На Рождество

      — И ты мне вот так это сообщить решила, да?       Костя старательно делает вид, что не слышит яростного шепота Влада. Тот, впрочем, уже и не скрывается как будто, нервно шагает из угла в угол. Косте кажется, что стоит попробовать расфокусировать зрение — и наверняка увидит также мотающийся из стороны в сторону тигриный хвост. Кошак на стрессе — ну ничего нового, в целом, но раньше он на мероприятиях не срывался.       Он ловит Влада у двери в мужской туалет, заталкивает внутрь — благо среди зрителей, в основном, девушки, и какое-то время они могут поговорить наедине.       — Что случилось? — спрашивает осторожно, отслеживает реакции. Важно не перегнуть, не шагнуть за воображаемую линию, чтобы не получить потом когтями по лицу — для таких историй ему хватает и Любы с её психозами.       Влад устало потирает лоб, сдвигая слегка шапку, и прислоняется к стене.       — Дашка, — бросает одно слово.       О.       Даша.       Костя не знает, что сказать. Он не мастер утешений, и уж точно не эксперт в том, как сглаживать всё в ситуации, когда ты вроде бы немножко с ним, но еще немножко с ней. К Даше он старался относиться ровно, с симпатией — типа как к подружке своего лучшего друга, с которым он как бы… Ну… Тоже спит. Высокодуховные отношения, понимаете?       — И что Даша? — пробует дальше, осторожно, словно заходя в ледяную воду маленькими шажочками.       Влад пожимает плечами и съезжает вниз по стене.       — Сказала, что больше не готова так дальше. Что у нее за это время в Питере появился кто-то, кто к ней хорошо относится. С кем ей интересно и легко. И кому ее одной будет достаточно, — последнее слово он выделяет явно чужими интонациями, и Костя может отчетливо представить, как это должно было прозвучать.       Он не может ее осуждать. Соглашаться или нет на такие отношения — право человека, и она знала все с самого начала. По крайней мере, она позволила им быть вместе какое-то время, а теперь также самоотверженно отошла в сторону. Костя бы так не смог, чертов эгоизм никак не дает просто отпустить свое. Даже если уже не нужно, даже если все больше проблем, он все равно хватается за ускользающий момент срывающимися пальцами. Хоть поцелуй, но выдерну.       — Блин, — говорит он, падая рядом. — Владь, я…       — Забей, — тот устало машет головой. — Не надо ничего говорить сейчас, Кость, правда, я не готов слушать. Я знал, что так будет. Просто сегодня… Сегодня же Рождество.       Влад звучит почти беспомощно: ну словно ребёнок, который так ждал под ёлкой новенький велосипед, а получил в подарок сборник пыльных энциклопедий. Расти и будь большой умничкой, но не слишком душной — люди не любят проблемных.       И проблемные отношения люди тоже не любят.       Косте хочется как-то его потрогать. Пихнуть плечом шутливо, потрепать по волосам, притянуть за плечи к себе — эй, я рядом, я никуда не ухожу, слышишь? Я точно с тобой.       Но это будет еще большей ложью — билет на утренний сапсан уже скачен в телефоне, и сделать здесь он точно ничего не сможет. Дома его ждут Люба и Ева.       Влада дома теперь никто не ждет.       — Хочешь, попросим завершить встречу пораньше? — предлагает осторожно. — Скажем, что стало нехорошо, много работы, отравление, я не знаю. Сбежим просто.       Влад утыкается взглядом в пол. Качает головой.       — Второй раз плохо стало? Нет, Кость. Это наша ответственность. Остаемся до конца.       Вот в этом весь он — ответственности хоть жопой жуй. Расклеиваться некогда, хули сопли на кулак мотать — работа есть? Нет? Ну хоть пол тогда иди помой, чего сидишь.       Костя так не умеет, он страдать любит со вкусом — поваляться на кровати, пожалеть немножко себя, получить свою дозу любви и сочувствия, чтобы потом скатиться с нее и побежать по своим делам. А Влад привык рефлексировать везде и всегда, 24 на 7, почему бы и полезным делом в процессе не заняться.       Он поворачивает голову в его сторону и все-таки, не удержавшись, легонько клюет в губы. Выжидает — можно ли углубить поцелуй, но ответной реакции нет. Костя отстраняется.       — Не здесь и не сейчас, — говорит Влад твердо.       Они выходят в зал снова, Костя чуть первее, Влад задерживается в туалете еще на пару минут, но подозрений это не вызывает — Женя не слишком четко несёт в микрофон что-то о вопросах из коробки, и внимание зала полностью переключается на него. Костя очень надеется, что нервяк Влада — подергивание ногой, переплетение пальцев, сжатую челюсть — никто не заметит. Он держится довольно успешно до самого конца, пока не слышит во второй раз вопрос о том, как они относятся к их пейрингу.       — Херово, наверное, относимся, — бросает Влад в микрофон. Костя торопливо выпаливает что-то еще, переводя тему на другое, и периодически кидает на Влада внимательные взгляды. Тот залипает куда-то себе в ноги и раздраженно поёрзывает, словно старательно сдерживая себя, чтобы не выпалить что-то еще.       Какого. Хрена.       Такой реакции Костя не ожидал — да и зал, кажется, тоже. Он делает себе мысленную пометочку спросить — чего это такое было и зачем, но Влад дальше как будто заставляет себя расслабиться и постепенно начинает втягиваться в происходящее. Поздновато, конечно, к концу второго акта, но хотя бы автограф-сессия проходит на бодряках и с улыбками.       Они расписываются на артах, рассматривают рисунки и разворачивают коробки — как будто действительно их личный Новый год. Мгновенно натягивают на себя подаренные толстовки с артами, решив ими поменяться. В какой-то момент Влад кладет Косте голову на плечо — отпускает, понимает тот с облегчением. Ему хочется прижать его к себе крепче, поцеловать в макушку, стянуть дурацкую шапку и зарыться носом в волосы, но — сегодня у них «приличная» встреча, заглаживают вину за прошлый проёб, а значит, позволить себе такого нельзя.       Им вообще — никогда нельзя. Льзя только очень подвыпивши, когда все вокруг будут думать не «о, пидорасы конченые», а «ну какие они милые в этом состоянии, наверное, действительно, хорошие друзья».       Друзья, как же. Ха.       Такие хорошие, что Дашка сдалась, собрала свои вещи и свалила в Рождество. Дружеская дружба, понимаете.       Они наконец-то заканчивают, собирают вещички и забегают в гримерку. Влад кидает пакеты на стол и просит рыжую заказать ему такси. Костя тихонько, но настойчиво отводит его в сторону.       — Может, я с тобой поеду?       — Нет, Кость, — Влад отстраняется мягко, но решительно. Снимает с себя его руку, отводит глаза. — Мне просто… Побыть одному сейчас надо, понимаешь?       Ты не любишь оставаться один. — Разобраться в себе, с мыслями там… Что дальше.       А рефлексия тебя еще ни к чему хорошему не привела.       — Мне просто так надо сейчас. Прости.       Костя кивает, улыбается краешком губ. Конечно, он простит — он и не обиделся даже. Ну и что, что он в Москве всего лишь сутки. Он отлично выспится этой ночью перед поездом — один.       — Если тебе так лучше…       Влад кивает и порывается выскочить за дверь, но Костя перехватывает его за руку.       — Вопрос последний, — наклоняется к уху, поближе, чтобы остальные точно не могли услышать. — Эта рыжая, она… Она тебе кто? Просто вы так обнимаетесь весь вечер, я как-то даже удивлён.       Он заглушает последнее слово неловким смешком и выпрямляется, напряженно ожидая ответ.       Ну давай. Скажи. Скажи, что никто. Просто знакомая, давай, это же так просто.       — Да просто подруга старая, а что? — Влад улыбается тепло, касается Костиного лица аккуратно. — Ты чего, Кость, ну. Чего надумал-то. Ты же меня знаешь.       Костя думает о Даше, которая Влада тоже знала, а сейчас, наверное, где-то у друзей ночует, с багажом вещей и абсолютным непониманием, что делать дальше со своей жизнью.       — Знаю, — кивает он. — Конечно, я тебя знаю.       Рыжая напоминает о подъехавшей машине, и Влад поспешно прощается со всеми в гримерке, благодарит за организацию и желает хороших праздников. Обнимает Костю, и тот вызывается проводить его вниз.       Они спускаются к выходу, замирая перед дверью.       — Ну пока? — говорит Костя неуверенно. — Может, я все-таки с тобой уеду?       — Не сегодня, Кость, — выдыхает Влад. — Мне очень нужно побыть одному. Увидимся 28-го, да?       Он шагает за дверь и ускоренно ныряет в подъехавшую машину. Костя вываливается следом, прислоняется к стене и тянется за скруткой в карман.       Машина уезжает.       Костя остается в окружении толпы. Один.