Хороший вечер

Приглушённый, честно скажем, почти отсутствующий, тёплый свет рассеивается по комнате, мягко очерчивая две фигуры на огромной чёрной кровати. Первая сидит на коленях около края матраса. На худом голом теле Енисейского выделяется портупея из чёрной кожи. Она оборачивается вокруг шеи, спускается по торсу и спине вниз, перекручивается где-то в районе талии и уходит кольцами на бёдра. На запястьях из того же материала браслеты с железными карабинами. Вторая фигура стоит около кровати. В руках у неё тёмный длинный стёк. Дугар одет в чёрные строгие брюки и такого же цвета рубашку, расстёгнутую на три верхних пуговицы. Его янтарные радужки опасно сверкают надменным блеском. Звонкий шлепок о покрасневшую кожу, слегка болезненный вскрик, а после дрожащее «девять», смешанное с хриплым стоном. Ангарский безжалостно замахивается снова и с предельной точностью твёрдой руки опускает стёк на бедро Руслана. Енисейский выгибается, принимая новый удар и стискивая зубы, выводя ломающимся голосом «десять». Эта боль от Дугаровской порки приятно отдаёт в голову сладким наслаждением и в низ живота жарким возбуждением. Как же ему блять нравится, когда Иркутск соглашается на его ебанутые авантюры. Ах да, и если Руслан собьётся и перестанет считать удары, ему либо прикажут считать сначала, либо его ждёт наказание. С одной стороны, и интерес берёт, что Дугар с ним сделает, а с другой стороны, хочется и «заслужить похвалу» этим вечером. — Выглядишь как дешёвая шлюха, — бросает брюнет, проводя чёрной плёткой по бёдрам Енисейского. — Мог бы тогда и денег подкинуть, — ухмыляется старший, но фразу до конца не договаривает, так как получает шлепок по ягодицам, выгибаясь и вскрикивая от такой сладкой желанной боли. — Нгх, одиннадцать. — Ехидничать здесь могу только я, — зеленоглазого грубо хватают за подбородок и, чуть ли не целуя, начинают шептать прямо в губы: — раз ты такой разговорчивый, может быть мне стоит тебя заткнуть? Хах, нет, нееет, лучше я вытрахаю тебя так, что сил на то, чтобы нести хуйню, просто не останется. Согласен? Конечно же ты, блядь, согласен. У тебя нет ни права не желания отказать. Я прав? — отстраняется Ангарский, надменно улыбаясь и проводя кончиком плётки от пупка до подбородка Енисейского. — У тебя стоит только от того, что я отхлестал тебя по заднице? Что-то ты слишком быстро завёлся, Руслан. Нравится быть в таком положении? — Дугар усмехается, ещё раз приземляя плётку на бедро старшего. — Что же ты мучаешься? Помоги себе. Я разрешаю. Ангарский отходит от кровати и садится на большое чёрное кожаное кресло, стоящее у стены. У другой стены, прямо напротив него, располагается шкаф с зеркалом в пол вместо одной дверцы. Между Дугаром и гардеробом остаётся широкая полоска тёмного ламината. На полу у самой кровати стоят тюбик со смазкой и резиновый дилдо. Иркутск вальяжно развалился в большом кожаном кресле, закинув ногу на ногу и оперевшись щекой о локоть: ожидает шоу. Чёрная рубашка великолепно подчёркивает выступающие ключицы и горящие янтарным огнём глаза. Он слишком хорош. Хочется кинуться к нему в ноги и сделать абсолютно всё, что он потребует. Красноярск сглатывает вязкую слюну в предвкушении. Он сползает с кровати и садится на колени спиной к Дугару и лицом к зеркалу. По полу тянет холодом от окна, но этот сквознячок даже отрезвляет мышление Руслана, которому нужно выполнить приказ. Нельзя пока полностью отключить сознание под тяжестью возбуждения, нужно ещё устроить шоу. Енисейский оборачивается на партнёра, с ухмылкой напрямую заглядывая тому в глаза и как бы спрашивая, правильно ли он делает. Получив в ответ лёгкий кивок, Руслан открывает тюбик и выливает себе на пальцы немного смазки. Она медленно стекает по фалангам, поблёскивая в полутьме комнаты. Красноярск пошло облизывается и смотрит, как через отражение в зеркале этой картиной наслаждается Дугар. У младшего уже давно сбилось дыхание. Напускная жестокость и властность остались только в наигранном надменном взгляде: на самом деле у него уже давно стоит и он еле сдерживается чтобы не оттрахать Руслана прямо сейчас. Но Ангарский же обещал исполнить желания своей любви, значит он обеспечит тому хороший вечер. Красноярск похотливо улыбается и показательно сладко прогибается в спине, изящно заводя руку назад. Он позволяет смазке стекать в ложбинку между ягодицами. Енисейский сводит брови вместе и манерно охает от ощущения холодного лубриканта. — Вставь уже себе, Руслан, а то нарвёшься на наказание, — как можно жёстче цедит Дугар, сжимая кожаный подлокотник. Природа его партнёра просто удивительна: даже будучи в положении, которое, казалось бы, подразумевает полное подчинение, он всё равно умудряется извести Ангарского своими вроде незначительными, но ощутимо давящими на пах выходками. Красноярск наигранно хлопает пышными ресницами и подносит чистую руку к губам. Он толкается сразу двумя пальцами в колечко мышц, раздвигая податливые стеночки, а сладкий стон глушит, проталкивая две фаланги в рот. Дугар готов кончить от этого зрелища прямо сейчас. Он до побеления костяшек стискивает подлокотник кожаного кресла. Его спасают только годы своеобразных тренировок выдержки с Русланом. «Блядь». Енисейский начинает двигать пальцами на манер ножниц, растягивая мышцы, а параллельно не забывает обводить языком пальцы во рту, смачивая их слюной и пошло причмокивая. Он специально пытается протяжно застонать и намеренно пресекает свои попытки. Это так блядски давит на нервы Дугару. Но вместе с тем это так горячо, будто вовсе и не Ангарский доминирует сегодня вечером, а кое-кто другой. Так не пойдёт. Они так не договаривались. Пора поставить этого кое-кого на место. Руслан в выгибается и заходится вскриком, когда попадает пальцами по простате. В животе колит, а мысли путаются слишком сильно. Таких ощущений не бывает даже когда Красноярск напивается. Неужели на него так влияет довольный взгляд Иркутска? — Блять… — Енисейский закатывает глаза. — Могу я его уже использовать? — Не можешь, а уже давно должен был, — цедит Дугар, окидывая партнёра надменным взглядом янтарных радужек. — Кому должен? — ухмыляется Руслан. — Тебе что ли? Нарывается сучонок. Нарывается и наслаждается этим. — Енисейский, — брюнет встаёт с кресла и подходит к старшему. Он хватает Красноярска за волосы и запрокидывает его голову на себя, вглядываясь прямо в изумрудные радужки, — ещё один твой комментарий и тебе станет уже не так весело. Если ты, Руслан, захотел поиграть в контроль-подчинение, так исполняй нормально. Или ты уже передумал? Нет. Конечно не передумал. Старший только молча глотает эти слова, а у самого в глазах черти так и пляшут. Он знает, что Дугар делает, когда Енисейский действует ему на нервы. И это уже реально не смешно. Не смешно, а блядски горячо. Красноярск наигранно-невинно улыбается и льнёт к младшему, чуть ли не мурлыкая. Он берёт вторую руку Дугара и укладывает её к себе на щёку, ластясь и хлопая красными длинными ресницами. — Умница, — Ангарский немного смягчает свой надменный взгляд. Он садится обратно в кресло, закинув ногу на ногу и ожидающе смотрит на партнёра. Зеленоглазому и самому уже надоело возиться с растяжкой. Плюс, Дугара он уже на какой-никакой всплеск эмоций вывел, поэтому можно и собой заняться. Руслан берёт в руки дилдо и окидывает его оценивающим взглядом. Большой. Не как у Иркутска, конечно, но всё же приличный. Такое чувство, что он шире в обхвате. На голубом силиконе проступает рельеф в виде венок, а на верхушке аккуратно обточенная головка. Енисейский пошло облизывается. Внутри всё трепещет. Какая будет реакция у Дугара если он сейчас возьмет его в рот, прям чтоб по самые гланды вошло, а в уголках глаз выступили слёзы? Он бы посмотрел на это, однако приказа не было, поэтому Руслан уже не осмеливается ослушаться — догадывается, что Дугар и так отыграется за его выходки. Красноярск выдавливает смазку на дилдо, распределяя её по всему стволу. Он закрепляет на полу присоску снизу и приставляет головку ко входу. Сердце пропускает удар, а мысли испаряются моментально, когда Енисейский чувствует скользкий силикон у растянутой дырочки. Руслан медленно проталкивает головку внутрь. Ощущается странно, явно не так как настоящий. Силикон прохладный и более твёрдый. Ахуено. На щёки наползает пьянящий румянец, в крови кипит эйфория. Зеленоглазый одним движением вставляет до конца, выводя громкий стон. Живот приятно сводит, а пальцы начинают подрагивать. Енисейский кидает взгляд в зеркало и расплывается в довольной улыбке. Им наслаждаются. Его буквально сжирают взглядом. Да, Руслан именно этого и добивается. Его хотят безмерно, и ему это нравится. Красноярск начинает двигаться, откидывая от удовольствия голову назад. Он плавно виляет тазом, пытаясь найти тот самый угол. Смазка пошло хлюпает, пока силиконовый член, то появляется, то исчезает внутри. Енисейский закусывает губу и водит по себе руками, изящно обводя ключицы, крутя и щипая соски, оттягивает кожаные ремешки на шее и на бёдрах. Он сводит брови домиком, широко открывает рот, вытягивая красивые сладкие стоны, и наслаждается собой в зеркале, вместе с тем смакуя голодный взгляд янтарных глаз. — Раком, — сквозь тяжёлое дыхание цедит Дугар. — Мгх? — зеленоглазый оборачивается на партнёра, вскидывая бровь. — Трахни себя раком, Руслан, — надменно улыбается. Младший буквально упивается своим превосходством. Стояк в штанах давно давит, кажется, на само сознание, но это ничего. Вместе с Енисейским доводить себя до предела каждый раз, чтобы разрядка было посто невероятной — отдельный вид удовольствия. Да и когда ещё он сможет увидеть такое? А вот это реально щас было хорошо. Раком так раком. Наконец-то Дугар перестал жевать сопли и начал вести игру реально так, как нужно им обоим. Нахуй даже мнимое приличие. Нахуй. Чувствовать на себе полный желания взгляд — лучшая услада для Руслана. Его бросает в жар. В груди всё сгорает дотла, подпаляя этим огнём и сознание. Блять как же хорошо. Как же правильно он сейчас сказал. Раком встать, да? Сейчас ему Руслан покажет всё, что умеет. Покажет в который раз за несколько сотен лет, но каждый раз ощущается как первый. Красноярск вынимает из себя дилдо, отрывает присоску от пола и становится на колени, облокачиваясь согнутой в локте рукой об пол, а вторую, с членом, заводя назад. Он прогибается в спине, показывая всю свою пластичность и приторно ухмыляется. Иркутск ловит себя на мысли, что ничего и никого более красивого он никогда в жизни не видел и вряд ли увидит. Изящные изгибы тела, звонкий, слегка хриплый, но такой завораживающий голос, въевшийся в саму душу химозный запах вишнёвых сигарет, волосы цвета красного вина и конечно же изумрудные радужки — всё в Руслане абсолютно восхитительно. Красноярск толкается внутрь наполовину. В такой позе дилдо ощущается по-другому. Колечко мышц слегка болезненно тянется, пропуская силикон дальше. Енисейского прошибает будто током, когда он вставляет до конца. С губ слетает протяжный стон. Сразу попал куда нужно? Похоже на то. Он поднимает помутневшие глаза на Дугара сквозь зеркало. Тот слегка прикусил губу, поглаживая стояк через ткань чёрных штанов. — Вам нравится, хозяин? — сладко тянет Енисейский, сводя брови вместе. Знал бы он, какой сейчас у Дугара шикарный вид. Хозяин? Серьёзно? Реально нарывается сучонок. Он в целом знает, что Ангарскому нравится чувствовать власть, но чтоб настолько блядски давать ему это ощущение… — Какой же ты бесстыжий, Руслан. Енисейский только пьяно хихикает. — Мне очень нравится, продолжай, — сверкает янтарными глазами Ангарский. Руслан ускоряет толчки, срывая голос похабными стонами. Ноги неконтролируемо начинают разъезжаться в стороны, перед глазами плывёт, от щёк будто жаром отдаёт, с уголков губ стекает тонкая ниточка слюны. Хочется растечься в лужицу по прохладному паркету от переизбытка ощущений. А ещё хочется кончить и, кажется, блять очень сильно. Енисейский всхлипывает, поднимая умоляющие глаза вверх, одним выражением спрашивая разрешения. Его тут же прошибает осознание, что именно сейчас случится, а следом накатывает новая волна возбуждения. В янтарных глазах отчетливо блестит чистый разврат. Вот где именно Дугар отыграется за комментарии и неподобающее поведение Красноярска. — Зажми себя у основания и вытащи, Руслан, — улыбается Ангарский, окидывая партнёра наглым взглядом. — Был бы ты хорошим мальчиком, я бы дал тебе кончить, но ты нёс всякую хуйню, — напуская на лицо гримасу наигранной жалости, брюнет только ведёт плечами. — Слишком дерзкий ты сегодня, Руслан, не находишь? Зеленоглазый сглатывает вязкую слюну, сквозь пелену сознания пропуская через себя эти едкие слова. Его кидает в дрожь. Сегодня он такой же как и обычно, но позиция саба такого поведения не предполагает. Стоило бы об этом вспомнить, хах. Наблюдать, как округляются глаза старшего, зрачки сужаются и крошатся в изумрудных радужках, а тело пробивает приторное напряжение — удовольствие редкое, почти нереальное. Наблюдать, как его наглость под властью Дугара становится пластичной и покорной, как похоть сковывается правилами игры и подчиняется воле Ангарского, раскрываясь по новой — дорого стоит. А Красноярску тоже нравится — сам же предложил попробовать. По жизни он такое влияние над душой зарубил бы еще на корню, но под томным взглядом Иркутска поздно вечером в его прокуренной квартире он готов на всё, что угодно. Старший хнычет, наигранно поджимая губы, но приказу подчиняется, зажимая кольцом пальцы вокруг основания и с пошлым хлюпом другой рукой вынимая из себя игрушку. Он откладывает дилдо куда-то подальше от себя, чтобы уменьшить соблазн, и оседает на пол, слегка обиженно стреляя помутневшими радужками в зеркало и пытаясь восстановить дыхание. Ещё немного и его щёки станут как цвет его волос. Он выжидающе выгибает бровь, наклонив голову — ждёт дальнейших указаний. Именно сейчас наступил тот момент, когда Руслан полностью покорился Дугару. И от секундного осознания абсолютного превосходства крышу сносит у обоих. — Умница. Всегда бы так, — хитро скалится Ангарский, опасно поблёскивая хитрыми глазами. — Иди сюда и помоги мне, — Иркутск указывает на пряжку своего ремня. Красноярск быстренько передислоцируется к младшему между ног, покорно расстёгивая металлическую бляшку и приспуская штаны вместе с бельём. Это такое несоответствующее для Енисейского поведение, что низ живота не просто покалывает, а беспощадно сводит. Руслан трётся щекой о внутреннюю сторону бедра, окидывая жадным взглядом истекающий смазкой член. Он поднимает хитрый взгляд прямо в янтарные радужки и пошло облизывается. Намекает видимо. — Я рад, что ты так рвёшься доставить мне удовольствие, но ты сможешь это сделать чуть позже и немного в другом виде, — под этим предложением Ангарский подразумевает фразу «у меня на тебя другие планы, дорогой». — Забирайся сверху, лицом ко мне. Дугар сейчас отказался от отсоса? Чего? Никогда такого ещё не было. Хотя вроде сейчас уже трахать должны. Вроде бы хорошо, но Руслан жопой чует где-то тут есть подвох. Однако из-за жаркого возбуждения, доведённого почти до абсолюта, мозги отказываются проворачивать сложные логические операции, поэтому Красноярск просто полностью доверяется приказу Дугара и садится к нему на бёдра лицом к лицу брюнета. Стоящий член Иркутска ощущается приятным напряжением между половинками Руслановой задницы. Его руки так правильно лежат на покрасневших от стека бёдрах, и так хорошо холодные длинные пальцы пересчитывают выступающие косточки рёбер, иногда цепляясь за кожаную портупею. — Ты такой красивый, Руслан. Просто великолепный. Ты знаешь это? — мягко улыбается Дугар, притягивая партнёра для поцелуя за своеобразный ошейник только без цепочки. Он мокро ведёт языком по губам, по-хозяйски проталкиваясь внутрь и придерживая Енисейского за волосы. А тот и рад заполучить долгожданный поцелуй. Он ощущается неким подкреплением Дугаровых слов, а так же поощрением за хорошую работу. Так стоп. А где подвох? Неужели нет? Неужели предчувствие Енисейского ошиблось на этот раз? Дугар отстраняется и быстро оглаживает худой бледный торс Красноярска. Чего-то на нём явно не хватает. Засосов, например? Например. — Вставь себе и сядь до основания, — размеренно шепчет Иркутск, зачем-то взяв запястье Руслана в свою руку. Красноярск беспрекословно слушается, щурясь от удовольствия, когда приставляет головку к разработанному входу. Он закатывает глаза, проталкивая внутрь член. Из груди вырывается пошлый стон, низ живота уже болезненно-сладко тянет. Кажется, ещё один сантиметр и Руслан кончит. Он хочет смахнуть со лба прилипшие к нему от пота прядки волос, но обнаруживает, что не может оторвать руки от бедра. Енисейский опускает взгляд вниз и понимает, что Дугар пристегнул его за кожаные браслеты на запястьях к таким же подвязочкам на бёдрах. Сердце пропускает удар, тело будто прошибает током, а с губ слетает слегка ахуевший всхлип. Сука Дугар. Какая ж ты блядь. — А теперь не шевели тазом пока я не разрешу, — пошло усмехается брюнет, ощутимо прихватывая мочку уха. Зелёные радужки округляются, и тут же по лицу расползается похотливый румянец. Сознание ведёт, картинка перед глазами будто по щелчку пальцев плывёт в нижний левый угол. Сука есть подвох. Но этот подвох настолько ахуенен, что Руслан сейчас реально сойдёт с ума от возбуждения. Красноярск звонко стонет, когда на шее расцветает краснеющий засос. Он бесстыдно выгибается в спине, подаваясь вперёд и царапая собственные бёдра насколько это позволяют ремешки, чтобы хоть как-то держать связь с реальностью. Стояк так ахуено ощущается внутри, растягивая податливые стеночки. Дугар усыпает шею, ключицу и грудь алыми засосами и мокрыми поцелуями. Он задерживается на сосках, слегка покусывая и посасывая их, пока руками стискивает алеющие бёдра. Руслан удовлетворённо хнычет, отзываясь на каждое прикосновение вымученным громким стоном. Всё тело будто в лихорадке бьёт. На уголках глаз наворачиваются слёзы, когда Ангарский сам смещается внутри буквально на пол сантиметра, утыкаясь в простату. Красноярск сейчас натурально взвоет от этой пытки, а Дугар продолжает покрывать его тело поцелуями и мелкими укусами. Старший уже почти в бреду невнятно всхлипывает какие-то обрывки фраз вперемешку с мольбами разрешить ему двигаться. — Нгх-х, прошу, мм-могу я начать дви-ах-гаться? Прошу..! — Тебе так тяжко выносить наказание за свою дерзость, да? — стреляет надменным взглядом Дугар, больно кусая где-то под ребром и тут же зализывая это место под звонкий выдох партнёра. — Пожалуйста… — выводит Красноярск, ломая домиком брови. Ангарский смахивает маленькие слезинки с горячих щёк и ловит губами губы Енисейского. Смотря на такого Руслана, ему можно простить абсолютно всё, тем более простое непослушание. — Можно, — шепчет Иркутск. Красноярск подмахивает тазом, пока и сам Дугар вбивается в него снизу. Хаотичные рваные толчки связывают в единый узел мысли и жаркие колющие ощущения внизу живота. Руслан бессвязно всхлипывает, мокро целуясь с Ангарским, руки которого до синяков стискивают бёдра старшего. Оба уже на пределе, и оба это понимают. — Хозяин, могу я кончить теперь? — мямлит Красноярск, находясь, кажется, уже не на этой планете. Он откидывает голову, совершенно бессовестно вскрикивая до сорванного голоса. — Можешь, — Дугар шипит, когда Енисейский снова насаживается до основания, сжимая его и так узкими стеночками. Руслан обильно изливается, забрызгав белёсой жидкостью свой живот и торс Дугара. Он устало роняет голову младшему на плечо, тяжело дыша. В ушах звенит, а перед глазами роятся чёрные точки. Красноярск понимает, что партнёр ещё не кончил и нужно бы ему помочь, но в данную секунду он ничего не может сделать. Это опять же не похоже на него. Обычно после первого оргазма у него ещё есть силы и на коленях, и раком постоять, а тут ощущение такое, будто его уже часов 5 сряду ебали. Вот как Дугар оказывается умеет. — …Руслан? Руся? — вынимает его из послеоргазменной неги голос Ангарского. — Как ты? — он ласково проводит ладонью по красной щеке Енисейского. Такой растрёпанный, вытраханный и крайне довольный. Идеальный. Красноярск только кивает, слабо улыбаясь, — значит всё хорошо и у него реально передоз приятных ощущений. Дугар отстёгивает его запястья от бёдер, и Руслан обнимает Ангарского, прижимаясь к нему всем телом. Так они сидят несколько секунд, как вдруг Иркутск чувствует, что ему по спине слегка скребут подпиленными ноготками, а ухо опаляет тихий шёпот. — Мой хозяин ещё не кончил. Что мне нужно сделать для этого? Я хочу до конца быть хорошим мальчиком, — мурлыкает старший, ластясь к Ангарскому. Не видно, но Дугар знает, как наигранно-сладко сейчас ухмыляется Руслан. Брюнета заново пронизывает не успевшее отступить возбуждение. — Просто встань на колени и ляг торсом на кресло. Заведи руки за спину, а дальше я всё сделаю, — мерно шепчет, мажа мокрым поцелуем в место между шеей и плечом. У него действительно ещё кипит страсть, перемещенная с эйфорией, и ему нужно выпустить её наружу. Руслан сползает с кресла, даёт Дугару тоже отойти, а после делает как ему приказали: встаёт на колени, облокачиваясь торосом на место, где только что сидел Ангарский, и заводит руки за спину, призывно виляя задом и прогибаясь в пояснице. Дугар жадно облизывается, со всего размаху приземляя ладонь на задницу Енисейского. Тот звонко стонет, что аж от стен комнаты эхом отражается, а член снова встаёт. Неужели старший и сегодня кончит во второй раз? Иркутск обхватывает одной рукой запястья партнёра, сковывая их за спиной, а второй рукой прижимает голову Руслана к кожаной обивке сидения. Он резко входит сразу на всю длину, шумно выдыхая в потолок. Красноярск вскрикивает, снова напрягаясь всем телом. Зеленоглазый под брюнетом извивается, шипит и беспорядочно стонет, пока его втрахивают в кресло. Из уголка рта тонкой ниточкой стекает слюна, пачкая мебель. Это так правильно. Мозги так правильно расплываются во второй раз. Дугар так правильно ебёт его на полу. Рельеф паркетной доски неприятно впивается в колени, но это не важно, вообще не важно, когда по комнате разносятся мокрые шлепки кожи об кожу от быстрого рваного темпа и громкие похабные стоны обоих, теперь уже в унисон. Мысли плывут, в ушах начинает шуметь: Иркутск чувствует долгожданную разрядку. Он закатывает от удовольствия глаза, откинув голову назад. Липкий горячий узел в животе развязывается. Пару раз довольно простонав брюнет кончает внутрь, на половине процесса вынимая и обрызгивая семенем ещё и ягодицы старшего. Ангарский оседает на пол, предварительно мягко поцеловав Русю в загривок. — Теперь сессия закончена, — выдыхает Иркутск, восстанавливая дыхание. — Как тебе? — Я кончил ещё раз, — мурлыкает Красноярск, распластавшись по креслу. — Это было очень хорошо, хах. Хороший вечер, — остатками похоти улыбается, — надо почаще такие проводить.