Недоставало полотна, Чтобы продлить свою картину. Ведь не с проста я пил до дна, Но не хватало мне в полтину, Чтобы наполнить тот сосуд Который был смертельно пуст. И не изведав странный вкус Над пропастью во ржи сорвусь
Темнеет. Кухню едва освещает уличный фонарь. В квартире стоит мрак. Свет включать не собираются, а зачем? Ему уютно и так. Сидя на кухне, рыжеволосый паренек, лет так семнадцати, попивает черный, крепко заваренный чай. Юноша таращится в окно. Это вызывает то тревогу, то покой. В старой квартирке, находящийся где-то в жопе Петербурга, было уютно. Советская кухня, запах заварки, смешанной с старостью самого помещения. Слышится скрип двери, на кухню зашел парень с короткими волосами, на голову выше самого Артемия и такого же возраста, что и рыжеголовый. — Привет, — промолвил парень чуть повыше, чем рыжеволосый. Брюнет присел рядом с Артемием. — Привет, — Федосеев сразу же обратил внимание на разбитые костяшки пальцев. То, что его друг был недоделанным оффником — он знал, но особого внимания не обращал. Самое главное, чтобы его не трогали. В комнате стояла приятная атмосфера. Будто им хватило одного приветствия для того, что понять что они чувствуют. Будто одного взгляда достаточно, чтобы они поняли друг друга. Они смотрели друг на друга не отрываясь. На кухне настала тишина. Слышно лишь гул улицы. Неизвестно сколько они смотрели друг на друга, но, вероятно, долго. Но первым тишину прервал Артемий. — Ты такой уставший. Чаю хочешь? — говорил рыжеволосый все так же смотря на Марка, даже не отрывая глаз. — Не отказался бы, — смотрел в глаза. Будто читает их как книгу. Рыжий встал для того, чтобы приготовить чай для своего друга. На часах всего семь вечера, а ощущение, что ночь. Было темно, очень. Пареньку даже не понадобилось спрашивать, какой чай будет черноволосый. Он просто достал заварку, и поставил чайник. Им не нужны были слова, они просто могли смотреть друг на друга. Им было хорошо друг с другом. Им не нужна большая компания, чтобы они чувствовали комфорт. Парни просто дружили, но объяснить эту привязанность — не могли. Они уже стали зависимы друг от друга, но отрицали. Они даже не встречались, а уже настолько зависимы и привязаны. Зачем им психолог? Они сами друг для друга как терапия; душевные разговоры в четыре утра в компании водки и сигарет, сидя около детской в площадки глубокой ночью, где они просто молча смотрели на друг друга. У обоих были проблемы с доверием и привязанностью, но они доверились. Почему? Зачем? Как? Никто не мог объяснить, даже они сами. Очевидно, что в период их слабости — они не смогли сопротивляться желанию. Все же, Артемий был наркозависимым, а Марк психологически травмирован, так же как и рыжий. Они до сих пор по ночам задаются вопросами: какого черта они привязываются все больше и больше? Зачем они показывают слабость друг перед другом? Почему они зависимы друг другом? И так можно перечислять до бесконечности. Они познакомились еще в четвертом классе, но понеслось все у них только после седьмого. Тогда же Артемий начал употреблять, пить и курить. До этого же прилежным мальчики был. Марка травмировали еще в пятом, но сломался он тоже в восьмом. Теперь их спасение это наркота, алкоголь и сигареты. — Чай готов, — Артемий поставил кружку с чаем на стол. — Я, если что, в комнате, книжку пойду дочитаю. В ответ — Марк кивнул. По приходу в комнату Артемий навалился на кровать. Но пришлось встать, чтобы взять книжонку, которую он и хотел дочитать. Парень почесал в сторону книжной полки. Взяв книгу, рыжий потопал к кровати, но увидел брюнета, стоящего в дверях. — Бля, напугал, — сказал Артемий, и все же сел на кровать. — Неужели я такой страшный, что меня пугаются? — надулся побритый. — Кто знает, — ухмыльнулся Артемий. Марк созерцал за рыжеволосым, смотря как тот перелистывает страницы. Странно признавать, но наблюдать за Артемием — одно удовольствие. Смотреть как рыжий перелистывает страницы своими изящными пальцы аристократичной бледности. Просто загляденье. — Ну че ты на меня смотришь? — А нельзя? — улыбнулся Оленев. — Можно, но это настораживает, — безэмоционально вымолвил Федосеев. Марк следил за движениями рыжего. Следил не отрываясь. Но наконец произнес: — В школу завтра пойдешь? — Наверное, пойду. А что? Скучно там без меня? — ухмыльнулся Артемий. — Оли теперь не хватает? — Ее, как раз, хватает. Она как чокнутая анекдоты ебашит, мне уже плохо от них. Федосеев улыбнулся, едва сдерживая смешок. — Ну чего ты в дверях стоишь, ложись со мной, я тебя пожалею, — усмехнулся рыжеголовый. — Я уж думал не предложишь, — произнес юнец, шагая в сторону своего друга. — Как я могу не предложить такому очаровательному юноше? — рыжий перелистывает страницы. Побритый лег рядом с Артемием. Он все еще смотрел на рыжеволосого, который все так же читал. Парень обнял рыжего, дыша в его ключицу. Обоим было хорошо, но Федосеева поразила внезапный приступ тактильности друга. Обычно такого не было, а сейчас случилось. Но его это не смутило, ему было хорошо. Объятия от друга — то, что надо сейчас. А он точно ему друг? Почему такая близость ему приятна, хотя всегда было иначе? Рыжий попытался выбросить из головы все возникшие вопросы и в ответ обнял друга, вдыхая запах коротких волос. Обоим было хорошо, им было комфортно. Увидев бы их Оля — умерла бы на месте, но сейчас ее нет, поэтому им можно обниматься сколько душе угодно. Оба парни особо обниматься не любят, но объятия друг друга им необходимы. Они зависимы друг другом, но жить это им не мешает. Им хотелось обняться и никогда не отпускать. Почему же их дружба отличалась от других мужских? Они обнимали друг друга, смотрели не отрываясь, курили на балконе, облокотившись головой на плечо. И все это — большинство мужчин не делало. Что же у них за дружба тогда? Или… это вовсе и не дружба? Да нет, не может это быть не дружбой. А еще Марка бы попросту братаны не поняли бы. Хотя он с ними не очень и часто встречается. — Здесь останешься или домой пойдешь? — сонно поинтересовался рыжий. — К себе пойду, а то тебя еще ночью испугаю. — Ну чего ты, обиделся, что ли? — улыбнулся Федосеев. — Давай я тебя пожалею. Рыжий приблизился к другу и поцеловал в щеку. Зачем он это делает? А самое главное, почему? Он же никогда не любил особую близость с другим человеком… Он карал себя за чересчур большое проявления эмоций, а тут. А тут проявление чего-то иного. Никто, абсолютно никто из этих двоих не знал, что это такое? Любовь? Дружба? Ненависть, прерывающаяся какими-то странными действиями? Нет, это было новое чувство для обоих парней. Такого они никогда не испытывали, поэтому и понять не могут, что это. Так что это? Тут даже сам Всевышний не знает. Почему. Это вопрос задавал каждый из парней, но ответа никто не знал. Как же так? Ну что за абсурд? — Что за нежности? — спросил темноволосый, мягко смотря на Федосеева. — То есть, когда мы лежали в обнимку — это не считалось за нежность, а сейчас да? — Не злись, я пошутил. Ладно, пойду к себе, а то рано вставать. Спокойной ночи, рыжик, — и чмокнул в волосы. — Спокойной. Что же у них за отношения? Оба отрицали любые, кроме дружеских. Что же тогда? Как понять? По старинке пойти тест, который выдаст ответ, который никто не хотел, и просто забросят эту идею? Нет уж, лучше уж ждать развития.Но стоя перед зеркалом в ванной, Я радуюсь, честное слово. Я люблю все свои шрамы И хочу заработать новых.
— Вот бля, в душ надо, — рыжий взял полотенце и почесал в сторону ванной комнаты. Сняв одежду, Артемий долго рассматривал свое тело в зеркале. Почему его тело покрыто столь большим количеством шрамов? Зачем же он себя калечил? Шрамы от шприцов, ножей, сигарет, которые он так старательно прятал (кроме шрамов от сигарет, их не спрячешь). Надо же ему было причинить себе боль. Хотя он и сейчас это делает. Например, шрам на ключице, который появился всего месяцев пять назад. — Ебать я урод нахуй, — парень все так же рассматривал свое тело, только взгляд опустился на туловище, на которым сильно выступали кости. Парень был, практически, как скелет. Вечные голодовки, из-за которых он уже не чувствует голода — его обычный рацион. — Надо просто помыться и лечь спать, а дальше в школу, — выдохнул рыжий, залезая в ванну. После мытья паренек пошел спать. Прозвенел будильник. На часах семь утра. Еле встав Артемий пошел в ванну, чтобы умыться. Только утро, а он уже устал. Как же он отсидит восемь уроков с такими темпами? Он как сонная муха. Ну ладно, на химии и физике он поспит, а что будет на алгебре? Его ж там сожрут за то, что он спит. Будем надеяться, что его как-нибудь прикроет Марк. А Марк всегда его прикрывает, так что все нормально. Пришло время собираться… Федосеев быстро натянул, что первое попало на глаза. Так, полвосьмого. Есть он не собирается, ему попросту еда в рот не лезет. Максимум чай попить может, но это не еда. Все равно, Марк что-нибудь заставит съесть, нет смысла завтракать. Не упадет же он в голодный обморок. Не упадет же? Будем надеяться. Восемь двадцать. Десять минут до звонка, а рыжеголовый только выходит. Как можно опаздывать, если ты живешь буквально в пяти шагах от школы? Но все возможно. Парень вышел из квартиры уже опаздывая. Правда, ему было все равно. Он включил музыку и со спокойной душой шел в школу.По телевизору сказали: «Скоро нам придёт пизда!» Что евреи украдут все наши деньги с кошелька. Американцы скоро уничтожат наши KFC. Они все в жопы ебутся, скалят зубы на Россию. Там хохлы готовят план по мутации детей. Скоро к нам придут татары, трахнут наших матерей. К нам сюда едет Джо Байден, и он всех нас обоссыт. Мы — великая Россия, выпускаем крепостных.
В класс Артемий зашел не один. Ольга тоже всегда опаздывает. Странно, но она тоже живет недалеко от школы. Эти двоя любят опаздывать, а учителя ненавидят обоих так же, как те любят опаздывать. Им было похуй на замечания от директора, они просто любили опаздывать. — Извините, можно пройти? — быстро поговорил рыженький, пока Оля втыкала в потолок полусонная. — Вы что, не знаете ко скольки вам приходить нужно?! Ольга, Артемий, вы где прохлаждались 20 минут?! — Ирина Владимирова — учитель биологии, которая всех достала. Если кто-то опаздывает, то она еще пол урока говорит, что не любит, когда опаздывают. — Ну, Оля, по всей видимости, проспала, а я за временем не уследил, — парень не смотрел на биологичку, глазами он выискивал Марка. — Ох, значит за временем не уследил, а Ольга проспала? Два. Обоим, — учитель строго смотрела. — Садитесь. Если не будет домашнего задания — вызову родителей. — Прикольно, — усмехнулся рыжий. — У меня отец где-нибудь бухает, а мать в Испании отдыхает. Вы думаете им есть дело до меня? Смешно. Учительница сразу же изменилась в лице. Лицо выражало сожаление и вину. Все же она была не такой плохой, как казалось. Но все же, тварью она тоже была. Если она несколько раз проявила сожаление, то это не значит, что все вмиг забудут ее поступки. Для всех она всегда будет мразью. — Давайте без сожалений, тошнит уже от них, — парень просто пошел на последнюю парту. За ним последовала Винокурова, только присела на свое место рядом с Марком. Дальше шел урок, шел обычный урок. Ничего необычного, кроме слов Артемия, не было. Прозвенел звонок. Все выбежали из класса. Кроме Марка и Артемия. Артемий долго собирался, потому что был тоже сонным, как и Оля. А Марк просто ждал рыжего. Ничего необычного. — Нахуя сказал о родителях? Опеку же натравит, — тон голоса «оффника» звучал в разы обеспокоенным, чем обычно. Неужто он волнуется за него? — Ну она меня выбесила, вот и спизданул не подумав, — а вот тон голоса рыжего был совершенно не похож на обеспокоенный. Он был скорее безразличным. Будто его и не беспокоит, что на его семью могут натравить опеку, а его забрать в детдом. Хотя зачем ему беспокоиться? Ему меньше, чем через месяц восемнадцать. — К тому же, мне скоро восемнадцать. Похуй как-то. — Ладно, но я же волнуюсь. Рыжий замер. Последнее слово произнеслось в его голове эхом. Волнуется? Серьезно? Он волнуется за него? Зачем? Почему? Это же нормально для друзей? А они точно друзья? Как много вопросов и мало ответов. — Ты чего? Все нормально? Чего вдруг замер? — Оленев обеспокоено глядел на друга. А Артемий в то время находился в другой Вселенной. Он просто стоял не двигаясь. Только слабый удар о его плечо вернул его на землю. — Бля, че за хуйня с тобой творится? То замираешь, то выходки твои сраные, — Марк поменялся в лице. Теперь его одолела агрессия. — Блять, отъебись уже. Заебал, честно, — Федосеев сам не понимал, зачем он агрессивно себя ведет. Темноволосый ведь ничего плохого ему не делал, а не сейчас нарывается на ссору. — Да пошел ты, — Марк пошел подальше от Артемия. Было бы славно, если бы он сейчас свалил со школы вовсе, но кто его отпустит после первого урока? «Ну я и долбаеб… Нахуя сорвался на него?», — думает Темноволосый. Действительно, почему он на него сорвался? Ему сыграло на руку то, что у него частенько повышено давление. Медсестру особо не волновало, что у ребенка болит, главное, чтобы отстал поскорее. Зачем она вообще пошла работать в школу неизвестно. Темненький свалил после третьего. Странно, но после первого урока — Артемия он не видел. Видать, свалил сразу же после ссоры. Марку даже обидно как-то стало из-за того, что он больше не видел его. После этого его тревожил вопрос; почему? Что за хуйня творится между ними? То внезапные приступы нежности, то ссоры. Оля им не раз говорила, что они уже как супружеская пара, но оба парня отшучивались, когда речь шла про их отношения. Винокурову это волновало. В общем, ее волновали их отношения больше своих. Спойлер. У неё их не было. Но неважно. Важно то, что творится между парнями. Парень шел с сигаретой во рту. Каждая затяжка напоминала о рыжем. Че за хуйня? Какого хуя он вообще вспоминает о нем? Восемь вечера. Темноволосый долго смотрел в телефон, даже не разблокируя его. Будто ждал сообщение кого-то. И он дождался. Где-то в полдевятого ему поступила смска от рыжего. 23:03. Привет. Извини за то, что хуйни всякой утром наговорил. Я не хотел на тебя срываться. Просто в последнее время какая-то фигня творится. Я честно не хотел с тобой ссориться… Мне очень стыдно за свое поведение сегодня. После этого у меня пошла кровь из носа, я был в ахуе. Блять, прости меня, пожалуйста. Мне трудно осознавать, что я кем-то сильно дорожу. Мне непривычно. Да, я тобой дорожу. Впервые говорю кому-то подобные слова… Даже матери не говорил такого, отцу тем более. Ладно, моя уебанская попытка извиниться подходит к концу. Прости, я долбик. За все время, пока брюнет читал на его лице сменилось уйму эмоций. В конце он вовсе чуть не расплакался. Неужто его это так растрогало? Смешно. Его рыжеволосый друг всего лишь извинился, а он тут такую драму устраивает. Разве не все друзья извиняются после ссоры? Правильно, все извиняются, так что ничего необычного в этом нет. Что же его так растрогало? Никто не знает. — Бля, че за хуйня со мной творится? — действительно, что за хуйня с ним творится? Неужто это любовь? — Сука, не говорите мне, что я влюбился в лучшего друга. Пиздец, можно я скинусь с окна? И проблем не будет. Темноволосый парень таращится в темноту, пытаясь найти в ней ответ. Наконец в его голове появилась мысль. — А если я сейчас заявлюсь Артемию и поцелую его? Что будет? Сразу проверю все, что надо. По моему, это слишком импульсивное решение… Похуй. Все равно не верю, что люблю его. Да не, лучше не буду рисковать дружбой. Бритый набрал рыжего. Зачем он это сделал — он не знал, но зачем-то. Что он будет говорить? Он вообще запутался во всем. Он не понимает, зачем делает что-либо. Зачем живет, зачем продолжает ходить в школу, зачем думает о Федосееве? Много вопросов и ни одного ответа. — Блять, я так устал, прям пиздец. Ну хоть музыку послушаю, — Оленев достал наушники из кармана, взял телефон в руки, и включил музыку.Прыгай за мной Социальное дно уже близко Давай с голoвой Отменяй таксиста, нам не нужно больше домой
— По моему, у меня какой-то депрессивный плейлист. депрессивный плейлист. Похуй. Завтра в школу….. Опять. Бля, спать бы надо ложиться, а то уже двенадцать ночи. И парень заснул. После школы парни пошли за гаражи для того, чтобы покурить. Покурить чапмен с кофе. Им повезло, что сегодня 6 уроков. Хотя бы освободились в обед, а не вечером. Так хотя бы покурить успеют. Что может быть лучше, чем сигареты на обед? Именно, ничего. Как бы не хотелось бросить курить — не получалось. Никотин как наркотик. Одного раза достаточно, чтобы уже зависеть от сигарет. Как бы грустно это не звучало, без сигарет им не выжить. — Бля, лучше бы от сигарет торчал бы, — рыжий делает затяжку, и выдыхает сигаретный дым. — А то мне так хуево было под ЛСД, ты не представляешь. Или я не под ЛСД был… Сук, не помню.***
Радужку глаза было не видно, потому что ее закрывал зрачок. Всё плыло, звуки и текстуры искажались. Все было разноцветным. Федосеев валялся на полу не в силах встать. Парень и не хотел. Его сердце стучало намного сильнее, чем обычно, но из-за препарата, который он употребил — рыжий этого не замечал. Сейчас он был в своем мире, в котором все цветное, как в детстве. Там было хорошо, было превосходно. Но в реальности он корчился от боли. Сейчас он валялся на полу весь в поту, с дикой дрожью в руках и ногах, дико учащенным дыханием, одышкой, нехваткой воздуха, сердцем, которое вот-вот выпрыгнет из груди, сильной болью в груди, чувством жара, озноб, жжением кожи на шеи, тошнотой, головокружением и бледностью. Как же он страдал от этого. Иногда эмоции сменяются так быстро, что накладываются друг на друга и рыжий испытывает их одновременно. За несколько минут он может испытать диаметрально противоположные аффекты; спокойствие и панику, эйфорию и печаль, тревожность и счастье. Но сейчас Артемий испытает только боль, дикую боль. Сама опасность отрицательных эмоций заключается в том, что рыжеголовый захочет совершить суицид. Тут он даже может порадоваться, что чувствует сейчас мучительную боль, нежели валяется где-то мертвым. Его начало отпускать, но вдруг пошла волна апатичного и депрессивного состояния. От ЛСД отходнях практически нет, но непродолжительное депрессивное состояние есть.***
— Бля, я потом конечно бросил, но курить косяки… Редко, но иногда курю, — рыжий выдыхает едкий дым. — Пиздец. — Не говори. — Бля, бухать хочется, — Артемий смотрит на небо, будто оно ему что-то говорит. — Может, водочки? У меня дома есть. Водка-валюта — просто отпад. — А хуле нет то? Давай. Водка истратилась слишком уж быстро. Прошел всего час, а бутылка пуста. Парни уже сидят друг на друге. Только один момент: они были недостаточно пьяны (и почти все осознавали). Губы слегка соприкасались, дыхание стало неровным, глаза пристально смотрели. И наконец, поцелуй осуществился. Губы резко начали приближаться и столкнулись в долгожданный поцелуй. Руки дрожали. А не будет такого, что на утро они будут жалеть об этом? Будет шарахаться друг от друга, даже находясь на расстоянии километра? Сейчас им было плевать на это. Они просто отстранились и начали смотреть друг на друга. Да ладно. Неужели это наконец произошло? Эмоции переполняли. Даже под ЛСД рыжий не испытывал таких чувств. Ну ахуеть. Осознание пришло только сейчас. И почему они думали, что им будет все равно на последствия? О как они ошибались! Глаза резко расширились, становясь пятирублевыми монетами. — Пиздец. Ахуеть. Шок. — Заткнись. Еще хуже становится… — рыжеволосый начал глядеть в одну точку, дабы понять, что они сейчас сделали. — Ой, да похуй, — он протянул марка ближе, лишь бы прикоснуться к его губам еще раз. Блять. Нахуя он это делает? Ну что за еблан. Никогда, вроде, не был импульсивным человеком, а тут вдруг поддается атмосфере… Ну пиздец, как сказал Марк. Будут ли они жалеть на утро? Возможно. Сам Господь Бог не знает ответа! Да в общем-то, они сами него не знают… Зато какие чувства испытывают! И все в один момент! Иногда кажется, что их жизнь не так интересна, как сейчас. Ну, возможно, это и правда, но, повторюсь, никто этого не-зна-ет. — Блять, — стоном выдыхает Оленев, когда его губу болезненно прикусывают. — Братан, давай прекращай кусаться. Как собака. Ну и клоун. Даже в такие моменты шутит. Их подруги давно догадывались, что у Марка не все а порядке с головой, но никто не винил бедного, беззащитного ребенка, который был мишенью для очень верующих родителей. — Ну и еблан, — рыжеволосый спокойно глянул на бритого.***
На следующий день они проснулись вместе, что чуть пугающе. — Бро, а можно я тебя поцелую еще раз? — умоляюще спросил Оленев. Чуть пораскинув мозгами и взвесив все за и против, наконец дал ответ. — Можно. Бритый вцепился в губы друга, будто в последний раз. Чужой язык исследовал рот. Марк кусал губы рыжего, хотя сам изначально был против этой затеи. Губы медленно сползали на бледную шею Артемия, оставляя укусы и засосы. — Эй, бля, ты куда разошелся то. Мне теперь как в школу ходить? — сердился Федосеев. — Скажешь, что какая-нибудь симпатичная девочка оставила, если спросят, — оскалился Марк. — Бро, а давай встречаться? Такой вопрос ошарашил рыжего не меньше их утреннего поцелуя. Че, блять?! Встречаться?! Какого хуя?! Он был не готов! А давайте они сейчас забудут об этом, а потом, когда Артемий прихорошиться, он сделает свое предложение заново? Но от такого как-то грешно отказываться… Блять! О чем он думает вообще?! Еблан! — А давай.