Lov ya

Реда допрашивали первым. Тейл-Андайн, поскольку она была пристрастна в этом вопросе, не была допущена к помощи в расследовании. Поэтому братьев Фелл допрашивала Свап-Альфис, которая была куда менее эмоционально вовлечена. Монстр-ящерица еще не успела привыкнуть к альтернативным версиям – она еще не дружила с Папирусом. Она всегда утверждала, что слишком занята, чтобы общаться с ним. Раньше Реда раздражало, что она откровенно избегает Папируса, но это было до того, как он узнал, насколько отвратительной личностью является двойник его брата. Теперь он был благодарен ей за то, что она избегала его. Если бы она тоже была предвзятой, братьев Фелл пришлось бы допрашивать человеческим офицерам. Ред сомневался, что люди потрудились бы выслушать монстра, тем более из вселенной Феллов. Ничего хорошего из этого не вышло бы, останься они с человеческим полицейским. Во время допроса Ред привел все доказательства жестокого обращения со стороны Папируса, свидетелем которых он был. Чем больше он объяснял, тем сильнее она хмурилась. Но, по крайней мере, она слушала – неважно, сомневалась она или нет. Она все равно должна была разобраться в этом. Жестокое обращение – это серьезно, независимо от вселенной. Закончив расспрашивать его, она ушла, чтобы, несомненно, допросить и Эджа. Хуже всего было не то, что его допрашивали – процесс здесь был совсем не похож на то, что происходило в их вселенной. Хуже всего было то, что его оставили размышлять в тишине. Санс был один. Душа Реда сжалась от страха, конечности ослабли и затряслись, он был почти уверен, что его вот-вот вырвет. Прямо сейчас Санс, вероятно, был наедине с этим подонком. Его переполняло чувство безнадежности и еще большее чувство ужаса. Он ничем не мог помочь – не сейчас, не здесь. Остальные доказали, что не помогут, что даже не станут слушать. Оставалось только надеяться, что с Сансом все в порядке – что Папирус не причинит ему вреда, что остальные не посмеют оставить их наедине. Но ведь они наверняка так и сделают, не так ли? Его мучило разочарование от того, что остальные по глупости послушали Папируса и поддались на его манипуляции. Тема УР братьев Фелл всегда была напряженной – поначалу их сильно осуждали. То, что Папирус использовал это, чтобы свалить вину на них, было отвратительным свидетельством того, как несправедливо хорошо он умеет манипулировать другими. Ред хотел разозлиться на остальных, но слишком устал для этого. Подавляющая беспомощность ситуации лишала его способности чувствовать что-либо, кроме тревоги. Хватит ли у Папируса ума понять, что ОЗ Санса слишком низки, чтобы ранить его? И будет ли ему до этого дело? Что, если, отправившись спасать Санса, они найдут лишь кучку пыли? Черт, он надеялся, что Санс в порядке. Спустя тридцать шесть часов после допроса братьев Фелл наконец-то отпустили. Эдж, освободившийся несколькими минутами ранее, встретил его у здания. Ред молча взял брата за руку и перенес их в квартиру с помощью своей магии. Это была очень, очень долгая ночь – никто из них не смог отдохнуть. Страх перед тем, что может произойти, не давал спать и его брату. Теперь, когда они не знали, все ли в порядке с Сансом, сон казался невозможным. Эдж прижал его к себе, столь же отчаянно, как и сам Ред, нуждаясь хоть в каком-то утешении в этой ситуации. – Что нам делать? Он уже чертовски давно не слышал, чтобы его брат говорил таким тоном. Уставшим, опустошенным житейскими неурядицами. Ред погладил брата по позвоночнику, испустив собственный тяжелый вздох. Первая пришедшая Реду в голову мысль была такой, которую его брат не одобрил бы. Но если бы они вернулись в родной мир, то выбрали бы этот вариант без раздумий. Реда удерживали от этого два обстоятельства: убийство здесь было незаконным даже при наличии достаточных оснований, и он обещал Эджу, что им больше не придется убивать. Исключив этот вариант, Ред почувствовал себя более чем потерянным. – …Честно говоря, не уверен, – признался Ред, и Эдж обнял его крепче. – Нам нужны союзники. Наши Андайн, Тори… Может быть, Гриллби? Он ведь сказал, что подозревает абьюз, верно? – спросил Эдж. Ред кивнул. Гриллби говорил ему о своих подозрениях, а он не прислушался. Звезды, он многое мог бы сделать по-другому. Возможно, они могли бы помочь Сансу раньше. – Мы могли бы узнать расписание Папируса. Вломиться в их квартиру, пока его нет дома… Мы точно не будем ждать, пока вмешаются копы, – заявил Эдж. Ред был полностью с ним согласен. В случаях с монстрами людям обычно требовалось довольно много времени, чтобы хотя бы начать разбираться, даже если в полиции служили Андайн и Свап-Альфис. На одного из кроликов из Свапфелла набросились во время прогулки, украли бумажник, а местные полицейские так и не занялись этим делом. Это требовало немедленных действий – безопасность Санса, а возможно, и его жизнь, были под угрозой. Это не то, от чего можно было отмахнуться или игнорировать в течение нескольких месяцев. – Сегодня ночью мы ничего не сможем сделать, бро, – вздохнул Ред, несмотря на то, что ему очень хотелось действовать. Они не смогут спасти Санса, если у них не будет достаточно энергии или магии. Эдж нахмурился, но не стал спорить – он знал, что они должны остаться дома. Если по какой-то причине им придется защищаться, им понадобится как можно больше магии. Эдж неохотно отпустил его, но вместо того, чтобы позволить Реду отправиться в собственную кровать, брат подхватил его на руки. Ред не стал задавать вопросов, просто расслабившись в объятиях брата, пока тот нес его в свою комнату. Высокий скелет усадил его на кровать и скинул сапоги, после чего устроился рядом с ним. После недолгих поисков удобного положения Ред оказался прижатым позвоночником к грудной клетке брата, а руки последнего обхватили его ребра. При любых других обстоятельствах он наверняка поддразнил бы Эджа за то, что тот использует его как плюшевого мишку. Вместо этого он просто наслаждался недолгим комфортом. Прекрасно понимая, что с Сансом не все в порядке, что он не в безопасности, что они пока ничего не могут сделать. Далеко не в первый раз ему хотелось, чтобы мир стал добрее.

***

(…Его магия была мягкой, ласковой, пока он залечивал сломанные ребра. – Санс… Как это случилось? Ты снова разозлил папу? Санс выдавил из себя улыбку, что так легко давалась его брату. – Ага… прости, что заставил тебя волноваться. Папирус вздохнул и нахмурился. – Папа не ранил бы тебя, если бы ты перестал быть глупым.) – Мне не пришлось бы этого делать, если бы ты вел себя хорошо, Санс. Руки, соединяющие сломанные концы его костей, были грубыми, а магия, насильно сращивающая кости, еще грубее. Магия Папируса срастила его большеберцовую кость до тех пор, пока не осталась лишь трещина, а затем он хорошо отработанными движениями обмотал ее бинтом. Покончив с этой травмой, Папирус переключил свое внимание на грудную клетку. Санс не переставал восхищаться мастерством своего брата в целительстве. Его неизменно впечатляло то, как тонко брат контролировал наносимый им ущерб. Он полагал, что практика способствует совершенствованию. – Знаешь, до всего этого я планировал сводить тебя в музей. Мы могли весело провести время вместе, а ты все испортил. Папирус говорил, но он не мог сосредоточиться на его словах. Боль была невыносимой. Острая боль в ребрах при каждом вдохе, ужасная боль от повторного перелома руки и трещины в ноге, агония от какого-то перелома в черепе, от которого он (хотелось бы надеяться, временно) полуослеп. Но все это не шло ни в какое сравнение с болью от того, что его душу насильно скрепляли воедино – магия брата не давала трещинам расширяться. – Это ты виноват, что мне пришлось причинить тебе боль. Ему казалось, что он тонет. Как будто он падал – все дальше и дальше… Но он не падал. Магия Папируса удерживала его от этого. Санс никогда не был уверен, хорошо это или плохо. – Ты заслужил это. По крайней мере, это Санс понимал. Он действительно заслужил это. Ему не следовало убегать. Это он виноват в случившемся. По его вине братья Фелл попали в беду. Он должен был просто… Просто не быть глупым. Когда трещины в ребрах и перелом руки были залечены, Папирус, наконец, отстранился. Он снова схватился за бинты, прихватив и сломанную руку. Папирус перевязал ее, не обращая внимания на костный мозг и пыль, покрывающие его перчатки. (…Папирус с ужасом уставился на пыль, покрывающую руки Санса…) – Прости, – поперхнулся Санс, смущаясь покатившихся из глазниц слез. Просто удивительно, как его брат умудрялся терпеть его. Он был таким слабым, таким глупым, таким бесполезным… Папирус заключил его в объятия, рука в перчатке погладила его по позвоночнику в попытке успокоить. Санс еще сильнее вжался лицом в шарф брата, отчаянно нуждаясь в любой ласке. Это было самое большее, что он получал за долгое время. Но это лишь усугубляло его вину за то, что он сбежал, оставив брата. – Шшш… Все хорошо, Санс, все хорошо, я прощаю тебя, – успокаивал Папирус, прижимаясь зубами к макушке его черепа в поцелуе. К своему стыду, Санс заплакал еще сильнее. Он не заслуживал кого-то настолько всепрощающего, как Папирус. Он не заслуживал любви своего брата. – Я люблю тебя, Санс. Ты знаешь, что люблю. Поэтому мне пришлось сделать это… Мне жаль, что тебе больно, – вздохнул Папирус, с беспокойством рассматривая новую трещину, пересекающую его глазницу. Его душу пронзило чувство вины – он спровоцировал это, заставил брата беспокоиться о нем. Это была его вина, а не брата… Санс покачал головой: – Это моя вина… Прости, я больше так не буду. Папирус с облегчением улыбнулся и еще раз поцеловал его в лоб. – Я люблю тебя, брат, даже если иногда с тобой бывает трудно. Теперь, когда ты выздоровел, не хочешь посмотреть фильм? У нас все еще есть та документалка про космос, которая тебе нравится, – предложил Папирус, вытирая остатки слез своими и без того грязными перчатками. Ему стало дурно от противоречивых эмоций в его душе – вина, тепло, непроходящая тяжесть – но пока он игнорировал их в пользу редких проявлений привязанности со стороны брата. Он действительно не заслуживал такого любящего брата.