И было кольцо у царя Соломона

Г. стоял у окна и курил. Не то что бы любил это дело, но уже, как говорится, всё что осталось. Дым из раскрытого окна затягивало сквозняком обратно в коридор вместе с холодным воздухом, но Г. отмечая про себя перспективу простыть, прикидывал по привычке сию возможность в процентах. Пейзаж за окном накидывал "говна на вентилятор", не радуя ни композицией в общем, ни пейзажем в частности. Стояла промозглая, серая, дождливая осень, унылая как дерьмо, плюющая холодными каплями в лицо. А человек стоял у открытого окна и плевал в ответ. Если не брать в расчёт происходящее в мире, то жизнь в целом то и не удалась - к сорока годам ни семьи, ни детей, ни котёнка, ни щенёнка. Диплом военного хирурга, около дюжины административок и один полноценный привод, плюсом, как "вишенка на торте" - два года в одиночке, как для особо несговорчивого. Не "фонтанчик с чёрным дельфином", но тоже мало приятного. Время шло, всё менялось и его самого обменяли по спец. программе - подмахнули, как всегда, связи. Откинулся, но так и остался как "баба яга в тылу врага", не мирясь с некоторыми моментами происходящими вокруг, так и продолжал лезть на рожон, просто решив, что каждый день может стать последним и это не отсанавливало, а напротив, давало силы и стимул двигаться дальше. Г. горел, рискуя всем, но не всеми. Люди вокруг появлялись сами собой, на его волну настроенные единомышленники, И он понимал, что их всех объединяет, старался не разочаровать, оправдать доверие любой ценой, рискуя сгореть. "Такие как я, долго не живут физически", - говорил, посмеиваясь Г. - "а морально я уже умер и давно." Ночью легче думалось, наверное потому, что на время становилось тише обычного. Не взрывалось и не грохотало примерно с часу до трёх ночи, почти. Время для того, что бы оставшись на едине с собой, собрать мысли в кучу, разрозненные и отвлечённые, те, которым на передке не было места. А во время отбоя, иногда, можно себе позволить и растечься "мыслями по древу" - что было бы, если бы. В бешеной движухе нынешней реальности - разрушенных городов, зарева горящих домов, покалеченых и мёртвых людей, было непозволительной роскошью мыслить о чем то кроме. Жили в заброшенном общежитии, где каким-то чудом ещё работало центральное водоснабжение, света же не было уже так давно, что создавалось ощущение, что дизельные генераторы были всегда и кроме них больше ничего и не было, только так, только хардкор. Текущая реальность была чем то вроде компьютерной игры, что затягивала, без возможности спрыгнуть, пока не пройдёшь до упора, хоть ни графикой, ни сюжетом как таковым не блестала. Голый, его мать, энтузиазм. Чувство неправильности происходящего было лишь в самом начале, а теперь, не имея выбора, уже не представлялось иного, словно и не было ничего. Детские сказки, в детстве и оставшиеся, читанные при свечах, писанные блаженными. За окном пошёл снег - просто дождь, всё больше холодея, остывая в серых сумерках, шёл и шёл, всё замедляясь и в какой-то момент замерзшие капли подхваченные ветром закружились, сначала бесцветные, постепенно белеющие, оседали кто по одиночке, или склеивались в колючки странной формы. Капли падающие на огрызки асфальта точками, а в лужах расходясь кругами, вдруг становились крошками и приземляясь и секунду полежав, тая смешивались, принимая серый цвет окружающей среды, сопротивляясь лишь мгновение, сливались с грязью. Сдавались. Г. в очередной раз сплюнул в окно и закашлялся. Дым попал в глаз и защипал, сумерки всё больше опускаясь, зловеще выделяли зарево горящих далеко на границе убежищ. Плеча коснулись и Г. лишь волевым усилием натренированным годами, подавил поднимаюшуюся по пояснице дрожь. Пальцы смяли сигаретный фильтр в подобие мундштука с тонкой полоской прорези. В. щёлкнув зажигалкой закурила, притеревшись рядом, просто сдвинула плечом, высвобождая себе место у окна. Когда она появилась здесь, в сопротивлении, Г. не помнил, его группа часто спасала выживших, освобождала заложников, но так как текучка была огромная, упомнить всех не было никакой возможности. Но были и примкнувшие, например, такие как В. И она в какой-то момент просто появилась вот так, из ниоткуда, пришла и подвинула, выдёргивая из крамольных мыслей щелчком зажигалки. Просто встала рядом, молча и правильно, словно стояла здесь всю жизнь, рядом. Рядом с ним. Собраные в хвост растянутой непонятного цвета грязной резинкой чёрные волосы, длинные и волнистые. Прямой нос, тонкие губы и зелёные глаза. Глаза, которые Г. ждал каждый вечер после беспокойной вылазки и трудного дня. Его с некоторых пор, персональная "точка сборки", та константа, единственная постоянная, что всегда неизменно выныривая из темноты и кивнув в знак приветствия, молча становилась рядом у окна, глянув лишь мельком, так же мимолётно мазнув плечом о плечо. И ничего личного. Делая вид, что щуриться от дыма сигарет, Г. как водится, посторонившись, наблюдал за В. из под опущенных ресниц. Она всегда смотрела куда-то вдаль, никогда на самого Г. и докурив до самого фильтра, тонкими пальцами отправив бычок в полёт с пятого этажа, разворачивалась на пятках, резко и безшумно уходила, так же, как появлялась, в темноту коридора, на прощание мазнув предплечье Г. длинными волосами, оставляя за собой фантомный след тёплого тела рядом, постепенно остывающий, обрекая ждать следующего вечера, хотеть ощущения не одиночества, желать присутствия тёплого тела рядом, вдыхать запах дешёвого мыла и сигарет, заставляя жить. Он помнил, как однажды спросил кого-то из своих бойцов, про невыразительную фигуру в чёрной спортивке, что в последнее время напостоянку мозолила глаз - стоило Г. появиться в убежище, она словно специально оказывалась где-то поблизости, крутилась рядом, впрочем, будто вовсе не обращая внимания на своё прямое начальство. "Так это В., медик, мы её с пол года назад вытащили, обмен ранеными, так она выжила и добровольцем пришла, ты сам подписывал, только к нам просилась. У неё семья в плену осталась, а её списали как трёхсотую." Но он не вспомнил, как ни старался. Словно она была всегда. Здесь. Около. Возле. Рядом. Неожиданностью стала открытая дверь и шум воды в душевой. Обычно в столь позднее время все старались поспать, ведь сколько получится - никто не знал и не надеялся. Но верил. Сделав несколько шагов в сторону пустой кабинки, Г. максимально шумно шлёпнул сланцами об пол и закинув поверх двери свои нехитрые пожитки из одежды и полотенце, включил пропускать воду, давая стечь ржавчине. В тусклом свете унылой "лампочки Ильича", болтавшейся на тонком проводе под потолком, лившаяся из лейки вода, казалась густо коричневой. Дверь соседней кабинки приоткрылась, В. вытирясь на ходу серым дырявым полотенцем, нисколько не смутившись, прошлёпала босыми ногами к висевшему в углу, когда-то пушистому, жёлтому халату, но одеваться особо не торопилась. - Не спится в ночь глухую? - В. слегка наклонившись вперёд и вбок, протирала волосы, мокро блестя наготой. - На том свете отдохнём, - кашлянув, но совладав с голосом, отозвался Г., скося глаза до боли на фигуру в углу и стараясь не пялится совсем уж откровенно. Но и вовсе не смотреть он не мог. В. же, походу дела абсолютно не парилась по этому поводу, она заметила его взгляд, не могла не заметить, но точно была не против, иначе... - А ты чего здесь? - Г. мысленно закатил глаза на свой же вопрос и сдавшись, повернулся к В., которая так и не спешила облачаться. Г., в свою очередь, не спешил включать моралиста, сделав вид, что ничего особенного, собственно, не происходит. Что он, голым никого не видел? Да и не ханжа. А и вообще, у В., в конце концов, не поперёк, в самом деле. Вполне себе классика, так что... Взгляд то и дело возвращался к манящей наготе и где-то в глубине, с изнанки, шевельнувшись, вздрогнуло и проснулось давно забытое, забитое чувство. И Г. тоже вздрогнул. Во рту скапливалась слюна, как у собаки и Г. подумал, что высуни он сейчас язык, с него закапает. Несколько глубоких вдохов и выдохов не помогли - и стало понятно, что ещë чуть и закапает уже с другого места. Г. почувствовал голод. Нет, не так. Г. почувствовал ГОЛОД - чужого тела, тепла кожи, запаха и касаний. Чтоб вот так, запросто, не ожидая подвоха, просто выключить голову, поддаться, отпустить себя и похуй, пляшем. - Сегодня как вернулись, не успела сходить, а отмыться надо было, бахнуло рядом, земли за шиворот накидало. - В. перекинув мокрые волосы на другое плечо, продолжала тереть маленьким полотенцем, к слову, слишком маленьким, прядку за прядкой, но отдельные волоски липли к влажной коже, скользили по плечам, рукам, груди. У Г. в районе солнечного сплетения появилось щекотное, тянущее чувство, когда одна из мокрых прядей, при очередном движении В. прилипла к крупному тëмно розовому соску. Г. тяжело сглотнул и сдался - мысленно капитулировал и теперь пялился уже в открытую, не пытаясь скрыть жадного взгляда потемневших глаз. Невысокая, очень пропорционально сложенная, фигуристая вполне, не худая, со шрамами на животе - самый яркий от левой груди до лобка. "Гитара"- подумал Г., тут же мысленно себя одёрнув, но вдруг представил, как пальцами скользит по этим еë шрамам - струнам, разглаживая,словно пытаясь стереть следы с кожи, смыть боль. Представил, как она расслабляется поддаваясь его ладоням, прогибается и стоит только немного наклониться - один из еë сосков скользит ему в рот. Интересно, какая она на вкус? В штанах стало тесно. Рот в очередной раз наполнился слюной, а в паху пульсирующе жарко заныло, напоминая рассудку, что тело бренно, а плоть слаба. И вообще, как давно у него никого не было, Г. старался не думать, но сейчас как никогда, остро прочувствовал. Жажда до чужого тела, горячего и мягкого, в какой-то момент стала настолько сильной, что зачесались ладони. Зуд потëк по венам, в голове зашумело. Стало почти больно. С "неуставного" настроя сбил напор воды с попавшим в лейку воздухом, выдав булькающую трель. Г. сжал кулаки - нехватало ещё этого, для полного счастья. Сейчас до кучи, вода кончится и всë, пиздец, помылся. Это отвлекло немного, но не сильно. Глаза отвести он так и не мог. Да и не хотел. Уже нет. Взгляд сполз ниже и Г. в очередной раз словно током дëрнуло - В. была бритая. Везде. Абсолютно гладкий лобок, как у девочки. Ему всегда нравилось именно так, своих бывших он даже просил иногда сделать полную эпиляцию, запинаясь и красная. Очень редко ему шли навстречу, да пару раз всего. "Интересно, - подумал Г, - если еë как следует раздраконить, долго и вдумчиво, ведь препятствия в виде волос не будет, у неё по ногам потечëт? Могла бы она стать настолько мокрой, что бы потекло, что бы только коснуться и пальцы стали мокрыми, растереть по еë гладкому лобку смазку, а потом прижаться ртом, потереться, испачкаться... " Дыхание стало не ровным и в какой то момент особо ярких фантазий Г. едва сдержал стон. Член в штанах дëрнулся, больно упираясь в ширинку и запульсировал сильнее, пачкая трусы изнутри предэякулятом. Картинки, жаркие и стыдные, замелькали перед мысленным взором со страшной скоростью. Ещë немного и... Г. провëл по лицу вмиг вспотевшей ладонью и опустил голову, пережидая острый пик. - Вольно, командир, - еë тихий голос, без тени насмешки, немного вернул его в реальность,напомнив,что перед ним не видео Порнхаба, а живой человек. Тем временем, В. медленно,и как казалось, нехотя,натянула наконец халат, вдев тонкие руки в широкие рукава и запахнувшись. Халат не был длинным. Простор для фантазии оставался. И тут Г. не мог определиться, как лучше - в халате, частично скрывающем, или без него - не скрывающем ничего. " - Она сейчас уйдëт, - пронеслось в голове. - Нет, нет, оставь как было, хотя бы немного, ещë чуть, оставь... Останься. " - мысленно взмолился Г. И В., словно прочитав его мысли, перезапахнула халат, сверкнув желанной наготой, но пояс так и оставался болтаться, а В. не спешила его завязывать. - У тебя обход? Или ты мыться? - Когда В. подошла к нему, обдав тëплым запахом чистой кожи и мыла - Г. не понял, словно выпав из реальности на несколько долгих мгновений - скорее всего, как он подумал, сказывались недосып и недавняя контузия, да и общее напряжение наверняка. Он дëрнул головой, пытаясь избавиться от морока, но встретившись глазами с В. залип окончательно, проваливаясь в тëмную зеленоватую радужку и казалось, что еë глаза меняют цвет в зависимости от наклона головы. Или это скудное освещение и его больная голова? После неловкий паузы, Г. прочистил горло и хрипло отозвался: - Мыться. - ему вдруг захотелось совсем маленькой такой мелочи, что бы В. осталась здесь, пока он моется, это же немного? Знать, что не один и за дверью кто-то есть. Кто-то знакомый. - У тебя сигареты есть? - прежде, чем успел подумать, спросил он В.,которая вспомнив что то, вернулась в душевую, не закрыв дверь и секунду спустя появилась с пакетом. - Есть курить, - она улыбнулась одними губами. В полутьме, сквозь пар особенно остро чувствовались запахи мыла, ржавчины и плесени. И было бы уныло и пусто, если бы не В.. Здесь и сейчас. Рядом с ним. Г. кивнул. - с меня зажигалка. Подождёшь? Я быстро. - Вот и вроде бы нехитрый повод нашёлся. Г. отстегнул кобуру и жилет, сгрузив на сырую влажную лавку вдоль стены. Неверными дëргаными движениями, неловко стянул термо кофту, при этом больно зацепившись носом за ворот и расстегнул штаны, всё под пристальным взором присевшей рядом с его вещами на лавку В. Руки тряслись. Оставалась слабая надежда, что при таком дерьмовом освещении это не сильно бросалось в глаза. Голый по пояс, но всё ещë в расстëгнутых штанах, трико и носках, Г. пытался просчитать ракурс, при котором В. не спалит его стояк, ведь отворачиваться она, похоже, не собиралась, а Г. посчитал неуместным прятаться, после того, как бесстыже пялился на неё минут пять и она позволяла. И теперь вдруг он, как целка Македонская, начнëт прикрывать стратегические места, краснеть и покрываться пятнами? Или попросит отвернуться? Вот уж хуй. "Так, - подумал Г. - сейчас, найду у себя яйца и разденусь до конца. Сейчас. И будь,что будет. Ну что она, члена стоячего не видела и мокрых штанов? А ещë поджавшихся яиц и нервной трясучки, даааа уж. Да похуй!" Г. закатил глаза от своих же размышлений и усмехнулся - В. прищурив глаза продолжала его разглядывать и он уже решительно сунул большие пальцы под резинку штанов, намереваясь стянуть их вместе с бельëм. - А давай прям здесь? - В. засмеялась, когда Г. подавился воздухом. - Что здесь? - глухо поинтересовался он, а в голове закрутились варианты, один интереснее другого. И пошлее. Из-за парочки особенно ярких предположений, Г. решил повременить со снятием трико, ибо велик риск, что он спустит без рук, едва высвободив член. - Покурим здесь, ведь хуже не будет? А ты что подумал? - В. продолжала смеяться, не отказывая впрочем, себе в удовольствии, по рассматриванию Г. "Да всë она понимает, - раздражëнно подумал Г., - балуется, зараза. " - Ничего я не подумал, просто не успел. Контузия, она многое извиняет, - Г. потоптавшись на месте и отчего-то громко вздохнув, решил таки остаться на перекур в штанах, пусть даже и расстёгнутых, выгадывая себе пару минут охолонуть. Кивнув и всë так же улыбаясь, В. чиркнула зажигалкой, прикуривая, вторую сигарету протянула Г.. Зажигалка чиркнула второй раз и В. протянула ярко вспыхнувший в кулаке огонëк Г.. Быстро дунув в фильтр и сжав губами сигарету, он обхватил ладонью руку В., наклонившись к пламени. Его горячая ладонь полностью перекрыла её холодную кисть. Маленький покалывающий разряд пробежался вверх от кисти до плеча, больно заныло в паху. Взгляд, от тлеющего кончика сигареты перетёк к не до конца запахнутым полам халата - повязаный небрежно пояс скрывал низ, но не верх. Частично было видно левую грудь, с родинкой возле самой ореолы, остальное дорисовывало буйное голодное воображение. В. сделала это не специально - когда подняла и протянула руку с зажигалкой, полы халата развалились в стороны. Взгляд прикипел. Башка дымилась, сигарета тоже и кое-что ещё. Вдруг пламя погасло, выдёргивая из плена разврата и аморальности. Г. моргнул, переводя взгляд выше стратегически важного в данный момент места и встретился глазами с В. Внезапно снова словно включился звук - появился шум льющейся в душевой воды, эхо голосов где-то далеко за дверью с коридоре. Особенно остро ощутилась ладонь В. - которую он так и не выпустил - даже её пальцы стали теплее. Но руку она не отнимала. Только смотрела прямо, не отрываясь, не отпуская его взгляд, не улыбаясь. Никак не реагируя, с потухшей зажигалкой в протянутой руке. "Как неживая, ёпт. Кукла" - подумал Г. Бездумно зажав сигарету губами, он освободившейся рукой вытянул из пальцев В. зажигалку и потянув её саму ближе, другой рукой запахнул на груди халат, потянув вниз левый подол, компенсируя разницу сторон по высоте. - Замёрзла... - Г. тянул сигарету без рук, шурясь одним глазом, что бы не попадал дым. Отгоревший пепел сорвался и упал под ноги. В. стояла молча, выпуская дым к потолку, более никак не реагируя, но и руки не отнимая. Лишь вяло кивнула в ответ, продолжая сверлить Г. взглядом, мол, ну замёрзла, и чё? Сигареты тлели почти равномерно, их оставалось чуть меньше половины у обоих. Г. чувствовал ладонью тёплые уже пальцы, а ещё, что время наисходе. "Для чего?" - шепнул внутренний голос. "Да хуй знает" - подумал в ответ Г. "Да и хуй с ним" - синхронизировались душа и разум. Перед внутренним взором поплыли образы - сначала непонятные, размытые, постепенно перетекая в форму, превращаясь в действия, обретая чёткость. Вот пальцы В. в его руке дрогнув, приходят в движение, высвободив кисть, В. обхватывает пальцами его небритый подбородок, они - её пальцы, медленно, неуверенно, скользят выше - к губам, очерчивают едва касаясь контур, два пальца с нажимом проходятся по нижней губе и Г. ловит их губами, ловит и облизывает, а В. встаёт на ципочки и целует его, не отнимая руки, скользит ладонью по щеке, рисуя влажную дорожку... Пальцы В. дрогнули - в этот раз вполне реально, вырывая из заоблачных далей, в суровую реальность душевой. В. медленно отняла у Г. руку, тихо хмыкнув. Сделав пару шагов к двери, она потушила окурок о косяк и бросив его под лавку, вновь уселась рядом с вещами Г.. Г., словно под гипнозом, проследил за ней глазами и облегчëнно выдохнул, когда В. села. Она остаëтся. Не уходит. "- Сиди, не двигайся, побудь со мной, не бросай меня, только не сейчас, мне так нужно... Тебя нужно... " - прервавшись на полуслове, Г. внутренне похолодел. Внутри словно всë оборвалось. Он вдруг понял, что говорит вслух. Сигарета дотлела, обжигая пальцы и он зашипел сквозь зубы, отбрасывая от себя окурок и уже набрал в лëгкие воздуха, приготовившись говорить, хоть что нибудь, неважно что, лишь бы сказать, оправдаться... - Разденься. - тихий голос В. в который раз за вечер, вырвал его из душевных метаний. - Что? - тупо переспросил Г., хотя и в первый раз прекрасно всë расслышал. - Разденься, - не меняя интонации, мягко, но уверенно повторила В. и зачем-то добавила: - пожалуйста. Г. тяжело сглотнул вязкую слюну. В. легко поднялась и медленно подошла, заглядывая в глаза. Руки затряслись с новой силой, дрожь бесконтрольно поползла по телу. Г. зажмурился до рези в глазах. - Шшшшшшш, - мягко зашептала В., еë ладони легли на предплечья, отчего Г. дëрнулся и распахнул глаза. Его трясло. Язык прилип к нëбу. Руки В. пришли в движение, невесомо скользя вверх, до плеч и обратно, словно успокаивая. - Вольно, командир, тише, тише, - шептала В. в самые губы, рисуя пальцами узоры на голой коже груди, спины. Когда еë пальцы коснулись живота, мышцы пресса сократились несколько раз и низ свело судорогой. Тянущее и болезненное эхо потекло вниз. Тем временем еë пальцы подцепили резинку штанов и потянули, обнажая текущий член, на котором от соприкосновения с прохладным воздухом, быстро стала набегать крупная прозрачная капля предсемени. Г. зашипел сквозь зубы, перехватывая руки В. за запястья, когда еë пальцы коснулись капли, размазывая еë по сверхчувствительной сейчас головке. От такого прикосновения вдоль позвоночника словно прошило током и Г. выгнулся, зашипев, переживая острый приступ, почти толкнувший за грань. - Встань на колени, - шепнула В., привстав на ципочки, касаясь губами его губ. Мурашки побежали по телу и Г. глухо застонал сквозь стиснутые зубы. В этот раз не переспрашивая, Г. рухнул перед В. на колени, запрокинув голову, глядя снизу вверх, жадно впиваясь глазами между полами распахнутого халата. В. немного придвинулась, опустив руки ему на плечи, чуть царапая кожу ногтями. Г. прикрыв глаза, ткнулся носом в еë живот, обхатив ладонями икры, провëл руками вверх по ногам, выше, снова застонал, сжимая ягодицы, сминая мягую и тëплую кожу. - Оближи меня, - попросила Г. сдавленным голосом, - трахни меня языком, - еë ладони легли Г. на бритый затылок и он судорожно вздохнув, послушно сполз ещë ниже, садясь на пятки, жадно, со стоном, приникая к ней губами. Язык заскользил между половых губ и В. запрокинув голову, протяжно вскрикнула, закидывая одну ногу ему на плечо. Пальцами раздвинув нежную кожу половых губ, Г. ощутил какая она мокрая. Язык то скользил внутрь, то проходился широкими мазками. В ушах шумела кровь, от горячего пульсирующего возбуждения перехватывало дыхание. В. шумно выдыхала и вскрикивала, прижимаясь бëдрами к лицу Г. Притягивала его к себе за затылок, царапала плечи и спину. У него текло. Штаны Г. до конца так и не снял, они были спущены до середины бëдер и тонкая ниточка смазки тянулась от головки к белью, оставляя мокрые пятна. В. протяжно низко застонала, когда внутрь неë проникли сразу два пальца, полностью и на всю длину, так, что костяшки упëрлись в промежность. Языком облизывая клитор, Г. трахал пальцами еë тесное и горячее лоно, заставляя еë извиваться и бормотать что-то нечленораздельное. Он не знал, сколько это продолжалось, но в какой-то момент В. в последний раз жалобно вскрикнув, забилась над ним, вонзая ногти в плечи. Еë влагалище стало часто сокращаться, сдавливая и почти выталкивая его уже три пальца. От кисти до локтя потекло и Г. утробно зарычав, свободной рукой с силой сжал основание члена, не давая себе кончить. Это было больно и Г. уже пожалел, что не отпустил себя, но В. вдруг стала оседать вниз. Г. Поймал еë, обмякшую, горячую и тяжелодышащую, утянул себе на колени, уперевшись налитым членом в живот, чуть ниже пупка. Внезапно еë губы накрыли его, руки обвились вокруг его шеи, притягивая ближе. Еë язык, не встретив сопротивления, проник между его приоткрытых губ. В. жадно урча,вылизывала его рот, а Г. низко стонал в поцелуй, стараясь отвечать, но очень сильно отвлекал больно ноющий член. Он тëрся о еë живот обильно пачкая, текущим горячим членом, тяжело дыша в губы, сдавливая в объятиях, подаваясь бëдрами навстречу, стараясь притереться как можно ближе. Очередная горячая волна вдоль позвоночника заставила Г. спешно протиснуть руку между их телами и вновь сжать основание члена, в этот раз вскрикнув от боли. На глаза навернулись слëзы. Прервав поцелуй, Г. спрятал лицо уткнувшись в шею В., шумно дыша, пережидая приступ. Внутренности скрутило в тугой больной узел, но Г. продолжал сжимать член в кулаке, понимая, что стоит отпустить и он позорно кончит ей на живот и все закончится. А он не хотел вот так, быстро. Хотелось растянуть как можно дольше - этих тактильных ощущений, еë с ума сводящего запаха, больше еë стонов, больше еë самой, больше взаимности. Хотелось растянуть удовольствие, это ощущение "не одиночества", единения. Побыть не одному. Что ему мешает просто попросить, словами через рот, Г. не знал, просто было такое чувство - отпустит прямо сейчас и больше они не пересекутся. Ну или она откажется и это больно ударит по самолюбию, если, к примеру, она - секс онли, да хрен знает, что там может быть ещё. Просто сейчас - вот так. А завтра - будет завтра. Сейчас же он одинок и устал, а еë бëдра так правильно устроились у него на коленях и такие нужные руки, от которых подтаивает ледяная корка на сердце, и как давно он хотел, что бы вот так... В. потянула его голову, пытаясь заглянуть в лицо и только сейчас Г. осознал, что беззвучно плачет. Слëзы катились по щекам из зажмуреных накрепко глаз, а В. собирала губами мокрые дорожки, шепча что-то, но он не мог разобрать. - Глупый, ну что ты делаешь, зачем? Тебе же больно, да? Иди ко мне, я помогу, сейчас, иди сюда, - маленькая ладошка В. накрыла его кулак, всë ещë снимающий член, заставляя ослабить хватку. Перехватив болезненно пульсирующий орган, В. приподнялась и заставив Г. чуть откинуться назад, придвинулась и направляя член рукой, насадилась сверху, медленно опускаясь всë ниже и ниже, протяжно застонав примерно на середине. Г. застонав в унисон, подхватив В. под ягодицы, толкнулся в горячее, мокрое и тугое, сцепив зубы до ломоты, до хруста и почти сразу начав двигаться внутри, до конца, на всю длину. Еë ногти царапали спину, она всхлипывала и стонала, когда он почти полностью выходил и резко погружался максимально глубоко, вскрикивая, задыхаясь. Он брал еë резко и жëстко, их обоих трясло, промежность Г. шлëпала В. о ягодицы с характерным громким звуком, стоны становились громче - хриплые и отчаянные. У Г. по лицу всë так же катились слëзы - это было удовольствие на грани боли, или боль на грани удовольствия, он определить не мог. Как не мог и кончить. Когда В. на нëм, до какого-то момента резко подававшаяся навстречу всхлипнула и задрожала всем телом, сжимая его глубоко внутри, Г. лишь с отчаянием застонал, продолжая двигаться в ней, чуть сбавив обороты, но понимая, что кончить не получится. Живот, яйца и член болели, желание никуда не девалось, но долгожданная разрядка не приходила. В. на нëм затихла. Восстанавливая дыхание, она приподняла голову Г. за подбородок и поцеловала, вытирая ладонями слëзы со щëк. Г. отвечал на поцелуй, не находя в себе сил разомкнуть объятья - он не готов был отпустить еë, но понимал, что придëтся. Сейчас она поймëт, что он не может кончить, подумает какую-нибудь хуйню, придумает себе, что дело в ней и уйдëт, смертельно обидевшись, и никогда больше не будет с ним разговаривать, и не придëт вечером курить... В. аккуратно высвободившись из его рук, снялась с члена Г. лишь тихонько цокнув языком, но никак не прокомментировав, вопреки ожиданиям. Поднялась, протянула ему руку. Г. уставился на протянутую ладонь и поднял тяжëлый, замученый взгляд на В. Она смотрела в ответ, не убирая руки, красивая и растрëпаная, нагая, идеальная, желанная. В еë взгляде не было насмешки, жалости, или осуждения. Лишь вопрос, ожидание: - Идëм? Г. молча обхватил еë кисть, принимая помощь и тяжело поднялся на затëкшие ноги, покачнувшись. Он не стал спрашивать куда, конкретно сейчас ему было индеферентно, хоть к чëрту на рога, лишь бы она была рядом. В. прижалась к нему - горячая и скользкая, пальцы скользнули вниз по животу, к горящему, налитому члену, невесомо огладив по всей длине, отчего Г. зашипел, уронив голову ей на плечо, сгорбившись до еë роста, уткнулся носом в стык шеи. Пальцы В. тем временем скользнули ниже, пробежав по мошонке, легко сжали в ладони, массируя. - Болит? - прошептала В. в самое ухо. В ответ Г. стиснул её плечи и задушенно промычал что-то, кивнув. - Пойдëм, - В. попыталась выскользнуть из объятий, но Г. только крепче прижал еë к себе, помотав головой. В. усмехнулась, словно прочитав мысли: - Я никуда не ухожу, глупый, и не собираюсь даже, - ладонь В. вновь переместилась на изнывающий член и задвигалась в мучительном, медленном темпе, обводя выступающие вены, потирая уздечку. Горячая судорога прошла сверху вниз позвоночника Г. и он тихо застонал, прижимаясь ртом к шее В., где билась тонкая жилка пульса. Его ладони обхватили ягодицы В. и сжали, перебирая пальцами. Ладонь В. на члене сдавила сильнее, ускоряясь и Г. стал подаваться ей в кулак, снова найдя еë губы своими. Одна рука переместилась на грудь и сжала затвердевший сосок, вызывая у В. полувздох - полустон. Г. положил пальцы поверх руки В. на члене, задавая ритм. Его снова трясло и очень хотелось кончить, но ничего не происходило. - Всë, не могу больше, - простонал Г. Оставь, сегодня просто не мой день, - попытался он пошутить, но вышло как-то жалко. Г. поморщился. В. оставив его в покое, молча потянула за руку. И он пошëл. Стянув остатки одежды и заставив его встать под струи горячей воды, В. намылила сначала видавшую виды мочалку, затем начала медленно, сверху вниз, намыливать Г. Он мысленно капитулировал, подставляясь под горячую воду спиной и нехитрую ласку грудью. Мыслей в голове не было - от слова совсем. Хотелось отвечать взаимностью - как он и поступил - начал намыливать сначала руки В. потом грудь с торчащими, набухшими сосками. - У тебя фантастические руки, - прошептала В. прижавшись и скользко массируя мыльными пальцами Г. между ягодиц. Когда еë намыленный палец закружил в опасной близости от ануса, член снова болезненно дëрнулся. Г. с удивлением обнаружил, что действия В. отторжения не вызывают и останавливать не стал. - Повернись, снова скомандовала В. в поцелуй. И Г. повернулся, уперевшись ладонями в кафель. Пальцы одной руки В. кольцом обхватили член, слегка, едва касаясь, двигаясь по всей длине вверх и вниз. Прижавшись грудью к его спине, В. пальцами другой руки надавила между ягодиц, повторяя скользящие движения вверх - вниз. Пульсация усилилась. Выступила на головке и покатилась вниз крупная капля смазки, смешиваясь с мыльной пеной. В. подхватила еë пальцами, растирая по всей длине. Давление пальцев на анус усилилось и один скользнул внутрь, медленно, но неотвратимо раздвигая стенки, проникая в "святая святых". Создавалось впечатление, что В. знала, что делала, потому как быстро нашлась простата и Г. со стона сорвался на крик, яростно толкаясь в подставленную В. ладонь. Задрожав в болезненном спазме ещë и ещë раз, Г. вскрикивая, кончал ей в руку. Длинными белëсыми струями сперма падала на кафель, стекая вниз. Так долго Г. не кончал, ещë, похоже, никогда. Когда всë закончилось, он обессиленно уткнулся лбом в стену, переживая отголоски недавнего оргазма. Только сейчас он понял, как сильно был напряжëн до этого. Гудение и пульсация в промежности сменилась лëгкостью во всëм теле и белым шумом в голове. Сзади к нему прижималось тëплое и мокрое тело В., оставляя невесомые поцелуи между лопатками. "Всю жизнь бы так простоял" - подумал Г. и наконец улыбнулся. Утренняя серость и промозглый ветер - вот что почувствовал Г. идя по коридору на перекур. Отчего-то оконные ставни были распахнуты настеж. "Странно, ведь кроме нас с В. здесь, на пятом этаже, никого не бывает, а мы всегда закрываем за собой" - пронеслось у Г. в голове. Но тут впереди него, из снежного коридора выскользнула знакомая фигура - он и в толпе бы еë узнал, не то, что со спины. Ровные плечи, тонкая талия, округлые бëдра и длинные волосы до середины спины, стянутые в хвост. Хотел было окликнуть, но отчего-то не стал, ведь она торопилась. Куда? Г. ускорил шаг, нервно засосало под ложечкой, сердце пропустило удар и Г., уже почуяв неладное, побежал. Знакомый до боли силуэт впереди никак не приближался, хотя девушка шла быстрым шагом, а он бежал. То ли коридор, заканчивающийся чëртовым раскрытым окном, был слишком длинным, то ли Г. был слишком медлительным, да, скорее всего он поздно заметил, или поздно понял? Дыхание перехватило и внутри всë оборвалось в одно мгновение - маленькая тонкая фигурка перед ним, до которой оставалось каких-то пару метров - наступила на подоконник, качнулась, выпрямилась и запрокинув голову и раскинув в стороны руки шагнула в пустоту, под порывы ветра и снегодождь, в одну секунду изчезнув из проëма окна. Гулко хлопнула старая форточка. Звук мрачным эхом оттолкнувшись от стен, прошëлся по всему коридору, до конца этажа, обдав холодом на прощанье. Внутренности скрутило тугим узлом и силы вдруг покинули Г., ноги стали ватными и подкосились, заставляя упасть на колени. Тогда сердце Г. словно остановилось, но он успел сделать один вдох. И тогда Г. закричал. Надрывно, раздирая связки, как раненое животное, протяжно, громко и отчаянно, как не могут кричать люди. Живые - не могут. Периферийное зрение смазалось, только окно на расстоянии вытянутой руки впереди имело чëткость, а за ним - серое холодное небо, затянутое грязными, тяжëлыми облаками. Вдруг откуда-то снизу, вверх взмыла большая чëрная птица, немного покружилась перед окном и тоскливо прокричав что-то на своëм птичьем языке, набрала высоту парой мощных взмахов чëрных крыльев и устремилась вдаль, быстро уменьшаясь, в зарево горящих домов, к гудящему выстрелами горизонту. И Г. провожал еë взглядом, до тех пор, пока она не превратившись в точку, исчезла из вида. А он всë смотрел ей вслед, тихо и обессиленно раскачиваясь из стороны в сторону, уронив безвольные руки на колени. Он больше не кричал, но в его голове всë ещë звенел протяжный вскрик чëрной птицы. Когда и он смолк, стало настолько тихо и снаружи и внутри, что от этого внутреннего вакуума начинали ныть рëбра и дышать стало тяжело-тяжело, словно воздух утекал куда-то вдаль, за ней. За той, что позвала его за собой на прощанье. И он пошëл. Медленно, пошатываясь, держась за облезлые, тëмно-синие крашеные стены, он поднялся и в несколько шагов преодолел расстояние, разделившее его жизнь на "до" и "после". Ещë шаг - и под весом скрипнул старый подоконник. Г. не смотрел вниз, он и так знал, что там увидит. Но там еë больше нет, уже нет - она улетела в зарево, вот и ему туда. - Подожди меня, - по щеке скатилась холодная капля, то ли слеза, то ли дождь. - Я иду, В., сейчас. И раскинув руки навстречу ледяным порывам ветра и закрыв глаза - так, как сделала она, Г. шагнул. P. s. - Эй, етитская сила, мама - контузия! Г.! Блядство! Как сквозь толщу воды доносились звуки, сначала едва слышимые, постепенно обретали чëткость, а затем и громкость. Г. ещë не открыл глаза, но уже чувствовал, что он лежит мокрый и отчего-то саднит левая щека. Кричала девушка. Кричала знакомым голосом, звала и материлась. Звонкая затрещина обожгла другую щëку. Теперь ясно, чего морда болит. Г. приотрыл один глаз, боясь того, что увидит. Или ту. Она же...? И он... - Г, ну слава яйцам! - открыв второй глаз и сфокусировав, наконец картинку, перед Г. возникло встревоженное лицо В. - Сколько пальцев? - лицо сменилось ладошкой с зажатым большим пальцем. - Много, - отозвался Г. улыбнувшись. "Просто блядский сон, это был сон, просто сон, " - закрутилось в голове. - Блядь, придурок, так пугать! - В. прикрыла лицо ладонью. - Эй, иди сюда, - Г. потянул девушку на себя, заставляя вытянуться рядом. - прости, не хотел пугать, я это не контролирую. - Контузия? - В. обняла его, уткнувшись носом в грудь. - Ага. - Всë проходит и это пройдëт, - заверила В. - И было кольцо у царя Соломона, - отозвался Г. Вдруг за окнами что-то взорвалось, по ощущениям совсем рядом, так, что стëкла задребезжали, но выстояли. В. и Г. переглянулись. - А знаешь, что было написано на кольце Соломона с внутренней стороны? - спросил Г. - Нет, а там что-то было написано? - Да, - он улыбнулся. - Гравировка была не только снаружи, но ещë и внутри. И там было написано "и это тоже пройдëт". "За мудрость и знанье его прославляли, Но он отвечал на приветственный хор, Что многая мудрость приводит к печали И многому знанью сопутствует скорбь. И всё суета и томление духа - Так он говорил про утехи земли. Прельщения плоти, веселье досуга Его от Небес отдалить не могли. Был блеск и богатство, могущество трона, Всемирная слава, хвала и почёт... И было кольцо у царя Соломона, На нём была надпись: "И это пройдёт"." Автор стихов: Спирина Наталья.