Проходя бесчисленные повороты пещер Линси, Шэнь Цинцю, как обычно, был на взводе. Кончики пальцев потрясывало то ли от возбуждения, то ли от нервозности, то ли от усталости, а то и от всего разом, но хозяину пика Цинцзин сейчас было не до причинно-следственных связей. Долгие хождения по наполненным свежим воздухом тоннелям должны были успокоить, но лишь раздражали, как будто все эти ходы намеренно задерживали Шэнь Цинцю, пытаясь остановить его рост в совершенствовании.
Однако вскоре заклинатель нашёл нужную пещеру и взглядом скользнул по исщепренным выбоинами от меча и покрытым старыми брызгами крови стенам. Невольно вспомнилось, как Юэ Цинъюань становился необычно молчалив в этом месте. Шэнь Цинцю часто казалось, что решение этой загадки совсем близко, но оно каждый раз ускользало от сетей чёткой формулировки.
Шэнь Цинцю мотнул головой, прогоняя лишние в этот момент мысли, и сел на прохладный светлый камень, слегка поежившись от пробежавшего по разгоряченному телу холодка, и плавно принял позу для медитации.
Сосредоточиться было непросто: перед глазами мелькали презрительные взгляды, в ушах стояли мерзкие шепотки, и все это вызывало тяжелую и непонятную массу эмоций, от которых Шэнь Цинцю готов был сорваться с места, вынуть Сюя из ножен и если не разнести всю пещеру к чертям, то хотя бы пополнить число выбоин от меча на стенах. И уже когда ладонь потянулась к заветной рукояти, он резко выдохнул и вместе с тем вытолкнул из подсознания посторонние мысли и сосредоточился, редко отдернув ладонь и вернув её на колено. Верно. Важно не это. Никаких взглядов и шепотков больше не будет, когда он станет сильнее. Сильнее всех них.
Однако стоило Шэнь Цинцю окончательно успокоиться, доведя наконец сознание до состояния замершей водной глади, как он четко услышал посторонние звуки и почувствовал, как по коже пробежали мурашки от расходящихся рядом волн неуравновешенной энергии. Похоже, небеса в очередной раз решили помешать совершенствованию Шэнь Цинцю, что вновь заставило кончики его пальцев подрагивать от плохо сдерживаемой ярости.
«Здесь что, проходной двор?!» — хотя до этого никто не появлялся, гневно подумал Шэнь Цинцю, вскакивая с уже слегка потеплевшего камня и направляясь к выходу из злополучной пещеры с явным намерением задать хорошую трепку посмевшему помешать его медитации.
Некий источник продолжал распространять нервные потоки энергии, впрочем, слишком слабые, чтобы заставить Шэнь Цинцю хотя бы отмахнуться. Однако меч, сверкнувший совсем рядом с лицом заклинателя, стоило ему выйти из пещеры — он едва успел уклониться — стал не самой приятной неожиданностью. Еще более неожиданным стало узнать этот чертов меч, и теперь поведение незваного гостя перестало быть загадкой, как и его чертова личность.
Взмахом меча легко отразив новую напасть метущегося, как зараженная мошка, Чэнлуаня, Шэнь Цинцю инстинктивно отпрыгнул в сторону, и инстинкты его не подвели: мгновение спустя откуда-то со сводов пещеры свалился Лю Цингэ. Вот уж действительно, как снег на голову.
— Плохо тебе жилось, пауком решил стать?! — вполне отправданно возмутился Шэнь Цинцю и, резко выбросив руку в сторону, поймал вновь полетевший в него Чэнлуань и молниеносно всадил в камень пещеры по самую рукоять, припечатав духовной энергией.
Меч еще некоторое время подрагивал в потугах, но в итоге застыл. Тогда хозяин пика Цинцзин обернулся к напавшему, и все сомнения относительно его догадки тут же рассеялись — у Лю Цингэ определенно было искажение ци.
Хозяин пика Байчжань взирал на него, как раненый зверь на нежданно подвернувшуюся добычу, и, поднимаясь на пошатывающихся ногах, очевидно, готовился атаковать. Растрепанные тёмные лохмы торчали, как солома, лишь добавляя его и без того не самому аккуратному образу дикости.
«Добить его сейчас не составит труда, — пронеслось в голове у Шэнь Цинцю, пока он спокойно смотрел, как Лю Цингэ медленно приближается. Захотелось раскрыть веер, но надо было оставаться готовым в любой момент отразить атаку. Ещё со времен ученичества при У Яньцзы убийство стало для Шэнь Цзю тем самым коротким путем, который все же отягощал последствиями. — Однако…»
— Однако для тебя это будет слишком легкой участью, — усмехнулся хозяин пика Цинцзин, перехватывая занесенную для удару чужую руку и заламывая ее противнику за спину.
Теперь обезумевший Лю Цингэ был прижат к земле и тяжело дышал без возможности сделать лишнее движение.
— Сначала я одолею тебя и растопчу твою чертову воинскую гордость, и уже потом… Я тебя убью, Лю Цингэ, — перейдя на яростный шепот, закончил он, и принялся вливать в шиди чистую ци.
Тот, конечно, если и расслышал его слова, точно их не понял, ведь это и без того олицетворение фразы «сила есть, ума не нужно» сейчас не было способно на мыслительные процессы вообще. Шэнь Цинцю злорадно отметил, что все наконец на своих местах.
Лю Цингэ еще немного подергался, сдирая в клочья свои и без того потрепанные когда-то белоснежные одежды, как до этого дёргался его меч в пещерном камне (вот уж воистину, каков хозяин, таково и оружие), но со временем тоже успокоился, постепенно приходя в себя.
У Шэнь Цинцю выступил холодный пот — он еще не стабилизировал собственные потоки ци после прерванной медитации, и пытаться выровнять чужую циркуляцию энергии в таком состоянии было такой себе идеей, но как будто у Шэнь Цинцю был выбор. Впрочем, как и всегда. Так что осталось лишь продолжать, сжав зубы, и надеяться, что своими стараниями он не усугубит чужое положение.
И уже, казалось, прошло время, достаточное для сгорания палочки благовоний, когда хозяин пика Цинцзин наконец оторвал от Лю Цингэ руки и тут же поднялся на ноги, спешно возвращаясь в свою тихую ненаглядную пещеру. Если Лю Цингэ узнает, что это он его спас, он… Самое ужасное, если решит, что Шэнь Цинцю на самом деле «хороший». Еще ужаснее, если начнет испытывать благодарность. От этих мыслей заклинатель скривился, будто целиком заглотил лимон. О нет, будет еще отвратительнее, если этот поганец решит вернуть долг и будет всюду следовать по пятам, дожидаясь возможности «спасти» Шэнь Цинцю и сбросить с себя это бремя. А то и сам эту возможность создаст, наплевав на свою воинскую доблесть, которой на самом деле, конечно же, никогда и не было.
Однако судя по тому, что его так и не окликнули, заклинателю удалось уйти незамеченным. Зная нрав Лю Цингэ, он бы не преминул на месте устроить допрос, почему это ненавидящий его Шэнь Цинцю вдруг возжелал его спасти. Разумеется, в таком случае хозяин пика Цинцзин бы от него попросту отмахнулся, но сейчас, собираясь уйти в медитацию, он определенно находился в невыгодной позиции — его легко было бы достать.
Во второй раз усевшись на успевший вновь охладеть камень посреди пещеры, Шэнь Цинцю мгновенно отмел все лишние мысли и на этот раз таки ушел в медитацию, как полагается.
***
С того события прошло некоторое время. За этот период, сразу после выхода Шэнь Цинцю из медитации, на хребет Цанцюн успели напасть в конец обнаглевшие демоны (даже Радужный мост пытались разрушить!), которые, впрочем, были легко и быстро подавлены им и Лю Цингэ.
Последний признаков несказанной благодарности за спасение вроде как не выказывал, разве что стал молчаливее в присутсвии Шэнь Цинцю, на основе чего хозяин пика Цинцзин решил, что в тот злополучный день действительно не был замечен.
Но кое-что все-таки изменилось: теперь заклинатель отчетливо ощущал на себе постоянные взгляды, вонзавшиеся в него, словно стрелы. Теперь он был готов поклясться, что ему не казалось — его действительно постоянно обсуждали за его спиной. Притом не столько адепты разных пиков, сколько сами хозяева этих пиков. Шэнь Цинцю инстинктивно хотелось то почесаться, то закрыться руками, спасаясь от нежеланных взглядов, то заткнуть уши, лишь бы не слышать спутанные обрывки едва различимых разговоров.
И, что самое страшное, он не понимал значения этих взглядов. Обычно они выражали четко презрение, раздражение или ненависть (Юэ Цинъюань со своим вечно усталым взглядом не в счет). Эти же взгляды были смешанными и будто…неуверенными? Шэнь Цинцю не понимал, не мог понять, и неизвестность и неопределенность выводили из себя гораздо больше, чем четко выражаемые эмоции.
Это из-за того, что он недостаточно повысил свою силу после медитации? О нем снова поползли незнамо какие слухи? Да что, черт возьми, произошло?
беситбеситбеситбесит
В общем, ничего удивительного в том, что скачки настроения хозяина пика Цинцзин стали гораздо стремительнее, не было. Но явно не для его учеников. Теперь от их учителя веяло совсем уж угрожающей аурой, и даже Нин Инъин или Мин Фань боялись лишний раз показаться ему на глаза, что уж говорить о других учениках, в особенности Ло Бинхэ, который в последнее время неплохо себе жил, не страдая от учительских побоев (хотя его преданные и усердные ученики пытались заменить наставника в этом нелегком деле).
Но Ло Бинхэ, не понимающий, то ли ему радоваться затишью, то ли его вскоре вышвырнут с пика, никак не ожидал вечером, возвращаясь с ведрами воды для ненаглядных шисюнов, увидеть среди чуть покачивающегося на ветру бамбука едва различимую в потемках, однако безошибочно узнаваемую по ауре фигуру. И Ло Бинхэ, наверное, прошел бы мимо, не набравшись смелости подойти, если бы это фигура не сидела, сжавшись в комок, боромоча неясно что и прислонившись спиной к бамбуку так, словно этот человек бредил.
В панике побросав ведра с водой и лишь услышав плеск, он бросился к учителю и присел рядом на корточки, неуверенно протянув к Шэнь Цинцю руку.
— У-учитель? — запинаясь, позвал он, и втянул голову в плечи, задрожав, когда заклинатель поднял на него взгляд широко раскрытых и опасно сверкающих в темноте глаз.
— А… Это ты, — он усмехнулся, а голос его звучал непривычно тихо.
Шэнь Цинцю тупо уставился на замершего перед ним ученика, разрывающимся между животным испугом и желанием помочь.
Он тоже… Ха, этот мелкий звереныш, учитывая его незаурядные способности, определенно уже мечтает о том, чтобы сместить учителя с поста хозяина пика. Ну конечно, что еще могут хотеть мерзкие баловни судьбы вроде него — он как чертов Лю Цингэ: и родители есть, и духовная сила бьет ключом, и на пик эти крысы сумели поступить вовремя. Конечно, они сейчас смотрят на Шэнь Цинцю свысока и смеются за его спиной. Мерзкие-мерзкие-мерзкие… Ну давай, беги к мамочке, она у тебя хотя бы есть… Хотя бы была…
Шэнь Цинцю, снова забыв, где находится, ушёл в свои мысли. Но вновь сфокусировав взгляд на лице звереныша, заклинатель встретился с потрясенным, полным неверия взглядом. Он что, сам не заметил, как высказал свои мысли вслух? И с какого момента, интересно? Хотя какая уже разница…
Ло Бинхэ в это время набрался достаточно храбрости, чтобы осторожно, едва ощутимо положить руку учителю на плечо.
— У вас… не было матери? — неуверенно начал он и сразу понял, как глупо это звучит, так что поспешил исправиться. — То есть, вы ее не помните? Я… Я тоже не помню матушку, родившую меня. Меня на самом деле подобрала моя новая матушка из реки и заботилась обо мне, но потом…умерла… — Ло Бинхэ погрустнел, вспоминая мать, и поднял взгляд на учителя.
Тот продолжал смотреть на него с вялым интересом. Ученик понял, что его история вряд ли как-то сможет утешить учителя, если не сделает хуже.
— Вы… Хотите, я расскажу сказку, которую мне рассказывала раньше матушка? — неожиданно для самого себя предложил он.
Но мама действительно всегда ассоциировалась у Ло Бинхэ с теплыми объятиями, улыбками и сказками на ночь.
И, в воспоминаниях оставив эти сказки с собой, мальчик был бы рад ими поделиться.
Голова Шэнь Цинцю работала медленно. Сказки… Да, кажется, в семьях избалованным детишкам обычно рассказывают сказки на ночь. Помнится, Ци-гэ тоже рассказывал Шэнь Цзю что-то подобное, но его сказки, судя по бесчисленным сюжетным дырам, он придумывал сам, и о недостатках этих не иначе как россказней Шэнь Цзю никогда не стеснялся поведать. Но все же от сказок старшего, какими бы лишенными логики они ни были, всегда веяло чем-то…приятным. Интересно было бы послушать нормальные сказки, придуманные писателями.
Шэнь Цинцю не знал, высказал ли снова свои мысли вслух или его молчание было расценено как согласие, но вскоре Ло Бинхэ начал:
— Однажды жил-был один храбрый юноша…
***
Лю Цингэ знал, что заявиться на пик Цинцзин глубокой ночью — такая себе идея. Ему либо не удастся пробудить хозяина вовсе, либо удастся, и тот вернется обратно ко сну, предварительно выпинав Лю Цингэ восвояси. Однако сейчас, кардинально все обдумав, последив за самим Шэнь Цинцю, поговорив с главой школы и даже проведя небольшое расследование, хозяин пика Байчжань не мог хотя бы не попытаться. Нет, ну серьёзно, это ведь дело жизненной важности, а учитывая характер Шэнь Цинцю, затишье лишь наводило страх. Уж лучше как обычно, на повышенных тонах, быстро все решить, чем тянуть.
Пребывая в раздумьях об этом всем, Лю Цингэ проходил через бамбуковый лес к хижине хозяина пика, когда краем глаза заметил чей-то силуэт в ночи и настороженно всмотрелся в него, положив ладонь на рукоять меча, и после бесшумно приблизился. И каково же было его удивление, когда он увидел там самого хозяина пика Цинцзин, сидящего среди прямых зеленых стволов. Сначала заклинатель решил, что ему привиделось и подошел ещё поближе, дабы убедиться в этом, но при ближайшем рассмотрении его охватил такой шок, что впору было задуматься, а не бредит ли он.
Потому что Шэнь Цинцю мало того что спал, сидя прямо на земле, так еще и посапывал прямо в объятиях ученика, которого — Лю Цингэ был уверен — тот ненавидел. Еще и этот самый ученик с серьезным видом приложил палец к губам, призывая сохранять тишину, и даже не удосужился хотя бы голову склонить, чтобы попривествовать шишу.
И Лю Цингэ просто назло оборванцу (и немного его учителю) уже хотел было разбудить Шэнь Цинцю, однако, уже открыв рот и переведя на того взгляд, замер. И без того бледное лицо хозяина пика Цинцзин, омываемое лунным светом, выглядело так непривычно спокойно, расслабленно и безмятежно, словно он был не человеком, а небожителем, успевшим познать на себе тяготы этого бренного мира, очернившего его душу.
Вздохнув, Лю Цингэ решил, что разговор с Шэнь Цинцю можно немного отложить. В последний раз стрельнув в мальчишку недовольным взглядом и стараясь не смотреть на лежащего в его объятиях заклинателя, хозяин пика Байчжань удалился.
***
Наверное, это пробуждение Шэнь Цинцю мог отнести к одному из тех немногих в своей жизни, которые можно назвать спокойными и даже приятными. Обычно он просыпался с тяжестью после не самых приятных снов, а узел неясных чувств где-то в груди затягивался с каждым разом все сильнее. Но сегодня, даже несмотря на то, что вместо стены бамбуковой хижины он видел пусть и все тот же бамбук, но растущий из земли, так еще и сидел прямо на этой холодной земле, он готов был остаться так еще ненадолго.
Однако довольно быстро в сонное сознание закралась мысль, что что-то явно не так. И это прямо-таки вопиющее «не так» он окончательно осознал, когда откуда-то сверху раздалось сопение.
Подняв голову, Шэнь Цинцю чуть не упал в обморок невзирая на то, что едва проснулся. Наконец догадавшись осмотреться, заклинатель понял, что все это время сладенько посапывал в кольце рук не кого иного, как звереныша Ло Бинхэ собственной персоной. И этот звереныш был неожиданно теплым, даже как-то чересчур, еще и красным, будто намеревался побыть печкой. Выбравшись из его объятий, Шэнь Цинцю поднялся с земли и отряхнулся, с неудовольствием отметив, что сзади остались пятна грязи. Снова переведя взгляд на ученика, он с досадой закусил губу. Воистину, это демон во плоти! Надо же было так подгадать момент, чтобы обнаружить его, Шэнь Цинцю, хозяина пика Цинцзин, в таком состоянии, но мало того — еще и утешить, как какого-то жалкого ребенка!
Стараясь успокоиться, заклинатель медленно выдохнул.
«Звереныш едва ли отважится кому-то об этом рассказать, а если и отважится, едва ли ему кто-то поверит», — успокоив себя этой мыслью, Шэнь Цинцю собирался было направиться в свою бамбуковую хижину, но замер, прикинув, что здесь снова что-то не так.
Не окончательно сформировав свою догадку, он пнул по-прежнему спящего ученика носком сапога. Никакой реакции. Шэнь Цинцю пнул посильнее. Ло Бинхэ завалился набок, но так и не очнулся, лишь замычал, будто от боли. Присев перед ним на корточки, Шэнь Цинцю, надвинув рукав на тыльную сторону ладони, приложил ее ко лбу звереныша. Даже сквозь ткань явственно ощущался исходивший от тела ученика жар, так что вывод был очевиден: он сильно заболел.
— Что ж, неудивительно, учитывая, что он всю ночь провел на холоде, — лишь пожал плечами Шэнь Цинцю, вновь поднимаясь на ноги. — Думать надо было.
Он уже собирался было вернуться к намеченному до этого пункту назначения, когда глаза Ло Бинхэ приоткрылись, и он слабо пробормотал ожидаемое и несколько раздражающее:
— Учитель…
Шэнь Цинцю смерил его оценивающим взглядом.
«Интересно, что звереныш предпримет теперь? Будет угрожать, что разболтает всем, какой его учитель жалкий? Возможный исход, учитывая, что причин для ненависти ко мне у него хоть отбавляй. Решит подлизаться, чтобы потом ударить со спины? Тоже вполне вероятно, если только ума хватит на подобный шаг. А может…»
— Учитель, я… Знаю еще сказки, — тихо и неуверенно, но оттого не менее резко прозвучало снизу.
В этих словах слышались такие надежда и даже мольба, как будто сказками он мог заставить учителя не отворачивается от него. Это было неожиданно, правда неожиданно, и Шэнь Цинцю в эту секунду готов был поверить, что мальчишка искренне желает ему добра. Но лишь на секунду, и секунде тоже суждено было пройти…
— Я-я… Я могу приготовить вам то, что готовила мне мама! — Ло Бинхэ чуть ли не рыдал, и будь у него силы, наверняка уже хватался бы за подол учительских одежд (как хорошо однако, что у него не было сил). — Могу…могу спеть, как пела она! Я правда… — он сглотнул, пытаясь скрыть проскальзывающее в словах отчаяние. — Правда могу показать вам, как это бывает, когда есть родитель…
Ученик замолчал, опустив взгляд, и покраснел еще сильнее, став похожим на рака. Ещё бы свистнул, и этот день Шэнь Цинцю отметил бы в календарике нескончаемым числом вопросительных знаков.
»…а может, он попытается войти в мое расположение, чтобы я больше не издевался над ним».
Это было интересно, действительно интересно, что же звереныш предпримет дальше. И вовсе не оттого, что его слова тронули что-то внутри Шэнь Цинцю, дернули за канат узла в его груди, будто и впрямь могли его развязать.
Хмыкнув, заклинатель вновь приблизился к замершему в испуганном ожидании ученику и поднял его за шкирку. Ткань его потрепанного ученического ханьфу опасно натянулась, издавая неприятные звуки, так еще и звереныш, похоже, в таком положении начал задыхаться, так что Шэнь Цинцю был вынужден взять его под ноги, второй рукой отпустив шкирку и переместив её его под чужую спину. Ло Бинхэ замер у него на руках, прижав руки к груди, как испуганный кролик, и, казалось, боялся даже вдохнуть.
Заклинатель отметил, что тот уже не кажется таким мерзким. Он был похож на уличного кота, с которым весело играться, пиная его и вертя в руках. И после этого все равно делить с ним кусок хлеба, чтобы кот остался рядом в холодную ночь и продолжал греть, пока прижимаешь к груди мурлычущий комок грязной шерсти. Впрочем, не менее грязной, чем ты сам.
Подтянув широкие рукава к ладоням, чтобы лишний раз не касаться звереныша (а эти одеяния все равно выбрасывать), Шэнь Цинцю двинулся вперед по тропинке, бросив лишь:
— Посмотрим, чем же ты меня удивишь.
