strawbelinch

      Джон просыпается с мелкой дрожью, пробегающей по его спине. Он удручённо стонет, щурясь от яркого утреннего света, просачивающегося через окно прямо в глаза. Еще довольно рано, но тело не собиралось больше позволять снова погрузиться в сон. Шатен покрыт холодным потом, а между ног, оказывается, к тому же пульсирует болезненная утренняя шишка. Отличное комбо, не так ли? Им овладевает очень знакомое, сильное чувство, стремительно разгоняющее кровь по венам. Эта зудящая потребность засунуть свой член во что-нибудь влажное и сочное...       Джон переворачивается, рука ложится на пустую и холодную сторону кровати, — Линча сегодня нет рядом с ним.       Почему?       Джон оглядывает комнату сонными глазами, но прежде чем успевает расстроиться, он слышит какой-то тихий стук и мягкое жужжание, доносящиеся из другой комнаты. Он медленно вылезает из кровати, по дороге с пола подбирая разбросанные носки и тапки, даже не удосужившись надеть какую-либо верхнюю одежду кроме майки, и бредет к открытой двери, ведущей в гостиную и кухню. Его твердый член радостно вздымается солдатиком, когда он видит своего возлюбленного.       А Линч, кажется, сегодня в хорошем настроении.       Ему явно весело вставать так рано, наслаждаясь теплыми лучами утреннего солнца и в одиночку занимаясь утренней рутиной в полной тишине и комфорте, пока остальные дремлят. Из-за этого забавного факта Эванс прозвал его «ранней пташкой». Егор напевает тихую мелодию и покачивает бедрами в такт своему мысленному ритму. Черные волосы падают на шею беспорядочными прядями, все еще спутанными ранее с пушистой подушки. Он скачет, как маленький возбужденный цыпленок, рядом с кухонной стойкой: приподнимается на цыпочки, а красивые, стройные ноги легко ступают по холодным плиткам пола, очень тихо, очевидно, стараясь не разбудить своего соню слишком рано. И это так трогательно. Это восхитительно, и в любой другой ситуации этот вид заставил бы Джона ворковать и нежно улыбаться, но жаждущий жар внизу живота затуманивает разум.       К ужасу или к счастью писателя, Линч надел свой любимый розовый фартук, весь в крошечной клубничке. Джон в шутку подарил ему его на Рождество в прошлом году, а журналист начал на полном серьёзе использовать; вот почему он любимый. Когда Джон увидел его в магазине, он напомнил ему сладкий клубничный аромат, по непонятным причинам постоянно исходящий от Линча в любой поре года.       Мило. Обожаемо. Оказывается, на Линче больше ничего нет? Фартук держится только на ремешке сзади, который парень завязал бантом. Он дразняще короткий, кружевные розовые оборки касаются кожи, подчеркивая идеально гладкий округлый изгиб его ягодиц. И то, как Линч покачивает бедрами, значительно ухудшает ситуацию, потому что при каждом движении упругая попа слегка подпрыгивает и восхитительно покачивается.       Эванс мысленно матерится, сглатывая комок в горле. Во рту внезапно становится очень сухо.       Егор очень сосредоточен на готовке, сфокусировав взгляд и прикусив губы, поэтому не замечает, что за ним наблюдают. Линч, ведущий себя словно самая очаровательная домохозяйка, будто еще сильнее наполняет этот дом теплом и комфортом. Именно этого им не хватает после тяжелых и нервотрепных заданий. Он замешивает тесто для блинчиков и нарезает фрукты, стараясь не шуметь из-за звона посуды и стука ножа по разделочной доске. Но это последнее, на что Джон сейчас может обратить свое внимание. Он преодолевает расстояние и всего за несколько шагов прижимается к чужой спине, останавливая парня на полпути.       — Твою мать! — Линч вскрикивает от неожиданности, но сразу же расслабляется, узнавая, кому принадлежат эти прикосновения. Джон всегда обращается с ним бережно, пытаясь не навредить и как-либо доставить дискомфорт: иногда Линч не замечает этого, ведь умелые, ловкие и полные страсти движения Джона полностью отвлекают его от всего происходящего, поэтому он даже на секунду не задумывается о том, что тот продолжает о нем заботится, даже когда у них происходит бурный секс. Джон обнимает его за талию, улыбаясь родному смеху, притягивая еще ближе, и утыкается носом в изгиб шеи, громко и глубоко втягивая воздух и вдыхая сладкий аромат возлюбленного, — на ощущение клубники со сливками. — Доброе утро, — Линч вздыхает приветствие шепотом, немного приятно удивленный такой привязанностью.       — Я сильно соскучился по тебе... — Кивает Джон, оборачивая голову журналиста к себе вполоборота и заглядывая в того малахитовые глаза. Знакомый запах впитывается в него, он зачарованно смеётся и потирается щекой о оголённое плечо, вызывая на лице черноволосого усмешку.       — Скучал по мне? — Егор пытается полностью обернуться к Эвансу, однако тот так сильно и вплотную прижимается к его спине, что не удается даже на малость отодвинуться. — Все настолько плохо?       Утренняя, да и в принципе хроническая тактильность писателя всегда удивляла, Линчу до начала их отношений вообще казалось, что Джон совершенно не тактильный и максимально отстраненный от физического контакта человек, но со временем развития их тесных отношений во всех смыслах Джон приятно поразил его. Он постоянно находил необходимость поддерживать физический контакт: то утром при наплыве тактильной волны зацелует так, что прикосновения будут казаться щекотливыми, то внезапно прижмется с какой-либо стороны и обнимет до ощущения сломанных ребер и порхающих бабочек в животе. Да и полапать лишний раз он не ограничивал себя в возможности.       Мягкие поцелуи покрывают чувствительную шею Линча, рассыпаются вдоль загривка до лопаток, обсыпанных обворожительными родниками. Руки начинают двигаться по талии вниз к бёдрам, а затем ещё ниже. Значительно ниже.       — Так сильно... — Шатен выдыхает прямо в ухо Линчу, вызывая расслабленный тихий стон, и ещё теснее сдавливает возлюбленного в своих медвежьих объятиях. Холодная дрожь пробежала по спине. Пальцы двигаются мягко, щекотя кожу подушечками, но довольно твердо, нетерпеливо блуждая по бедрам, сжимая и массируя изгибы журналиста. Горячее, тяжелое дыхание щекочет шею Егора, и тот быстро улавливает желание Джона.       Линч медленно расправляет плечи, становясь немного прямее, и когда его бедра отодвигаются назад, задница внезапно ощущает очень горячий и твердый член, упирающийся прямо в нее.       — Мм... Джон...? — Линч хихикает, теплый румянец разливается по щекам, а Джон в ответ молчит, лишь улыбается, уткнувшись в чужую шею, крепче сжимая его руками и скользя под фартук на внутреннюю поверхность бедер. Парень снова задыхается, его дыхание становится более учащенным и неглубоким, поскольку чувствительное тело быстро нагревается под прикосновениями Джона. — Я готовил завтрак... — шепчет он, приоткрыв рот, делая крошечные вдохи между каждым словом — А ты разве не голоден?       — О, я... — Эванс подается вперед еще сильнее, двигая бедрами маленькими, нуждающимися кругами, прижимаясь к заднице зеленоглазого, — я просто умираю с голоду. — Низкий голос горячей волной щекочет шею Линча, заставляя табун мурашек пробежать по всей коже. Его глаза закрываются, в голове возникают прекрасные образы от того "голода", о котором говорит его возлюбленный. — Я очень голоден, ты не представляешь, насколько. — Джон продолжает водить языком по родной шее, заставляя старшего дрожать под ним, — Хочу поглотить тебя, мурлык.       Его руки быстро перемещаются обратно вверх, мягко скользя под шелковый фартук и обхватывая набухшие и вставшие соски журналиста.       — М-м, Джон... — Линча буквально пробирает предательской дрожью, когда большие и указательные пальцы Джона касаются его нежных сосков. Они очень чувствительные, особенно по утрам. Еще мягкие и пухлые, но как только писатель начинает с ними играть, они немного подрастают и превращаются в твердые, упругие маленькие бутоны.       Егор стонет снова и снова, тихие звуки вырываются из его рта каждый раз, когда шатен касается его сосков. Он тянет и щиплет их, трет гладкими подушечками пальцев, быстро заставляя парня быть таким же возбужденным, как и он сам.       — М-м-м, блять! — Линч снова опускает голову на плечо Эванса, крепко сжимая пальцами прохладную столешницу. Он чувствует, как член, уткнувшийся сзади в него, становится тверже, а киска наполняется теплом и влагой. Ощущение пустоты внутри невероятно возбуждает и в то же время удручает. При возбуждении Линч всегда течет как сука. Он еще немного отклоняет бедра назад, чувствуя, как твердый член нетерпеливо скользит между его румяными ягодицами, заставляя Джона прорычать от ощущения, как его головка прижимается к горячему, влажному влагалищу. Руки инстинктивно сильнее сжимают клитор журналиста, бедра подаются вперед, чтобы усилить трение.       — Не двигайся, — шепчет Джон на ухо, и в этот момент его прикосновение исчезает, чему Линч сильно удивляется. Он почти падает вперед, прислонившись к кухонной стойке, когда Джон убирает от него руки и опускается на колени. Его руки щекотливыми прикосновениями скользят по бедрам брюнета, прежде чем резко скользнуть вверх, отодвигая розовые оборки в сторону.       — Джон? Мурлык, ты чего?...       — Черт... — ругается парень, теперь его глаза находятся на уровне упругой задницы Егора.       Шлепок.       — Джон!       Шлепок.       — Ах, Джон!!       Шлепок.       Шлепок.       Шлепок и еще один шлепок.        — Блять-блять-блять! — Взвизгивает Егор, крупно начиная дрожать, когда родная рука снова и снова ударяет его по заднице, разлившейся кровоподтеками. Он прислоняется к стойке, потому что его бедра дрожат, ноги внезапно слабеют, а тело с каждой секундой становится все горячее и неконтролированнее.       Джон удовлетворенно хмыкает, наблюдая, как покачивается задница Линча, как нежная кожа становится все более красной после каждого шлепка. Парень восхитительно извивается, перенося вес с одной ноги на другую, нервно потирая бедра друг о друга. Его мягкая розовая киска становится влажной, покрываясь естественной собственной смазкой. Писатель обхватывает попу и проводит большими пальцами по нижней стороне, раздвигая щеки и растягивая крохотную дырочку влагалища.       — Такая красивая... — он издает еще одно голодное рычание, прежде чем уткнуться лицом прямо внутрь, вызывая сверху яркий протяжный стон.       — Уфф, черт возьми! — Линч стонет громче от внезапного ощущения. Его слишком резко и неожиданно толкают вперед, заставляя локтями стукнуться о твердую поверхность столешницы и кое-как в миг ухватиться за полку, находящуюся сверху над головой. Лишь мгновение Джон вылизывал его, а теперь бесстыдно нагнул, становясь сзади в полный рост и направляя свой член прямо в маленькую дырку.       Его бедра немедленно отклоняются назад, сопротивляясь давлению, а Эванс будто бы становится быстрее и напористее с каждым толчком. Узкая маленькая щелка послушно проглатывает каждый толчок, чем-то отличающийся от каждого предыдущего, пока не наберет определенный темп, красиво и громко, с чмоками, всасывая твердый член. С каждым разом, когда Джон выходит, оставляя внутри обжигающего до дрожи влагалища головку, из киски журналиста вытекает все больше и обильнее природной жидкости. Стойкий запах клубники настолько ошеломляет, что Джон ловит от него кайф, как безнадежный наркоман.       — Черт, Линч... Твоя киска такая влажная и текущая, — и это действительно так: хлюпанье и чмоки, которые издает текущая киска, слышны даже за пределами кухни; их отлично дополняет ритмичный звук толчков, наконец подстроившихся под один определенный такт, — Ты такой горячий и нуждающийся... Сводишь меня с ума, чертовка, — Джон усиливает хватку, оставляя красные, жгучие следы на румяной заднице Линча, — Я собираюсь кончить в тебя, кроха.       — Да-да! — Линч отчаянно кивает, едва ли оглядываясь через плечо из-за сильных толчков, и начинает отчаянно кричать в окончательном бессознательном состоянии: — Наполни меня, умоляю!       Егор так красиво умоляет, как настоящая принцесса. Вид больших заплаканных глаз и слюнявого рта буквально отправляет Джона в стратосферу. Он замедляется, погружаясь по самые яички резкими, методичными толчками, выплескивая все семя внутрь своего возлюбленного, наполняя его до тех пор, пока его маленькое влагалище больше не выдерживает и несколько капель не выплескиваются наружу. Джон догадывался о том, что потом Линч, придя в сознание, будет бурчать по этому поводу.       Джон наконец выходит и отпускает бедра Егора. Тот чуть не падает, не в силах нормально стоять на ослабевших ногах, однако ему все же удается удержаться, приземлившись сначала грудью на столешницу, пока писатель с гордостью смотрит на густые капли спермы, смешанные с естественной смазкой, вытекающие из киски Линча, а затем медленно стекающие по его изящным бедрам вдоль до лодыжек, отчего они выглядят восхитительно блестящими.       — Ахах, блять, — Эванс вытирает пот с лица, на его губах появляется самодовольная ухмылка — Именно такой завтрак я бы ел каждый день.       Линч в ответ качает головой и тихо хихикает, все еще уткнувшись лицом в свои дрожащие предплечья.       — В итоге я начну в обед просыпаться, если ты продолжишь в том же духе.       — Тогда еще один раунд? — Смеется Джон, едва уворачиваясь от летящего кусочка клубники, прежде чем тот попадает ему в лицо.