Lov ya

Прошло два дня с тех пор, как Санс согласился остаться в их квартире. По большей части Санс спал. Или, по крайней мере, пытался. Его отдых постоянно прерывался – то слишком холодно, то слишком жарко, то внезапные позывы к рвоте (после первого раза Эдж передвинул небольшое мусорное ведро ближе к дивану), то просто не мог заснуть. Каждые пару часов тот, кто был на "дежурстве по присмотру за Сансом", следил за тем, чтобы он принимал лекарства, помогающие бороться с болезнью. Оба брата беспокоились о нем. Эдж засыпал с большим трудом, чем обычно: страх обнаружить, что, проснувшись, он не найдет ничего, кроме пыли, потрясал его до глубины души. Он знал, что Ред испытывает те же страхи, если судить по темным кругам под его глазницами. Но, к счастью, после двух очень напряженных дней лихорадка, наконец, прошла. К их большому облегчению, Сансу удалось проспать всю ночь. Этим утром на "дежурстве" был Эдж, так как Ред сегодня работал. Он не был до конца уверен, как все сложится в те дни, когда они оба будут работать, но полагал, что они вполне смогут взять несколько дней отпуска по семейным обстоятельствам. А если дела пойдут совсем туго, один из них всегда сможет уволиться. Никому из них не нравилось место, где они работали… возможно, Эдж мог бы найти ресторан получше? Такой, где соблюдались бы санитарные нормы? Тихий звук привлек его внимание, отвлекая от тревожных мыслей. Санс просыпался, явно испытывая боль, пока медленно приходил в себя. Он был пугающе хорош в том, чтобы скрывать свою боль или, по крайней мере, справляться с ней незаметно. Эта мысль отозвалась в душе болезненным уколом. Сколько раз ему приходилось справляться с этим в одиночку? Сколько раз он оказывался в подобном положении – раненый, покалеченный, которому некуда идти? – Доброе утро, Санс, – поздоровался Эдж, как только убедился, что тот проснулся. Меньший скелет вздрогнул от звука его голоса, широко распахнув глазницы, с опаской озираясь в поисках его источника, и заметно расслабился, когда его взгляд наткнулся на Эджа. Санс испугался, но гораздо меньше, чем того, кого ожидал увидеть. Эдж почувствовал нарастающую тошноту. Было очень мало монстров, за которых его можно было принять. Был только один, который жил с Сансом. Эдж не хотел смотреть правде в глаза. Он не хотел признавать боль абсолютного разочарования… боль от мысли, что он знал кого-то, мог доверять кому-то, в ком так чертовски ОШИБАЛСЯ. Но он должен был. Он должен был смириться с этим, должен был принять это. Как бы ему ни было больно, это было ничто по сравнению с теми страданиями, которые выпали на долю Санса. Все было упущено из виду только из-за того, как вел себя "милый" Папирус. Это заставило его задуматься о том, как много в этом было лжи. Или, может быть, он был ослеплен своей лучшей стороной, не замечая жестокой натуры, скрывавшейся прямо перед ним? Высокий скелет дернулся, заметив, что Санс смотрит на него. Серые огоньки глаз, сузившиеся до маленьких точек, сфокусировались на его сжатых кулаках, а тело застыло. Эдж в ужасе сделал шаг назад, словно это могло избавить его нового товарища от страха. Не получилось. – Я… я прошу прощения. Я сейчас вернусь, – оправдывался он, поспешно выходя за дверь, затем закрыл ее за собой и прислонился к ней с другой стороны. Он дрожал от нахлынувших эмоций, его мутило. В груди стало слишком тесно от накатившей волной нарастающей паники. Эдж не был уверен, как долго он так простоял, практикуя дыхательные упражнения, которые он освоил, чтобы помочь себе и брату, но в конце концов давление на его душу ослабло. Теперь он чувствовал себя довольно глупо. Он не должен был так себя вести. Не должен был просто уходить, напугав Санса. Не должен был паниковать из-за того, чему сам же был причиной. Ненависть к самому себе нарастала, становясь все мучительнее, но он старался сосредоточиться на словах, которые говорил ему брат, когда он чувствовал себя так. Обнадеживающих. Утешающих. Мягкий звук его голоса, когда Ред гладил его по позвоночнику. Тепло, которое наполняло его душу, когда они были вместе. Знание того, что его любят, что он нужен. У Санса не было такого утешения. Тепло в его душе угасло. У Санса не было такого утешения уже неизвестно сколько времени. Но если Папирус… действительно был таким ужасным, то Санс не нуждался в утешении со стороны брата. Они с Редом будут рядом, – пообещал себе Эдж, – они станут тем утешением, той опорой, в которой так отчаянно нуждался другой скелет. Глубоко вздохнув, Эдж вернулся в квартиру. Меньший скелет все еще лежал на диване, но уже без движения. Он обхватил себя руками, его глазницы были пусты и безучастно смотрели в стену. Когда щелкнул дверной замок, зрачки Санса вернулись, и на его лице отразилась озабоченность. Совсем не то, чего ожидал Эдж, если честно. – Ты… – Санс замялся, словно сомневаясь, можно ли спросить. – Ты в порядке? Я… я… э-э… с-слышал, как ты плакал. Он не плакал!! Тем не менее, Эдж вытер лицо рукавом, чтобы убедиться в отсутствии пятен. Убедившись, что лицо чистое, он откашлялся. – Я не плакал! Но если бы в гипотетической ситуации я все-таки заплакал, я был бы в порядке! Что я и делаю! То есть я в порядке! – заявил он. – Спасибо за заботу, я ценю это. Санс был слишком милым, слишком заботливым, чтобы понять, как сильно он накосячил. Эдж косячил с того самого момента, как встретил его. Позволил продолжать глупую затею с пари, игнорировал все признаки жестокого обращения, был груб и напугал его. Но, несмотря на все это, Санс все равно был достаточно внимателен к нему, чтобы спросить, все ли в порядке… даже если не знал, как он отреагирует на этот вопрос. Он был слишком добр. Санс, похоже, не поверил ему, но не стал настаивать. Он кивнул, нервно присматриваясь к нему – пытался разгадать, понял Эдж. Пытался понять, представляет ли он опасность. Эдж не стал бы его винить, если бы тот так никогда и не смог ему доверять. – Как ты себя чувствуешь? Ты голоден? – Э-э, н-нет, не очень. – Ерунда, ты же вчера совсем не ел! – запротестовал высокий скелет. Правда, главным образом из-за болезни, которая мешала ему это сделать. Тем не менее, ему нужно было поесть, чтобы вылечить и болезнь, и рану. Эдж направился на кухню, чтобы приготовить что-нибудь простое для них обоих, но остановился в дверях, чтобы дождаться Санса. Тот замешкался, бросил тревожный взгляд в сторону двери и нехотя поднялся. Меньший скелет все еще пошатывался, время от времени заходясь в приступах кашля. Он еще не совсем оправился от болезни, но уже мог ходить. Тем не менее, Эдж ждал неподалеку, готовый подойти, если покажется, что Сансу нужна его помощь. К счастью, тот добрался до стола без происшествий. Эдж выбрал простое блюдо, которое Санс смог бы легко осилить – суп. Хотя это и не было блюдом для завтрака, но "время завтрака" все равно уже прошло. Он с отвращением разлил консервированный суп по тарелкам: в банке он выглядел отвратительно, но варить суп из остатков не было настроения. Подогрев тарелки, он поставил одну перед Сансом, а сам сел напротив него. Пока они ели, царила напряженная тишина. Эдж доел первым и убрал тарелку в раковину, а затем повернулся, чтобы посмотреть, насколько Санс близок к завершению. И увидел, что тот безучастно смотрит в почти полную тарелку супа. Отстраненный, усталый. Словно придавленный неведомой силой. – Ты в порядке? – спросил он, привлекая внимание меньшего скелета. Тот слабо улыбнулся и кивнул. – Да, просто я пока что не суп-ер голоден, – пошутил Санс, удивив его. Эдж не смог сдержать смешка. Он заметил, что собеседник расплылся в улыбке в ответ на его смех, и на душе у него стало легче. Что ж, на этот раз он мог бы оставить все как есть. Недомогание еще не совсем прошло, так что отсутствие аппетита не слишком удивляло. – Полагаю, нам пора проверить рану, чтобы убедиться, что она заживает нормально. Ухмылка Санса дрогнула и снова превратилась в жалкое подобие улыбки, но он кивнул без возражений. Меньший скелет попытался взять тарелку, чтобы отнести ее к раковине, но, заметив, как дрожат его руки, Эдж предпочел позаботиться об этом сам. Он не хотел, чтобы тот случайно уронил тарелку и пострадал еще больше. – Н-нет, все в порядке, я справлюсь, – попытался заверить его Санс. – Ерунда, ты ранен и ты гость. Я не хочу, чтобы ты пострадал, если тарелка разобьется, – возразил Эдж. Санс бросил на него недоверчивый взгляд, но безропотно согласился. Закончив мыть посуду, он отвел его к дивану и велел оставаться на месте, пока он достанет из ванной медикаменты. Он мало что мог сделать с треснувшими костями: еда и магия Санса сделали бы свое дело, но сироп от кашля все равно был необходим. Он с облегчением обнаружил, что Санс не шелохнулся, хотя его тусклые глаза были устремлены на дверь. Эдж пододвинул журнальный столик поближе и сел на него, прежде чем отмерить необходимую дозу. Взрослая доза показалась ему слишком большой для кого-то ростом с Санса, поэтому он налил только половину. – Могу я взглянуть на твою руку? Санс замер. – Я обещаю, что не причиню тебе вреда. Мне просто нужно убедиться, что все заживает нормально, – сообщил Эдж. Однако собеседник по понятным причинам не решался позволить Эджу осмотреть свою руку. Но все же сдался, медленно закатал рукав и протянул конечность для осмотра. Он нахмурился, глядя на повреждения. Локтевая и лучевая кости были сильно ушиблены, а из-за пятен серо-голубой магии трудно было разглядеть трещину. Казалось, что за последние пару дней она совсем не зажила. Возможно, это было связано с болезнью. Ему придется внимательно следить за этим. Эдж проверил Санса, с облегчением отметив, что его запас ОЗ был полным, несмотря на их малое количество. Наконец, удовлетворившись результатами своей оценки, он позволил меньшему скелету отвести раненую конечность. – Санс… – он знал, что тот будет бояться этого вопроса. – Как ты получил травму? Санс напрягся, не в силах встретиться взглядом с его глазами. После минутного молчания Эдж снова заговорил: – Кто… Это Папирус тебя ранил? В ответ на это обвинение Санс нахмурился. – Нет. Он не причинил бы мне вреда. Он сказал это так, словно это был непреложный факт. Эдж отчаянно хотел поверить ему. Он хотел верить, что Папирус был хорошим, что он был тем самым монстром, которого он знал… но это… это попросту не было правдой. У Санса были свои причины лгать. То ли ради себя, то ли ради Папируса, он не был уверен. Эдж не стал добиваться от него правды, просто кивнул, притворяясь, что верит ему. Боги, Папирус сломал руку собственному брату. То, что это произошло в тот же день, когда они с ним разговаривали, не было совпадением. Больной ублюдок решил, что они его раскусили и выместил все на Сансе. Это он виноват в случившемся. (Рассуждая логически, он полагал, что они никак не могли этого знать. Но в то же время не мог не вспоминать обо всем, что видел, но игнорировал.) Робкий голос Санса вывел его из задумчивости: – Н-ничего, если я посплю? Ох, он и не заметил, насколько измотан его подопечный. Несомненно, все эти процедуры были для него слишком долгими. – Конечно! Если что-то понадобится, просто дай мне знать! Когда Санс устроился поудобнее под одеялами, Эдж занялся головоломкой, которую приготовил, чтобы скоротать время. Он не совсем понимал, что делать дальше, как помочь Сансу. Обычные методы заботы о ком-то вроде Папируса здесь были бы неприемлемы. У Реда наверняка были бы идеи. Они все обсудят и решат, как действовать дальше, как помочь. Они не собирались подводить Санса еще больше, чем уже подвели.