Любовь и обаяние в металлическом созвучии.

Одиннадцатое декабря тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. – Чарльз, – донесся сверху голос Эрика. Его мысленный тон был полон довольно ненужного, по мнению Чарльза, глубоко укоренившегося долготерпения. –Почему ты решил поставить рождественскую ёлку именно в нашей спальне? Чарльз отложил авторучку из слоновой кости, которая когда-то принадлежала его дедушке и которой он пользовался, чтобы завершить длинный список рождественских подарков для своих близких, которые все еще нужно было приобрести, и ответил: «Она красивая, пахнет просто чудесно. Сосна — один из немногих ароматов, что я могу воспринять, не испытывая приступа рвоты, и это довольно уместно, учитывая время года.» – Но это же дерево,–запротестовал Эрик. –Оно все покрыто смолой и осыпается, Schatz. – Оно совсем маленькое, мой дорогой, всего пять футов,– возразил Чарльз. – Это меньше трети размера того, что мальчики притащили в большой зал. Кроме того, тебе не нравятся украшения? Украшения, все до единого, были изготовлены из блестящих и переливающихся металлов —чистого серебра, золота, меди и платины, а звезда, венчавшая дерево, была вылеплена из метеоритного железа. Поскольку Чарльз знал, насколько укрепляющим действием обладает присутствие таких элементов для его любимого мага металла, он предположил, что Эрику будет приятно иметь такое обильное количество драгоценных металлов под рукой, пока он спит. Несмотря на защиту, которую обещал им щит, Эрик был... воинственно настроен в отношении безопасности их семьи. Чарльз вряд ли мог винить его за чрезмерное усердие в этом вопросе, учитывая, ну, всё остальное. Насильственный роспуск Братства, потому что большинство из них были безжалостно убиты, безжалостные пытки Чарльза и его близкая смерть от подлых рук Боливара Траска. Открытие, что Эрик чуть не упустил самое ценное из приключений, а именно воспитание их детей, потому что он временно позволил своей ненависти стать сильнее любви, которая изначально не имела никакой силы. Все это оказало огромное влияние на душу Эрика. Эрик вернулся домой весь в синяках и побоях, но в то же время гораздо мудрее, чем тогда, когда он бросил Чарльза и их детей — тех, кто еще не родился, и тех, кто слишком быстро повзрослел в тот несчастный день, на том забытом богом кубинском пляже. Это не означало, что его ненависть к людям полностью утихла — он едва терпел Мойру в хорошие дни, про себя он думал, что Адаму никогда не следовало осмелится жениться на женщине, которая не принадлежала к их виду, несмотря на то, что она родила ему ребенка-мутанта, и его ненависть к Траску была сильнее, глубже и мощнее, чем было даже его отвращение к Шоу, но в конце концов он самым болезненным образом пришел к осознанию того, что для его сердца существуют вещи, имеющие гораздо большее значение, чем когда-либо могло быть господство человека разумного. Из-за того, что он страстно и неизменно любил Чарльза, из-за того, что его обожание и преданность их детям были абсолютными, Эрик поклялся отступить. Если бы предстояла драка, то он был бы на стороне Чарльза, а не выступал против него или, что еще хуже, разжигал войну. У него не было надежды Чарльза на мир, но он смирился с тем, что это лучший способ увидеть человека, которым он дорожил сверх всякой меры, и семью, которая у них была. Созданная вместе безопасность была сотворена для того, чтобы работать в команде. Чарльз почувствовал, как Эрик раздраженно вздохнул с немалой долей нежности, прежде чем другой мужчина ответил: «Ты, должно быть, потратил настоящее состояние, Чарльз.» – Вряд ли, любимый, – заверил его Чарльз, а затем, прежде чем Эрик успел указать, что их определения того, что такое "состояние", довольно сильно различались, потому что в Америке было только у двух человек больше денег, чем было доступно Чарльзу, и Эрик временами рос почти в бедности. – В любом случае, я скорее надеялся, что наличие в вашем распоряжении такого количества металла поможет рассеять ночные кошмары. Несколько лет назад Бобби умолял меня провести программу "Двенадцать дней Рождества" для всех детей, и к настоящему времени это стало чем-то вроде почитаемой традиции. У каждого в комнате есть маленькая ёлочка, чтобы эльфы Санты оставляли угощения под ней каждую из одиннадцати ночей перед сочельником. Я знаю, немного нетрадиционно практиковать это таким образом, но мы предпочитаем делать это именно так. Таким образом, никто не должен задавать никаких вопросов о дополнительном металле, на которые ты возможно, не захочешь отвечать. – Я тысячу раз говорил тебе, что со мной все в полном порядке, Чарльз, – искренне настаивал Эрик, как будто мог сделать это утверждение правдой одной лишь силой своей, надо признать, часто несгибаемой воли. Чарльз, который на собственном опыте испытал опустошение от ночных кошмаров Эрика — всё более ярких и ужасных снов, в которых фигурировали некоторые довольно искаженные воспоминания об их пребывании в плену у Страйкера и которые оставляли Эрика после пробуждения явно опустошенным, испытывающим тошноту и отчаянно пытающимся убедиться, что Чарльз цел, просто послал в ответ волну благодарности. Недоверие, густо окрашенное искренней привязанностью к Эрику в ответ. – Нам действительно нужно обсудить эту твою глупую склонность потакать каждому капризу детей,– объявил Эрик, мастерски переключая внимание Чарльза на новую тему обсуждения. – Ты их балуешь. Чарльз слегка усмехнулся: «И все же, твоё неодобрение звучит довольно смиренно, мой дорогой.» – Ты безнадежный случай, - заявил Эрик с притворной торжественностью, используя свои силы, чтобы манипулировать металлом на их дереве. Чарльз не настаивал на том, чтобы посмотреть, что именно делает Эрик — он опасался слишком сильно использовать свои силы на Эрике, чтобы другой мужчина не решил, что он, в конце концов, не хочет, чтобы Чарльз был где-то рядом с его разумом. По общему признанию, Эрик еще не высказывал никаких претензий по поводу "трюков разума" Чарльза с тех пор, как они с Рэйвен вернулись домой, и не предпринимал никаких попыток вернуть проклятый шлем, который он выиграл у Шоу, но Чарльз все еще был склонен проявлять осторожность.– Но я все равно люблю тебя. При этом мысли Чарльза наполнились теплотой: «Я тоже тебя люблю.» – Пойдем наверх?– Спросил Эрик. – Конечно,– ответил Чарльз, вставая, а затем слегка поморщившись.– Только позволь мне сначала сбегать в туалет: твои дети устраивают сущий ад моему мочевому пузырю. Веселье, переплетенное с золотыми нитями радостного удивления — последнее почти постоянно присутствовало в Эрике с того момента, как Адам объявил о второй беременности Чарльза, сочеталось с ответом Эрика: «Конечно, Schatz.» На этот раз вынашивая на двоих меньше младенцев — мутанты, согласно исследованиям Хэнка, генетически предрасположены к вынашиванию сразу нескольких детей: причуда их вида, которая была признана фактом, несмотря на то, что она еще не была полностью понята — живот Чарльза был не таким объёмистым, каким был, на шестой месяц во время его беременности квартетом, но это не означало, что он был маленьким. По крайней мере, он еще не дошел до стадии ковыляния, хотя был уверен, что это почти наверняка уже в пути. Несмотря на тот факт, что умом он понимал, что беременность возможна, и поэтому был далеко не так удивлен, как в декабре четырехлетней давности — Чарльз серьезно сомневался, что что-либо когда-либо сможет превзойти этот конкретный инцидент, когда дело доходит до чистого шока. Узнав, что он это было еще раз, "по-семейному", так сказать, все равно стало сюрпризом. Они с Эриком еще не обсуждали даже возможность расширения своей семьи, потому что, по сути, у них и так было полно дел, когда мир Чарльза внезапно перевернулся в приступе сильнейшей тошноты. Едва удержав Чарльза от падения с главной лестницы, Эрик срочно отвез его в больницу Адама, ужасно опасаясь, что у Чарльза какой-то рецидив из-за операции Траска. Одно медицинское сканирование прошло позже, и Чарльзу и Эрику были представлены удивительные последствия их единственного незащищенного соития вызванного явным облегчением и священной любовью после того, как Чарльз проснулся целым и невредимым. Счастье Эрика в тот момент, как и во многие последующие, было безграничным. Утренняя тошнота продолжалась всего несколько недель, прежде чем прекратилась, чему способствовала специальная диета, разработанная Адамом, диета, которой Эрик и Шон свято придерживались, и к черту пристрастия Чарльза. Совместная работа Эрика и Шона, приготовление специальных блюд для Чарльза, помогла начать процесс исцеления, необходимый для восстановления разрушенных отношений между ними, и поэтому, поскольку Чарльз хотел, чтобы все их дети верили в Эрика, он согласился на диету с минимальным ворчанием. Если не считать частых походов в туалет, с этого момента беременность протекала как-то незаметно. Справив нужду в сотый раз за этот день, Чарльз воспользовался недавно установленным лифтом, чтобы подняться на третий этаж северного крыла, где располагалось большинство семейных апартаментов. Лифт был первым из многих компромиссов между Чарльзом и Эриком. Чарльз согласился пользоваться лифтом на время своей беременности, а Эрик пообещал не пытаться переносить Чарльза по его собственному чёртову дому. Войдя в их спальню, внимание Чарльза почти сразу привлекла рождественская ёлка в углу у окна. За исключением звезды на верхушке, весь металл, свисающий с ее ветвей, был радикально изменен как по форме, так и по расположению. Вместо шаров и спиралей там были люди — Чарльз и Эрик и их большая семья были искусно спроектированы и тщательно развешаны. Присутствовали все, даже Мойра, и многие так или иначе демонстрировали свои способности. Логан выпустил когти, Бобби и Мелоди стряхивали лед со своих ладоней, Ороро вызывала облака, Шон испускал крик и так далее. Маленькие фигурки Эрика и Чарльза крепко прижимались друг к другу, выпячивая беременный живот Чарльза, и преданно смотрели друг на друга. – О, Эрик..– пробормотал Чарльз голосом, полным удовольствия, и на его глаза навернулись счастливые слезы. Эрик подошел к Чарльзу сзади и обнял его за талию, благоговейно положив ладони на выступающий живот Чарльза. Он поцеловал раковину правого уха Чарльза с беззастенчивой нежностью: «Значит, тебе это нравится?» – Это прекрасно, – выпалил Чарльз, откидываясь назад в объятия с тихим, удовлетворенным вздохом.– Ты прекрасен, Эрик. – Далеко не такой прекрасный, как ты,– мягко определил Эрик, обхватив лицо Чарльза одной ладонью и очень осторожно повернув его голову, чтобы он мог как следует поцеловать его. Чарльз обожал целовать Эрика. На самом деле он скорее обожал делать с Эриком практически все, что можно было бы классифицировать как "интимное". Когда он был с мужчиной, остальной мир, казалось, просто отдалялся от них, и на несколько вечных мгновений не было ничего, что могло бы коснуться их, и не было препятствия, которое они не могли бы легко преодолеть. Он ничего и никого не боялся, даже то мучительное беспокойство, которое так часто возникало в глубине души Чарльза, что Эрик может когда-нибудь снова решить уйти от него по той или иной причине, померкло. Через минуту, или десять Эрик осторожно прервал поцелуй, совершенно вопреки желанию Чарльза, и левитировал перед ними необычную серебряную полоску. Пока Чарльз наблюдал, как всегда совершенно очарованный способностями Эрика, серебро превратилось в элегантные часы с дюжиной крошечных крестиков, выгравированных по краю блестящего циферблата. Эрик перевернул часы, а затем воспользовался своим даром, чтобы тщательно выгравировать шесть слов на гладкой поверхности: «Я верю в любовь, Schatz .» – Могу я посмотреть на твоё запястье?–Спросил Эрик. У Чарльза перехватило дыхание, когда он протянул Эрику левое запястье. Не говоря ни слова, Эрик застегнул часы на нём. Застёжка была хитроумной штучкой, которую было бы трудно расстегнуть, если бы кто-то еще не знал, как это делается. – Это великолепно, Эрик,– сказал Чарльз с искренней благодарностью. Прохладный металл, натертый силой любви Эрика к нему, приятно ощущался на его коже.– спасибо. Было совершенно огорчительно, когда он понял, что браслет, подаренный ему Эриком во время их разлуки, был утерян. Оно было отнято у него во время первого приступа потери сознания, за который были ответственны агент Страйкер и доктор Траск, и до сих пор не поддавалось восстановлению. После стольких лет, когда оно служило ему утешением, было единственной осязаемой основой для его бессмертной надежды на то, что тот, кто его сделал, вернётся к нему. Невозможность носить его больше не давала Чарльзу покоя. Чарльз много раз ругал себя за это чувство, потому что Эрик вернулся к нему, Рэйвен вернулась, и снова быть с ними значило гораздо больше, чем любой браслет, независимо от того, откуда он взялся. Тем не менее, в нескольких случаях, когда стресс или тревога начинали одолевать его, он протягивал руку, чтобы дотронуться до нее, пытаясь успокоиться — привычка, которую он выработал некоторое время назад и от которой теперь оказалось трудно избавиться — только чтобы вспомнить, когда его пальцы касались плоти, а не металла, что манжета исчез. Он предполагал, что никто не заметил этого его обычая, но, очевидно, Эрик заметил. – Пожалуйста,–сказал Эрик,– Мне жаль, что это не оригинал, но я не мог почувствовать его в течение некоторого времени. Вероятно, он действительно исчез. Переплавлен или уничтожен иным способом, решил Чарльз, потому что Траск был ублюдком худшего сорта. Он и ему подобные были монстрами, и даже у Чарльза не было надежды на их искупление. – Ты здесь, любовь моя, так что я бы сказал, что компромисс того стоил. – Я не заслуживаю тебя. Любого из вас, Чарльз.–Тихо заявил Эрик, почти рассеянно поглаживая живот Чарльза. – Да,– твёрдо возразил Чарльз,–ты знаешь, Эрик”. – Нам придется согласиться не соглашаться по этому поводу.– сообщил ему Эрик, как он всегда делал, когда между ними возникала эта конкретная тема.– Почему, собственно, наш маленький айсберг почувствовал, что «Двенадцать дней Рождества» необходимы?” – О, ну, это вина Шона,– пожал плечами Чарльз в объятиях Эрика.– Он упомянул, что его бабушка и дедушка однажды делали это для него, когда он был маленьким, и Бобби был очарован этой идеей. – Конечно, это так,– и Чарльз почувствовал ухмылку, появившуюся на лице Эрика, хотя он был не в том положении, чтобы видеть это физически,— И я уверен, что твои снисходительные методы воспитания не имели абсолютно никакого отношения к ситуации вообще. – И я уверен, что не имею ни малейшего представления, что ты мог иметь в виду.– Беспечно произнес Чарльз. – И у меня тоже нет желания получать какие-либо дальнейшие разъяснения по этому вопросу, – слегка поддразнил Эрик, запечатлевая еще один поцелуй на каштановых волосах Чарльза. Как это было чудесно, что они снова почувствовали себя комфортно, поддразнивая друг друга. «Ich verehre dich, Liebling.» Чарльз немного обиделся, несмотря на теплую улыбку, которую вызвали немецкие слова: «Ты определенно – Эрик!» Мгновенная тревога и замешательство взяли верх, потому что Эрика без предупреждения дернули назад и в сторону от Чарльза, заставив Чарльза удивленно обернуться. –Чарльз, я не несу за это ответственности!–Заявил Эрик, немного дико, поскольку сам был шокирован внезапной переменой в их ситуации, когда подплыл к дверям их спальни. На автопилоте правая рука Чарльза взлетела к виску, в то время как он устремил свой разум вовне, ища объяснение происходящему. Мгновение спустя у него появилось объяснение, довольно удивительное, и с его губ сорвался восторженный смех, когда пришло осознание. – Оливер нарисовал тебе картинку, любимый,– сообщил Чарльз, следуя за Эриком в холл, – И он хочет подарить ее тебе прямо сейчас. – Что?– Потребовал ответа Эрик, прежде чем его осенило понимание. Его глаза расширились от смеси благоговения и гордости за их сына.– Он обладает телекинезом, как Рори и Джини? – Очевидно, так, - подтвердил Чарльз, широко улыбаясь, – И, очевидно, он разделяет склонность своих сестер требовать, чтобы к нему приходили люди, а не только вещи. – Замечательно, - сказал Эрик, более чем довольный.– Это три из четырёх, Чарльз. Я думал, что вторичные мутации должны быть редкими. – Это была первоначальная гипотеза, но когда она была выдвинута, мы знали о нашем народе гораздо меньше, чем сейчас, и с каждым днем узнаем все больше и больше. Мутация — такая экстраординарная вещь, Эрик. – Да,–искренне согласился Эрик, снова расслабляясь в объятиях новообретенного дара их сына и доверяя ему, что он направит его туда, где ему нужно быть, – Это определённо так.