***
Алиса знала, что у нее ненадежный тип привязанности. Это стало понятно из анализа самых первых воспоминаний, но, похоже, для перемен в настоящем их было недостаточно, поэтому, переступая порог кабинета, она как добросовестный слесарь-сантехник спускалась все глубже в колодец своего прошлого, даже не зажимая нос. К тому же ее подбадривал вкрадчивый голос аналитика, и спустя пару лет она докопалась до мельчайших подробностей детских обид, даже вспомнила настоящий цвет колготок с черно-белой фотографии, где пришлось улыбаться сквозь боль, потому что лакированные туфли сильно жали. Кроме того, ногти не мешало бы подстричь, а то дырки на оранжевых колготках так разверзлись, что большие пальцы уже не спрятать, незаметно перетянув шов. Поэтому в детском саду Алиса страшно стеснялась переобуваться и сидела в углу, пока на нее не рявкала воспитательница. И, кстати, как бы ни ленива и токсична была мать, эта милая женщина тоже так и не попыталась помочь. Может быть, она считала будто в четыре года пора самостоятельно стричь ногти и зашивать колготки? «Но тогда», – мог бы возразить аналитик, – «этому стоило учить здесь же, в детском саду. Или поговорить с матерью. Но просто кричать на ребенка? Это точно бессмысленно, так что не пытайтесь оправдать токсичное поведение воспитательницы». Но психотерапевт этого так и не сказал, хотя обязательно комментировал и меньшие прегрешения, если дело касалось именно Алисиной матери, непременно куда-нибудь вворачивая словечко «токсичный», да вот беда – решительное осуждение всех этих поступков из прошлого все равно не помогало в настоящем. Алиса так и не построила здоровых отношений, да и с предназначением выходило так себе – она работала простым администратором в отеле, хотя закончила университет и хорошо усвоила даже непрофильные лекции (реляционные базы данных, в конце концов). Поэтому, трясясь в автобусе по дороге домой, она перечитала все книги, которые советовал аналитик, плюс персональные рекомендации книжного сервиса: «Токсичные матери», «Безответственные матери», «Незрелые родители», «Родители-алкоголики» – ну, мать Алисы вообще-то не пила, но вдруг хоть эта книга доведет нетерпимость до нужного градуса и что-то сдвинет с мертвой точки? Потом были старательные записи в «Дневник сепарации» (аналитик очень хвалил за редкую честность с собой), но и это не помогло. Отметив в календаре три года с начала терапии, Алиса поняла, что это проблема – и это была первая проблема, заговорить о которой она долго не решалась. А когда разговор все же начался (она подготовила в заметках телефона конспект своего выступления), аналитик улыбнулся и сказал – я понимаю, что Вы выгорели. Если не хватает ресурсов, давайте сделаем перерыв или остановимся, это совершенно нормально. Это были слова человека, который три года ужасался, как его клиентке не повезло с матерью, ведь та органически неспособна признавать ни свою ответственность, ни ошибки, и во всем делает крайней Алису – поэтому неудивительно, что ее психика так переломана. Да, когда-то этих слов было вполне достаточно, примерно как Юлиного «уходим-уходим-у-хо-о-одим», но «времена почище» так и не наступили. Алиса глубоко вдохнула и в последний раз выложила на стол две купюры. До нее внезапно дошло – эти отношения нигде не зафиксированы, и более того недоказуемы. И правда, какая уж тут ответственность. Разве что… моральная? Ей стало так смешно, как бывает от дурацкого ситкома – но только после исключительно паршивой смены.***
«Интересно, с чего я решила, будто наш вклад в психотерапию был обоюдным и равноценным? Почему-то я думала, что доверия, откровенности и редкой честности с собой, за которые меня так хвалили, вполне достаточно для пациента, а остальное – на совести врача». Алиса поняла – в ее картине мира только такое поведение аналитика представлялось логичным, а значит и единственно возможным. Но разве подобная предвзятость не возмущала ее до глубины души? Старшекурсницей Алиса работала на подхвате в бухгалтерии, куда ее позвала Юля. Попав в этот офис, она очень хорошо поняла, почему Натальи Петровны, Юлиной матери, почти никогда не было дома. Зато теперь бизнес пошел в гору, поэтому Наталья Петровна не только решила сделать из дочери потомственного главбуха, но и позаботилась, чтобы было кому заниматься текучкой. В один прекрасный день, когда подруга принесла ей стопку накладных, у Алисы впервые возникли вопросы, хотя она давно и самостоятельно разобралась со всем софтом. «Ну чего тебе не понятно? В нашей программе ООО “Вектор” – это ООО “Весна”, а ООО “Весна” – это на самом деле ООО “Праздник”», – произнесла Юля с такой убежденностью, будто все это очевидно для каждого. Все возражения застряли в горле обжигающим комом, зато подруга вовсе не собиралась скрывать свое раздражение и постучала указательным пальцем по верхней накладной. С кончика ногтя гармошкой спустился толстый слой непросохшего лака, и Юля отдернула руку – странно, из-за такого пустяка смущается, хотя лучше бы постеснялась бардака в справочнике контрагентов. Всякий раз, вспоминая об этом, Алиса изводилась от гнева, но теперь задумалась – а насколько точнее воспринимает реальность она сама? Оставаясь мыслями в бухгалтерии, она вспомнила как, придя на работу, застала там только Наталью Петровну, хотя обычно они с Юлей приезжали вместе. Глаза начальницы были на мокром месте – видимо, семейный скандал отгремел совсем недавно, возможно, мать и дочь даже вместе выехали в офис, но по пути Юля послала все подальше и выскочила на светофоре, хлопнув дверью. Алиса понимала: наверное, следовало мышью проскочить на свое место и сделать вид, будто ничего не происходит, но это значило оставить человека наедине с его проблемами, а разве люди собираются вместе не для того, чтобы их решать, тем более на работе? – Наталья Петровна, доброе утро! Мы что-то не успеваем? – да, тогда она была уверена – это самое страшное, чем могло грозить легкомысленное поведение ее подруги. – Да. Ты знаешь, Юля так и не разобралась с начислением амортизации. – Вот как. Знаете, я бы с радостью попросила Вас показать, как это делается. Очень хочу Вам помочь. Но это ведь не дело одного дня, так? Вы наверняка дольше со мной провозитесь, чем сделаете сами. Поэтому давайте я сварю кофе, а Вы спокойно все закончите? Наталья Петровна улыбнулась и встретилась взглядом с Алисой, больше не стесняясь заплаканных глаз, а та заметила – у начальницы с собой только лакированный клатч, и нет привычной термосумки с отсеками под стеклянные контейнеры. Однажды Юля внезапно отпросилась перед самым обедом (сказала, что на пересдачу), и Наталья Петровна угостила Алису теплым салатом с запеченной тыквой и нутом. Контейнер оказался на удивление тяжелым, тогда-то и выяснилось – это стекло. Алиса и не знала, что они бывают не только пластиковыми, наподобие тех, в которых она приносила обед сама, когда успевала приготовить. Получается, у Натальи Петровны и Юли некоторые блюда сохраняли нужную температуру от самого дома; во всяком случае, про теплые салаты Алиса узнала только от них. Во сколько же приходилось вставать вечно занятому главному бухгалтеру? Что готовит именно Наталья Петровна, можно сказать наверняка. Алиса не любила приходить в гости к Юле по выходным, но однажды поддалась на уговоры. По пути она репетировала вежливые приветствия и напоминала себе, что надо обязательно смотреть в глаза, но, переступив порог, конечно же опростоволосилась – опустив голову, пробормотала родителям «здрасьте» и рванула к дверям комнаты, из которой наконец-то показалась Юля. Они о чем-то поболтали, потом сели играть в карты, и вот вошла Юлина мама с ведром и половой тряпкой. Подруга отточенным движением приподняла ноги, ровно когда приблизилась швабра – как скакалку перепрыгнула, – Алиса же просидела с ногами под девяносто градусов до тех пор, пока уборка не закончилась. Потом ей было неловко, что просто не встала и не отошла. В собственной комнате она давно убиралась сама, и не только там – если подмести и помыть полы только у себя, грязь очень быстро вернется из коридора, кухни и гостиной. «Где были Ваши границы?» – вопрошал аналитик, будто пропуская это мимо ушей, хотя возможность «не быть бесплатной прислугой» у нее и правда была – например, стоило просто завести домашние тапки и снимать их перед входом в свою комнату. Но до этого она додумалась только сейчас, когда все стало еще сложнее. Алиса не просто убирала весь дом, но и фактически содержала их обеих. От бабушки, директора школы, и дедушки, старшего научного сотрудника, им досталась трехкомнатная квартира – тогда-то вдруг и выяснилось, что мама давно хотела разойтись с отцом. Они вдвоем переехали в просторные комнаты, но вскоре выяснилось, что официальная часть зарплаты, с которой идут алименты, удивительно мала, а с работой у мамы как-то не складывается, и в какой-то момент она вовсе махнула на это рукой, с тех пор занимаясь лишь продажей косметики по каталогу. Как ни странно, легкость в общении вовсе не обеспечила успеха – так называемые клиентки часто приглашали на чай и приходили сами, но часы задушевных разговоров заканчивались просто смехотворными заказами. Кажется, будущего боялась одна Алиса, это она выяснила, что с восемнадцати лет алиментов им больше не видать. Она робко заводила разговор о своих опасениях, но мать отмахивалась – «не парься, как-нибудь прорвемся». Но ведь действительно прорвались. К началу нового учебного года приехала Катя, новоиспеченная студентка из родного города матери, и поселилась у них – родители платили за комнату вовремя и почти без скидок на то, что не совсем чужие люди. Катя была хорошей соседкой: уходила рано, приходила поздно, практически не готовила, ела у себя в комнате то, что приносила после подработки в суши-баре, да еще и часто оставляла угощение на кухне; сама же выходила туда редко, в основном заваривать чай во френч-прессе. Алиса в ее комнате не была, но изредка проходила мимо приоткрытой двери и не могла ничего с собой поделать – бросала полный любопытства взгляд. Комната когда-то служила кабинетом дедушке, массивный шкаф по-прежнему заполняли его книги, зато все, что на столе, явно принадлежало Кате. Ноутбук, раскрашенный человечек из «Икеа», несколько аниме-фигурок, а в стопках учебников разноцветными кирпичами выделялись корешки совсем других книг. В какой-то момент Алиса приблизилась вплотную и просунула руку – только бы не задеть дверь, только бы Катя не прибежала на скрип, – и, наведя автофокус щелчком по экрану, сфотографировала весь стол. Отец всегда был нерасторопным с алиментами, но щедрым на подарки, и вот – чудо, но приблизив изображение, снятое на смартфон новейшей модели, Алиса разглядела названия почти всех книг. Она навела справки по каждой, ничего из этого не продавалась в сетевых магазинах, куда они заходили с отцом – в такие встречи Алиса старалась закупиться по полной, ведь объявлялся он раз в несколько месяцев, и пусть на карман давал мало, позволял заказывать что угодно в ресторанах и сорил деньгами в торговых центрах, но если нахватанная без примерки одежда почти вся оказывалась впору, до книг, выбранных по обложке, руки часто не доходили. Как же ее стопки какого-то янг эдалта и научпопа далеки от Катиной библиотеки, где явно нет ничего случайного! Цены на ее книги пугали, но Алиса, изучив аннотации, решила купить всего три или четыре. Насчет других она опасалась, что все равно ничего не поймет, а значит ждать очередного явления отца для посещения этого магазина смысла нет. Кроме того, Алисой завладела странная тревога – как будто если она не повернет украденный ключ от Катиной вселенной прямо сейчас, он заржавеет и сломается, навсегда забив обломком замочную скважину. Алиса поехала в центр одна. Сначала хотела пригласить Юлю, но та никогда не рвалась в Старый город, ее устраивала собственная, вечно свободная квартира, а если хотелось покурить или выпить пива, то черные лестницы зимой и бетонный коридор за гаражами летом – все-таки иногда родители заявлялись домой без предупреждения. Возможно, планы пройтись еще и по торговому центру ее бы заинтересовали, но Алиса не хотела размывать цель поездки, а потом и вовсе поняла, что в свидание с этими книгами никого посвящать не хочет. Если только… а вдруг Катя придет в свой любимый магазин инди-издательств в то же самое время? Эта мысль так плотно засела в голове, что выдавила все прочие, и заставила разглядывать каждую мелочь – сначала каракули на прозрачных стенах остановки, потом геометрические узоры на обивке сидений в автобусе, пока взгляд не упал на механический компостер. Как он только сохранился, давно уже совершенно бесполезный? Память перенесла Алису в детство, именно в тот день, когда они с мамой ехали в страшной давке, ухватившись за поручень на ступеньках, и на каждой кочке впечатывались в надпись «не прислоняться» за спиной. А люди как-то умудрялись доставать из карманов и сумок билеты, поднимать их над головой и передавать друг другу в сторону компостера и обратно, и уж что совсем удивительно – похоже, каждый погашенный билет находил своего владельца. Еще через пять лет Алиса вместе с Юлей окажутся в такой же давке на концерте Мумий Тролля – в разгоряченную толпу со сцены бросят несколько бутылок воды. Стоящие рядом фанаты так захотят приложиться к бутылке, побывавшей в руках у кумира, что заорут первым утолившим жажду счастливчикам: «передавай!» Но у тех и в мыслях не будет делиться, а одна девушка и вовсе спрячет в шоппер непочатую бутылку, хотя, судя по раскрасневшемуся лицу и всклокоченным волосам, глоток воды бы ей не помешал… Но все это будет потом, а пока перед глазами синел компостер, наглухо выкрашенный в один цвет со стенами. И все же, вдруг он еще работает? Алиса пожалела, что уже показала проездной, не жалко было купить билет и проверить. И как назло, никаких других бумажек не нашлось, но как же хотелось сохранить память об этой поездке. Алиса открыла кошелек и достала самую мелкую купюру, а потом, еще остановку помучавшись сомнениями, сунула ее в компостер. Механизм полностью закис, и купюра осталась в целости и сохранности. Алиса шла к самому центру вдоль крепостной стены, отреставрированные башни вмещали мини-музеи и магазины; иногда было непонятно, что есть что – торговля незатейливыми сувенирами просто маскировались под выставки. Это не смущало Алису – не так давно их, еще младшеклассников, сюда выгружали целыми автобусами; самовольно заходить куда-то воспрещалось, поэтому сейчас она внимательно разглядывала магниты и наборы открыток. «А все-таки у нас красивый город». За площадью стояли прозрачные павильоны, вмонтированные в исторические фасады, один из таких и был целью поездки. Интересно, Катя тоже неспеша гуляет по городу прежде, чем сюда зайти? Может быть, даже поднимается на колокольню, или – что еще дороже, – покупает кофе на углу? Приходит за конкретными книгами или заглядывает спонтанно, а потом долго переходит от полки к полке и берет в руки те, которые на нее смотрят? Так часто говорила Алисина мама, когда они ходили в супермаркет; чтобы не терять время, почти сразу следовало распоряжение – я сюда, а ты сбегай и возьми то-то и то-то. Алиса чаще проваливала задание, замерев в нерешительности перед целыми залежами пакетированных чаев или макарон, пока не подходила мать. «А который на тебя смотрит?» – ласково спрашивала она, но следовало потянуться к чему-то слишком дорогому, или неизвестно почему непонравившемуся матери, как от прежнего тона не оставалось и следа. Неправильная пачка чая летела к своим товаркам, сбивая их как шары в боулинге, под восклицание «бестолочь!», а место в корзине занимал верный продукт. И что ему только мешало посмотреть на Алису?.. Она взяла с полки первую попавшуюся книгу и, надавив на левый нижний угол большим пальцем, ослабила хватку – с легкой щекоткой страницы сменяли друг друга, как если бы на полях был нарисован мультик. А вдруг и Кате приходилось прогонять детские воспоминания шелестом страниц? Алиса ничего о ней не знала, но могла изобретать образ с нуля, еще не догадываясь – зачастую это все, что доступно с людьми, к которым тянет по-настоящему. Но тогда все казалось предельно простым и понятным – она просто села на кухне с одной из «Катиных» книг и сильно удивилась, почему та просто сказала «привет», а потом ушла к себе, как только заварила чай, и не проявила ни малейшего интереса к редкому совпадению. Действительно редкому – Алиса потом убедилась, тираж тысяча экземпляров считается малым. Что ж, по крайней мере сама книга, «Философия» Энди Уорхола, ей действительно понравилась, да и идею купить френч-пресс, возможно, она подсмотрела уже тогда. Едва получив диплом бакалавра, Катя переехала к своему парню. Комната простояла пустой совсем недолго, но, как только мама обмолвилась, что пора приглашать риэлтора, Алиса решила: не надо, я пойду работать. В комнату, хранящую несколько забытых вещей, теперь можно было заходить без угрызений совести, жаль, что недолго – к матери зачастили гости из родного города, и останавливались там совершенно бесплатно и очень надолго, случалось, что и на полгода… Но семью обеспечивала именно Алиса, и эту роль так просто не оставишь. По крайней мере среди унылых должностей в фастфуде, сетевом кинотеатре и гостинице был хотя бы один проблеск – бухгалтерия, куда позвала единственная, но такая неидеальная подруга Юля. И дочка из нее неидеальная тоже, но за это стоило сказать ей спасибо. В то утро, когда Наталья Петровна пришла в слезах, все сложилось как пасьянс: и возможность помочь человеку в беде (это ведь гораздо надежнее, чем сверкнуть его любимой книжкой), и наконец-то приступить к бухгалтерскому учету на практике, а не просто перекладывать бумажки. Наверное, не следовало сваливать все это в одну кучу, но в то время Алиса видела мир добрым и справедливым, а совпадение разных целей – знаком свыше. И правда: ей нравилось и составлять проводки под руководством Натальи Петровны, и узнавать новые рецепты; как-то раз она сама приготовила теплый салат – жаль, что дело было зимой, и за час в пути остыла и тыква, и нут. Тем не менее, Наталья Петровна ее похвалила, и пообещала привезти каталог посуды, которой давно пользуется сама, и на которую всегда есть хорошая скидка. Алиса впервые испытала к начальнице что-то помимо восхищения; привкус навязчивости испортил рабоче-приятельскую атмосферу так же, как медово-горчичный соус – листья салата, дорогой сыр и запеченные овощи. Не стоило в точности следовать рецепту, ведь мед она никогда не любила. Как ни странно, с того дня, как проснулась настороженность к Наталье Петровне, Алиса начала еще больше ценить уроки бухучета, ведь это останется с ней навсегда, она наконец-то сможет вписать в резюме опыт работы настоящим бухгалтером и покончить с фастфудом и кинотеатрами; запись в трудовой книжке, близкая к будущей специальности, станет еще более весомым приложением к диплому, чем вкладыш с оценками. Все изменилось, когда против их слишком удачного тандема взбунтовалась Юля; она в кои-то веки стала проявлять рабочее рвение и вклиниваться в дела занявшей ее место самозванки. Поначалу Алиса не волновалась: если рассуждать логически, дерганый энтузиазм и рядом не стоял с ее спокойным, размеренным движением к цели; Наталья Петровна должна понимать, на кого следует положиться, чтобы наконец-то перейти к нормальному графику и возродиться для жизни за пределами работы. Но все пошло не так. Когда Юли по полдня не было на месте, начальница все больше заводила отвлеченные разговоры и неустанно заваривала чай, случалось, отвлекала даже от скопившихся однотипных задач; зато, как только дочь появлялась на пороге, работа закипала именно у нее на глазах, и Алиса замечала – Наталья Петровна куда меньше следит за ее ходом, чем за реакцией Юли. Эта внимательность дорого стоила Алисе – она старалась не лезть не в свое дело, больше думать о собственных целях, попросить, наконец, об официальном переводе с должности «делопроизводитель» на бухгалтера, скрупулезно заносила аргументы по мере их созревания в заметки своего телефона, однако, когда решилась на этот разговор, едва открыв рот, произнесла совсем другое – «Наталья Петровна, я увольняюсь». В последний рабочий день Алиса оставила стеклянный контейнер, купленный из вежливости, в мусорном ведре на офисной кухне. Правда, уходя все-таки прикрыла его смятыми салфетками.