Друг Сэнри

22 мая 1946 года, город Токио, муниципалитет Тиёда, район Касумигасэки, отдел МИК окружной прокуратуры, 9:50 утра. Кураж первого дня стремительно сошёл на нет. Вот уже как две недели моя фактическая работа помощником прокурора не изменилась от предыдущей ни на йоту. Всё та же мелкая канцелярия, то же бумагомарательство. Единственными, пожалуй, хоть и скромными, различиями являются невероятно удобный костюм-тройка — коричневатые штаны, пиджак, жилетка вкупе с горошчатым синим галстуком — и личный кабинет. Коморка была тесной, восемь на восемь метров, с облупленными заплесневелыми стенами и душным воздухом. Несмотря на трудности, мне радостно обладать собственным помещением, ведь сам факт сего даёт умопомрачительное чувство нужности. Быстро прикончив стопку документов до обеда, я обычно часами маюсь бездельем, пялюсь в окно и считаю прохожих, словно чёртов Калвин Кулидж. Поначалу я настраивался помочь коллегам, однако всякая попытка венчалась вежливым отказом — никто не желает отдавать свой хлеб чужаку. Удары судьбы потрясают, но пламя надежды всё ещё разгорается внутри… однажды я получу первое дело, обязательно. Сперва я услышал топот стремительно приближающихся женских ножек, затем ко мне без спросу вломилась Окумото-сан, две папки под мышкой. Серый жакет и длинная юбка сидели как влитые. — М-м-м-м-маэда-сан… — промямлила она, задыхаясь. Я был полностью погружён оформлением отчёта, поэтому такое бесцеремонное нарушение психологического пространства вызвало у меня бурю негодования. — Ну что опять?! — Я… я… я… — толком недоговорив, девушка принялась глотать ртом воздух. Я решил подождать, покамест не отдышится. Пальцы нетерпеливо барабанили по откидной доске секретёра. Придя в себя, сотоварищ продолжила. — …заходила к Санэсаде-сану, попросить передать нам свободные уголовные дела… думала, пошлёт куда подальше… а он согласился! — брюнетка горделиво преподнесла мне одну из папок. — Слава Богу! — счастью моему не было предела. Я урвал пласт листов, точно маленький ребёнок дорогую безделушку. Наверняка схожие впечатления испытал народ Моисея, увидав дождь из небесной манны. — Спасибо! Век тебе обязан буду! — Не проблема, — выручательница помотала головой. — Давай лучше постараемся как следует, и не посрамим репутацию начальства. — Естественно! Я выпроводил Окумото-сан из кабинета, запер дверь щеколдой, уселся на стул и отодвинул кипу бесполезной макулатуры. Время начинать серьёзную игру. — Посмотрим-ка, что здесь у нас… Обложка полетела в сторону. Надпись «Обвинительное заключение» красовалась сбоку первой страницы. Добрых два часа я нещадно пожирал информацию: изучал фотографии, подозреваемого, место и обстоятельства. По окончании, мозг сообразил набросать краткое изложение события в блокнот, чтобы не тратить драгоценного времени на поиск деталей: «<…> 19 мая в промежутке между 5:10 и 5:25 утра кабаре для американских военнослужащих «Канраку» в Роппонги подверглось краже со взломом. Преступник вскрыл входную дверь и проник в пустое здание. Его целью был кабинет владельца Сугиямы Одзиро-сана (47), однако сам замок двери был сувальдным, сложновскрываемым, и, по всей видимости, оказался не по зубам вторженцу. Он вернулся на улицу и залез через окно, успешно. Преступник похитил 36 тысяч иен купюрами, коллекцию старинных монет, предметы мебели, четыре картины за авторством Мамии Синдзо, пять керамических ваз династии Мин, настенные часы, ящик французского коньяка, различную бижутерию (кольца, ожерелья, кулоны и т.п.), бронзовую миниатюрную копию фортепиано, печати, настольную лампу, письменные принадлежности, декоративное дерево Гинкго, чайный сервиз, шахматный стол. <…> Сутки спустя полиция задержала подозреваемого. Им выступил 41-летний неоднократно судимый за разбойные нападения безработный, Танака Иссэй-сан. Он промышлял попрошайничеством неподалёку от заведения <…>» Что ж, этот Сугияма определённо зажиточный тип. Даже не представляю, каким макаром налётчики так долго тянули. Полагаю, было бы не лишним нанести визит в ЦУП, проверить правильность выдвинутого обвинения. Благо, путь не далёкий: перешёл дорогу и, считай, на месте. Жду не дождусь познакомиться с настоящими профессионалами и, надеюсь, сотрудничество наше выдастся продуктивным. Засунув папку в портфель, я покинул гнетущую конуру. 12:45, район Касумигасэки, штаб-квартира Токийской полиции. Величавое сооружение идеально высеченных геометрических форм Колоссом возвышалось над городом. Меня приветствовала территория правительственных чиновников и их обслуги, самый оживлённый район Большого Токио. Сотни служащих сновали туда-сюда, перебегали трусцой от одного министерства в другое. Многие не обременяли себя велосипедной прогулкой, зафиксировав удобные планшеты на багажнике. Поражённый многолюдностью, я не заметил как угодил внутрь полицейского управления. Стойку охранял молодой парень, потрёпанные фуражка и китель. Каждую секунду холл запружался новыми посетителями, они «вползали» с остервенелостью муравьиного коллектива. Чёрт, надо поспешить, пока не образовалась очередь! Благодаря помощи всемогущих сил, я финишировал первым. — Здравствуйте, вы по деловому вопросу? — пробасил дежурный. — Ах, да… Я помощник прокурора Маэда, прибыл проинспектировать инцидент «Канраку». Не могли бы вы связаться со следователем… э-э-э… — замявшись, я полез за подсказкой верного блокнота, — А-ри-си-мой, вспомнил. — Предоставьте удостоверение и поручительное письмо начальника вашего отдела, пожалуйста. Сами знаете какое сейчас время, мошенников хоть отбавляй, — выдал он непроизвольный вздох, горькость которого, кажется, визуализировалась у меня в воображении. — А-а, не вижу ничего предосудительного. Бдительность — главное оружие правоохранителя. Поизучав бумаги добрую вечность, полицейский утвердительно кивнул. — Порядок. Подойдите к 404-й конторе, вас примут через пять минут. Дорогу знаете? — Разберусь. Спасибо за потраченное время. Я поднялся на четвёртый этаж. Коридор мало чем отличался от остального Касумигасэки: поток вечно спешащих конторщиков, надушенные дамочки и задумчиво восседающие старики в лохмотьях. Приглушённый тонкими стенами стрёкот пишущих машинок успокаивал не хуже именитого метронома; теперь не так боязливо примерять амплуа душителя гражданских свобод, а то, признаться, весь путь ощущал себя как на иголках. Буйное сердце выровняло свой ритм, и я пристроился возле обозначенной комнаты. Спустя обговоренный срок, дверь отворилась с омерзительным скрипом… проём оккупировала мужская фигура в абсолютно чёрной юкате. Средний возраст, крепкая комплекция, тёмные волосы слегка ниже ушей, гладковыбритая физиономия и греческий нос — вылитый плакатный вояка. Пронзительный прищур из-под фетровой шляпы внушал ужас и смятение. — В-вы… Арисима-сан? — я сглотнул. Мужчина ничего не ответил, лишь подозвал указательным пальцем, будто дворнягу какую, и, развернувшись, потопал вглубь кишащего работниками офиса. Мне оставалось проследовать за ним. Подойдя к своему письменному столу, он плюхнулся на кресло. В тот же миг, я испытал холодный оценивающий взгляд; детектив смерил меня от головы до пят, после чего цокнул языком. — Чесслово, вы, прокуроры, с каждым годом всё моложе и моложе… подскажи на милость, ваши главнюки скоро дошколят набирать начнут? — Экспериментируем-с… — ответил я предельно вежливо, вопреки беспардонному поведению визави. — Эксперименты это хорошо… я обожаю эксперименты, — Арисима-сан ухмыльнулся краешками губ. — Так, что конкретно ты намереваешься «проинспектировать»? Мне казалось, ход следствия по делу «Канраку был проведён без сучка и задоринки — преступник пойман; жаль, только драгоценности не вернули, но… отселе это не наша забота, пускай янки это дерьмо разгребают. — И всё же, меня беспокоят некоторые «элементы картины». — «Элементы картины»? — Если не возражаете, я хотел бы повторно допросить подозреваемого. — Значит, берёшь быка за рога? — следак встрепенулся и резко вскочил. — Ну пойдём, покажу тебе наш очаровательный КПЗ. Мы спустились обратно в приёмную. Там мышиной норой притаилась решётчатая калитка, которую насилу можно было разглядеть за холмами печатного материала и волнами народного столпотворения. Она открывалась набором особой кодовой комбинации, и вела вниз, — к месту витиеватых тоннелей, мерзкого запаха и бесконечных постов охраны. Минуя препятствия, двоица встретила новый проход, вернее каменную арку. Отверстие опускалось ещё ниже, углублялось в непроглядную тьму. — И сказал Бог: да будет свет. И стал свет, — луч карманного фонаря разрезал мрак напополам. Белый круг захватил виды самой настоящей крепостной потерны. По бокам галереи выстроились тюремные камеры. Жуткое зрелище. Готов поспорить, стены эти повидали шпионов не мельче Зорге. Сзади меня зазвенела связка ключей. Я обернулся и приметил охранника. Заместо характерной униформы, этот почему-то носил домашнее. Если бы не полицейское кепи, повязка и деревянная дубинка на поясе, мне бы подумалось, что нагрянул городской сумасшедший. — Сюго, открой-ка нам дверку 28, будь добр, — попросил Арисима-сан с неестественной обходительностью, прежде чем указать светом фонарика на искомое. Надзиратель, не разменивая и секунды, подорвался на команду. Скважина угнетающе заскрежетала, прозвучал щелчок и напротив нас распахнулись чертоги криминального авантюриста. К моему изумлению, каземат был оснащён примитивным канделябром. Пламя от нескольких свечек давало неплохую видимость. На шконке лежало тощее тело, плотно окутанное соломенным одеялом. Высунутые пятки поражали коркой засохшейся грязи. — Подъём, мерзавец! Допрос! — гаркнул сыщик. Полотно зашебуршало колючей набивкой, и из-под него выкарабкался мужичок совсем жалкой наружности. Осмотрев его, я испытал натуральный испуг: левый глаз «заплыл» гигантской фиолетовой гематомой, разбиты нос и губа, кровь запекалась на лице и воротнике заплатанного халата… а ноги, руки торчали палками. Безумие какое-то! И это называется демократической страной двадцатого века! — Господи, ну что за варварство! Вы же не Кэмпэйтай или Гестапо в самом деле! — я не удержался и высказал всё напрямую. — Завязывайте со своими животными нравами, по-хорошему прошу! — Сразу видно — дилетант… — протянул мучитель. — Перед тобой опаснейший рецидивист, такого «пряником» не расколешь. — Раскалывают лесорубы! А вы договариваетесь, подключайте дипломатию. Проигнорировав мои претензии, Арисима-сан приказал подручному вывести бедолагу. Мы остались наедине. — Может объяснитесь? — Парень, трудные времена запрашивают трудных решений. Заруби себе это на носу и больше не распускай нюни. — Вообще-то… — Пойдём-ка лучше допросную покажу. Холодновато здесь. И правда, каталажка весьма студёная. Поначалу столь весомый перепад температуры вызвал облегчение, но чем дольше я здесь «прохлаждаюсь», тем настойчивее мороз лезет под кожу. Вот бы не подцепить чего-нибудь… устрашённый мыслями, я умчался за медленно удаляющимся Арисимой-саном. Катакомба выпроводила нас в небольшую светёлку, слишком уютную для кровавых истязаний. Впрочем, кого когда подобное останавливало? Юноша усадил арестанта за отполированный стол, и спешно ретировался, отсалютовав напоследок. Я сел напротив. Мужчина согнулся в три погибели, всячески избегая зрительного контакта. Изгвазданная юката была не просто мешковатой — костлявое тельце утопало в ней. — Добрый день, Танака-сан. Меня зовут Маэда, я помощник окружного прокурора. Хотел бы задать вам несколько вопросов, касательно… неприятного случая в «Канраку». Допрашиваемый кивнул. — Чего-нибудь желаете? Можем предложить чаю, воды, или немного риса. — В-воды… — взмолился он своим сиплым голосом. — Арисима-сан! — я полуобернулся. Ищейка стояла, оперевшись о стену и скрестив руки на груди. — Не сочтите за труд, сбегайте за стаканом воды! Я бы и сам, да в ваших лабиринтах чёрт ногу сломит. Палач сварливо фыркнул, затем, замарав пол смачным плевком, ушагал прочь. — Сейчас вам ничего не угрожает. Выкладывайте начистоту, — и профан догадается, что ведущий следователь заюлился. — А що тута рассказывать? У вас там усё навафлано, — бродяга указал на мой блокнот. — Интересный акцент, откуда вы? — начнём издалека, авось разболтает путное. — С Кансая. — О, земляк. Префектура? — Осака. Лучшая стряпня, а девки — сплошь красавицы. Ты якого племени, нача? — Хёго. Второй культурный центр Пристоличной. — Тьху ты, мля. Хёговчане аль надувалы, аль подонки последние. Западло с вами гутарить… — Танака-сан растерял весь энтузиазм. Чёрт, следовало быть поосторожнее. — Хорошо, вернёмся к «Канраку»… зачем вы совершили акт хищения? — Я голяк, хлопчик. Америкосы распетушили мне хату, завод… куда деваться? — А по образованию вы кто? Слесарь? Единоземец расхохотался. — Три класса началки, а уж там — свободное плаванье, — не врёт, гад. — Тогда как замок взломали? Это, знаете ли, задачка не пустяковая. Вдобавок инструменты где-то надо раздобыть. — Тренировался. Вилочки свистнул у одного мастера. — Хорошо… — я перелистнул страницу. — Не могли бы вы подробнейше описать ваши действия в пятнадцатиминутный период между вторжением и приходом патрульных? — Ну значит… вхожу, бачю пустую жральню, думаю — ничё путного оттелева не выцеплю. Топаю наверх, тама дверюга здоровая. Металлическая. Я над нею пошаманил, но, сука, неподатливая. Решаю зайти окном, на вулице хватаю булыжник, швыряю — витряк вдребезги, ставлю стремянку, ну дальше знаете… — Как спустили награбленное? — Простынкой обвязал. — Где складировали? — Так тележечку овощную прихватил, закрепил хабар тросами и укрыл той самой пелёнкой. — И всё за пятнадцать минут? — Угу. — Вы живёте на другом конце города. Ну не верю я, что вы протащили тяжеленную, бряцающую добычей телегу утром через всю столицу, и не один полицейский вас не остановил. Магия какая-то! — Воровская удача! — Танака-сан оскалил свои съеденные кариесом зубы. — Балабол вы, сударь, — терпение моё разрывалось гневом. Ещё немного, и я сам бы ему харю начистил. — У меня друг глава окружной прокуратуры. Стоит мне пожаловаться и на вашу душеньку повесят все смертные грехи, вплоть до подстрекательства к Мятежу 26 февраля. Вы соображаете чем это грозит? Виселицей! Ну что, уркаган, сознаёмся или устроим рандеву госпоже петле? — Добро-добро, начальничек! Банкуй скока хошь! Токмо вертухаям не трезвонь, а то мне Арисима позвоночник сломает! — ворюга ажно съёжился от страха. Видимо, запугали его основательно. — Поведайте мне правду, и я гарантирую вашу безопасность, — произнёс я ласковым тоном. — Я… вечерами по помойкам шарюсь, вдруг эти беложопые ублюдки выбросят що-нить вкусненькое. Значит, заглядываю на задний дворик «Канраку», ищу… выловил ополовиненную пляшку пойла. Меня ещё так никогда не развозило… очухался с першой зорькой в своей раздолбанной халупе, под подушкой эта бронзовая херня. Менты уже ломятся, и, пока вдупляешь ситуёвину, тя вяжут як лоха.

***

Железная громадина гулко открылась. Арисима-сан входил, держа гранёный стакан и графин. — Вы вовремя, я уже собирался раскланяться. Детектив поставил стеклянные изделия на стол. Свирепый взгляд выпрямил оборванца по струнке. — Ты… всё прошло удачно? — Удачнее некуда. Я был бы не против поговорить с вами лично, тет-а-тет. Литая створка зазвенела под весом кулака сыщика. — Сюго! Уводи! Сию же минуту надсмотрщик кинулся исполнять приказ. Заложив руки за спину, он выволок осакчанина в бурлящее мглою жерло. Блюститель порядка поспешил сесть на табуретку обвиняемого. — Итак… твой вывод? — прошипел он, едва сохраняя профессиональную холоднокровность. Дутая венка то и дело мелькала на прикрытом шляпой мокром лбу. Истинный крест — затаил обиду. — Доказательства собраны с явным нарушением процессуальных норм, а по отношению к подозреваемому применена грубая физическая сила. Следовательно, я не имею морального права одобрить ваше заключение и передать его суду. Приношу извинения, Арисима-сан. — И что… что ты предлагаешь? — Предлагаю поработать усерднее. Готов поклясться, объединив усилия, мы изобличим каждого фигуранта. — Объединив… усилия? — Естественно! Я не успокоюсь, пока каждый кровопийца не получит хороший срок. — Эх, приплыли…