loves me (not)

Взгляд Антона фокусируется на цифрах электронных часов и всё никак не может сложить пиксельные палочки во что-то осмысленное. Наконец математика в голове щёлкает — два часа ночи, доброе утро, Антош, привет, мы тут в бессонницу играем. Шаст мотает головой. В прошлый раз, когда он смотрел на часы, было около полуночи. А дальше — ничего. Пару часов жизни Антона просто кто-то очень хитрый из небожителей вынимает, играет с этим временем, пока Шаст стеклянными глазами смотрит в потолок. И ладно бы он что-то принимал — потому что принятие запрещённых веществ помогает немножко принимать и себя, — так нет же. Были очень смешные съёмки, которые закончились даже раньше планируемого, был очень вкусный ужин из доставки, было клёвое прохождение на огромном телевизоре, чтобы скрасить вечер уютом чужих размышлений о безопасности нарисованных цыплят. А потом не было ничего. Может, Антон впал в кому. В летаргический сон. Может, он страдает лунатизмом, только обратным: все выпадают из сна, а он выпадает из реальности. В голове даже появляется шальная мысль поднести зеркало к носу. Антону Шастуну очень нужны подтверждения того, что он всё ещё жив. И своих ощущений недостаточно — и живым себя не чувствует, и себе не верит. Но его сгибает пополам резкий кашель — давай никогда не бросать курить, оно работает на наш прикол закончиться раньше, чем закончится всё остальное, — и доказательства больше не требуются. Наверное, чтобы Антон понял, что дышит, его нужно сначала немножко придушить. Шаст отмахивается от этих мыслей о сильных мужских руках — о конкретных мужских руках, если уж на то пошло, не самых ловких, но правда сильных и лечебно аккуратных там, где нужно, — и лениво потягивается. Спать не хочется, завтра съёмки только поздно вечером, потому что только тогда может гость, и ему разрешили проспать всю первую половину дня. Антон решает и сам во что-то сыграть, что-то простое и быстрое, в фэнтезийную игру, например, где надо бегать самым сильным орком и разрывать клыками мобьи ёбла, как говорит сам Антон. Ему даже хочется порубиться в онлайне с отчаянными школьниками, у которых завтра контрольная по математике, и поэтому им надо провести в игре обряд — пройти миссию, ни разу не попросив хиллера помочь, пройти всё, сохранив изначальный щит, повысить свой уровень, занять первое место в рейтинговой таблице, найти в чате тёзку, — каждый выбирает задание по себе. Среди этих обрядов «прорешать задания по теме, по которой будет контрольная» отсутствует даже на уровне идей, и Антон в чём-то их понимает. Ему тоже не хочется принимать решения за себя, хочется скинуть всю ответственность на вселенную — ну разве ты можешь повлиять на то, окажется ли с тобой в одном отряде три представителя одного и того же классе? Это всё случайности, зато их можно винить во всём, что произойдёт или не произойдёт. Надо у Олеси взять пару уроков по картам таро, в самом деле. Антон видел в книжных красивые карты — для него это просто картинки, по которым можно создавать свою историю, — зато можно было отвлекаться на них и всё плохое списывать на неправильные трактовки фантазии художника. Слишком много, впрочем, плохого достанется картам. Императрица на такое обидится и переедет к Висельнику, а Шут расцелует в обе щёки Смерть и исчезнет из колоды совсем. Антон успешно завершает пару миссий, ни с кем не общаясь: специально отключает голосовой чат, чтобы не потонуть в шуме, но ночью обычно многие ведут себя тихо. Видимо, боятся разбудить матерей. Впрочем, с одним человеком Антон мог бы и тут поболтать, настроив приватный чат — хотя бы просто потому что нравится падать с ним в приватность. В углу экрана высвечивается уведомление, что пользователь Поз онлайн. Антон с удивлением присвистывает. Дима пишет первым. чё не спишь А ты?))) поспал в поезде Антон прикусывает губу. Ну да, Дима вчера был в Питере — ездил на матч «Спартака», сегодня вернулся вот — завтра наверняка съёмки для «Площадки». У меня съёмки только вечером, могу себе позволить кайфануть хочешь вместе? Кайфануть вместе с Димой — да это лучшее, что может быть. Антон отправляет несколько радостных стикеров. только без голосового ??? А Ты не один из Питера вернулся ага Арс как будто в поезде не спал, поэтому не хочу разбудить его сейчас Понял-принял Нихуя не принял, если честно. Если Антон хоть в чём-то в себе самом уверен, то в этом: в отношениях Димы и Арса всё замечательно, только у него от них немного кружится голова. Хочется, чтобы было как-то по-другому. И вроде и не хочется быть для Димы кем-то вроде Арса — потому что у Антона нет подобных чувств, — а вроде привязь душит, и каждый раз Антону хочется отвернуться, но что-то всё время дёргает его, как будто есть незримый ошейник, и он смотрит-смотрит-смотрит — и задыхается. Перекладывание ответственности, да? Если в эту ночь Антон совершит тысячу убийств, то, пожалуй, он может себе позволить подумать о Диме чуть подольше. Поэтому и в миссии он врывается с особой агрессией, пока Дима — конечно, колдун, который в саму гущу драки обычно не лезет, атакуя с расстояния, — его прикрывает. Они почти не общаются в чате — в своём приватном, конечно, — но всё равно действуют весьма гармонично. До тысячи остаётся всего пара сотен, когда Дима пишет: всё, я устал, надо доспать эту ночь не сиди долго Ага, давай Антон ещё и эмодзи с поцелуем думает отправить, но пока он раздумывает, Поз отключается. Можно было бы продолжить в одиночку, но теперь уже как-то совсем пусто. Как будто и правда всё это время Антон находился в состоянии удушья, ему дали подышать вдоволь, а потом снова сжали горло. От скуки и в надежде отвлечься Шаст открывает их общий календарь. До нового пересечения с Димой на съёмках аж две недели — зато там почти каждый день несколько совместных моторов, добраться бы до этой вершины, где воздух чище и солнышко видно. А пока у каждого свои отдельные проекты, Поза вот много куда зовут поговорить в этот период, раза три точно в подкаст про маньяков — Шаст очень любит после таких вытаскивать Диму на разговор, ворочать в нём что-то тёмное, что Позу уже тяжелее контролировать, потому что он своих демонят разбудил ради шоу. У них случаются такие перерывы, но они обычно всё равно пересекаются в офисе, благо, у них несколько общих проектов, общий кабинет и общая курилка, и всё же при большом желании этих встреч можно и избежать. Антон знает, что у него не получится, но всё равно интересно попытаться. Он как лирический герой рэпчика школьных времён, который полез за звездой для своей капризной девчули, зная, что всё закончится трагедией. /// В такси Антон надеется задремать, но по радио крутят блок песен 90-х — и не Ласковый май какой-нибудь или, Косподи прости, Кар-мэн, — а что-то, что Шасту нравится. Когда играет Агата Кристи, Антон записывает в свой канал кружок, натянув капюшон и покачивая в такт головой. Не рэп, конечно, но добрый вечер. ну песня кайф конечно Антон уверен, что высунул кончик языка, увидев уведомление от Димы. Он надеется только на то, что водитель не смотрел в зеркало заднего вида. видел кстати афишу одного из них недавно, типа юбилейный тур Пригласи меня на концерт Антон отправляет чуть раньше, чем осмысляет тон предложения. В голове звучит нараспев и немного капризно — как он и хотел бы в шальные вечера общаться с сильными мужчинами. И точно знать, что эти сильные мужчины подхватят это настроение, поцелуют в макушку, резким движением заставив Антона наклониться, и исполнят все его маленькие желания. на этот не смогу Поз скидывает две афиши: музыкального концерта и их собственного. Совпадают даты — не совпадают города. Блин Ну ладно, это не самая прям такая группа, ради которой можно отменять что-то ну ты смотри, если когда-нибудь прям захочется отменить концерт — я на подхвате притворюсь мёртвым там, все дела или мы с Борисычем напустим туману, что кто-то из нас заболел большинству-то на нас похуй будет, особо не полезут узнавать, чё там так что если из-за тебя надо будет всё отменить — мы прикроем Блин давай честно тебе самому не хочется давать концерт?))) нене мне-то норм но прогулять пары всегда прикольно, даже если ты препод Ну это сразу в цитаты конечно Антон уверен, что Дима сейчас улыбается: мягко так, где-то даже немного снисходительно. В такие моменты его особенно сильно хочется поцеловать. Песня сменяется на “Крылья” у Наутилуса. Думать о поцелуях с Позовым под отчаянное “где твои крылья, которые нравились мне?” — мучительно и приятно одновременно. Антон прикрывает глаза на резком повороте. Ему это и нужно — целоваться бы с Димой под нужные треки, флиртовать в сообщениях, играть в маленькие капризы, сбегать вдвоём куда-то — и всё. Антону совершенно не нужны отношения — он вертит слово в голове, и оно отзывается в нём колючей метелью, от которой хочется спрятаться в шарфе, намотанном вокруг шеи с любовью петли висельника. Он не сможет, как Арс с Димой, выстраивать что-то годами, — ему нужно словиться в безответственный кайф свидания, а потом забыться в работе и своих загонах примерно на вечность, не думая даже о том, кем они там теперь друг другу приходятся. Антон хуёвый, но честный. К себе никого не тянет, и когда Дима говорит «у нас с Арсом наконец-то получается что-то большее» — не бросается к нему со своей непонятной пургой в голове, которая колючестью проезжается по мозговым извилинам и заставляет просто хотеть Диму рядом — не как запасной вариант, а как единственный вариант посреди всех опасностей. Просто — непостоянно и без обещаний большего. Просто — держать на привязи, но очень длинной и за поводок на себя тянуть редко-редко и с чувством вины. Шаст уверен, что Дима достаточно проницателен и умён, чтобы заметить, что заминка в разговоре всё-таки случается и что Антону нужно приложить усилие, чтобы спросить, рад ли Поз. Проницательности хватает — Дима уходит от ответа, хотя он ужасно рад. Шаст много раз видел эту мягкую полуулыбку, которую Поз не контролирует, когда ему правда очень хорошо. Дима с Арсом счастлив, наверное, потому что с ним и правда получается вот это — большее. Это чуть позже Антон узнает, что Диме в депрессии не хочется ничего — поэтому он забирает всё. Лучшую работу, лучшую машину, лучшего мужчину, лучшего друга. Этакий божок, затерявшийся посреди заснеженной Москвы, немного удивлённый тем фактом, что вокруг него выстроили храмы и стали ему приносить свои жертвы. Или не удивлённый, Антон в этот пронзительный хищнический взгляд Димы по-особенному влюблён и в целом ради такого может быть принесён в жертву кому угодно. Но вместо этого — несколько шагов назад, потому что вперёд он не может — да теперь и нельзя. Наутилус сменяется Миражом. «Я больше не прошу» — Антон фыркает с того, как пересекаются его мысли с переживаниями страдающих по сильным мужчинам женщин, — и в него ударяет строчка про усталые шаги, больше которых ничего не нужно. Ударяет по двум причинам. Во-первых, кажется, что Антон такой же: ему нужен Дима в соседней комнате — или в соседней квартире, — чтобы можно было робко стучаться по ночам, или врываться в шальном и карнавальном, или ждать вкрадчивого стука в собственную дверь. Дима эту соседнюю квартиру может делить с Арсом — да пожалуйста, это всё равно у них совсем другое. Антон понимает, насколько плохо всё это звучит — собственный эгоизм иногда почти не замечается, прячется за комплексами, неуверенностью в себе и где-то даже полнейшим непринятием. Но можно себя не любить — и всё равно желать себе только лучшего, чтобы только для тебя жизнь складывалась чудесно и правильно. Шаст упирается лбом в стоящее перед ним кресло. — Всё нормально? — участливо спрашивает таксист, сбавляя скорость. — Да-да, всё нормально, просто задумался, — Антон старается мягко улыбнуться, чтобы таксист точно был уверен, что Шаст не собирается заблевать ему заднее сиденье. Хотя тошнит от самого точно — но прекращать не хочется. Слишком уж хороша картинка в голове, где Дима всегда рядом, просто не на соседней половине кровати. Во-вторых, и об этом Антону хочется думать ещё меньше, ему кажется, что они с Димой целовались под эту песню. Воспоминание мутное, словно это было давно, ещё в Воронеже, или, может, ещё во время их перенаселённой квартиры, потому что это был воронежский остров посреди кусачей Москвы, и было по пьянце, потому что им тогда казалось, что Мираж в их-то возрасте можно слушать только по пьянце. Как и целоваться с лучшим другом. Антон откидывается обратно и прикрывает глаза. Ситуация вполне себе возможная, потому что Дима под алкоголем становился средоточием любви и тактильности — чего вообще с ним не бывает по трезвости, — а Антон, кажется, на Позова всегда смотрел вот так: будь, пожалуйста, ближе. Шаст мнёт ткань на коленке. Открывает диалог с Димой. Закрывает диалог с Димой и в задумчивости прижимает телефон к губам. Картинки никуда не уходят, фантазия дорисовывает дальше всякое — руки под рубашкой, ехидное замечание о смеси котишности и блядства в Антоне — а вот это как раз с ними случается и по трезвости, и Шаст всегда ужасно не знает, как реагировать на эти хитрые Димины ухмылки, если хочется просто впаяться всем телом в него и умолять о чём-то непотребном и прекрасном одновременно. Антон прикусывает губу. Когда-то, когда они только всё начинали, Шаст сказал Диме, что боится всё потерять. Дима в своей манере посмотрел на него очень строго, но сказал с неожиданной после такого взгляда мягкостью: «Ты никогда не потеряешь всё, потому что я-то останусь с тобой навсегда. Если позволишь». Эта формула работает и для таких ебучих ситуаций, да? Поз Как спросить у тебя лютую хуйню, чтобы ты не разочаровался во мне? напрямую, видимо я не знаю, что должно произойти, чтобы я в тебе разочаровался Я всё ещё еду в такси и тут играет мираж и мне кажется что мы целовались под мираж как тебе моё воспоминание :D прикольное мы целовались не только под мираж мы целовались с тобой под водочку и под мираж и вообще много под кого добрый вечер антош Ахах что)))) ну антош, ты когда пьяненький ужасно лезешь целоваться хотел бы сказать ко всем, но попадаюсь тебе только я ты потом не помнишь, я не напоминаю, потому что ну как будто тебе в трезвости это не особо надо, поэтому пусть остаётся так Пиздец Подожди я что до сих пор так делаю………………. Мне просто в смутности казалось что это было давно ну ты в последнее время не напиваешься настолько и, видимо, ещё себя контролируешь, а я ещё и несвободный мужчина теперь и не хочу давать Арсу поводов для печали И потом они одновременно присылают — Прости за это всё………………. прости, что не говорил господи ну два еблана не могут разобраться, что целоваться в пьянце прикольно Если честно, Антону очень хочется попросить таксиста остановиться, чтобы он упал лицом прямо в грязный сугроб и пролежал там до обморожения всего — или до опьянения, когда приходит развязный Антоша, видит цель и не видит препятствий, стеснительно, но настойчиво тянет Диму за рукав, наклоняется к нему, вцепившись в плечи и обрушивая на него всё своё неопределённое, целует как-то неловко и отчаянно, зато чувствует руки, крепко обнимающие за талию. Вот таким Антошей хочется иногда быть на постоянке, он ничего не обдумывает, ему похуй, он так чувствует. С таким Антошей просто Дима надолго не задерживается, понимая, что мальчику так-то пора уже домой, и вызывает ему такси или отводит в спальню — где ничего не делает, лишь следит, чтобы Шасту было комфортно, — и вряд ли даже целует напоследок. Зато потом возвращается Антон, немного отдохнувший после пьяного небытия, и непонимающе смотрит на хитрую Димину ухмылку, и натягивает капюшон сильнее, прячась от взгляда, от которого так-то не хочется отворачиваться никогда. Дима вот от такого Антона никуда не уходит, вот его мог бы поцеловать на прощание, вот с ним мог бы быть честнее и открытее. Как нам теперь смотреть друг другу в глаза То есть теперь ты тоже знаешь что я это знаю ну хочешь, я приеду и мы проверим, как нам теперь друг с другом? Антон представляет. Дима в его квартире выглядит очень правильно. Он точно отшутится, он привезёт с собой лекцию про то, что поцелуй — всегда ответственность на двоих, и раз уж Поз никак это дело не пресёк, значит, и он виноват в этом. Или, точнее, вообще нельзя говорить про вину, когда никто не пострадал, потому что в моменте им обоим было хорошо. Он ворчливо скинет кроссовки, аккуратно повесит куртку, помоет руки, обязательно заглянет к Антону на кухню, спросит, не приготовить ли чего, — Шаст, конечно, не дурак, чтобы отказываться, и весь дальнейший разговор пройдёт под фон чего-то бытового. Потому что это важно для Димы — показывать, что никакой катастрофы не случилось, что их разговор никак не меняет того факта, что он всё ещё очень правильно смотрится на кухне Антона, что они всё ещё могут делить ужин и не чувствовать в этом никакого опасного напряжения. Пока Дима будет готовить, он обязательно возьмёт в руки нож, и Антон сильно залипнет на это, потому что сколько бы раз он ни видел Диму с ножом — это всегда что-то красивое. Вот как в меме, где бесконечно можно смотреть на три вещи — на Диму с ножом, на Диму в шальной пьянце, к которому приближаешься с единственной чёткой целью в мутном вечере — поцеловать его, и на Диму, который нежно и уверенно помогает с бардаком в голове. Антон будет рассматривать его руки и увидит кольцо — печатку с перекрещенными кинжалами, одновременный привет Диминым кавказским корням и Диминой мечте о Японии, потому что больно уж кинжалы напоминают катаны. И всё немножечко рухнет. Арс случается в жизни Антона — в повседневной жизни, где не было никаких планов пересечься с Арсом, — обычно весьма внезапно. Когда май уже знакомится со своей смертельной раной в тридцать первую полночь, Арс пишет Шасту, что ему очень нужен советник, чтобы пройтись с ним по магазинам. Антон долго мнётся, потому что не понимает, зачем Арсу именно он. — Мы пойдём выбирать кольца, глупышка, — смеётся Арс ему в голосовых. — Мы с тобой щас вообще пойдём по-разному: я спать, а ты нахуй, — ворчит Антон, но всё же смотрит, нет ли у него каких-то съёмок завтра, и соглашается на все идеи Арсения. Ему же почти невозможно отказать. Арсений этому учит Антона тоже: как быть тем мальчиком, которому мужчины просто не в состоянии отказывать. Шаст делает вид, что ему неинтересно, но применяет эти советы на практике, они неожиданно работают, мужчины смотрят на него с особым интересом, он улыбается шире — ловит на себе гордый взгляд Арса и салютует ему бокалом ужасно дорого вина, за который он ничего не должен. Они правда едут выбирать кольца, и на одном Арс останавливается особенно: — А правда ведь, что у Димы не только греческие корни? — Ага, — беззаботно отвечает Антон, — в нём много чего намешано, что-то кавказское есть, я не уточнял, что именно, но… Удивительно кстати, что в нём столько всего вот такого южного, горячего, а он, ну… — Шаст осекается, боясь закончить мысль, потому что какое ему-то дело, насколько Дима горяч? — А он несговорчивый на тактильность, — вздыхает Арс, вообще не скрывая собственной боли по этому поводу. Они ходят ещё немного, и Арс выбирает кольцо-печатку, завороженно смотрит на кинжалы — Антону они нравятся тоже, и Арсений ещё больше убеждается в правильности выбора. После оплаты Антон всё-таки осторожно спрашивает: — А ты ведь не свой размер взял?.. — О-о, я польщён, что ты помнишь, какие кольца мне нужны, — Арс самодовольно улыбается. — Так а ты, сука такая, впаешься в жизнь — не вытравишь ни одной детали, связанной с тобой. — Приму за комплимент. А насчёт кольца узнаешь через несколько дней. Антон и правда узнаёт — на дне рождения Димы, когда Арс дарит ему коробочку с кольцом. — Вообще, когда дарят кольца, опускаются на одно колено, — усмехается Дима, язвительностью перекрывая смущение. — Да я перед тобой на колени опущусь, как только прикажешь, — то ли шутит, то ли всерьёз отвечает Арс. Их дальнейший разговор Антон не слушает, утягиваясь в танец под агрессивные биты и пристальный взгляд Серёжи, который решил взять на себя ответственность приглядывать за угрюмым и одновременно слишком весёлым Антоном. Это было пару лет назад, и Дима кольцом на съёмках почти не светит — зато таскает в повседневности, даже если и Арса нет рядом, потому что Арс попадает своим выбором в самое сердце — не без помощи Антона, о которой Дима никогда не узнает, — и выбором не только кольца, если уж на то пошло, но и человека, с которым хочется совершенно иной связи. Антон на это кольцо смотрит спокойно — привык, оно Диме ужасно идёт, Арс сделал подарок как ему, так и им двоим, чтобы они любовались руками Поза и тем, как ему идёт немножко дикости и опасности. Но в такие периоды, когда к Диме хочется до полуночного скулежа, любое напоминание о том, что ему вообще нельзя, раздражает ужасно. Шаст знает, как депрессия работает у Димы: она постоянно сидит кошкой в подъезде, свободолюбивой, не появляющейся в квартире месяцами, но иногда напоминающей о себе царапаньем в дверь или мяуканьем, но иногда она всё-таки возвращается — и пока не получит свою долю ласки и нежности, на которую Дима способен по отношению к другим и ни разу не к себе, пока не царапнет чувствительные места — не уйдёт. Шаст за собой замечает такое же: печаль фоновым эхом существует всегда, но иногда звучит в голове только её радиостанция, и переключить невозможно. Не приезжай Если за много лет нашего общения тебе было нормально, сейчас-то тоже ничего не поменяется, а я об этом подумаю наедине с собой как скажешь но захочешь — поговорим обо всём Антон тяжело вздыхает. Таксист подъезжает к его подъезду, но дом ощущается совершенно чужим — это привычное чувство, но сегодня осознаётся тяжелее, чем в обычные дни. /// Избегать Диму выходит как-то естественно: его неожиданно просят подменить парочку заболевших гостей в разных шоу типа “Фактов”, Поз вписывается во всё интеллектуальное с большой радостью, и даже если бы Шаст хотел с ним чего-то вне работы, оно бы не получилось. Только вот легче не становится. Антон даже обнаруживает в себе некую страшную потребность в разговоре — такого не было вообще никогда, а теперь, пока он устроил себе этакую перезагрузку и чуть-чуть потерял Диму в рабочих буднях, вдруг осознаётся, что Поз ему сильно нужен — и, может быть, с какими-то новыми знаниями о них двоих. Потребность в разговоре никуда не уходит, и Шаст выбирает единственного знакомого, с кем открыто можно говорить о самых тупых ситуациях во взаимоотношениях. Хуже всего, что он уже сделал, не получится. Антон разбавляет чужой вечер толикой скандальности. Арс, испытывал что-нибудь когда-нибудь к мужчинам, у которых уже кто-то был? Арс намёков не понимает — звонит. Шаст, конечно же, сбрасывает. Обсуждать это вслух — страшно и смущающе, особенно если Арс по своей привычке ещё и на видеозвонок перейдёт, потому что ему нравится возможность смотреть на кого-то во время разговора. А ещё Шасту совсем не хочется услышать на фоне уютное родное ворчание, потому что между съёмками Арс у Димы — и пора, может быть, перестать хотя бы в разговоре с собой использовать эту формулировку, потому что Арс у Димы не “между съёмками”, а по пиздец какой большой любви. Ну не звони, ну ты чё Антон сопровождает сообщение злым смайликом. Ой да пожалуйста Ну, было всякое Тебе прям подробности надо или что? Да просто вот ну типа… как ты справлялся? Ну давай так… Моё дело — намекнуть на возможность флирта и отношений без обязательств, его дело — оставаться верным жене, девушке или партнёру или изменить им, понимаешь? Если ты не ищешь прям долгих отношений, а просто прикольно с человеком в каком-то моменте, то будет похуй на кольцо на пальце, ты всё равно намекнёшь на возможность упасть во флирт с тобой, а дальше реально уже его ответственность и выбор Ну точнее что я через ты пишу, это всё про меня, ты мало похож на человека, которому будет всё равно на чью-то “занятость” И мало похож сейчас на того, кому просто хочется скрасить вечер с несвободным мужчиной и быстренько с утра раствориться в неизвестности Так кто ж это такой демон, что украл твоё сердечко и разбивает его, сам того, может, не зная? Антон тяжело выдыхает. Арс может сколько угодно говорить, что не любит писать сообщения, но строчит их достаточно быстро. Арсений прав: Антон вот так вмешиваться в чужие отношения не может. Тем более отношения своих друзей — может, если бы он был на вечеринке и правда хотел бы от человека только один совместный вечер, он бы через свои негласные принципы перешагнул бы. И ещё, наверное, он бы всё-таки немножко так прихуел, узнав, что назвал демонов, разбивающим сердца, Диму, — потому что это опять, просто в другом контексте: тогда Поз, заинтересованный больше в собственной тоске, почти не замечал, насколько тоскливо Арсу без него. Да это неважно Спасибо, что поделился Ну кошмар ты заинтриговал, конечно А у твоего искусителя хорошие отношения с кем-то там? А то вдруг они на грани развода, разрыва или что-то в этом духе Антон неожиданно умиляется с этой змеючной, но оптимистичной заботы: Арс правда пытается в этой ситуации найти хоть что-то, что Шаста могло бы утешить. Он почти не скрывается и говорит всё прямо. Ну у него как вот у вас с Позом Ахах тебе пизда, Антош, прости Ну ты смотри, если тебе вдруг совсем грустно, приезжай к нам, мы утешим Антон фыркает. В этом же и вся проблема — если он приедет, то они столкнутся с Димой. А в этом столкновении Антон себя уже не сдержит: прижмётся к нему и будет отчаянно рассказывать, что Дима ему тоже нужен — не так, как Арсу, но безмерно нужен рядом. Да всё нормально Отболит Антон прекрасно знает, что врёт: за много лет не отболело и не стало слабее. Боль по Диме стала гиперхронической — такой, что после смерти ещё умудрится просуществовать как нечто эфемерное. Арс присылает в ответ стикер из одного выпуска, где они обнимаются, и снова говорит, что они всегда поддержат, а если не нужны они — есть одинокий Серёжа, которому тоже можно довериться и который знает толк в развлечениях. Шаст умалчивает, что с Серёжей он проводил несколько таких южных выходных. Он ни о чём не спрашивал и не лез в душу, Антон мог несколько часов залипать на море, спрятавшись в тень или даже в толстовку, если это были осенние выходные. Становилось немного легче. Уже почти засыпая, Антон думает, что над ним нависла волна цунами — и долго в замершем состоянии она не продержится. /// Волна обрушивается в офисной курилке. Антон мог бы не ходить туда, мог бы выбежать на улицу или дотерпеть до дома, потому что уже собирался уходить, но почему-то остался здесь — может быть, потому что вместо ненавязчивых способов игнорирования Антону очень хотелось искать случайных встреч, и здесь он оказался более изобретательным и везучим: Дима оказывается здесь спустя несколько минут, чтобы снять напряжение тяжёлого съёмочного дня. Шаст поднимается, чтобы поскорее уйти, готовится сказать что-то про собственную усталость, чтобы у Позова не было ни вопросов, ни сомнений, ни догадок — хотя наверняка всё это уже есть. — Антон. Дима тянет его за рукав, добавляет в голос металлических ноток — Шаст застывает как по команде. Это он тут, блять, на привязи, только Дима поводка в своей руке совершенно не замечает. — М? — Шаст делает вид, что всё нормально. — Поехали ко мне, — Дима позволяет себе осторожно обхватить запястье Антона — не надавить, но показать, что он вот настолько рядом. — Поговорим. Сам ведь понимаешь, что нам надо. Шаст понимает. Опускает глаза в пол и молчит. Ждёт, что его будут отчитывать, хотя ещё ничего не случилось. — Антош, — Дима говорит чуть мягче, заметив, что сейчас он уже никуда не пытается убежать. — Я переживаю за тебя и хочу тебе помочь, но, к сожалению, даже за годы общения с тобой я не научился читать твои мысли. По крайней мере, не все. — Да и хорошо, — бурчит Антон. Знал бы Дима, что Шаст о нём иногда думает, держал бы его вот так за руку? Поз выдерживает паузу, смотря на Антона так, что тут либо соглашаться, либо просто молча плавиться. Шаст бы с удовольствием выбрал второе, стёк бы Диме в ладошки покорной жижицей, чтобы Поз его носил везде с собой в кулоне-флаконе — лучшая жизнь. Но надо что-то решать — или по крайней мере поделиться условием задачи. — У тебя там Арс, — последняя попытка сопротивления — зато самая честная. — Господи, звучит как будто это страшная болезнь, — хмыкает Дима, потому что в этом точно что-то есть. — Ну хочешь, попрошу его на вечер уйти? — Но ты этого не хочешь. — Честно? Нет. Да и как-то не предполагал, что Арс вообще тебе может помешать. Ну, я имею в виду, в каком-то разговоре… Или всё настолько серьёзно, что ему нельзя? Антон пожимает плечами. А может, именно Арс ему и нужен — чтобы был сдерживающим фактором и не давал Шасту окончательно проебаться. — Может, на выходных, — уклончиво всё-таки отвечает он. — Нет уж, я вот на твои финты не поведусь, давай почётче, Антош. Шасту хочется зажмуриться и отдать всего себя Диме прямо здесь — ну или хотя бы позволить ему выбрать дату их разговора. — Точно на выходных, — всё равно неуверенно тянет Антон. Дима хлопает его по плечу. Ещё бы сказал что-то вроде “молодец, хороший мальчик” — Антон точно закончился бы как личность, и всё его гиперхроническое осталось болтаться в вечной пустоте. Волна правда рушится, солёная вода заполняет лёгкие — и не так много людей, которые могут научить Антона заново дышать. Антон срывается к ним раньше — в вечер пятницы, впереди целых два выходных, свободных от съёмок, потому что и правда постарались всё новогоднее поснимать заранее, чтобы не перегружать и без того опасно душащий конец декабря. Он так и не знает, что им сказать: все фразы, которые вертятся в голове, звучат ужасно. “Возьмите меня к себе, я буду тихонечко лежать под боком у Димы” — плохо на всех уровнях. Но ничего, кроме плохого, Антон предложить не может. Он уже всё нарушает, сорвавшись к ним без предупреждения, и просто надеется, что у них нет какого-нибудь свидания вне квартиры. Во дворе, пока он курит, смотрит в окна Димы: там горит свет, а значит, они точно дома. И, наверное, им не кажется этот дом чужим, как кажется собственная квартира Антону, — и даже Арс, который срастается с Питером, здесь находит что-то роднее. Шаст не придумывает ничего хорошего и пока вспоминает код, и пока поднимается в лифте. И даже нажав на кнопку звонка, он всё равно чувствует, что сказать ему нечего. И всё-таки он здесь. Он показывает знак мира в камеру, зная, что у Поза тут установлено всякой новой техники — Дима вообще любит окружить себя всевозможными техническими приколами, — и он увидит входящего у себя на экране. Дверь распахивается сразу, как только он тянется, чтобы нажать на звонок. — Увидел тебя, — поясняет Арс, кивнув в сторону маленького экрана на стене. — Проходи. Антону не привыкать видеть Арсения таким хозяйничающим здесь, но всё же есть иногда в этом осадок большой тоски. — Ого, — выглядывает Дима с кухни. Явно хочет что-то съязвить по поводу Антошиного непостоянства: то он прячется от Поза, то заявляется раньше назначенной встречи, — но отмалчивается. — Ты как? — Норм… Не знаю, — перебивает он сам себя. — Я… Вот там лучше, — он даёт себе ещё пару минут, чтобы переместиться в гостиную и устроиться на диване. Дима пожимает плечами и идёт за ним, чтобы сесть рядом. Арс выдерживает дистанцию, замирает в проёме, прислонившись к дверному косяку. Если сесть иначе, то он вообще пропадёт из поля зрения, но Антон позу не меняет, потому что Арса игнорировать нельзя. Цунами зимой оборачивается тысячами колючих снежинок — Антон угрюмой вьюгой влетает на чужой праздник. Дима выжидающе на него смотрит — ждёт, когда буран в чужой голове либо прекратится, либо полезет под ладони, попросит, чтобы успокоили. Антон выбирает другое. Целоваться с Димой — это что-то и правда родное, и теперь, в трезвости — хотя ментальная метель и пьянит, Антон всё-таки себя контролирует, — Шаст может сказать, что это очень хорошо — на таком и правда можно протянуть месяц-другой, не думая о собственной бедовости. Дима мягко, но уверенно хватает его за плечо и отстраняет от себя. К радости Антона — даже не в первую секунду. — Это было одновременно отвратительно и горячо, — комментирует Арс, срываясь на смешок. Нихрена он не сработал как останавливающий фактор — наоборот, раззадорил что-то внутри, что-то, с отчаянием и осуждением говорящее Антону “ты даже не попытался” — не попытался ни сказать о чувствах, ни посоревноваться с Арсом за чужое сердце. Вот теперь можно не чувствовать разочарования из-за этой упущенной возможности — добрый вечер, Дим, целоваться с тобой охуенно даже при твоём мужике. Поз бросает на Арса строгий взгляд и переводит его на Антона: — Ну озвучь хоть, что чувствуешь теперь. — Ну вот Арс сейчас бесит, — не задумываясь, выдаёт Шаст. — Ага, а мог бы сказать, что я тебе нравлюсь. Антон чуть склоняет голову набок. Дима на него абсолютно не злится, и что-то хитрое блестит в глазах, и никто не выставляет его из этого дома — самое страшное уже случилось, а с ним всё равно хотят поговорить. — Это просто… — Антон обнимает себя за колени, — не прям совсем то, что я чувствую. То есть нет, я тебя обожаю, Дим, правда, только не так. Мне вот отношения с человеком не нужны, мне нужен сам человек где-то поблизости и лишь иногда. Шаст замедляется, пытаясь понять, достаточно ли слова схожи с тем, что он на самом деле чувствует. Он переводит взгляд от сосредоточенного серьёзного Димы на Арса — и это пиздец. Арс скрещивает руки на груди, и в глазах его — такое же замёрзшее цунами, только распавшееся не на мягкий снег, а на острые льдинки. — Антош, ты, конечно, удивительный… — начинает Арс, и язвительный его тон ничего хорошего не предвещает. — Да ты думаешь, я не понимаю, насколько эгоистично всё это выглядит? — защищается Антон. — Но я уже не могу, я пытался избегать это всё — и меня сильнее душило. — И ты решил, что в угоду твоим капризам нам всем нужно всё разрушить? — Арс чуть прищуривается. — Да уже всё разрушено, Арсюш, — выдыхает устало Дима. — Ты только что видел, как мы целуемся, и когда ты уедешь в Питер, тебе это будет снится. Не уверен, правда, в кошмаре ли, но будет. И, наверное, нужно сказать, что с Антоном мы много целовались до тебя. Арс цокает. — Да, я кстати тут вспомнил, видимо, на стрессе, — включается Антон с неуместным энтузиазмом, — что ты мне первый раз сказал, что хочешь целовать меня за каждую открытую звезду в этом небе или типа того. Дима чуть прищуривается, пытаясь вспомнить. — Ого, — с не меньшей степенью язвительности тянет Арс. — Мне ты такое не говорил. Мне ты, блять, говорил совсем иное, словно ты прям по-разному воспринимаешь нас с Антоном. — А что он говорил? — любопытствует Шаст, за что получает ещё один уничижительный взгляд. — Что хотел бы найти меня при любом раскладе вселенной. — Я вот не понимаю, ты ругаешь меня за разные метафоры или восторгаешься всё-таки тем, что вы и правда разные люди в моей жизни, — вздыхает Дима, которому всегда тяжело, если он не может понять Арса. — И то, и другое, — Арс чуть расслабляется. — Но если честно, я вообще в ахуе, что мы это прям всё обсуждаем. Он переводит взгляд с Димы на Антона и обратно и выдыхает. — Ты же сам ужасно кайфуешь от этого, да? — он смотрит прямо на Диму. Поз его острый взгляд выдерживает с удивительным спокойствием. — Ну то есть… — он чуть театрально взмахивает рукой, но это больше от бессилия. — Ты и Антона не останавливаешь даже сейчас, хотя я, блять, прям рядом с вами, ты и меня никогда не осуждаешь за флирт с кем-то, хотя иногда он случается только потому, что мне интересно посмотреть на то, какой ты в ревности. А ты вообще не ревнуешь. — Ты знаешь мой принцип, — пожимает плечами Дима, — у любви нет предела и ограничения в формах. — Было бы хорошо знать его только в теории. Арс чувствует, что у него кружится голова, и резко уходит на кухню. — Прости, — выдыхает Антон, — прости, прости, я так сильно не хотел ничего рушить, но при этом так хотелось, чтобы у вас всё было чуть-чуть по-другому, чтобы в этом всём… — Нашлось место и тебе? — заканчивает Дима. — И не как нашему другу? Антон лишь кивает, не успев ничего сказать: на кухне с громким звуком что-то разбивается. Поз вскакивает с дивана и сталкивается с Арсом, который словно сам себя немножко напугал этим звуком. — Я разбил кружку, — делится Арсений нарочито буднично. — Специально, — добавляет он и выглядит как кот, который нашкодил, но не совсем понимает, надо ли ему извиняться или его и так простят. — Не порезался? — Нет, но на кухню лучше сейчас не заходить, там везде осколки. — А ты думаешь, что если мы не будем заходить, они уберутся сами? — ворчливо замечает Дима, тянет Арса к себе и целует в лоб. — Дурачок. Он уходит на кухню собирать осколки, а Арс устало садится на диван рядом с Антоном. Они немного молчат, потом Шаст всё-таки озвучивает их общую мысль: — Я такой еблан, Арс. — Это я понял, — Арсений хмыкает. Ледяной злости в нём больше нет, но нет и привычной теплоты. — Как, буду честен, и то, что ты сохнешь по Диме. — Заметно было? — пугается Антон. — Мне да, Диме нет, — Арс вдруг фыркает и продолжает с большой долей горькой иронии. — Да я был готов, Антош, я реально думал, что готов к тому, что у вас что-то случится, что ты наконец-то перестанешь копить это в себе, и даже отчасти готов к тому, что Дима не скажет тебе своё строгое “прости, но нет”. Оказалось, нихуя я не готов. Антон прижимается к плечу Арса. Тот не дёргается и даже не думает прогнать. Они сидят с минуту в тишине, и Арс слышит всхлип. — Ты ревёшь там что ли? — он с каким-то удивлением смотрит в сторону Антона. — Похоже, что да, — Шаст снова всхлипывает. — Мне хуёво, и я специально сделал близким людям хуёво, потому что они-то, ну, то есть вы, могли бы сделать так, чтобы мне не было хуёво, но для этого надо вписаться в очень хуёвый сценарий, а это нахуй никому не надо из вас, и мне хуёво ещё больше. Арс вздыхает. — Ну перестань, — он целует Антона в макушку. — Никакой катастрофы пока не случилось. Ну одна разбитая чашка, ну и всё. Не то чтобы мы сейчас с Димой пиздец как сильно поссоримся и разойдёмся, поверь мне, я слишком сильно схожу с ума без него, чтобы драматично хлопнуть дверью и не поговорить о том, что он сам-то думает про это всё. — Про сумасшествие без Димы охотно верю, — хмыкает Антон. Арс чуть прикрывает глаза. Они оба, наверное, думали, что хрупкие, а оказалось — нет, они больше какие-то ебланы, потому что оба ведь думают о том, как теперь жить бы так, чтобы никто не сходил с ума и в центре этого был Дима и раздавал им лечебные поцелуи. Поз, конечно, сильно их спасает — но и портит ужасно. Любовь к нему от этого только увеличивается, становясь, в терминологии Антона, супергиперхронической. Можно ещё мега добавить, но до этого ещё влюбляться и влюбляться. — Пацаны, мне нужна помощь, — Дима появляется в гостиной совсем тихо и говорит как-то чуть смущённо. Арс и Антон синхронно поворачивают к нему головы. Дима выставляет впереди ладони — они обе с небольшими царапинами. — Ну как ты так? — Арс вскакивает первый, но и Антон не ловит ступор — оба оказываются у рук Поза одновременно. Они не сговариваются — просто синхронно слизывают кровь. Дима шумно выдыхает. Арс успевает окинуть взглядом Антона и поднять глаза на Диму: что ж, это очень горячо. Он сглатывает капли чужой крови — что-то на грани прекрасного и отвратительного, как они все в этот вечер. — Как ты умудрился? — спрашивает Шаст. Арс тянется к нему вытереть пальцем кровь с уголков рта. — Да там было два осколка, которые прям ровно сходились, мне прям захотелось их соединить, — торопливо объясняет Дима, — потому что мне тоже надо было отвлечься на что-то. Ну и я слишком сильно на них давил, они разошлись, один поверх другого, и оба меня цапнули. Ну, видите, как вам зашёл такой перфоманс. — Надо перевязать, — задумчиво тянет Арс. — Да, если честно, я именно этой помощи просил, а не того, что вы оба немного опуститесь передо мной и будете так смотреть снизу вверх, что я на секунду потеряю связь с реальностью, — ухмыляется Дима, и по нему точно видно: он очень хотел бы это повторить немного в ином контексте. — Ну да, это было горячо, — соглашается Арс. Шаст просто румянеет — непривычный к такой откровенности, он чувствует себя странно — и не жалеет больше ни о чём — и руины как будто лишь чудились, и все дома, родные и чужие, выстояли, какие бы неправильные решения он ни принимал. Арс приносит бинты, они с Антоном перевязывают ладони Димы после обработки — царапины небольшие, но так как будто чуть безопаснее. На диване оказываются уже втроём — Дима сидит посередине, Антону немножко хочется поплакать и ему в плечо, Арсу — укусить за плечо или шею, но оба себя сдерживают. Арсений, впрочем, спрашивает прямо: — А если бы меня не было или если бы мы с тобой были ещё в стадии странного флирта, но не отношений, ты не остановил бы Антона? — Не остановил бы, — соглашается Дима. — Правда? — Шаст выглядит так, словно всё ещё не может допустить, что его ужасное желание вваливаться в чужую жизнь, выпрашивать порцию ласки, а потом уходить и въёбывать ради себя может быть не только понятным, но и вполне принимаемым. — Правда, — вздыхает Дима. — Но… — Не останавливай его в следующий раз, — Арс произносит это и сам задумывается, не совершил ли ошибку. Дима поворачивается к нему. — Если ты сейчас пойдёшь драматично собирать вещи и исчезать из моей жизни, то я тебя никуда не пущу. — Дурак что ли? — Арс смешно круглит глаза. — Нет, Дим, понимаешь, в том и проблема, что меня слишком по тебе кроет, что я готов даже принять вот то, что Антона по тебе тоже кроет, и это взаимно в обоих случаях. Так что нет, я никуда не денусь. А ты, — он строго смотрит на Антона, выглядывая из-за Диминого плеча, — всё-таки постарайся впаяться в кого-то ещё. И не злоупотребляй встречами с Димой, ясно? Антон несколько раз кивает. — Пошли поговорим, — Дима говорит таким тоном, который не предполагает отказа, и тянет Арса с собой. Они выходят на балкон — Дима курит, Арс ворует сигарету из его пачки и тоже закуривает. Антон, конечно, не слышит, о чём они говорят. Наверное, всё-таки о том, что Шаст и Арс в жизни Поза очень разные, и любит он их по-разному, и никогда не сможет сделать выбор между ними. Или о чём-то другом — Антону снова тяжело дышать, но теперь по иным причинам: он выскулил своё “возьмите меня к себе” — и его, кажется, взяли. Со строгим прищуром, с ограничениями, с явным намёком на большую разницу между ними — но взяли. Антону кажется, что всё это выглядит очень правильно: как Арс упирается лбом в плечо Димы, как Поз лохматит его волосы, как Арс кусает его за ухо, как они с чего-то вместе смеются, как они с минуту глядят друг другу в глаза, пока курят. И ещё он думает, что можно теперь-то попробовать сделать всё лучше, и идёт к ним — Дима делится сигаретами и целует его в щёку, а Арс, положив подбородок на плечо Димы, растрёпывает волосы Шаста. И звёзды наблюдают, как руины разных домов вдруг очень друг другу подходят.