***
Шэнь Цинцю в это время разбирался с бумагами, которые некоторое время назад ему принесли с пика Аньдин, и хорошо бы их поскорее вернуть заполненными. «Что ж, как раз отдам Шан Цинхуа, когда он придёт в гости», — усмехнувшись, решил хозяин пика Цинцзин, глянув на лежащую на краю стола сложенную вдвое бумажку, только и ждавшую адептов, которые передали бы ее получателю (который явно этому «письму счастья» не обрадуется). В это время раздался стук, прервавший злорадные мысли заклинателя, притом стук именно в дверь кабинета, где Шэнь Цинцю сидел. Раздражённо выдохнув, заклинатель повернул голову, размышляя, кто же может быть настолько смел и вежлив одновременно. — Кто? — громко спросил он, уже мысленно отметив несколько возможных кандидатур. — Учитель, это я, Мин Фань, со мной шиди, — раздалось из-за двери. «Ну, это хотя бы не Юэ Цинъюань или Лю Цингэ, уже неплохо», — едва не выдохнув от облегчения (заклинатель никогда особо не горел желанием с этими двоими видеться, но сейчас — особенно), Шэнь Цинцю ровным голосом разрешил ученикам войти. — Что такое? — вновь склонившись над бумагами, поинтересовался он. Мин Фань немного потоптался, пытаясь сформулировать мысль, пока соученики пытались уместиться за его спиной. — Мы… Мы слышали, что вы лично принесли шиди Ло в пристройку, а шимэй Инъин велели заботиться о нем. — И? — Шэнь Цинцю не удивился, что его слова уже успели исказить. Не оправдываться же ему перед собственными учениками. Весьма надоедливыми учениками, стоит заметить. — Это ваш новый план, чтобы над ним поиздеваться? — участливо спросил Мин Фань, и остальные, выглядывая сзади, с предвкушением закивали. Рука заклинателя с кистью замерла над бумагой, едва не окропив документ кляксой, однако хозяин пика Цинцзин вовремя отложил кисть на подставку и наконец обернулся. Сжавшись под его взглядом, ученики подумали, чтобы лучше бы их учитель и дальше сидел к ним спиной. — Вы что, стервятники, чтобы ждать падали? — холодно спросил он. Адепты искренне не могли понять, как в этих сощуренных ярко-зелёных глазах может быть столько неведомой хребту Цанцюн стужи. — О… О чем вы? — переспросил Мин Фань, инстинктивно попятившись и наткнувшись спиной на сжавшихся шиди. Шэнь Цинцю почувствовал закипающий внутри гнев. Очевидно, эти дети лишь пытались добиться его расположения, чтобы потом ударить исподтишка. У них не было причин для ненависти к зверенышу, но, пока они не мешались, и иногда даже помогали, хозяин пика Цинцзин не обращал на них внимания. Однако сейчас они набрались наглости прийти к нему лично, и это при том, что от своей соученицы слышали о приказе учителя относительно звереныша, однако решили, что знают лучше, и настал их час отличиться. И это раздражало. Шэнь Цинцю ненавидел, когда перед ним так откровенно лебезили, ведь очевидно, что все это притворство, лишь бы втереться в чужое доверие. Вот они и прибежали к нему с заискивающими взглядами, полностью готовые истязать товарища ради повышения. «Какие милые детишки,» — пронеслась в голове у Шэнь Цинцю саркастичная мысль, и с губ сорвался холодный смешок. — Я не собираюсь признавать себя учителем кого-то вроде вас, кто готов превратить в кошмар жизнь едва знакомого человека, лишь бы кому-то угодить. Не то что бы он действительно сочувствовал Ло Бинхэ, как могло показаться, да и звучало это как вор кричит: «Держи вора». И, стоит сказать, на словах «превратить в кошмар» он несколько преувеличил — конечно, ученики постоянно гоняли шиди по поручениям или могли поколотить, если тот нарвётся, но не прямо-таки «превращали жизнь в кошмар», этим занимался уже Шэнь Цинцю. Он не оправдывал свои действия — да, он хотел заставить это режущее своим искренним взглядом мягкотелое существо страдать. В конце концов, звереныш всегда выставлял себя жертвой и, несмотря на все издевательства, продолжал относиться к учителю и шисюнам с уважением и выполнял их поручения. Либо у мальчишки было полное отсутствие и мозгов, и гордости, либо, что более вероятно, он хотел притвориться слабым и ослабить бдительность врагов. Но вот слова звереныша при последней их встрече заставили заклинателя усомниться в своих мыслях, и теперь выходило, что Ло Бинхэ — просто наивный дурачок. Однако притворяется он или нет, его действия вызывали у Шэнь Цинцю некий интерес. Взгляд заклинателя во время размышлений тяжелел все больше, и ученики, казалось, покрылись морозной коркой и в испуге все ещё не смели двинуться, лишь подрагивая, будто от холода. — Свободны, — сурово бросил Шэнь Цинцю и вновь развернулся к столу. Всё эти сложные мысли лишь выводили его из себя, ведь как ни посмотри, а любой ищет в нем выгоду. От страха забыв даже поклониться, на ватных ногах адепты вышли из бамбуковой хижины и лишь на улице, вдохнув свежий воздух, вернули себе наконец дар речи и пошли вперёд, подальше от того холодного и грозного, как айсберг, человека. — Ши-шисюн, что эт-то было? — все ещё заикаясь, спросил один из них. — Да, шисюн, что учитель хотел сказать на этот раз? — уже спокойнее спросил другой. «Да я и сам бы хотел знать!» — отчаянно подумал Мин Фань. Он испугался не меньше своих шиди и, как и они, ничего не понял — слова учителя все ещё не до конца дошли до него. Однако надо было сказать хоть что-то, хотя бы чтобы успокоить товарищей. — Я, думаю, учитель имел в виду, что… — адепт быстро прокрутил в голове слова учителя, прикидывая, как бы их перефразировать. —…мы были жестоки к шиди Ло, не имея на то оснований. — Ты хочешь сказать, — кажется, один из младших адептов что-то для себя понял. — Что учитель нас проверял? Мин Фань едва не зааплодировал сообразительности своего шиди, однако, не изменившись в лице, спокойно ответил: — Именно это я и хотел сказать. Вероятно, учитель возлагал на нас надежды, раз устроил проверку. И мы… — тут до Мин Фаня дошло, и он севшим голосом закончил. —…провалили её. Ученики растерянно на него лупились, пока один из них не спросил: — Но в чем же была проверка? — В шиди Ло, очевидно! — мгновенно нашёл ответ Мин Фань. — Учитель хотел узнать, есть ли у нас своя голова на плечах, и все эти издевки… Мин Фань замолчал, и шквал мыслей заполнил до этого звенящую пустотой от испуга голову. У него действительно не было причин для ненависти к Ло Бинхэ, но, казалось, раз на него так обозлился учитель, их пример для подражания, очевидно, что мальчишка в чем-то провинился. Мин Фань думал, что таким образом и накажет зло, и получит одобрение от учителя. А в итоге, решив своровать курицу, потерял горсть риса. «Неужели Ло Бинхэ правда ничего плохого не сделал? И мы так издевались, даже не имея на то причин?» — от таких мыслей Мин Фань вздрогнул. Он не хотел признавать, что просто так заставлял страдать младшего ученика. Он… Он просто… Просто пытался понравиться учителю. — Мы были не правы, — выдавил он и сглотнул. На него все ещё с некоторым недоумением смотрели шиди, и именно на Мин Фане сейчас лежала обязанность все им объяснить. — Шиди Ло ни в чем не был повинен перед нами, но мы решили, что имеем право наказывать его за что-то. — Но… Учитель ведь так и делал? — Учитель… Возможно, перед ним шиди Ло и провинился. А может, нас действительно просто проверяли. В любом случае, мы не должны были этого делать. Ученики, осознав слова шисюна, понурили головы и стали выглядеть подавленными. — Может… — неуверенно начал один из адептов, прерывая затянувшееся молчание. — Поможем шимэй Инъин? Очевидно, он говорил о лечении Ло Бинхэ. Признаться, Мин Фань сейчас не был готов лицом к лицу встретиться с Ло Бинхэ — груз вины оказался очень тяжёлым, и адепт скорее предпочёл бы избегать его так долго, как это вообще возможно. «Но шиди прав, — подумал он, скрепя сердце. — Раз нам хватило смелости издеваться над ним, должно хватить и на извинения. Даже если шиди Ло откажется их принимать». — Да. Мы должны как минимум перед ним извиниться, — выдохнув, согласился он. Мин Фань понимал, что их раскаяния вряд ли возымеют на Ло Бинхэ ожидаемый эффект — сам адепт бы не простил того, кто поступал бы с ним подобным образом. Но хотя бы попытаться они были обязаны.***
Шан Цинхуа спрыгнул с меча и едва не упал на ровном месте, пытаясь хоть что-то разглядеть за кипой свитков в своих руках. На пике Цюндин всё, как обычно, было спокойно, и почти сразу к заклинателю подбежал один из дежурящих адептов. — Шишу Шан, — он поклонился. — О вашем прибытии уже сообщают главе школы, а пока пройдёмте за мной в приёмную. Шан Цинхуа, кивнув, хотя и понимал, что за бумагами его вряд ли вообще видно, двинулся за учеником, мысленно в очередной раз завидуя Юэ Цинъюаню. Вон как у него бодро все адепты кланяются, стоит им завидеть шишу, а потом так же бодро идут на тренировку и о чем-то болтают — в общем, выглядят не в пример лучше несчастных учеников пика Аньдин. Шан Цинхуа, конечно, безмерно сочувствовал своим адептам, но никак облегчать их ношу не собирался — у самого дел невпроворот, да и этот период жалкой жизни, будучи адептами всеми уничижаемого Аньдин, они сами должны пережить, как и их горе-наставник. Вскоре ученик Юэ Цинъюаня — имя адепта Шан Цинхуа благополучно забыл, хотя видел его уже не впервые — привёл его к учителю, весьма предусмотрительно постучал в дверь (хозяин пика Аньдин при всем желании этого сделать не смог бы, не уронив бумаги) и, попрощавшись, ушёл. Дверь почти сразу открылась, и, подняв взгляд над свитками, Шан Цинхуа наконец увидел главу школы. — Здравствуй, шиди Шан. Ох, позволь помочь, — он забрал у хозяина пика Аньдин добрую половину ноши, и вместе они выгрузили бумаги на стол. — Добрый… — Шан Цинхуа стрельнул взглядом в окно. —…вечер, глава школы, — поприветствовал он. Юэ Цинъюань, как всегда, мягко улыбался, однако, опять же, как и всегда, выглядел усталым. Невольно Шан Цинхуа увидел в нем товарища по страданиям. Хотя, стоит отметить, глава школы (по идее) в подчинении у демонов не состоял и по шапке с поражающей частотой не получал. — Спасибо за твой труд, шиди Шан. Как ты? Выглядишь измотанным, отдохни, как вернёшься на пик. «Кто бы говорил! — мысленно закатил глаза хозяин пика Аньдин. — Мне, как и тебе, отдохнуть в ближайшую жизнь не суждено. Спасибо Мобэй-цзюню». Однако саркастичные мысли никак не отразились на его лице, заклинатель лишь расплылся в неловкой улыбке. — Спасибо за беспокойство, глава. Вы тоже не забывайте заботиться о своём здоровье. В общем-то, на этом разговор можно было закончить, что Шан Цинхуа и собирался сделать, однако, стоило ему открыть рот, его ещё не начавшуюся льстивую речь прервали. — Шиди Шан… — Юэ Цинъюань слегка нахмурился, формулируя мысль. — Что ты думаешь о Шэнь Цинцю? Этот вопрос на пару секунд поставил главу пика Аньдин в тупик. О Шэнь Цинцю можно было расписать сотни свитков, и даже это не приблизило бы несчастных читателей к пониманию его личности и поступков — и так считал он сам, Сянь Тянь Да Фэйцзи, на минуточку, создатель этого мира и этого персонажа! И неважно, что таким сложным он получился сам собой, а не потому что так задумывалось автором. Так что если кто и мог иметь хотя бы примерное представление о главном злодее «Пути Гордого бессмертного демона», то только Юэ Цинъюань, который провел с Шэнь Цзю детство, однако он и задал этот вопрос. Стыдно признать, но Самолёт, пронзающий небеса, сам по итогу запутался в своём же персонаже, однако, махнув на это рукой (все равно злодей ведь), просто продолжал описывать ситуацию со стороны Ло Бинхэ, оставляя Шэнь Цинцю образ мерзавца и сущего зла во плоти. И неважно, что сам Ло Бинхэ в своих деяних ушёл подальше учителя — главное ведь, что у него гарем, точное число подружек в котором Самолёт не помнил, и это все нравилось читателям! Бурный поток мыслей Шан Цинхуа был прерван вздохом Юэ Цинъюаня, который, похоже, решил, что его шиди пытается придумать, как бы повежливее отозваться о хозяине пика Цинцзин. — Не поймите неправильно, глава школы! — быстро исправился он. — Просто… Шисюн Шэнь очень сложный человек, и я не могу так сходу описать его несколькими словами… И это было правдой: хотя первое время за многих персонажей Шан Цинхуа одолевала вина — все-таки с его подачки практически все они были несчастными (так надо было для сюжета) — но с Шэнь Цинцю это чувство быстро рассеялось. Его шисюн не был прямо уж злым, бессердечным и так далее, но неимоверно раздражал и будто намеренно — хотя почему «будто» — выводил окружающих на негативные эмоции. Поэтому его и не любили практически все на хребте Цанцюн и знакомые за его пределами, кроме собственных учеников и того же Юэ Цинъюаня. — Просто выскажи свои мысли. Пожалуйста, — попросил глава школы. И в этих его словах звучала чуть ли не мольба, так что Шан Цинхуа был вынужден в который раз за день с потугами, но напрячь мозги. И все-таки его интересовал вопрос: почему вдруг Юэ Цинъюань вообще спрашивает? — Он будто… Хочет казаться злым, — это последнее слово звучало по-детски нелепо, будто заклинатель в свой солидный возраст и за две прожитых жизни все ещё делил мир на чёрное и белое. — Хотя…таковым не является. Шан Цинхуа и сам поразился тому, как чётко он смог вынести итоговую оценку Шэнь Цинцю — писал бы он так же свою новеллу, и страниц там было бы в разы меньше, как, наверное, и читателей, уже пристрастившихся к воде и многостраничным восхвалениям главного героя и его гарема. «Ну, подумаешь, избивал ребёнка, а потом столкнул парня в Бездну, — меланхолично дополнил в мыслях заклинатель. — Мне вот Мобэй-цзюнь почти при каждой встрече по несколько рёбер ломает… Может, и я бы стал крутым демоном, если бы попал в эту вашу Бездну. А нет, я бы сразу умер». Лицо Юэ Цинъюаня сначала было удивлённым, однако он вскоре он вновь тепло улыбнулся. Казалось, ему стало легче. — Спасибо, шиди Шан. Шан Цинхуа в ответ улыбнулся вполне искренне и все же задал мучавший его вопрос. — А почему вы спросили об этом, глава школы? Произнося это, Сян Тянь Да Фэйцзи уже прокручивал в голове события изначальной новеллы и пытался сопоставить с их нынешними, когда понял, что же должно было произойти и непроизвольно побледнел. Юэ Цинъюань, не заметив этого, рассеянно улыбнулся. — Наверное, нет смысла скрывать, раз об этом знает уже почти весь хребет Цанцюн. «Погодите, разве о том, что Шэнь Цинцю «убил» Лю Цингэ, не должны были узнать уже после? И почему ты вообще говоришь об этом с такой милой улыбочкой, а?!» — В общем… Шиди Шэнь спас шиди Лю, когда у того было искажение ци. — Какой у… — Шан Цинхуа приготовился было уже говорить «какой ужас», но вовремя оборвал сам себя и как ни в чем не бывало продолжил. —…удивительный, беспрецедентный случай! — он глупо улыбнулся, мысленно крича от несостыковок с оригинальным сюжетом. То есть ему Система угрожает смертью, если он чихнет не по канону, а всякие главные злодеи Шэнь Цинцю творят беспрелел направо и налево — и ничего! — Шисюн Шэнь на самом деле ценит братьев по школе, ха-ха… — вяло дополнил он. Конечно, Шан Цинхуа был рад, что все обошлось. Он уже успел принять мир своей непутевый новеллы как вполне себе реальный (а кто, спрашивается, после стольких тягот не принял бы), и потому смерти знакомых воспринимались болезненно, так что хорошо, что Лю Цингэ, хотя он иногда и раздражал малость, остался жив, а Шэнь Цинцю не пришлось мучаться от безысходности, как если бы он не смог его спасти. В душу хозяина пика Аньдин даже закралась надежда, что канон изменился, потому что тот запомнил его слова об искажении ци, сказанные в их юности, однако быстро понял, что лучше пусть он их забудет — иначе, учитывая, с каким подозрением ко всем вокруг относится хозяин пика Цинцзин, от Шан Цинхуа он так просто не отцепиться. — Да уж… И если встретишься с Шэнь Цинцю, лучше не поднимай эту тему, это его разозлит. Хозяин пика Аньдин не стал задавать глупый вопрос «почему», прекрасно понимая, что Юэ Цинъюань и сам не знал ответа. «И вообще, зачем я могу понадобиться Шэнь Цинцю? В положении главы пика, которого ни во что не ставят, все же есть свои плюсы — всем на меня плевать», — легкомысленно подумал он. — Спасибо за совет, глава школы, этот шиди его запомнит. На усталом лице хозяина пика Цюндин, казалось, было написано: «Хоть кто-то». — В таком случае ещё раз спасибо за твой труд, шиди Шан, отдыхай. Распрощавшись наконец с главой школы, Шан Цинхуа вполне себе навеселе встал на меч и полетел на свой родной пик Аньдин, в котором помимо всех недостатков в лице ежедневных стопок бумаг высотой с гору Тайшань и адептов-тугодумов была ещё и его ненаглядная кроватка. Однако стоило Шан Цинхуа спешиться около своего пристанища, как на заплетающихся ногах к нему подбежал адепт и протянул сложенный вдвое лист. — Вам просили передать… Хозяин пика Аньдин не стал делать ему замечаний относительно норм приличия (на своём «болоте» он и сам их не особо соблюдал), видя изнуренный вид паренька, и лишь кивнул, приняв листок из его рук. На ходу он развернул послание и пробежался по нему глазами. Секунду спустя бумажонка едва не была разорвана в клочья. Внутри значилось: «Дорогой шиди Шан, Жду тебя завтра на своём пике, когда у тебя появятся время в полдень. Шэнь Цинцю.» От этого жалкого письмишка в несколько строк Шан Цинхуа, однако, разъярился не на шутку и едва не повторил подвиг Лю Цингэ, прокричав проклятия хозяину пика Цинцзин на весь хребет Цанцюн, однако с трудом, но сдержал этот порыв. Если бы сейчас ему под руку подвернулся какой-то адепт, вероятно, на следующее утро на пике Аньдин нашли бы труп. «Черт-черт-черт! Он что, все-таки вспомнил мои слова во время того совместного задания? И вообще, «завтра, когда у тебя появятся время в полдень» — что за гребаная иллюзия выбора?!» В чувствах Шан Цинхуа со всей силы пнул стену своего дома и тут же запищал от боли, запрыгав на одной ноге. — Да чтоб вас всех черти…побрали! — только и мог гневно прошипеть он, едва не рыдая от безысходности.