Твой друг, Владимир.
После прочтенного письма, снова пошли слезы, но это были слезы отчаяния, от чего у меня появилась грустная усмешка. «Нет, Владимир. Ты замечательный отец и хороший друг…» — проговорил я тихо, от чего все меня еще раз обняли, на этот раз без горьких слез. Владимир был слишком гордым и веселым мужчиной, он жил войной и семьей, он воевал ради защиты близких и друзей. Он бы не погиб, не выполнив долг, даже после раскаяние в письме, он остается самым лучшим офицеров в стране. Да... каждому солдату нужно биться. Но... Порой нужно скрываться, от всех не желаемых проблем. Но Владимир не отступил, он бился до конца, как настоящий солдат. С тех самых пор, после той телеграммы прошло пятнадцать лет, у меня уже появились дети: старший сын и младшая дочка. А три года назад, после того, как только родился сын, переехали в мою родную столицу к своим родным, которые смогли дождаться меня и своих внука, а чуть позже и с внучкой. А Джонатан отучился в обычной школе на хорошие оценки, он вырос крепким и сильным парнишкой. А самое главное для девушек — он вырос красивым и привлекательным, а по характеру добрый и ответственный. Наблюдал, как после школы за ним бегают толпы девушек, прося номер, но тот вежливо отказывался. Видимо, слишком сильно давят на него, что отказывает даже самым красивым девушкам. Канун Рождества в нашей родине. Люди наряжали елки, дарят подарки и накрывают праздничный стол, вкусной едой и самое главное сочной уткой. Мы тоже накрывали свой стол, мы собрались всей семьей и нарезали утку по каждому кусочку. За столом сидели вся моя семья: Мать, отец, жена и дети с Джонатаном. Мы наедались от пуза сочной уткой, заедая салатами и картошечкой прямиком из духовки. Дети если свои любимые пюре из картофеля и моркови, они были еще малы для праздничного ужина. Совсем скоро, они станут ужинать с ними и рассказывать стишки, как и их отец. Может в будущем, я покажу свои стихи и передадут своим детям и своим внукам. Хочу, чтобы мои стихи оставались в память будущих поколений, на долгие годы. «Знаешь, Якоб» — начал Джонатан, усмехнувшись, от чего усмешки у меня появилась мягкая улыбка: «Хочу сказать, ты самый лучший учитель и самый лучший папа. Со дня первой встречи, верил, что ты самый добрый человек и самый лучший учитель. Ты спас меня с той дыры, где мог быть там еще до самое моей смерти… И хочу сказать одно: спасибо отец» От его душевных слов, у меня щекотали щеки, от чего появилась настоящая улыбка, без лишних слов я приобнял Джонатана, он сидел рядом так что без труда приобнял его. После этих объятий, он теперь по-хитрому улыбнулся и проговорил: «А еще знаешь, Якоб. Еще сказать то, что такой старик как ты, может долго ворчать по пустякам и ходить туда-сюда,» — проговорил Джонатан, а он намекал мне про мои похождения с дома до магазинов и до амбара, где я прячу свои вещи. Я начал больше ворчать о пустяках, похоже, я действительно постарел за те времена. Джонатан продолжил: «Я думаю, что попадешь в первое место: из самых ворчливых стариков Дании и с необычной анатомией глаз» — После проговоренных его слов, вся семья усмехнулась, даже мои дети тоже пискляво засмеялись. «Ах, какой подлец! Милая, смотри, что вытворяет,» — пожаловался я, своей жене, та лишь усмехнулась кратко и ответила: «У тебя научился, нечему удивляться» — Засмеялась жена и погладила нежно по голове, убирая полосы с морщинистого лба. Надеюсь, Джонатан обретет свою семью, так же собирать их в свой праздничный стол так же, как и сейчас. Это Рождество было самым лучшим в моей жизни, где вся семья так собиралась на этот торжественный праздник. Жаль, что Владимира нет рядом, но на моем столе лежало его письмо. Чувствовал, что он рядом с ними и смотрит на нас тепло. Вспоминая тот момент с празднования Нового года в Москве, он был тем же весельчаком, даже если его нет рядом я знаю, что остался все тем же веселым и добрым, как и в ту Новогоднюю ночь. Нам будет тебя не хватать Владимир.История Якоба
31 декабря 2023 г. в 18:32
1917 год, преддверие Рождества и Нового года, люди с тяжестью в душе празднуют этот праздник, с надеждой веря в чудо следующего года. Начинается разгар гражданской войны, граждане прячутся в подвалах от бомб с неба, многие молодые парни и старики уходят на войну с горечью прощаются с родными.
С тоже же тяжестью я прощался и со своей семьёй, мой отец был инвалидом он потерял ногу на войне, а мать была домохозяйкой и ухаживала за отцом. Бабушек, дедушек, сестер и братьев у меня не было. Поэтому я был единственным кандидатом, на сбор в армейские ряды. Я был молод и непокорный, не любил, когда меня переубеждают в чем-то я делал все, что считал нужным. Я знал, что такое война и что она себе представляет, знал как с этим бороться и знал как выживать.
Тогда мне было двадцать, когда мне передали письмо о вызове в ряды, ещё сказано, что им нужны такие солдаты как я: молодые, крепкие и чуткие. Я без колебаний принял решение и собирался, мать с грустью в душе помогала мне собрать пожитки с собой. Находясь в своей комнате, смотрел на стены, пол и на мебель: кровать, тумба, шкаф и столик со стулом.
Все это оставалось в моей голове, а именно мое детство. Помню, как я играл один одинешенек с солдатиков, а когда был подростком писал стихи и читал девочкам из школы, тогда я был молодым красавцем, как говорили девочки. Парни в детстве не хотели со мной дружить, так как меня считали оборотнем, так как у меня глаза цветом утренней зорьки, почти золотые. Девочки любили такие обычные цвета глаз, поэтому я дружил, только с девочками.
Даже помню тот день, когда я уезжал из дома, столько пролитых слез от матери и общений для отца, что я вернусь домой невредимым. Но я не знаю, как повернется ко мне судьба, только лишь бог знает.
Я приехал в военную базу, чтобы узнать действительно ли начнется эта великая война, нам рассказали лекцию по самообороне от чего мне стало скудно. Эту лекцию рассказывал наш прокурор, он был худым и низким, ещё голосок писклявый. Слышал сплетни неподалеку от себя, парни сплетничали об этом прокуроре, шутили о его телосложении и ещё услышал пару пошлых шуток об отношениях того парнишки, цитирую: как этот парень будет с девочками встречаться, если он низкий и худощавый. Прокурора жаль, он не виноват, что родился таким, все у него будет хорошо, а те слова словно ветер, быстро исчезнут.
После очередной скучной лекции пришел солидный мужчина в серо-черном камуфляжном костюме, волосы рыжие, а глаза небесно голубые. Смотрел на нас со всей серьёзностью. Этот взгляд меня очень гордый и даже пугающий для окружающих, но я просто поражаюсь его взглядом. Так и хочется научится этому приему с со взглядом, даже интересно откуда он это у научился. Внезапно он заговорил, от чего даже я не ожидал:
«Доброго утра, товарищи. Я Владимир Никифоров, офицер Императорской армии. Надеюсь лекция вам понятна и надеюсь, что она вам поможет в будущем» — проговорил тот мужчина. Почему я сказал, что не ожидал его услышать, так как он разговаривал по-русски. Я знаю русский, так как мои дальние родственники из России, но остальные солдаты не понимали его, благо рядом был прокурор, который тоже знал русский и переводил его слова на датский.
«Хочу вас предупредить, что сегодня мы улетаем в Москву. Там будут проходить обучение, а наша операция в Санкт-Петербурге. Будет трудно сразу говорю, ведь война никого не щадит, даже если в бога верить» — после последних слов, он тихо усмехнулся. От таких усмешек у остальных солдат дрожали руки и ноги, но я был словно поражен от его речи. Я был фанатом командира, даже и не думал, что я могу быть чьим-то фанатом.
Как только офицер закончил свою речь, он вновь проговорил:
«Что ж, товарищи. Нам пора, самолёт нас заждался,»
Все солдаты забрали свои сумки и вышли из палатки, как обычно я выходил последним. Я заметил, как офицер общался с прокурором и не спешил выходить, неужели не едет? Уже не важно, солдаты вышли и могу выходить.
В самолёте все солдаты пристегнулись и надели шлемы для безопасности, я сел в самый конец, возле выхода из самолёта. Послышался рев самолёт, но не спешил взлетать, так как в салон зашёл офицер и прокурор. Рядом со мной сел офицер, а подальше молодой прокурор и пытался застегнуть ремень, он был худым и ремни слишком длинные.
Я чувствовал напряжение от солдат, они старались не смотреть на офицера. Даже не понимаю, от чего они так притихли и даже смотреть не хотели, мне было комфортно сидеть рядом с офицером, спокойный и тихий мужчина. Он смотрел куда-то в сторону и даже голову не повернул и в глаза никому не смотрел.
Пассажиры пристёгнуты и вертолет дрогнулся, после небольшой скорости он взлетел. Через небольшое окошко перед собой, я в последний раз увидел свой родной город и с небольшой надеждой смотрел теперь на небо. Мое первое желание перед вылетом, это вернуться домой после войны и выжить чего бы этого не стоило.
Прошел день со дня полета до так называемой столицы Москва — самый большой город в России: высокие дома, много рынков и магазинов, а на территории столицы много деревень. Слышал, что есть так называемая красная площадь, там так красиво, особенно зимой. Надеюсь, я смогу ее увидеть, найти открытку с собором Василия Блаженного и отправлю матери. Именно она говорила мне об этом соборе и о площади.
Самолёт приземлился около военной базы, она намного больше чем у нас в Копенгагене. Интересно, что же ждёт дальше? На сколько тренировки будут жёстче, помню, как отец рассказывал, что на тренировках в военных базах самое сложное испытание. Надеюсь я это выдержу, а запугать меня этим сложно.
После того, как мы наконец вышли из самолёта мы дошли до главной палатки, там собирают всех солдат для важных переговоров. Владимир рассказывал нам об операции и где она должна проходить, ведь враги чаще всего шастают. Она рассказывал так спокойно, неужели для него это обычное дело: воевать, воевать и ещё раз воевать. Интересно, как он по ночам спит, ведь из-за таких ужасов не только кошмары снятся, но и можно получить психологическую травму.
После переговоров нас отвели в палатки, где мы будем ночевать. Внутри палаток двух яростные кровати, а рядом были сундуки из дуба, они предназначены для вещей. Благо есть парные сундуке, иначе пришлось делаться. Мне досталась нижний ярус, а на верхней спит один парень, чуть моложе меня, но довольно накаченный, даже не верится, что он младше меня.
Сегодняшний день был для отдыха от перелетов, солдаты поужинали в столовой, там было много советских табличек с русскими подписями. Ужин был довольно-таки необычным для нас датчан, это был салат с нарезанными кубиками овощами. Этот салат назывался «винегрет» один из новогодних салатов, было необычно есть овощи нарезанными кубиками, но довольно аппетитно, а из питья нам давали сладкий чай.
После плотного и вкусного ужина мы легли спать в десять часов вечера. Все солдаты сразу задремали, а я лежал на кровати спиной, смотря вверх. За эту ночь, лишь задумывался о чем-то своем, даже уснуть не мог до глубокой ночи. Конечно тогда я был молод, решал все быстро без обдумий, а правильно я поступил, что пошел в армию? Даже до сих пор я держал это в голове… В итоге я уснул в три часа ночи, держа в голове себе общение, что я выберусь из этой войны живым.
Утро раннего подъёма, мы встаём ровно в шесть, когда на улице ещё темно. Одеваемся по теплее, так как офицер говорил про утренние холода в России. Да, нынче в этой замечательной стране холоднее чем в Дании, но все же зима в этом году красива. После подъема, идём на пробежку по хрустящему снегу, холодный воздух холодил глаза и нос, от чего кололо, словно иголками. А после часовой пробежки, прибежали в столовую, от чего лицо сразу же согрелось, от чего текли слезы.
На завтрак нам подавали весь странную смесь, он был с комочками и пахло пшеницей. Это блюда в России называют «манной кашей», парни так смотрели на это блюдо, словно им подали что-то, что нельзя есть. Ложной я отчерпал смесь и испробовал его на вкус, было очень вкусно, сначала было немного на вкус пшеницы, а затем на привкус почувствовал что-то сладкое. Никогда не забуду вкус этого великолепного блюда. А из питья был странный сок, по запаху напоминала клюкву. Этот напиток назывался «Морс» сок из лесных ягод. Кисло, но послевкусия приятно.
Так и проходил все дни во время тренировок: ранний подъем, пробежка, завтрак, тренировочный зал на полосу препятствий, обед, стрельба из винтовок, а затем ужин и на боковую. Так проходили две недели, а через пару дней Новый год и тренировались до изнеможения. Иногда я получал травмы, из-за неудачных падений, был крепким парнем, но иногда мне необходима помощь.
Я заходил в палатку к прекрасной девушке с темно-янтарными волосами и зелеными глазами, ее голос словно певчий, как у снегирей. Девушку зовут Мария, медсестра в военной базе. Я сразу же в нее влюбился, потому что она добра и невероятно красива, а она всегда краснеет, как только я к ней прихожу. Приносил ей цветы из лесной опушки неподалеку, я дарил ей цветы и говорил комплименты. Я умел ухаживать за девушками и они всегда отвечают взаимностью, а Мария отвечала мне взаимностью и я ей начал нравится.
Через эти пару дней, мы продолжали тренироваться, но на следующий день в день Нового года мы праздновали, некоторые парни сидели в столовой и пили бурбон, а остальные прогуливались улице жарили ужин на новогодний стол. Я тоже остался на улице, уже вечереет, а холода в ночи намного холоднее. Обжаривал рыбу для белого соуса, холод пробивал даже до шубы и меховой шапки ушанки. Я мерз, но продолжал обжаривать рыбу, свет от огня освещал вокруг меня. Руки замерзли, а ноги намокли, военные ботинки даже от холодов и мокрого снега не защищают.
Пока сидел, солил и перчил рыбу, услышал точные шаги со хрустом снега, не стал оборачиваться и продолжал заниматься рыбой. Слева от меня подошел офицер, я заметил лишь знакомые темно-синие сапоги, такие носит только офицер. Как только я закончил с рыбой, наконец посмотрел на офицера и кивнул ему в качестве приветствия. Владимир тоже кивнул и сел на корточки.
«Hvad er ikke… kogt endnu? » — неумело проговорил на датском Владимир, но выразительно. Видно по его лицу, что ему неловко, так как он знает, что я датчанин и думает, что я понимаю только свой язык. Но я парень был честным и правильным, не стал так долго мучать Владимира свои молчание, я его обрадовал своим ответом.
«Выдохните офицер, я понимаю русский. Можете свободно на нем разговаривать со мной,» — проговорил я с еле заметной улыбкой, для меня было забавно смотреть на лицо Владимира, он заметно облегченно выдохнул. Похоже он был рад, что нашел одного из солдат, с которыми он может общаться.
«Это хорошо, что знаешь, датский товарищ. Никогда не видел таких интересных по внешности и по манере речи на русском, иностранца» — проговорил офицер, рассматривая мое лицо, видимо его заинтересовали мои глаза. Да необычно видеть такие глаза, но до сих пор неловко, особенно когда на меня смотрит русский офицер.
«Не обычные у тебя глаза, словно я разговариваю с оборотнем, но и не оборотнем. У тебя гетерохромия?» — спрашивает он, рассматривая мои глаза.
«Верно офицер, я родился с этой особенность. В детстве, парни боялись меня. Думали, что я в оборотня превращусь в полнолуние,» — после моих слов, я усмехнулся, а офицер не на шутку засмеялся. Я продолжил: «И я дружил, только с девочками. Они то интересовались моими глазами, они не считали меня монстром, а наоборот романтиком с красивыми глазами, цветом утренней зорьки»
Владимир заинтересованно выслушал, он задумался и одновременно наблюдал за рыбой, тоже следил, чтобы не сгорела. Но чтобы не молчать, он проговорил:
«Как звать-то, товарищ?» — после вопроса, не стал его задерживать ответом.
«Якоб, сэр» — ответил твердо я.
«Да уж интересная ситуация. Датчан с черными волосами, с необычными глазами цветом зари и еще с великолепным именем Якоб. Друг, теперь я понимаю, почему девчата за тобой бегают» — усмехнулся Владимир, взяв палку и перемешивал угли в костре.
«Не только это, сэр. Я еще пишу стихи,» — отвечаю с улыбкой, офицеру.
«Ого… А ну-ка просвети меня творец. Расскажешь мне какой-нибудь стих, пока мы ждем рыбу…» — проговорил Владимир, после такой просьбы даже не только неловко, но и непонятно. Он действительно интересуется стихами или просто любопытство.
«Я рассказываю, только романтические стихи» — ответил кратко и честно.
«Давай, все же пробудил во мне интерес к стихам. Может от тебя подцеплю, надо-же мою Надьку задобрить» — ответил с усмешкой Владимир и продолжал ждать мои стихи. Было до сих пор неловко рассказывать стихи мужчинам, тем более старшим по званию. Сглотнув, все рассказал короткий, но любимый стих:
Ночь красива, тиха и мрачна.
Лунный свет освещает, леса и моря.
Поля окутаны цветами красных роз,
Эти розы также прекрасны, как и твои губы.
Ты лучик света, радость и чудо.
Лишь ты — мое счастье,
Ты — моя любовь.
Ты прекрасна, как небо над облаками,
А звезды — это я, кружат вокруг тебя.
Море и звезды принадлежат тебе, моя дорогая,
Но только лишь Луна упрямится и молчит.
Давай не будем молчать, а чувствах говорить,
Как мы друг друга любим, моя Эванджелина.
После произнесенных моих стихов, наблюдал за реакцией Владимира, он внимательно слушал мои стихи. Видимо, он ему понравились стихи, но он не может ничего ответить, только лишь показывал свои эмоции.
«Неплохо товарищ. Для такого молодого парня, который служит в армии и даже про свое творчество не забывает. Таких мало, молодец, что не забываешь о своих стихах, продолжай в том же духе и может быть, в будущем найдешь свою любовь» — проговорил Владимир и потрепал мое плечо.
Мы разговаривали о своей жизни, пока ждали, когда прожарится рыбы. У Владимира была обычная жизнь, он был вожатым в лагерях, но в свои восемнадцать лет он начал интересоваться войной, он воевал во Владивостоке, он завоевал свое звание офицера с трудом. Он гордится собой, ведь не каждый бы завоевал такое звание. Я слушал его с восхищением, так же хотел завоевать такое звание. Самое важное, что он нашел в своей жизни — это жену Надю, красивая дама с роскошной косой и мягкой улыбкой. У него двое сыновей, старший хочет стать врачом, а младший строителем. Это хорошо, что не солдатами, говорил как-то в шутку Владимир.
Рыба прожарилась, а праздник вот-вот начнется. Владимир помог мне перетащить еще горячую рыбу, солдаты нас встречали радостно уже подвыпившие. Праздничный стол был уже накрыт, все солдаты сидят за большим столом и ели все, что видели. Больше всего они пили вино и бурбон, а Владимир наливал в рюмку прозрачный алкоголь под названием «Водка».
«Эта штука, хорошо нагревает тело, но разум всегда одурманивает» — объяснил мне Владимир, от чего он усмехнулся и выпил рюмку, от чего дернулся и махнул рукой. Видимо, слишком действующая штука, что он дернулся.
Настал полночь, парни чокались бокалами, кружками и рюмками, под крики и аплодисменты выпивали содержимое. Один из парней вставил пластинку с граммофон, играла старая новогодняя песня. Мы наслаждались этой новогодней, возможно это последняя новогодняя ночь для всех нас. Но главное не отчаиваться и верим, что это не последний новогодний день.
Как только парни выпили первую бутылку вина, они открывали вторую, а Владимир выпил ещё одну рюмку водки, он встал со стула и позвал всех:
«Внимание, товарищи!» — крикнул он, а прокурор переводил: «Хочу ещё раз вас поздравить с Новым годом и Рождеством, хоть за эти недели тренировок, мы не разу так не собирались как сейчас. Но хочу сказать вам одно: вы молодцы, столько проделали работы и тренировались на полную силу. И хочу сказать тост, за хорошо проведенный день, пройденные тренировки и самое главное на веру судьбы для наших будущих побед!» — Владимир поднял чуть выше рюмку и громко произнес: «Будем!» и он с солдатами выпивают содержимое, а я же выпил половину бокала сухого вина. После выпитого содержимого, парни продолжали общаться и смеяться, некоторые даже в нетрезвом состоянии танцевали. Я же наблюдал за Владимиром, он что-то резко задумался, лицо у него серьезное, даже в такой праздник он всегда серьёзен.
Через пару минут он встал, от чего все замерли в ожидании его ответа. Офицер не стал задерживаться ответом и проговорил, а прокурор переводил:
«Товарищи, понимаю, что сегодня праздник и после моих красивых слов и выпитого алкоголя за тостом. Но хочу сказать вам весть, завтра утром, я вместе с моей группой солдат направляемся на юг присоединиться к Добровольческой армии, так что вам придется иди с новым и надёжным лидером. Он мне доказал, что он сможет вести огромную группу солдат и поможет каждому раненому, если придется. Так встань, мой друг Якоб» — он махнул рукой вверх, указывая на меня. Я был удивлен выбором Владимира, но без колебаний встал с места и отдал честь. Все парни смотрели на меня с уважением, даже уже пьяные.
«Якоб, займет мое место офицера, так что друг мой. Сопровождай солдат к победе, через три дня. Если я погибну, ты заберёшь мое звание и я не буду возражать…» — После этих слов, он выпил последнюю рюмку водки и перевернул стакан дном вверх. Это означало лишь одно: он закончил трапезничать и покинул палатку с праздничным столом. Но я не стал сидеть на месте и последовал за ним, я должен узнать, должен узнать почему он выбрал меня.
Как только я вышел из палатки, увидел Владимира недалеко от его палатки, он курил сигару около входа. Я подошёл к нему, дрожа от холода, забыл надеть куртку, как только выбежал. Офицер заметил мое присутствие и докурил сигару и обратился ко мне:
«Якоб друг, почему без куртки замёрзнешь ведь» — обеспокоенно произнес он и снял с себя куртку и накинул на меня.
«Почему… Почему именно я?» — сразу же спросил я, когда на меня накидывали куртку. Владимир стоял в недоумении моего вопроса, видимо не ожидал такого вопроса от меня. Похоже ему не часто задают такие вопрос, и это естественно, я же ещё солдат и при том иностранец.
«Я видел в твоих глазах отвагу и мужество, был уверен, что ты сможешь вести войска к победе. Так что, ничего не бойся и тогда, судьба вернется к тебе и ты с солдатами вернётесь живыми домой…» — он произносил эти слова с уверенностью, а я и не мог ничего сказать, только лишь уткнуться носом в его грудь и постараться не заплакать. Я только тихо и резко выдыхал в его камуфляжную ткань. Он поддерживал, похлопывая по спине. Так было больно расставаться с человеком, с которым я только что подружился.
На следующий день после праздника, солдаты вместе с Владимиром собрались ранним утром и готовы отправляться. Я ночевал в палатке у Владимира, расположившись диване около его кровати. Я не мог не проводить его, я встал чуть пораньше и провожал его, пока парни ещё спали. Как только Владимир собрался, он вышел из палатки и обернулся ко мне:
«На этом, мы простимся, брат мой» — проговорил он, смотря мне в глаза.
«Надеюсь, что этот день не последний для наших с тобой встреч» — проговорил я с болью в душе, а Владимир с той же болью обнял меня крепко, что оторвавшись он так же смотрел на меня.
«Веди парней к победе» — проговорил офицер и направился на восток с группой солдат. Я наблюдал, как он исчезал из поле зрения, через зимний лес, за высокими соснами.
С этого прощание прошло ровно три дня, парни вместе со мной собирались и подготовили винтовки и пушки. Прокурор надевал нескользящие ботинки, чтобы он смог быстрее передвигаться и в крайнем случае бежать, чтобы позвать подногу.
После того как я вышел из своей палатки, меня провожала Мария, она с такой тяжестью провожала меня. Лицо у нее печальное, а руки дрожали, то ли от холода, то ли от страха. Я подошел к ней и согревал ее руки своими теплыми ладонями, руки у нее маленькие и холодные, что по телу прошла дрожь. Было тяжело с ней прощаться, как и ей. Я решился и подарил свой первый поцелуй своей любимой, дал ей обещание, что вернусь с войны и буду жить с ней в спокойствии.
Я с дюжиной солдат отправились на место проведения операции, на юго-восток, чуть подальше туда, куда ушел Владимир с солдатами. Понемногу мы приближаемся к важному этапу, нужно подготовиться на сто процентов, чтобы мы выбрались оттуда живыми.
Добираться до места было трудно и напряженно, вся территория была абсолютно пуста и подходя чуть ближе к цели, было пусто и почти охвачена огнем. Звери припали из лесов, а деревья сгорели и на земле один пепел. Эта часть леса мертва и вряд ли без нашей помощи, она никогда не обрастет заново, а звери не вернутся в свой лес.
После того, как мы дошли до места операции, мы ночевали на улице дожидаясь своих врагов. Мы практически не ели, только расширяли территорию нашей новой безопасной зоны. А еду добывали несколько парней, они приносили крольчатину и кабанину, мы старались ограничивать с охотой, так как зверей и так немерено мало.
За все эти месяцы, ночевали на улице в январские холода и ели обжаренную крольчатину и кабанину, с трудом мы добывали огонь, но все же мы все доедали. За эти пару месяцев подготовки, началась ожидаемая операция, враги подходили и мы были готовы к атаке. Происходила настоящая война, послышались выстрелы и крики. Каждая наша пуля попадала то на землю, то на врагов, попадая в каждую клетку. И некоторые наши солдаты тоже попадали под пули, несколько военных медиков лечили раненых и относили в безопасную зону.
Этот первый день был трудным и потеряли много крови и пуль, были и жертвы, но мы помним их как героев, которые сражались без страха и с честью. Так проходили военные месяцы, мы очищали территорию от врагов. Мы потеряли не мало парней, даже страшно вспоминать те дни с тему сражениями. Проходили самые трудные месяцы и даже полгода. После проведенной операции, мы вернулись в столицу и продолжали защищать страну, от любой напасти.
После того, как я вернулся в столицу я встретился с Марией, которая жила неподалеку от красной площади. Я встретил ее около забора с цветами в руках, а она была также красива и нарядна, как и всегда. Все же она дождалась меня, соскучилась, что даже при виде меня живого и невредимого, заплакала. Я жил с ней в горе и радости, всегда был рядом с ней и защищал ее. Но единственное, что меня огорчало, что от Владимира никакой весточки и информации. Даже от таких мыслей, подкашивались ноги.
Война все еще продолжалась и мне пришлось покинуть дом, а все остальные солдаты последовали за мной и все тот же прокурор шел за мной, с той же болью я попрощался с Марией и продолжал свой долг. Мы направились теперь на запад, там и происходили продолжение нашей долгой операции.
Так проходит почти пять лет, происходили почти каждый месяц повестки об операции, а они проходили около полугода. А за эти года я получил только одну весточку от Владимира в 1920 году, он воюет в Санкт-Петербурге на одной деревушке, защищая жителей деревни. В последней операции мы воевали недалеко от той деревушки, но намеков об офицере нема и даже любого письма или даже информации от жителей нет.
В заброшенной деревне проходил последний бой, это была вражеская территория и там была оживленная и самая сложная операция. Мы потеряли почти половину солдат, прокурор был ранен, но он был жив, только потерял пару пальцев. С тяжестью и потерями, мы отвоевали заброшенную деревню для будущих построек новой и оживленной деревни. Освободили пленников и арестовали тех, кто сдался. Во вражеской базе, осматривал палатки на наличие оружия и украденных вещей, но вместо нахождения украденных вещей, услышал детский плач. С винтовкой в руках, осматривал палатку с орудиями: гранаты, винтовки, пистолеты и бомбы. Было опасно находиться в этой палатке, но я хотел узнать, кто же плачет.
Под палаткой, была вырыт туннель и заботливо поставлена лестница, с осторожностью спустился к туннелю, он был достаточно глубоко, что землю трудно было-бы пробить, только лишь гранатой. Это было огромная выкопанные пещера, на потолке была прицеплен фонарь, который освещал все пространство. И осматривая все, что освещал свет был в ступоре и в ужасе. Вокруг этой пещеры, были цепи на которых были прикованы люди, но они уже были мертвы, а некоторые уже превратились в кости, давно их не выпускали из цепей. Я слышал плачь, только тихий, словно кто-то рядом со мной, прислушавшись я повернулся в сторону шума. К кандалам был прикован мальчик лет семи, он был напуган, худой и в грязи. Я не мог смотреть на измученного паренька и сразу же подошел к нему и освободил, тот боялся моих прикосновений, но доверял мне и не сопротивлялся.
После того, как я его освободил, помог ему встать, но он не мог даже на ногах стоять, он был слишком слаб и я его взял на руки и отвел к лестнице, где меня уже ждал один из военных медиков, который помогал мне вытащить парня из этой ужасной дыры.
После проведенного лечения мальчика, его накормили и согрели. Ел он с большим аппетитом, что даже давясь торопился все съесть, но я его контролировал и следил, чтобы он не подавился. Сколько же он дней сидел в этой дыре, даже и не спрашивал, вывод напрашивался сам за себя. И эти выводы я держал при себе.
«Откуда, детеныш» — спросил я у мальчика, пока тот доедал все до пустой тарелочки. Пока он съедал последний кусочек, он спрятал свои руки под плед, который ему дал один из медиков, чтобы тот согрелся.
«Я из Южной Каролины, сэр» — проговорил он тихо и с кряхтением, видимо плотно наелся, что даже горло начало у него першить.
«Как ты попал в руки этим мерзавцам?» — Спрашиваю его со всей серьезностью, чтобы узнать действительно ли наши враги напали на этот город.
«Мы приехали вместе с мамой в деревню к моему прадеду, он приехал из Каролины в Россию. Он говорил, что любил русские деревни и города, ему надоело жить в квартире и поэтому переехал в деревню очень давно. К нашему приезду, мы обнаружили разрушенный дом, а дедушки там не было, а только лишь эти люди, что приковали меня и маму…» — проговаривал мальчик с такой болью, что резко замолчал. Сколько ужаса он на себе испробовал и увидел все, что врагу не пожелаешь. Мальчик совсем один, а родных у него теперь нет, теперь только лишь в моих силах, что с ним делать.
«Как звать тебя, малец» — спрашиваю его я с той же серьезностью в глазах.
«Джонатан Редфилд, сэр» — ответил мальчик, смотря своими карими глазами, прямо в мои золотистые глаза.
«Я заберу тебя, Джонатан. Не хочу, чтобы ты жил в приюте, после того, что ты пережил. Ты сильный парень и я знаю, что в будущем ты сможешь стать еще сильнее, главное — это желание» — После моих слов, он с удивлением глазах смотрел на меня, радости в его глазах не было придела, а весь этот ужас, он забыл как считанные часы.
Тогда я и не мог поверить, что у меня в семье появится настоящий ученик и приемный сын. Джонатан, учился всему у меня и слушал мои команды. А дома с женой и со мной, он был мне как сын, а во время тренировок — мой ученик по самообороне.
Через два дня, после пройдённой войны. Ко мне домой пришел мой прокурор, с повязкой на руке и без нескольких пальцев. Мы спокойно болтали за чашкой черного чая, который нам заварила Мария, разговаривали о жизни и вспоминали хорошее до страшных событий о войне. После обычной болтовни, он вдруг стал серьезным и вручил письмо с телеграммой. Я открыл сначала телеграмму, лишь она может сообщить мне новости о человеке, от которого я до сих пор жду письмо. После прочтения телеграммы, моя реакция была ожидаема, в телеграмме была написана новость о моем друге Владимире…
«Убит в бою…» — проговорил я тихо, прикрыв рукой лоб и глаза, стараясь не заплакать на этот раз, но не смог. Из моих глаза упала пару капель на мои шерстяные штаны. Прокурор похлопал меня по плечу и обнял, он тоже плакал, даже не стесняясь этого. В комнату зашла Мария с Джонатаном и вместе обняли меня, пытаясь привести в чувство и успокоить. В моей душе была боль и она не прекращалась с тех пор, как я попрощался со своим другом, с которым я только что подружился, теперь я горюю про себя, что не смог его найти раньше и спасти.
После того, как я успокоился взял письмо и начал читать его вслух, чтобы прокурор с моей женой и Джонатаном, услышали меня:
Якоб, друг мой.
Боюсь, я не смогу вернуться к вам и даже к своей семье. В последней операции я был подбит, пуля попала в грудную клетку и мне осталось жить около часа. Мне предлагали помощь, но я знал, что с такими тяжелыми ранами я не выживу. Да, я поступил себя не по-мужски и поступил себя очень жестоко по отношению к жене с сыновьями. Я ужасный отец и караю себя этим. Прости меня друг, мы никогда не сможем увидеться снова и выпить в баре по пивку или просто поболтать. Я буду ждать тебя там…