь женой. Но она не дождалась... Из-за соседней маленькой избы, пристроенной к дому хозяев, вышла светловолосая женщина, впустившая его к себе. На руках она несла какой-то замотанный комочек... "Ребёнок?.." Укачивая дитя на зябком воздухе, она напевала ему песню. "Совсем крошечный..." Она подняла на него глаза. Как-то странно усмехнувшись, неторопливо приблизилась к казаку, баюкая дитя. Тот не пойми отчего нахмурил тёмные брови, поднимаясь. - Так, откуда же ты взялся такой? Неужто ли впрямь женихом был Вариным? Так и завидно. – Лада, улыбаясь самой нежной улыбкой, обращалась к Игнату. - Небось, ты безутешно горюешь... Но она оставила нам утешение. Погляди на сына, молодец. Пересветом нарекли ваше с Варварой дитя... За свет боролся, не успев на свет явиться. - с каждым оброненным ласковым словом Лады казак бледнел сильней и сильней, вскочив с порога. Он был зол, расстроен и сбит с толку. Что хочет сказать эта женщина? Уж не ведьмой ли себя мнит? - Мой сын? От Варвары? Крестьянка, опомнись, она была распутной девкой, кто угодно мог стать отцом этого мальца! Да я бы... - его низкие речи прервались стоном боли - Ратмир приложил могучий кулак к лицу. Хозяин был не на шутку зол, услышав больше чем достаточно. Не удержавшись на ногах, казак упал, обронив с головы свою чёрную шапку. Вытаращив глаза от оторопи, он смотрел на Ратмира, что едва держался, лишь бы не избить наглого казака с языком без костей. - Как ты смеешь, отродье, явиться в мой дом, оскорблять здесь женщин, ещё и видя горе?! По твоей вине! Если бы не ты, гулящая шавка, она была бы жива! Исчезни и забудь дорогу в этот дом, покуда я не закопал тебя заживо в лесу! - Ратмир, казалось, вот-вот набросится вновь. Голос жены вернул его прежнего, разбитого, но сильного хозяина. - Он больше не посмеет сюда прийти, Ратмир. И никогда не увидит сына. Ему жить с этим, родной. Оставь, пустое, пойдём, пока певуньи не сбежались на шум. - она опустила взгляд на всё ещё лежащего юношу. - Вставай, мы не желаем тебе зла. Просто уходи. Молись за грехи, живи, как и жил раньше. Сын твой вырастет достойным. Казак не находил слов, чтоб отвечать ей. Впопыхах вскочил на ноги, в страхе глядя на Ратмира, но не решаясь поднять глаз на его жену. Он отвернулся, уходя, так и не взяв на руки своё дитя... Прерывистый ветер хлестал в лицо молодого скакуна. Холодная вода мирного Дона равнодушно неслась вперёд, пока казак, мучая своего коня, нёсся вдоль берегов могучей реки. Он прискакал в родные просторы за три дня, не щадя живота, повидать родные воды, вдохнуть сладкий вольный воздух. Что творилось на душе его, о чем он в смятении размышлял, от чего бежал, задыхаясь холодными ветрами? И чем скорее бежал, тем меньше мог прятаться. Беспечный, стремительный Дон всё тек, не заботясь о людских печалях. Чёрные глаза застыли, устремившись в тёмную глубину вод…