1.
— А черничное у вас есть? Арсений закатил глаза, но быстро подавил собственную язвительность. Улыбнулся дружелюбно и обворожительно, как обычно улыбался девушкам в кафе возле управления, чтобы они достали ему самую свежую булочку из-под прилавка, а затем развернулся к покупателю и терпеливо напомнил: — У нас есть только три вкуса: клубничное, ванильное и банановое. — Ну так, а черничное есть? — нахмурился мужчина. — Нет, — устало выдыхая, теряя остатки желания притворяться адекватным, прорычал Арсений, — Я же сказал, что есть только три! И черничного среди них нет! — Грубиян! — скрестил руки на груди мужчина. Окинул Попова надменным взглядом и кинул привычное: — Вот почему у вас посетителей мало! Ни выбора, ни сервиса! Где ваша жалобная книга?! Арсений равнодушно кивнул на одинокий столик у входа с выкрашенной в радужные цвета надписью «уголок потребителя», а когда яростный любитель черники удалился в указанном направлении, пожалел, что начальство не разрешило написать «уголок2.
— А черничное у вас есть? У Арсения не фигурально задёргался глаз, но он стоически сдержался от грубых высказываний, хотя под конец дня выдержка сильно дала трещину. Он сделал глубокий вдох, выдох. Поднял голову и улыбнулся покупателю слишком зубастой улыбкой. — К сожалению, черничное мороженое не входит в наше меню. — Но вы даже не посмотрели! — возмутился мужчина, — Вы посмотрите! Может, оно есть где-то! На прилавке или в холодильнике. — Черничное мороженое не входит в наше меню, соответственно, его просто не может быть ни на прилавке, ни в холодильнике, — улыбка стала ещё более злобной, превращаясь в практически животный оскал, но грубые слова волшебным образом продолжали застревать в горле, превращаясь в вежливые и сдержанные формулировки, — Ничем не могу помочь. — Кошмар! — вскинул руки покупатель, привлекая всеобщее внимание, уже разворачиваясь на месте и направляясь к заветному уголочку, — Хам! Я всё отражу в книге жалоб и предложений! Ты вылетишь отсюда уже завтра! — Хорошего дня, — заметно теряя всякое терпение, прошипел сквозь зубы Попов ему вслед. Глаза закатились, а руки ослабли, и Арсений упал на барную стойку, выпуская из лёгких напряжённый воздух в уставшем стоне. Немногочисленные посетители сочувственно ему улыбнулись, и это понимание, повисшее в воздухе, успокоило напряжённые нервы. Откровенно говоря, Арсений не ожидал, что работать в кафе-мороженом будет так сложно. — Зачем вы вообще решили открыть именно кафе-мороженое? — язвенно бросался ядом он ещё на прошлой неделе, когда Дима позвонил ему перед самым открытием, чтобы поболтать и напомнить о том, что начальство всё ещё ждёт список новых позиций меню, — Зимой! Кто вообще ест мороженое зимой? — Концепция разрабатывалась летом, — виновато протянул Позов, — На самом деле всё затевалось на следующее лето, но кто-то вкинул про то, что Кривой появится раньше, вот мы и поторопились. Да и чего ты прикопался? Это тематическое заведение, а не сезонное! — Ага, — глупо моргнул Арсений, остранённо пробегаясь глазами по залу, выискивая грязь и несовершенства, — Ведь это совсем не подозрительно, что у нас на вывесках летние акции и скидки на фоне пальм и пляжей написаны. Очень тематично, вообще не сезонно. Дима надолго замолчал, видимо, застигнутый врасплох. Он зашуршал какими-то бумагами, и даже привычная улыбка пропала из его голоса, когда он наконец произнёс: — Добавь в список с новыми вкусами новогодние украшения. Вывески вряд ли получится быстро заменить, но хотя бы прикроем мишурой. Уже небольшая, но победа. Всегда приятно оказываться правым. И Арсений был бы рад, если бы он оказался и дальше безоговорочно прав, и в кафе-мороженое никто не заходил. Он вообще-то на это и рассчитывал, мысленно радуясь и прикидывая, насколько сильно это упростит его работу по выслеживанию людей из группировки Ботаника. Но вот же шутка: оказалось, что людей, жаждущих перекусить мороженым зимой, было неприлично как много! Не так чтобы полный аншлаг, но в обеденный перерыв все столики были забиты под завязку. А ведь они даже кофе не подавали! Среди заходивших были мамочки с детьми, красные от декабрьского морозца и чуть уставшие после долгой прогулки, были торопыги, что заказывали всё в ведёрках на вынос, чтобы насладиться лакомством дома после работы перед телевизором, были собачники, приходившие возмутительно рано, и были простые прохожие, что посещали кафе один раз и больше никогда не появлялись. И, конечно, был прекрасный, добрый, заботливый, со сверкающими изумрудами глазами и излучающей теплоту улыбкой папочка. Господи, это выглядело очень-очень плохо, но Арсений просто не был способен заткнуть собственный внутренний голос, который при виде Антона вопил «папочка-папочка-папочка» непрекращающимся сигналом сирены. Мерзкий, крайне некультурный и похотливый внутренний голос. Конечно, Антон не заходил очень часто, и Арсений это понимал: когда в доме появлялся ребёнок диабетик, которому сладкое практически противопоказано, особенно в первые годы болезни, когда было необходимо наладить режим и приучить к правильному питанию, вся его семья становилась заложниками эндокринологов и педиатров. Бесчеловечно на глазах ребёнка есть то, что ему нельзя, невозможно научить его правильному образу жизни, когда сам балуешься газировками и пышками. Поэтому да, Антон появлялся в кафе не чаще раза в неделю, и Арсений нисколько на него за это не обижался. Он вообще-то считал, что на обиды даже права не имел. — Ты же не думаешь, что он случайно тогда тебе всю свою личную жизнь рассказал? — нахмурилась Олеся, которая случайно заскочила в его кафе после утренней пересменки и поймала момент, когда Арсений пытался не расплыться по барной стойке лужицей растаявшего бананового мороженого от одной только улыбки Антона. Пришлось рассказать подруге всю историю, со всеми смущающими подробностями, догадками и сомнениями. Со многими из его догадок Олеся, как и часто это случалось в обычной рабочей обстановке, была не согласна. — Да он просто прикалывался, наверное, — махнул рукой Арсений, вытирая столик, который и без того был чистым, — Не то чтобы я не верил в его историю. Может быть, это всё и правда, но… Зачем ему вообще со мной заигрывать? — Потому что ты красивый?! — вскипела Олеся, — Арсений, ты головой стукнулся или что?! У тебя окно привлекательности будет открыто лет до семидесяти! — Это звёзды тебе говорят? — Это мне глаза говорят! Арсений сдавленно рассмеялся, не сдерживая лёгкого смущения. Он знал, что был достаточно красив, но так заработался, что, кажется, совершенно забыл о том, как выглядела его кожа до хронического недосыпа и как сияли кокетством глаза до первого вызова на убийство. Слышать комплименты от молодой, ещё не тронутой профдеформацией девушки было откровенно приятно. И немного грустно. — Даже если он был искренен, меня это не касается, — уныло протянул Попов, — Я здесь ненадолго. И обманывать его ожидания как-то не хочется. — Хочешь сказать, что если он узнает, что ты полицейский с двумя вышками и гениальной фотографической памятью, а не неудачник кассир, сутками прожигающий свою жизнь в кафе-мороженном, то не оправдаешь его ожиданий? — вздёрнула бровь Олеся. Не увидев на лице Арсения ни капли отрицания, устало выдохнула, порывисто его обнимая, — На следующих выходных будем поднимать тебе самооценку. Предпочитаешь медитацию или магические ритуалы? — А как насчёт вина и мелодрамы? — хитро протянул мужчина. Олеся не думала долго: — Идёт! И ведь не то чтобы Арсений не хотел чего-то серьёзного и прекрасного. Тем более с серьёзным и прекрасным мужчиной, который каждое своё посещение освещал его жизнь, принося в неё новые краски. Он улыбался, с мягким картавым рокотом произносил его имя, и Арс уже был готов на всё. Бросить всё, забить на всё, отдать всё. Просто всё. Но Арсений не мог себе такого позволить. Не тогда, когда рядом шныряли люди Ботаника, которых он видел каждый день из окон кафе. Не тогда, когда некоторые из них приходили каждый вечер, долго и громко смеялись, отпуская мерзкие шутки, покупали несколько порций клубничного мороженого, а потом с гадкими ухмылками размазывали его по столам и полу. Арсений не понимал, в чём была их проблема. Не понимал, почему они вели себя, как дети малые, но подозревал, что они просто догадывались о том, кем он был на самом деле и что здесь делал. Им нравилось чувство безнаказанности. Они обожали смотреть с улицы на то, как он пластался под столами, стараясь вытереть все затёки натурального (и поэтому очень жирного) мороженого, что под конец дня представлялось почти невозможным от усталости. Физической и моральной. Он ничего не мог сделать. Он не мог ответить этим хамам, не мог поставить их на место или даже просто ударить, хотя знал, что завалил бы любого из них в два счёта. Не мог он и отказаться от этой миссии, потому что всё управление и без того считало, что за барной стойкой кафе-мороженого он отдыхал, а не работал всерьёз. И он не был беспросветным идиотом, чтобы специально себя подставить в попытке провалить задание и спокойно отправиться на ковёр начальства. Нет. Это было бы самоубийственно. И далеко не из-за генералов, слишком загоревшихся этим бизнесом. Ботаник был опасен. Хитёр, аккуратен, очень умён и крайне жесток к тем, кто оскорбил его доверие. Он редко калечил, никогда не убивал, чаще сам вообще руки не марал, однако все знали, что он мог навредить недругу совершенно иным способом. Его влияние распространялось так далеко за пределы криминального мира, что проследить все ниточки было невозможно. Арсений подозревал, что Ботаник имел связи среди органов управления и правопорядка (больно резво и удачно ему удавалось избегать стычек с полицией), но делиться этими соображениями с начальством не торопился по понятным причинам. Ботаник был чуть ли ни единственным криминальным авторитетом, который был неуловим, как физически, так и юридически. Его сложно было привлечь, практически нереально поймать, а оказаться в зоне его влияния и никогда больше не выйти на свет божий — легко. И, конечно, территориальная близость к такому страшному человеку не могла не напрягать. Арсений понимал, что просто не имел права заводить отношения хоть с кем-либо в такой ситуации. Очень хотел, но просто не мог расслабиться и позволить себе влюбиться. Провалиться означало сдаться, а сдаваться Арсений совсем не умел. Это было невыносимо. — Доброе утро! — пропел над головой очень знакомый детский голосок. — Доброе утро, принцесса, — Арс приподнялся со столешницы и на короткое мгновение поразился тому, с какой лёгкостью на его лице появилась дружелюбная улыбка. Будто и не было никакой депрессии и кризиса веры, — Какие будут пожелания? — Папа сказал, что сейчас мне мороженое нельзя, — медленно протянула Даша, болтая ногами в воздухе и аккуратно поглядывая на довольного отца. Его безмолвное одобрение заметно приободрило девочку, так что дальше она говорила уже гордо и уверенно, — Поэтому мы возьмём одно ведёрко клубничного домой! — Хорошо, я могу это организовать. Но! Прежде чем вы окончательно сделаете заказ, позвольте показать вам новые позиции нашего меню, — хитро ухмыльнулся Попов, не сдерживая порыва шкодливо прикусить губу, бросая на Антона кокетливые взгляды, — Теперь у нас есть клюквенное, арбузное, малиновое и мятное мороженое. Со вкусом киви, бабл гам. Ароматизированные: с розой и лавандой. И! — театрально вскинул палец, неотрывно наблюдая за заискрившимися азартом глазками девочки, — Все эти же вкусы теперь присутствуют в безуглеводной форме. Без сахара. Даша на руках отца едва не подпрыгнула на месте. Она ещё не понимала, что это значило, но знала: когда взрослый говорит «без сахара», это значит, что этот продукт ей можно есть всегда, и для этого даже не надо прокалывать живот. Девочка восторженно запищала, скандируя те вкусы, которые ей хотелось попробовать в первую очередь, отцу на ухо, но тот совершенно не обращал на это внимание. Его тёплые, невероятно красивые глаза смотрели только на Арсения. С благодарностью, с обожанием, с тем самым чувством, что разжигало внутри опасный пожар любви и желания. Арсений почти всерьёз мог укутаться этим взглядом, ощущая, как под его цепкой хваткой начинали покрываться румянцем смущения скулы. Это стоило тех часов уговоров, что он потратил, рассказывая Диме, насколько важно было продублировать всё меню безуглеводной линейкой. — Так что? — откашлялся Попов, отводя голову в сторону, будто бы рассматривая что-то в проёме подсобных помещений, — Что выберет наша принцесса? Даша ещё некоторое время повертелась на руках отца, разглядывая все лотки в витрине с высоты его внушительного роста, но в конце концов выбрала привычное клубничное. Арсений только нежно улыбнулся ей, передавая во влажные детские ладошки стаканчик с двумя шариками заветного лакомства. Она поблагодарила его, спрыгнула с рук родителя и вприпрыжку поскакала к свободному столику, совершенно забывая об отце и о том, что он ещё даже не успел оплатить заказ. — У меня подруга делает точно так же, — хмыкнул Арс, провожая девочку мягким смешком, — Когда приходим в кафе, она заказывает кучу всяких пирожных, чтобы потом их забрать и преспокойно уйти. А ты, Арсений, стой и оплачивай. Называется «разделение обязанностей»: она выбирает, а я плачу, — очередной смешок остался где-то в воздухе, чтобы надолго зависнуть в нём облачком беспечного веселья, а затем Попов будто бы неожиданно вспомнил, что покупателей было двое, и самодовольно-кокетливо продолжил: — Ну, а что желает наш король? Переводить взгляд на Антона было ошибкой. Арсений не думал, что столько чувств можно вложить в одном только выражении лица. Представить не мог, что сможет почти реально задохнуться от жара чужого желания, от того обещания, что сквозило в каждой чёрточке выразительной мимики. Антон смотрел так, будто просчитывал ходы наперёд. Словно пытался найти слабые места Арсения, чтобы надавить, сломить и тут же поймать в свои жадные владения. Будто Арсений в его глазах был жертвой. Целью, которую он должен схватить и присвоить. От такого хотелось съёжиться. Прикрыться, спрятаться с полным пониманием того, что это не поможет. Никто и ничто не поможет, когда рядом стоит кто-то, настолько могущественный и сильный. Арсений не понимал, почему думал о таком. Как вообще мог представлять нечто подобное, думая об Антоне. О прекрасном, добром, светлом и замечательном отце милой пятилетней девочки. Это было бессмысленно, даже нелепо, Арсений в полной мере мог бы считать себя извращенцем, но когда Антон открыл рот, все эти странные и беспочвенные мысли словно стали физически ощутимы: — Король желает тебя. И, видимо, что-то такое шокированное отразилось на лице Арсения, потому что в следующее мгновение Антон едва заметно встряхнулся. Покраснел. Опустил свои греховные глаза вниз и залепетал почти беззвучно, становясь даже слишком похожим на свою малолетнюю дочь: — То есть… Это. А! Ты ничего не подумай! Я не хотел обидеть или… Хотел, но другого, но ты можешь не… Вообще это же ничего не- Господи! — выдохнул резко, в считанные секунды собираясь с мыслями и произнося теперь привычным мягким и уверенным тоном: — Я бы хотел клубничное. Тоже. У Арсения тряслись руки, когда он пробивал заказ по кассе. Ему хотелось закричать от жгучих и противоречивых чувств, но горло сдавливало долгом и обязанностью. Он здесь не за этим. Он здесь на работе. От ощущения, что он сознательно запрещал себе быть желанным — настолько дико желанным, насколько заслуживал быть, — внутри что-то громко и больно рвалось. Неужели он действительно мог отказаться от мужчины мечты ради миссии, в которую никто не верил? Ради работы, которая даже на уровне майоров и генералов не рассматривалась, как нечто серьёзное? Банковская карта Антона едва коснулась терминала, и оплата тут же прошла. Они так и продолжали сохранять молчание. Им обоим было неловко, но виноватым себя чувствовал именно Арсений. Потому что это он кокетничал. Это он подавал знаки и это он хотел. А когда получил весьма прямолинейный ответ, ничего не сделал. Пока не сделал. — Спасибо за покупку, — привычно-профессионально улыбнулся Арсений. В его зрачках заплясали черти, но Антону это было не дано увидеть — он не поднимал головы всё это время. Взяв свой стаканчик со стойки, он развернулся на месте, собираясь уйти. Но Арсений не позволил себе сломать то прекрасное и заслуженное, что так давно ждал. Он цепко и быстро оценил обстановку (две женщины в углу рассматривали фотки на смартфоне, мальчик-школьник уже ушёл, а Даша, растягивая удовольствие, медленно ела мороженое, сидя у самого окна и буквально считая ворон), облокотился коленом о стойку, перегнувшись через неё вперёд, схватил мужчину за руку и притянул к себе, оставляя на его щеке поцелуй. Быстрое движение. Одна секунда, и Арсений уже снова стоял на своём месте, будто ничего и не произошло. Только щёки у него горели здоровым румянцем и черти продолжали радостно выплясывать в океане глаз. Антон ошарашенно замер, наконец поднимая голову, и Попов расплылся в довольной, но очень уж притворно-невинной улыбке. — Не могу же я противиться желанию короля, — низко протянул он, провокационно облизываясь, — Всегда к вашим услугам. Антон ухмыльнулся с острым и жгучим обещанием на губах, и только когда он ушёл, Арсений понял, что всё пошло коту под хвост. Задание завалил, собственные принципы предал, опасность проигнорировал. И он искренне не понимал, почему, но ему было совсем не жаль.3.
— А черничное у вас есть? Арсений не сдержался. Честно, он пытался. Очень хотел выглядеть профессионалом, не сдавать позиций и отвечать настолько же вежливо и хладнокровно, как удавалось каждый день на протяжении уже почти целого месяца. Но любая чаша терпения рано или поздно оказывалась разбитой, и каждый, кто знал Арсения более или менее хорошо, понимал, что лучше не находиться с ним рядом, когда его выдержка даёт трещину. — Мужик, — ладони с громким стуком опустились на стойку. Арсений сдул с лица непослушную прядь волос и ухмыльнулся откровенно угрожающе, — Как ты думаешь, какой ответ получишь? — Простите? — непонятливо нахмурился покупатель. Попов заметил, как у него дёрнулся в страхе кадык, и от этого зрелища на душе стало так хорошо, что злобное удовлетворение разбудило в груди несколько новых очагов ехидства и самодовольства. — Я каждую неделю отправляю своему начальству заявку на новые позиции в меню. Я делаю это каждую неделю на протяжении уже целого месяца, — ухмылка превратилась в полноценный оскал, и Арсений совершенно не обратил на это внимание, отпуская себя и продолжая шипеть и язвить, — Как ты думаешь, если за всё это время на прилавке не появилось черничное, оно появится в ближайшее время? — Так у вас есть черничное мороженое или нет?! — Нет! — взмахнул руками Арс, наконец взрываясь, — У нас нет черничного! И никогда не будет, ясно?! Я принципиально не отправляю в заявке этот вкус, понял?! — Хам! — отскочил от стойки покупатель, — Я всё напишу в вашей жалоб- — Иди пиши, я потом этой твоей бумажкой знаешь что сделаю?! Тёмное удовлетворение разлилось по телу от вида бегущего из кафе покупателя. Остальные немногочисленные посетители рассмеялись, наблюдая за этой картиной, некоторые постоянники даже восторженно захлопали в ладоши, и от этого на душе стало совсем хорошо. Арсений почувствовал себя отомщённым, и даже неожиданно запарное утро понедельника больше не так раздражало, как это было ещё пару часов назад. — Страшный ты человек, Попов, — протянула Олеся, продолжая как ни в чём не бывало распутывать гирлянду, — Ты со всеми покупателями так общаешься? — Только с теми, кто нарывается, — закатил глаза Арсений, возвращаясь за стойку и доставая ещё одну коробку с украшениями, — Зачем так много мишуры? Здесь столько стен нет, сколько они мишуры прислали. — Посмотри, может, там где-то ёлочка есть? — предположила девушка, дёргая очередной узел и злобно пыхтя. Арсений тут же нырнул под стол, перепроверяя все многочисленные коробки, громко шурша обёртками и чихая от настойчивого синтетического запаха новизны, — Какой идиот решил сначала вытащить её, чтобы проверить? Нельзя было включить, не доставая из упаковки? — Нет тут ёлки! — отозвался приглушённо Арсений. Олеся в ответ стукнула его пяткой по спине, не позволяя подняться, и отчаянно задёргала лампочки гирлянды в разные стороны, теряя терпение. — Лучше, значит, ищи! — гаркнула она, удобнее усаживаясь на стойке и закусывая губу от напряжения, — Сто процентов это Дима сделал. Тупица. Как увижу, прибью суку, — яркий солнечный свет, лившийся в помещение через огромные панорамные окна, на мгновение померк, и девушка подняла голову, недоумённо озираясь на настолько же сконфуженного мужчину, — О! Здравствуйте! Арсюш, — протянула, наклоняясь и заглядывая под стол, — К тебе тут твой папочка пришёл. Послышался громкий стук, а Олеся заметно подпрыгнула на месте, явственно ощутив силу удара собственной задницей. Спустя мгновение на свет выполз Арсений, пыльный, болезненно сжавшийся и до безобразия красный. Он отчаянно схватился за стойку, выпрямился и кривовато улыбнулся: — Добрый день. Чем могу помочь? — ему хватило одного косого взгляда на ошарашенно замершего Антона, чтобы ещё сильнее покрыться румянцем стыда и, не сдержавшись, припасть к холодной поверхности стойки пульсирующим виском, громко шипя, — Глаза б мои тебя не видели, Олесь. Откуда ты таких слов вообще нахваталась? От Журавля, да? — Ты в порядке? — наконец отмер Антон. В его взволнованном тоне голоса звучала мягкая улыбка, и Арсений был даже рад, что не мог её увидеть — краснеть дальше было некуда. Ответить что-то членораздельное не получилось — голова всё ещё настойчиво напоминала о том, что после таких ударов можно было и сотрясение заработать. Боль нарастала волнами и спадала, чтобы в следующую волну нахлынуть с большей силой, в ушах даже слегка звенело, и Арсений начал всерьёз волноваться, что мог так глупо получить настоящую травму. Но затем на его затылок опустилась прохладная после улицы ладонь, и все неприятные ощущения просто… исчезли? Арсений осторожно скосил взгляд в бок, и вздрогнул, тут же наткнувшись на прекрасные зелёные глаза мужчины. Тот сидел перед ним на корточках, чтобы было удобнее рассматривать вблизи, а его крепкие пальцы уже смело перебирали шелковистые пряди чернильных волос. Замирали, наматывая их кольцами на фаланги до предела, а затем тихонечко тянули, чтобы тут же отпустить, не доставив ни капли реальной боли. Прочёсывали ногтями по коже, откидывая пряди назад, а потом ерошили аккуратный рядок, заставляя Арсения рвано выпускать воздух из лёгких. — Всё хорошо? — попытался снова Антон, растягивая губы в довольной улыбке от вида поплывшего Арсения. — Угум, — натурально мурлыкнул тот, бесстыдно и откровенно подставляясь под ласку, — Даже лучше, чем хорошо. — Точно? — нахмурился мужчина, на всякий случай слегка дёргая Попова за волосы, чтобы быть уверенным в том, что он всё правильно услышал и до него дошёл смысл сказанного, — Ты сильно ударился. Может, всё-таки отвезти тебя к врачу? — Нет, — неохотно поднимаясь с места и почти обиженно следя за тем, как широкая ладонь опустилась вниз с его головы, выдохнул Арсений, — У меня крепкая голова. Если бы каждый раз, когда я ударялся о что-либо, меня отвозили к врачу, то БСМП уже включили бы меня в чёрный список. Но спасибо за заботу, — взгляд невольно соскользнул в бок, где всё ещё сидела до смерти довольная Олеся, и Арс закатил глаза, — Что? — Я распутала, — протянула она ему гирлянду, естественно, улыбаясь совершенно по другой причине, — Ой, кошмар! — притворно испугалась, глядя на часы, — У меня уже давно закончился обед! Арсюш, ты справишься тут один? И подмигнула настолько очевидно, что даже её красноречивый тычок в ребро казался более естественным. — Справлюсь, — буркнул Попов, а затем подпрыгнул на месте, чуть не проткнутый насквозь острым локтем, — То есть, нет! А кто мне лестницу держать будет?! Я и так тут чуть голову не проломил из-за тебя, а ты меня решила кинуть? — Ох! Что же делать? — театрально вскинула руки Олеся, хитрым прищуром ловя замершего возле стойки мужчину, — Антон! Не могли бы вы помочь моему другу? Только вам я могу доверить эту важную миссию. Он же сам убьётся, вы понимаете? — Знаешь, это уже не- — Замолкни, — даже не проворачиваясь к нему, заткнула Арсения Олеся, — Ну, так что? Поможете? Антон стоически выдержал испытание и не рассмеялся в тот же момент, кивая со всей серьёзностью. Олеся едва в ладоши не захлопала от восторга и, торопливо попрощавшись с Арсением, выскочила на улицу, уверенная в том, что отлично поработала свахой. Хотя… Арсений не отрицал, что так оно и было. Несмотря на всю комичность ситуации, Антон действительно со всей серьёзностью принялся Арсению помогать. Прилежно держал лестницу, пока Арс бесстрашно скакал на последней ступеньке, закидывая мишуру на светильники под потолком, сам лепил резные снежинки на окна, пока Арс отлучался, чтобы обслужить немногочисленных клиентов. Они по большей части молчали, предаваясь спокойному и размеренному рабочему ритму, и это нисколько не смущало. В этом было что-то невероятно уютное и приятное. Арсений бы наверняка смутился тому, сколько времени Антон потратил на помощь ему, если бы не знал, что мужчина делал это вполне сознательно. Последние пару недель он почти каждый день заходил в кафе один, без дочери, и долгие часы просто сидел рядом с кассой и болтал с Арсом на самые разные темы. Он говорил, что так пережидал то время, пока Даша была на подготовительных курсах в частной школе неподалёку, но Арсений прекрасно понимал, что это было лишь отчасти правдой, потому что такие курсы не могли длиться так долго и проводиться настолько часто. Но не Арсению жаловаться на ложь, конечно. Без присутствия дочери рядом Антон становился откровенным. Всё ещё до щемящего чувства в груди прекрасным и добрым. Светлым. Но более честным, слегка кокетливым, хитрым и наглым. Он мог позволить себе коснуться Арсения между делом, подержать за руку, ущипнуть за бок. А иногда, в моменты, когда в кафе вообще никого не было, поймать Попова за локоть и зажать, где придётся. Ничего откровенно пошлого не делал, только стоял рядом, смотрел глаза в глаза и с наслаждением ловил каждое пятнышко смущения на бледных щеках своими губами. Не выпускал, сколько бы Арсений ни вертелся в его руках, и жестоко улыбался, упиваясь его беспомощностью. Арсений, кстати, не жаловался. С каждым днём он всё больше привыкал к присутствию Антона рядом. Открывался, довольствуясь лаской и вниманием, позволял настойчиво лапать, прижимать и обнимать. Да и сам в ответ всё чаще целовал: в щёки, в нос, в челюсть. Один раз прижался к губам, но быстро отстранился, когда на пороге появились новые покупатели. Антон в тот день выглядел до бешенства недовольным, ревностно следя за тем, когда уже снова в помещении станет пусто, но этого, увы, так и не произошло. Арсений, наверное, ещё никогда настолько ехидно не улыбался, как в тот день, и каждую секунду с замиранием сердца ловил зеленоглазый взгляд, полный жаждущего обещания. И то ли это была чудодейственная сила любви, то ли жизнь действительно налаживалась, но начальство больше не бузило, бандиты не хулиганили, покупатели становились добрее. Арсений и не отрицал, что ему всё казалось лучше, просто потому что ему самому было лучше, но он не был против такого лёгкого самообмана. Отпустить себя и позволить своему сердцу быть счастливым — лучшее решение, которое он принял за последний десяток лет. Арсений уже не думал о задании, невероятно сложном и почти невыполнимом, не старался запоминать лица приходящих, высматривая в каждом бандита и уголовника, не обижался на подколки Димы, когда тот приходил по вечерам и заказывал мультифруктовый шарик. Он беззаботно продавал мороженое, будто бы даже и забыв о том, что на бедре всё ещё висела кобура, а в заднем кармане штанов лежала капитанская корочка. Если для того, чтобы жить счастливо рядом с человеком, которого Арсений, видимо, действительно хотел полюбить, нужно было обманывать самого себя, то Попов не видел в этом ничего плохого. Сначала он обманывал себя, говоря, что чувства не могут стоять наравне с долгом и честью, а теперь обманывал, убеждаясь, что от кратковременного романа ничего не изменится. Чисто фактически, с точки зрения самообмана и правда ничего не изменилось. Хоть какая-то стабильность. — Арсений! Арс слегка покачнулся на лестнице, заставив Антона забавно дёрнуться в попытке его поймать. На лице появилась привычная нежная улыбка, стоило ему заметить в дверях счастливую и румяную Дашу. Она громко и неловко потопала к ним, остановилась на половине пути, отвлёкшись на переливы цветных снежинок под потолком, а затем, когда сопровождающая её девушка заботливо сняла с неё тёплую шапку, пришла в себя, вновь озаряясь яркой улыбкой. — Арсений! — искренне и невинно прокричала она, — А твоей маме внучка не нужна? Лестница ушла из-под ног, и в следующее мгновение Попов обнаружил себя на руках Антона. Красного от смущения, тяжело дышащего из-за близкого контакта и до безумия тёплого Антона. Сердце в груди забилось в ритме умирающего лебедя, на глазах навернулись неожиданные слёзы, а громкий позорный вскрик застрял в горле. Арсений пару раз туповато моргнул, осознавая себя абсолютно оторванным от земли, и даже ногой в воздухе помахал, словно пытаясь убедиться в том, что его действительно держали крепко и высоко. — Спасибо, — сдавленно выдавил Арс, чертовски медленно смакуя мысль о том, насколько же Антон был силён. Вокруг послышались смешки постоянников, щелчки камер и восторженное бормотание малышки, и Арс зажмурился, краснея даже шеей, — Поставьте меня, пожалуйста. — Даша! — опомнился Антон, бережно выполняя просьбу Арсения, стратегически полностью переключая своё внимание на дочь. Будто бы это могло отвлечь всех от его красных ушей, — Ты откуда таких слов набралась? Его взгляд метнулся на подозрительно слишком довольно ухмыляющуюся девушку, и та в защитном жесте вскинула руки: — На меня даже не смотри. — Даш? — мужчина с уставшим вздохом опустился на корточки, машинально начиная поправлять на дочери промокшую от снега верхнюю одежду, — Дашенька, ты хотя бы понимаешь, что сказала? — Серёжа сказал, что если я так скажу, то Арсений будет жить с нами, — насупилась девочка, неохотно позволяя снять с себя курточку и шарфик. Она посмотрела на отца из-под бровей, то ли обиженная, то ли пристыженная его строгим тоном, — Я хочу, чтобы Арсений жил с нами! Пап, ты же сам говорил, что он тебе нравится, давай заберём его домой! Из её глаз хлынули искренние детские слёзы непонимания, и Арсений бы наверняка растрогался, если бы не был настолько ужасно смущён. Кажется, нечто подобное чувствовал и Антон, хотя пытался держаться стойко, игнорируя как насмешливые взгляды окружающих, так и собственный осипший от неловкости голос. — Дорогая, нельзя так говорить, — терпеливо объяснял он, — Арсений же не кот, чтобы его «забирать». — Но ты говорил- Антон едва не вскрикнул, испуганно закрывая дочери рот ладошкой и опасливо озираясь на Арса. Тот не сдержался и прыснул со смеху, постепенно от короткого скрытого смешка переходя на откровенный хохот. Щёки всё ещё горели румянцем, но теперь это казалось не таким уж важным. Вообще ничто больше не казалось важным, мир будто бы сократился до двоих — до замечательного и прекрасного Антона и его не менее прекрасной и замечательной дочки. До осознания, что Арсений был бы и не против действительно остаться с ними. Навсегда. В кармане завибрировал входящим вызовом телефон, и Арсению пришлось неохотно оторваться от воистину семейной сцены — звонил Дима, а это могло быть важно. — Вы невыносимо милые, — напоследок нежно произнёс Попов, потрепав всё ещё обиженно насупленную девочку по макушке, — Выбирайте пока, что будете сегодня, а я сейчас вернусь. Арсений нырнул в подсобку, прислонился боком к холодильнику и ещё на пару секунд замер, переваривая произошедшее, сгоняя с себя излишки счастливого веселья. — Слушаю, Поз, — ответил наконец он, просто не способный подавить улыбку в голосе. — О, у тебя хорошее настроение, — отозвался тот с довольным смешком, — Сейчас станет ещё лучше! Брат, мы поймали Ботаника! И Арсения будто ледяной водой окатило от ужаса. Он едва не выронил трубку из рук, но Дима, не дожидаясь ответа, продолжил беспечно-гордо лепетать: — Представляешь, месяц выслеживали Кривого, а в итоге через него Ботаника поймали. А сам Кривой сбежал, прикинь? — он расхохотался, наверняка представляя лица тех оперативников, что занимались этой миссией, — Обидно, конечно, но так даже лучше вышло. Короче, начальство на радостях решило все твои заработанные деньги пустить на корпоратив. — А разве это не подразумевалось изначально? — нахмурился отстранённо Попов. — О, и, кстати, после Нового года кафе закрывают, — игнорируя его слова, окатил Арсения новой волной ужасающего холода Дима, — Так что скоро вернёшься к нам, брат. Ты рад? — Безумно, — просипел Арсений, несдержанно приседая на корточки от шока. Позов на той стороне трубки наконец замолчал, кажется, только теперь замечая поразительно скисшее состояние друга. Послышался сдавленный уставший стон, а затем Дима произнёс нехарактерно серьёзно: — Это ничего не меняет, Арс. Ты не потеряешь его. — Ты не можешь знать, — отчаянно давя слёзы в горле, прошептал Арсений. Губа задрожала, и он её сильно закусил, испуская тихий несдержанный всхлип, — Я так много ему врал, Дим. Я ведь совсем не такой. Он просто не захочет- — Прекрати, — грубо прервал его Позов, — Ты такой, какой ты есть — замечательный. И если он не примет тебя настоящего, каким бы ты ни притворялся до этого, то он тебя просто не заслуживает, — на фоне послышался какой-то шум, гомон голосов и грохот закрывающихся дверей, и Дима неохотно зашуршал в динамик, видимо, торопливо поднимаясь с места, — Ладно, Арс. Я тебе отправлю обновлённое дело по Ботанику, с фотками и всем прочим. А ты не грусти, ладно? И приходи к нам с Катей НГ праздновать, ты же знаешь, мы всегда тебе рады. Хорошо? — Хорошо, — едва слышно прошелестел Арсений и тут же отключился, с громким стуком отшвыривая телефон в сторону. Голова сама собой опустилась вниз, лоб ткнулся в колени и слёзы спонтанно полились из глаз, совершенно ничем не сдерживаемые. Арсений чувствовал себя обесточенным. Разбитым, будто его просто швырнули с небес на землю, не особо заботясь о сохранности, и пустым, словно за хрупкой защитной оболочкой не было ничего ценного. Он знал, что ложь и обман не могли привести ни к чему хорошему, но рассчитывал ещё хотя бы пару месяцев пожить в этой прекрасной, искусственной сказке. Сделать вид, будто его не ждала жестокость настоящего, будто он действительно был просто продавцом-кассиром, и никакой опасности вокруг просто не существовало. А теперь… А теперь Арсений не мог вообразить вариант, где Антон, прекрасный, добрый и заботливый Антон, просто закрывает глаза на его наглую ложь, не принимает во внимание опасную сферу деятельности и не замечает очевидные нарушения психики, вызванные профдеформацией. Арсений не мог представить вселенную, где Антон позволяет ему остаться рядом. Не мог представить место и время, где они будут счастливы, как были всего пару мгновений назад. Затылка коснулась ласковая ладонь, но Арсений даже не дёрнулся. Он знал, кто стоял рядом. Чувствовал его по выученному наизусть запаху одеколона, по ритму дыхания, по нежности пальцев. От того, как нутро потянулось в сторону мужчины, требуя податься навстречу и подставиться под ласку, хотелось завыть раненным зверем. — Что-то случилось? Крепкие пальцы свободно зарылись в мягкие локоны, успокаивающе почёсывая, перебирая и потягивая. Голос лился сладкой патокой, а близость тела ощущалась жаром на коже. Арсению было стыдно за свою слабость. За то, что выставил себя идиотом, за то, что напугал, за то, что не мог прекратить лить глупые слёзы. Он прерывисто выдохнул, прежде чем тихо пробубнить в колени: — Кафе закрывают. И особо не протестовал, когда его бережно потянули вверх, вынуждая встать и заглянуть в ласковые зелёные глаза. Не протестовал, когда на его холодных солёных губах Антон оставил тёплый и до боли нежный поцелуй. Медленный, очень аккуратный и такой маняще-свежий, что Арс чуть снова не расплакался. Только теперь от обожания. — Я не отпущу тебя так просто, — прошептал Антон ему в губы, снова и снова припадая к ним, большим пальцем заботливо стирая капельки слёз со щеки, — Я просто не смогу тебя отпустить, понимаешь? Ты привязал меня к себе, Арс. — Прости, — вырвалось отчаянное всхлипом. — Не извиняйся, — строго отозвался Антон, нахмуриваясь со знакомой сталью в голосе на долю секунды. После ещё один поцелуй остался на носу, и Арсения притянуло крепкими объятиями к горячему телу любимого человека. Арс ничего не мог с собой поделать, когда подался чужой воле, приникая к широкому плечу и сопя теперь уже в него, — Даша попросила пригласить тебя отмечать с нами Новый год. Ты придёшь? И Арсений правда4.
— Это черничное?! Даша подхватила ведёрко мороженого, с голодным блеском в глазах рассматривая яркую этикетку с пометкой «без сахара» на самом видном месте. Её ноги уже подрагивали от счастья, девочка в любой момент могла начать прыгать от восторга, но её сдерживали вежливость и любопытство. — А почему сейчас? — подняла она взгляд на умилённо улыбающегося Арсения, — Разве подарки не дарят после Нового года? — Оно растает, принцесса, — терпеливо объяснил тот, охотно пользуясь предложенной помощью и передавая свой пуховик Антону, — Если хочешь, можешь положить его в морозилку, а утром уже съесть. Как и полагается. — Нет! — вскинулась девочка, обхватывая ведёрко обеими руками и прижимая его к себе. — Даша, — предупредительно протянул Антон, с некоторой строгостью смотря на дочь, — Что нужно сказать? — Спасибо большое! — ни капли не обиделась на замечание та, искренне улыбаясь и, видимо, настолько же честно выражая свою благодарность, — Я очень рада, что ты пришёл! Это будет самый лучший Новый год в моей жизни! И ускакала в просторный зал, напевая себе под нос прилипчивую песенку, что разучила в детском саду. — Как легко угодить девушке в этом возрасте, — ухмыльнулся Арсений, задумчиво смотря ей вслед, — А я вот купил подруге серебряный браслет в подарок и не могу быть уверен в том, что ей понравится. А тут! Мороженое! Восхитительно! Когда сильные руки обхватили его за талию, а крепкое тело прижалось к боку, Арсений чуть не взвизгнул от смеси удовольствия и волнения. Антон вдумчиво поцеловал его в щёку и на долгие секунды завис, рассматривая обкусанные обветренные губы стремительно темнеющим взглядом. — Ты весь вечер собираешься меня тискать? — игнорируя краснеющие щёки, прошептал Арсений, — Не то чтобы я был против, но просто не хочу показаться легкодоступным в глазах твоих близких. Антон отмер. Одарил его мягкой улыбкой и наконец поцеловал. Бесконечно нежно, очень тихо и сладко, буквально оставляя на губах вкус шоколада и мандаринов. — Всю жизнь, — загадочно выдохнул он после того, как с громким чмоком неохотно оторвался от желанного и долгожданного мужчины, — Всю жизнь собираюсь тебя тискать, — и, не позволяя Арсению окончательно потонуть в засахаренном смущении, потянул его за собой, уводя из прихожей вглубь дома, — А о моих близких можешь не волноваться! Они знают, как на протяжении месяца ты упорно игнорировал мои завлекающие взгляды и неловкие подкаты, так что никаких предрассудков касательно тебя не имеют. — Ты подкатывал ко мне? — удивлённо округлил глаза Арсений, — Когда?! А в ответ раздался только коллективный хохот. Близкими Антон назвал лишь двоих своих лучших друзей, которые ни на секунду не покидали его жизнь с самого детства и проживали вместе с ним каждый взлёт и каждое падение. Арсений не стал спрашивать, почему на семейном празднике не было родителей Антона или хотя бы кого-то со стороны матери Даши — подозревал, что тема была больная и неприятная, а в этот день почему-то хотелось до последнего сохранить «сказочную» атмосферу. Во время сервировки стола Арсению удалось тесно познакомиться с Оксаной — той самой девушкой, что часто приводила Дашу после подготовительных курсов в кафе. Она была милой, слегка саркастично-ехидной и очень улыбчивой. С ней было приятно разговаривать — она охотно болтала с Арсом на разные темы, казалось, понимая его с полуслова и разбираясь абсолютно в любом вопросе. В компании Оксаны Арсений даже на короткое мгновение забывал о существовании Антона, что беспрерывно следил за его перемещениями по собственному дому каким-то очень тёплым и охраняющим взглядом. Словно не мог поверить в то, что Арс действительно был тут, или не хотел упустить момент, когда его можно будет украсть для очередного поцелуя. Демонстрация любви, кстати, была чуть ли не самой смущающей частью этого вечера. Разве что Даша, каждые пару минут прилипчиво напоминающая, как она была счастлива его присутствию, заставляла Арсения чуть ли не рыдать от умиления. Да, а вот Антон со своими загребущими руками и бесконечным желанием затискать Попова до потери сознания стоял сразу после неё, на втором месте. С претензией на первое, конечно. Но Арсений пугался проявлений любви на глазах посторонних только первые пару минут. То ли потому что Оксана перестала быть для него действительно посторонней спустя эти самые пару минут, то ли потому что сознание полностью перестроилось, внедряя в цепочку событий понимание того, что в этом доме гомофобов быть не могло. И вот после смирения, после первого ответного поцелуя, что Арсений подарил Антону, просто проходя мимо него и хваля за красивую вырезанную снежинку, наступило то самое идеальное состояние души, готовой сорваться в счастливый трепещущий бег. Нервы кипели от напряжённого счастья, внутри всё дрожало от ожидания, и Арсений только спустя пару часов осознал, что поймал за хвост то, что не удавалось многим взрослым — его охватило самое настоящее новогоднее настроение. Говоря откровенно, Арс не представлял, как можно было не ощутить этого прекрасного чувства, когда вокруг царила такая красота. На окнах висели яркие гирлянды-дождики, под потолком переливались небесными радужными цветами фигурки снеговиков, оленей и сказочных персонажей, мишура блестела на свету, разбросанная по всем возвышающимся предметам: шкафам, экранам, светильникам, а снежинки, в последний момент вырезаемые Антоном и Дашей, постепенно заполняли пустые пространства на стёклах и стенах, достоверно демонстрируя, насколько много в этом доме делалось для единственного и, несомненно, любимого ребёнка. Потому что Арсений был уверен, если бы не Даша и её азартный восхищённый блеск в глазах, то взрослые никогда бы не стали так заморачиваться над украшением пространства. И, конечно, никто бы и не подумал над тем, чтобы купить, привезти и поставить в доме двухметровую натуральную ель. Она стояла в углу просторного зала, но это не мешало ей быть центром новогодней композиции. Густо украшенная самыми разнообразными игрушками, светящаяся переливами огоньков-лампочек и насыщенно пахнущая хвоей и смолой, она словно была настоящей машиной времени, вынуждающей Арсения с каждым вдохом возвращаться в своё беззаботное детство. Где мама вечером приносила с работы мандарины и запах мороза, папа с улыбкой предлагал прокатиться по снежной горке во дворе на ледянке, а младшая сестра радостно хлопала в ладоши, смотря по телевизору свои глупые, но очень интересные мультики. Где его окружала любовь и забота, а холод был только на улице, а не в душе. Арсений не мог запретить себе время от времени замирать возле какого-нибудь украшения, рассматривая его с внутренней счастливой дрожью, не способный подавить блаженную улыбку. И даже если каждый раз за этим делом его ловила вспышка камеры Оксаны, он не собирался на это злиться, хотя и строил недовольную мину ради приличия. — Ты очень красивый! — оправдывала она своё помешательство, показательно демонстрируя свежие снимки, — И фотогеничный. Не думал стать моделью? — Ой, глупости, — заливаясь краской смущения, отозвался Арс, — У вас тут просто очень красивый фон. Среди такого обилия мишуры и гирлянд любой будет казаться моделью мирового масштаба. — Какой кошмар! — всплеснула руками Оксана, разворачиваясь в сторону сосредоточенно вырезающего снежинки друга, — Антон! Это просто безобразие какое-то! Как ты мог?! — Что? — комично замер тот, механически отводя ножницы в сторону, когда за ними потянулась Даша. Ей он доверил рисовать силуэты снежинок, но она считала это неравноценным распределением обязанностей — отец всё равно вырезал всё мимо. — Как ты мог позволить самооценке Арсения упасть так низко! — преувеличенно возмущённо высказалась Оксана, — Ты слышал?! Он не считает себя красивым! — Возмутительно! — в тон ей ответил Антон, быстро вливаясь в игру и искренне наслаждаясь стремительно краснеющим Поповым, — Клянусь тебе, я всё исправлю в ближайшее время. Исцелую, залюблю и обхвалю. — Хорошо, — важно кивнула девушка, — Не буду следить за исполнением, потому что фу. Но обязательно проверю его самооценку через месяц. — Что вообще происходит? — взвыл Попов, пряча пунцовое лицо в ладонях и несдержанно срываясь на смех, — Вы с ума меня свести хотите? — Нет, — тепло улыбнулась Оксана, — Просто готовлю почву для того, чтобы ты отмечал с нами и в следующем году. Антон согласно закивал, а Даша радостно подпрыгнула на месте, громким гулом сообщающая, что давно уже хочет, чтобы Арсений жил с ними всегда. И Арс не был уверен насчёт второго, но почему-то первое предложение выглядело как нельзя хорошо. Он уже охотно мог поверить в то, что Антон его не бросит. Не испугается ответственности, не сильно рассердится из-за лжи, не оттолкнёт и не предаст. Потому что просто не мог человек, в каждом движении и в каждом взгляде которого сквозило такое жгучее обожание, позволить себе потерять то, чего он так желал. Конечно, Арсений не исключал, что их отношения перетерпят некоторые сложности на пути к совершенству. Но… А как иначе? Счастье всегда требует труда и усердия, и Арс был готов перетерпеть что угодно, лишь бы и в следующем году не сидеть в углу праздничного стола на семейном застолье Позовых, неловко улыбаясь полуслепой бабе Клаве, а стоять рядом с Антоном, тайком открывающим бутылку шампанского. Ловить бокалом залп игристого, а губами — жаркий, будоражащий поцелуй. Слушать торопливый лепет Даши из соседней комнаты и сдавленно смеяться, когда Оксана начнёт с излишним выражением цитировать детские стишки. Телефон в кармане завибрировал входящими сообщениями, и Арсений неохотно вывернулся из крепких объятий Антона. Оставил на его щеке ободряющий поцелуй, пообещал как можно скорее вернуться и отошёл в сторону, с некоторой опаской открывая диалог. Дима Арс! Я знаю, ты сейчас гействуешь со своим горячим папочкой, но ЭТО СРОЧНО Перезвони мне! Чел, которого мы поймали — НЕ БОТАНИК Мы сопоставили ДНК и сделали очную ставку Скорее всего, это член банды Ботаника СРОЧНО ЕЗЖАЙ В УПРАВЛЕНИЕ — С наступающим! — ворвался в дом громкий мужской голос, который шокированный Арсений и не заметил бы, если бы Даша не отозвалась на него не менее громким: — Серёжа! Ты вернулся! Арсений так и не понял почему, но внутреннее чутьё просто взбесилось. Оно заставило его, игнорируя взволнованного Антона и не менее требующего внимание Диму, выйти из тени кухонного закутка в прихожую, где обросший щетиной мужчина подхватил девочку на руки и с громким смехом закружил в воздухе. — Привет, малявка! — счастливо закричал он, — Не думал, что увижу тебя в этом году! Ты так выросла, пока меня не было! — Тебя не было пару дней, — закатила глаза Оксана. Заметив напряжённого Арсения на пороге, подобралась, будто бы вспоминая что-то важное, и от волнения зашептала излишне громко: — Какого чёрта ты вообще тут делаешь?! — Да ладно тебе! — зубасто улыбнулся Серёжа, опуская Дашу на пол и ероша её аккуратную причёсочку. Девочка насупилась, возмущённо отпихивая его от себя, но это ещё сильнее развеселило мужчину, — Ничего страшного не случится! Они сделали только одну фотку! Не думаю, что меня хоть кто-то успел запомнить. Так вот Арсений подозревал, что придётся пройти через определённые сложности, прежде чем его отношения с Антоном станут честными и крепкими. Но он явно не ожидал, что одной из сложностей станет лучший друг Антона — тот самый человек, фото которого Дима отправлял пару дней назад в рамках личного дела Ботаника. Тот самый, которого только что отпустили, потому что он не Ботаник. Потому что, очевидно, Ботаником был кто-то, кого он прикрывал. Кто-то близкий, кто-то, кому нельзя было попадаться и кто-то, ради кого Сергей без лишних препирательств подставился перед полицией. Кто-то, кто подошёл сзади и крепко обнял со спины. Предельно крепко. Не потому что так сильно хотел затискать, а потому что уже всё понял и постарался удержать на месте. Предостерёг, дыша в затылок угрожающе горячо и часто. — Не торопись, — глубокий голос резал без ножа по сердцу. Арсений ненавидел то, как одинокая душа счастливо трепыхнулась от ощущения жара чужого тела на спине. Телефон выскользнул из рук — его перехватили грубые пальцы Антона, чтобы поднять экраном вверх. Его светлые, деловито надменные зелёные глаза пробежались по последним сообщениям, и мужчина, игнорируя испытывающий взгляд Арсения, убрал устройство к себе в карман, — У меня он будет в сохранности. Пока ты не остынешь, — сообщил, оставляя неожиданный привычный поцелуй на щеке. Арсений ненавидел то, как нутро тянулось в его сторону. Как душа не реагировала на сигналы сознания, игнорировала предательство и опасность и требовала поддаться. Отпустить себя, расслабиться и завалиться на горячего мужчину позади, позволив ему делать всё, что только захочется. Как будто бы сейчас он делал что-то, что ему не хотелось. — Да ладно, — недоверчиво отозвался Сергей, до этого молчаливо наблюдавший за всей этой сценой. Оксана шикнула на него строго, но тут же переключилась на Дашу, отвлекая её от острой, но сокрытой под сотнями многозначительных взглядов взрослой ссоры мультиками в зале, — Да не мог он меня запомнить! — громким шёпотом закричал Серёжа, стоило девочке скрыться за дверью, нахмуриваясь в сторону пугающе недовольного Антона, — Ему фотку только один раз показали, ты прикалываешься? — У него фотографическая память, — хмуро отозвался Арсений, скрещивая руки на груди и нервно закусывая дрожащую от страха и ужаса губу. В голове творился сущий ад. Подмена образов и чувств заставляла её болезненно пульсировать с каждым неровным вздохом. Ботаник — настоящий криминальный авторитет! — стоял прямо позади него, держал крепкой хваткой за бока и пальцами механически пробегался по участкам открытой кожи на животе. Ботаник болтал с ним долгими вечерами в кафе, Ботаник делился с ним сложностями воспитания дочери в одиночку, Ботаник развешивал с ним гирлянды. Ботаник целовал его тайком от посетителей в подсобке. Антон просто издевался над ним. Весь месяц глумился, притворяясь влюблённым, а теперь… а что он собрался делать теперь? — Сначала мы поужинаем, а потом я тебе всё объясню, ладно? — раздался терпеливый мягкий шёпот на ухо. Арсений дёрнулся в сторону, не способный вынести того, насколько родным и желанным был этот голос. Насколько сильно ему хотелось просто сделать вид, будто ничего не произошло, будто это всё было не взаправду. Будто Антон держал его так крепко, потому что хотел залюбить, а не задушить. Но нет, самообманываться дальше было просто невозможно. Даже опасно. — Словно у меня есть выбор, — буркнул Арс, резко отворачивая голову и уходя от очередной попытки Антона успокаивающе прижаться губами к его виску, — Ты же держишь меня, как пленного. Разве такое спрашивают у пленных? — Ой, королева драмы, замолкни! — возмущённо взмахнул руками Серёжа. И сам замолк, едва поймав на себе тяжёлый взгляд Антона, стушевался и без лишних вопросов ушёл в зал. — Ты не пленный, — наконец оставшись с Арсением наедине и выдержав достаточно большую молчаливую паузу, выдохнул устало мужчина. Волосы на затылке колыхнулись от его тёплого дыхания, и Арс зажмурился, закусывая губу ещё сильнее, так, чтобы рефлекторно не податься навстречу. Не дождавшись от Попова ответа, Антон снова попытался нежно ткнуться губами в его щёку, но тот ещё сильнее увернулся, злобно сжимая зубы. Дёрнулся всем телом, но и с места не двинулся, сдерживаемый крепкой хваткой за бока. — И ты забрал мой телефон, а теперь ещё и держишь меня так сильно, что даже дышать тяжело, исключительно потому что я не пленный? — прошипел он, кидая на Антона колючий ледяной взгляд, — Просто по-своему гостеприимный, да? — Это для твоей же безопасности, — строго сощурился тот, для ясности сжимая Арсения ещё сильнее, чтобы показать, что может сделать действительно больно. Если захочет, — Ты не пленный. Но если попытаешься связаться со своим другом-майором или сбежать до того, как я с тобой поговорю и всё объясню, мне придётся относиться к тебе, как к пленному. И, поверь, ты такого отношения не хочешь. — Что тебе мешает поговорить со мной сейчас? — вскинулся Арсений, неожиданно расслабляясь в руках Антона, откидывая голову на его плечо и смотря доверительно. Немного жалко, — Ты же хочешь рассказать что-то хорошее, да? Рассказать что-то, что поможет мне перестать считать тебя угрозой. Так почему не сейчас? Почему надо силой удерживать меня, если можно просто объясниться. Тут же! — Ты сейчас слишком обижен, чтобы мыслить рационально, — внезапно раздалось на ухо горячим шёпотом. Арсений дёрнулся, выгнулся, пытаясь уйти от навязчивого искусительно-прекрасного голоса, но сильные руки сместились выше, обхватывая его торс и фиксируя на месте. Одна ладонь обхватила его щёки и крепко, но бережно прижала лицо к плечу Антона, вынуждая открыть шею и позволяя наконец горячим губам опуститься на нежную кожу. Антон с довольным гулом поцеловал дрожащее от недовольства горло, а затем, когда Арсений задёргался в его хватке сильнее, сдавленно ругаясь, с оттяжкой сцепил на ещё влажной коже зубы. С тёмным удовлетворением оставил на шее Арсения красное пятнышко, чтобы затем приняться за новое, чуть выше первого, и Попов хотел бы сказать, что ему было противно, но тело охотно реагировало на близость. Дыхание сбилось, уши покраснели, а конечности перестали слушаться. Сопротивляться Антону было просто невозможно, поэтому Арсений активно пользовался всем своим запасом ругательств. — Какой у тебя грязный рот, — с красноречивой ухмылкой на губах, прошептал Антон. Укусил последний раз под челюстью и слегка ослабил хватку. Арс едва ли успел поверить в свой успех — в следующее мгновение его прижало спиной к стене, а распалённый и ещё явно не насытившийся мужчина снова сковал его в железобетонных объятиях своих сильных рук. Его губы невесомо прошлись по ярким пятнышкам свежих засосов, а затем остановились на ухе, чтобы в шёпоте выломать Арсению все тормоза, — Может, тебе вымыть его с мылом? — А может, ты прекратишь меня домогаться и, наконец, всё объяснишь? — постарался звучать строго Арс, хотя тормоза действительно уже свистели от напряжения. Голос дрожал, ноги не держали, а внутри всё неприятно натягивалось и закручивалось в жгут от желания, — Или и правда думаешь, что я позволю себе отвлечься? На что? На секс? — Зачем мне тебя отвлекать? — обворожительно ухмыльнулся Антон, угрожающе опуская тон голоса ещё на пару тонов. В его зелёных, смертельно опасных глазах блеснуло то старое, почти забытое Арсением грозное и тихое яростное обещание. И страх, первобытный и будоражащий страх перед более сильным хищником, заставил дыхание сбиться с правильного ритма, задыхаясь в ауре чужой власти. Антон мягко рассмеялся, прихватывая мочку зубами. Поцеловал нежную кожу за ухом и выдохнул, откровенно притираясь пахом к паху: — Ты же знаешь, что я могу тебя никогда не отпустить? Кто мне запретит, если я просто решу оставить тебя себе? Будь паинькой — дождись окончания ужина, и я позволю тебе почувствовать, будто у тебя есть свобода выбора. — Нет, — с жёстким оттенком ответил Арсений, закатывая глаза и прикусывая язык, лишь бы не застонать в голос от такого правильного давления на уже полувставший член, — Ты мне объяснишь всё сейчас. И я не сяду с тобой за один стол, пока не получу то, что мне нужно. — Разве тебя не учили, что маньякам лучше не возражать? — нахмурился Антон, слегка теряя первоначальный запал. — А разве ты маньяк? — вздёрнул бровь Попов, — Ты полностью осознаёшь то, что делаешь. Ты отвлекаешь меня, чтобы дождаться ужина, но зачем — мне пока не понятно, — и когда Антон сражённо опустил голову, Арс позволил себе мимолётную самодовольную улыбку, чтобы затем мягко отодвинуть мужчину от себя и наконец выползти из плена горячих объятий, — Ну и? Долго молчать будешь? Ужин зачем? — Еда — залог доброжелательного настроя, — хмуро отозвался Антон, на мгновение становясь удивительно похожим на свою дочь с этой умилительной насупленной мордашкой и лёгким румянцем на скулах, — Я думал, что после праздничного ужина ты немного успокоишься. — Антон, я не ребёнок. Я не стану добрее, если меня покормить, — скрестил руки на груди Арсений, строго смотря на поджавшего губы мужчину, — Поэтому, либо сейчас ты мне рассказываешь всё то, что хотел, либо я ухожу, и мне плевать, что ты за это со мной сделаешь. Ясно? Антон кивнул, но ещё пару минут простоял на одном месте с опущенной в задумчивости головой. Когда он всё-таки её поднял, Арсений чуть не подавился от того, сколько любви и обожания было в его потемневшем от глубины расширенных зрачков взгляде. — Что? — смущённо буркнул Попов, защитным жестом снова скрещивая руки на груди. — Просто подумал, что именно из-за этого и влюбился в тебя, — не скрывая нежную улыбку, прошелестел Антон. — Из-за чего? — ещё сильнее нахмурился Арсений. Внутри всё трепетало от восторга понимания, что чувства были ответны, но разум требовал последовательности. — Из-за твоей серьёзности. Профессионализма. Гениальности, если хочешь это так называть, — не прекращал смущать мужчина, распаляясь всё сильнее, но теперь делал это не намеренно, а действительно искренне, — Ты невероятный. Сильный, уверенный, умный. Ни разу не позволил себе вольность. Чётко выполнял приказы на каждом этапе миссии, даже когда твоё начальство окончательно расслабилось и забило на неё. Ты даже не сорвался на моих парней, когда они попытались выбесить тебя перед закрытием. — Что?! — потеряв лицо, вскинулся Арсений, пронзая Антона жгучим недовольством, — Так это ты им приказал сделать?! Тот в ответ лишь обезоруживающе улыбнулся, пожимая плечами: — Я хотел избавиться от присутствия полиции на своей территории, и старался сделать это как можно аккуратнее. Ты бы предпочёл поджог? И пока Арсений не нашёлся с ответом, Антон подхватил его за руку и увёл в сторону лестницы на второй этаж. Пояснил уже на ходу, довольствуясь тем, что Попов расслабился достаточно сильно, чтобы позволить ему тащить себя в неизвестном направлении: — В прихожей холодно. Поговорим в моей комнате, ты не против? Арсений не был уверен в том, что если бы был против, то смог бы выразить недовольство открыто и ясно. Ладонь Антона, его крепкие и горячие пальцы будто оставляли отпечатки на бледной коже Арсения, и он не мог себе отказать в том, чтобы не насладиться этим ощущением. До комнаты они дошли несправедливо быстро, и когда Антон вошёл внутрь, затаскивая за собой Арсения и закрывая дверь, ладони пришлось расцепить. Чем Попов был, конечно, безумно разочарован, хотя внешне выразить это никак не мог. Антон, что поразительно, оказавшись в полумраке комнаты наедине с Арсением, не принялся тут же его расцеловывать и тискать. Выдержал приличную дистанцию, сел на кресло и благоразумно сцепил руки на коленях. Не горел безумием глаз, не скалился, не кидался откровениями. Не пытался завалить. Хотя хотел — это Арс видел даже невооружённым взглядом: всё-таки, несмотря на фиктивность обжиманий внизу, они заставили организмы обоих мужчин вести себя весьма очевидно. Арсений мысленно досчитал до десяти, постарался прикрыть пока вялый стояк свободным краем футболки и принял самый серьёзный и ответственный вид. — Так что ты хотел мне рассказать? Антон покивал самому себе, собираясь с мыслями, видимо, тоже не шибко готовый говорить о важном, когда член больно упирался в ширинку штанов. Но всё же собрался, тяжело вздохнул и начал: — Меня зовут Антон Шастун. Я более известен, как Ботаник. И я не плохой, — скорее почувствовал, чем увидел выгнутую в удивлении бровь Арсения, но продолжил уже смелее: — По молодости, может, я и совершал что-то противозаконное, но в последующем уже нет. Да, я сотрудничаю со многими нехорошими людьми, имею некоторые связи, но у меня тоже есть моральный кодекс. Я никогда не буду пожимать руку тому, кто вредит старикам, женщинам и детям. Понимаешь? — прикрыл глаза, будто от одних мыслей об этом зверея и теряя концентрацию, — Я никогда бы не стал сотрудничать с Кривым! Он мерзкий, беспринципный, он продаёт товар детям! Детям, понимаешь?! — подскочил на ноги, широко размахивая руками и переходя на крик, — Как я могу вести с ним какие-то дела, когда у меня есть дочь, которая будет ходить в те школы, где он сбывает своё дерьмо?! — Зачем тогда его покрываешь? — холодно отозвался Арсений, оказавшийся неожиданно близко. Его светлый, невероятно пронзительный и льдистый взгляд заставил Антона потерять нить мысли. Он беспомощно захлопал ресницами, издавая вопросительный звук, и Попов терпеливо повторил: — Зачем нанимаешь ему адвокатов? Зачем назначаешь ему встречи? Зачем дружишь с ним? — Чтобы найти всех его поставщиков, курьеров и все точки сбыта, — отчеканил Антон, на мгновение становясь невероятно уставшим, — Найти и уничтожить всю его систему. — Этим должна заниматься полиция. — Но она не занимается, потому что даже не знает об этом! — вновь повысил голос Шастун, чуть ли не рыча от негодования, — Вы ведь даже представить не можете, насколько это обширная сеть! И вам никто об этом не расскажет! — А ты? — Что? — замер непонятливо Антон, внезапно прервав праведное негодование, чтобы перевести взгляд на всё ещё холодного и равнодушно отстранённого Арсения, — Что я? — Почему бы тебе не рассказать нам об этом? — Предлагаешь мне сдать Кривого? — нахмурится мужчина, — Меня не поймут. Я потеряю многих из своих связей, если начну работать на полицию. — Официально, — влез Арс, наконец расплываясь в хитрой улыбке. У Антона внутри что-то перевернулось от той теплоты, что снова начала сквозить в каждом движении Попова, — А если начальство и вышестоящие не узнают об этом? — Тебя уволят за самоуправство, — замер ошарашенно Шастун и не сдвинулся с места даже тогда, когда Арсений подошёл невыносимо близко, — Ты же… ты… Если ты будешь действовать без приказа, то тебя уволят. — Не уволят, если я уйду сам. И такая нежная улыбка появилась на его лице, что у Антона сердце защемило от насыщенной боли. Он словно разом почувствовал всю ту тоску времён, пока ещё не знал Арсения. Пока не понимал, насколько прекрасно было бы его любить, насколько приятно видеть обожание и обещание в родных глазах. Антон хотел быть серьёзным и стойким, он хотел держать свои чувства при себе до тех пор, пока Арсений не поверит ему и сам не разрешит снова проявлять любовь в физическом виде, но… Это было невыносимо, когда его ресницы были настолько длинными и пушистыми, а тёмные точки родинок такими манящими. Антон прижался к Арсению в жарком поцелуе, сразу захватывая власть над его дыханием, контролируя каждое движение стиснутой в объятиях груди и утробно рыча на каждое тихое постанывание. И Арсений теперь был совсем не против. Он тоже охотно целовал, лез холодными пальцами под тонкую рубашку, царапал бархатную кожу на животе и шкодливо прищипывал напряжённые мышцы груди. Антон жадно отзывался на каждое его движение, стискивал руки на его теле сильнее и пятился к креслу, на которое они позже вместе и рухнули. Забравшись к Антону на колени, Арсений с трудом смог вырваться из удушающего поцелуя, чтобы тут же прижаться мокрыми губами к его шее и мстительно оставить на ней несколько ярких меток засосов. Антон подставился, довольно улыбаясь и отзываясь громким стоном, подкинул бёдра и крепче вцепился в дрожащие от волнения и желания бока, перебирая пальцами рёбра и слегка щекоча. — Я ведь, — сипло от накатившего восторга отозвался Шастун, когда Арсений, визгливо уворачиваясь от щекотки, стянул с себя футболку, — Я хотел помешать полиции. Попросил Серёжу прикинуться мной, чтобы вы спугнули Кривого и свернули миссию. Думал, что если ты уйдёшь, всё станет, как прежде, и я не буду страдать слишком долго. Думал, что так будет лучше. А потом увидел тебя, — его руки благоговейно прошлись от самого низа оголённого живота вверх, невесомо касаясь твёрдых и сухих мышц пресса, грубо сжимая затвердевшие соски и наконец останавливаясь на тонкой, дрожащей от частого дыхания шее, — Ты плакал в подсобке. Плакал. Потому что думал, что больше никогда меня не увидишь. Боже, Арс, ты был там, такой чувственный и беззащитный, что я просто- — одна ладонь обхватила её кольцом у самого основания, а вторая блаженно зарылась в волосы на затылке. Антон рывком вернул Арсения ближе к себе, выдыхая в его истерзанные губы долгий и громкий, слегка громыхающий стон, — Я в тот момент решил, что просто не смогу тебя забыть. Оставить. Отдать. Я… Это не в моих силах, Арс. — Зачем ты мне это говоришь? — давя эмоциональные слёзы внутри, просипел Арсений. Расплакаться ещё раз перед Антоном очень не хотелось, пусть Попов и понимал, что ему это скорее пришлось бы по душе. — Чтобы ты понимал, на что подписываешься, — несчастно заламывая брови, ответил Антон, — Я тогда был честен с тобой, Арс. Я действительно не смогу тебя отпустить. Даже если ты очень сильно захочешь, — поймал шокированный вздох собственными губами, сжал ладонь на горле чуть сильнее, чтобы в то же мгновение отпустить и притянуть мужчину к себе теперь обеими руками, шепча ему на ухо едва слышно: — Ты правда готов бросить всё ради такого монстра, как я? Когда после короткой заминки Арс осторожно выпутался из его цепких рук, у Антона сердце чуть не остановилось. Он готовился к худшему ответу, но тот только улыбнулся и пытливо протянул: — Не знаю никакого монстра. Я влюбился в горячего отца-одиночку, что ходил ко мне в кафе почти каждый день и пытался неумело флиртовать. — Ого, — испустил неловкий выдох Антон, неожиданно даже для себя самого краснея, — К тебе, видимо, часто такие наведываются. И кто этот счастливчик? — Ты. — Я?! — почти натурально удивился Шастун, — Глупости! Я очень даже умело флиртовал! Арсений разразился громким смехом, неловко скатываясь по коленям Антона назад, чтобы снова встать на ноги. На его лице так и осталась широкая улыбка, когда он окинул мужчину в кресле по уши влюблённым взглядом и проговорил притворно-обижено, всё ещё срываясь на несдержанное хи-хи: — Ну вот! Как мне теперь поверить в то, что я покупаю криминального авторитета своим телом, если ты такой милый? Весь настрой мне сбил, Шастун! Как тебе не стыдно? — Ох, прости, — подобрался на месте тот, действительно ощущая себя виноватым, — Раз уж мы так играем, то… Вставай на колени. Смех Арсения тут же застрял где-то в горле, стоило ему снова перевести взгляд на Антона. Шастун уже не был тем милым и нежным мужчиной, каким казался ещё мгновение назад. Теперь Арс как нельзя лучше понимал, что ему совсем не чудились те опасные и возвышенные взгляды мужчины. Он не фантазировал, ощущая угрозу, не представлял себе больше страсти и жара, чем было на самом деле. Антон был именно таким, каким он его видел. Острым, резким, надменным. Властным. Он смотрел с откровенным вызовом, с испытывающим прищуром, будто не просто просчитывал ходы наперёд в попытках найти слабые места Арсения, а словно бы готовясь насмешливо наблюдать за жалкими попытками сопротивляться. Он смотрел так, что сомнений не оставалось: Антон мог надавить, сломить, отпустить и тут же поймать. Арсений в его глазах был жертвой. Целью, которую он уже схватил и присвоил. Сопротивляться было бесполезно. Жалко. Стыдно. Окунаясь в насыщенное чувство принадлежности, Арсений громко сглотнул вязкую слюну и послушно опустился вниз. Не сводя с довольно оскалившегося Антона покорного взгляда. — Умница, — пророкотал тот, быстрым движением расстёгивая ремень и слегка припуская штаны вместе с нижним бельём, — Надеюсь, тебя не надо учить, как правильно сосать? Справишься без подсказок? Арсений часто захлопал ресницами, не способный должным образом ответить на вопрос. Казалось, у него так давно не было близости, что он совсем забыл о том, как сильно ему хотелось любви. И сейчас, когда крепкий, сочащийся смазкой член замаячил прямо перед носом, долгие одинокие ночи разом накатили на сознание, вынуждая горючие слезы выступить на глазах. — Ох, сладкий, ну что же ты так? — нежно замурлыкал Антон, шершавыми пальцами стирая прозрачные капельки с щёк. Он действительно выглядел несколько обеспокоенным, но ему хватило согласного, на всё готового кивка Арсения, чтобы снова влиться в игру, расплываясь в плотоядной улыбке, — И вот так ты собрался меня покупать? Чем? Слёзками и смазливым личиком? Руки за спину. Арсений быстро выполнил приказ, сцепляя пальцы между собой в замок, сглатывая слюну и закатывая глаза от неожиданно накатившего возбуждения. Член больно упёрся в ширинку брюк, Арс тихо зашипел себе под нос ругательства, отчего его схватили за волосы и рывком притянули вперёд, практически утыкая губами в налитую красным головку. — Я тебе помогу. Но с этого момента не хочу слышать от тебя ни слова. Можешь только стонать, кашлять и плакать — остальное оставь для своих мусорков в управлении. Понял? Арсений кивнул, неотрывно глядя в глубину расширенного зрачка, высматривая в тонком кольце радужки вокруг витиеватый рисунок, напоминающий шпили высоких елей. — Если вдруг что-то будет не так, — на мгновение голос Антона наполнился теплотой, и Арс прикусил губу, лишь бы не улыбнуться умилённо, — Если тебе что-то не понравится, сразу же дай мне знать, ладно? Хлопни по бедру, ущипни, да хоть укуси. Не терпи только. Арсений всё же улыбнулся. Понимающе, со сквозящим в каждой чёрточке обожанием. Кивнул. А затем его натянули на член, пользуясь удивлённым и слегка болезненным вздохом, когда волосы оказались накручены на чужой кулак. Кожа головы загорелась болью, губы потрескались от неожиданного растяжения, а горло сдавило рвотным позывом. Арсений закашлялся, зажмуриваясь в попытке переждать рефлекс, но Антон ждать не собирался — тут же принялся быстро и ритмично вколачиваться в спазмированное горло, громко шипя и гортанно стоная от удовольствия. — Вот так, — откидываясь на спинку, со стоном растянулся по креслу ниже он. Сжал волосы в кулаке сильнее, на мгновение оттаскивая голову Арсения назад, то ли чтобы позволить ему наконец немного подышать, то ли чтобы насладиться видом его заплывших слезами глаз, — Ты совсем не стараешься, прелесть, — хмуро сообщил Шастун, чуть встряхивая поплывшего партнёра, приводя его в чувства, — Это так ты меня вербуешь? Пока не сильно впечатляет. Арс бросил на него колючий взгляд, и в следующий раз, когда Антон снова наклонил его над своим стояком, он сам насадился на него. Разом и почти до самого конца, утыкаясь вздёрнутым носом в колючий лобок и снова закашливаясь от чувства наполненности в глотке. Рычащий стон над головой и ободряющее похлопывание по затылку было ему наградой, поэтому Арсений не стал дожидаться следующих возмущённых подсказок — принялся настойчиво отсасывать, двигаясь по члену вверх и вниз, широко проходясь языком по чувствительной головке и даже слегка причмокивая на высоте движения. Комнату наполнили пошлые хлюпающие звуки, от которых у Арсения покраснели уши. Он знал, что делал минет достаточно грязно: слюна и смазка уже давно заливали подбородок и шею, слёзы обильно покрывали щёки, а в собственных штанах было так мокро и тесно, что когда Антон в горячке наслаждения сполз по креслу ещё ниже, Арсений, не долго думая, тут же принялся бессовестно об него потираться. Арсений не стыдился себя. Он считал, что делал всё правильно, раз у Антона не было сил не просто на то, чтобы продолжать игру, а даже на то, чтобы держать глаза открытыми. Мужчина стонал, кричал, двигал бёдрами навстречу и на каждый чмокающий звук краснел всё сильнее и сильнее. Он даже перестал держать Арса за волосы, полностью сражённый удовольствием и похотью, забывший обо всём на свете и готовый на всё. Поэтому, когда буквально через пару мгновений в натруженное и саднящее горло Арсения выплеснулась терпкая сперма, тот не стал этому противостоять. Он терпеливо выждал, пока Антон придёт в себя, слизал каждую капельку его семени и с самодовольной ухмылкой поднялся. — А теперь впечатляет? — сипло уточнил он, вытирая лицо собственной сброшенной футболкой. Антон смотрел на него круглыми глазами секунд десять, а потом подсёк и завалил на себя. Руками наглыми в штаны забрался, вцепился в каменный стояк и принялся надрачивать чуть ли не насухую. Арсений метался, давил крики удовольствия в его плече и снова чуть ли не плакал от насыщенного и яркого жара удовольствия, но Антон его не выпустил до тех пор, пока сперма не залила их оголённые животы и не испортила окончательно и без того грязные брюки. — Вот теперь впечатляет, — хрипло рассмеялся Антон. Сил двигаться, а уж, тем более, возмущаться не было, поэтому, расплываясь по расслабленному и всё ещё горячему Антону довольной лужицей, Арсений позволил себе только ёмкое: — Фетишист ёбаный. — Ты, — тут же отбил Шастун, с ехидной ухмылкой чмокая мужчину в губы и тыкая пальцем ему в нос, — Это ты — фетишист. Но пока ещё не ёбаный. — Это что, — хитро прищурился Попов, — Обещание продолжения? — Требование. — О, — важно подобрался Арсений, за считанные мгновения становясь пугающе серьёзным, — Тогда у меня тоже есть требование. Даже два. Антон испуганно замер, но послушно кивнул, буквально готовый на всё, что угодно, ради своего любимого мороженщика. Арсений умилённо улыбнулся этому, чтобы в следующее мгновение протянуть сладко и самодовольно: — Первое — ты выкупишь моё кафе-мороженое. Когда я уйду из управления, мне нужно будет чем-то оправдать своё поведение. К тому же это действительно будет неплохим прикрытием, пока мы с Димой не разработаем план получше, — Антон важно закивал, с серьёзным блеском глаз уже явно размышляющий о том, как и что стоило сделать, поэтому явно не ожидающий следующего требования, — Второе и самое главное, — Арсений выждал долгую паузу, улыбаясь шкодливо и чуть ли не облизываясь от накатившего азарта. Дождался, когда Антон максимально нахмурится, снова готовясь к самому худшему и улыбчиво протянул: — Разрешишь называть тебя папочкой? Ну потому что, откровенно говоря, раз уж Арсений решил расслабляться, то по полной, да?