Этот корабль должен затонуть

      Принять решение легко, но заставить себя свернуть в сторону штаба Шинсенгуми Кагура смогла только через пару дней.       День выдался холодный, но ясный, и яркий солнечный свет жёг глаза даже в тени зонта. Ослепительная белизна стен, чернильно-чёрные тени деревьев и глубокая небесная синева без единого облачка создавали ощущение нереальности, позволяя не зацикливаться на предчувствии неловкого разговора.       Вопреки ожиданиям Кагуры, часовые у ворот штаба не разбежались с воплями при виде неё. Один, услышав, что она желает видеть «этого ленивого садиста», неторопливо удалился, второй остался на страже, лишь изредка с любопытством косясь на Кагуру. Такое спокойствие даже разочаровывало.       Вскоре часовой вернулся, но почему-то привёл не Сого, а Хиджикату. Похлопав по карманам, Хиджиката вытащил пачку сигарет и поманил за собой – мол, отойдём, поговорим. Кагура бросила взгляд на часовых, которые даже при замкоме не стеснялись таращиться на неё, и кивнула.       – Ну и что ты тут забыла, малявка? – недовольным тоном спросил Хиджиката, когда они отошли от ворот достаточно, чтобы их разговор не подслушали.       Кагура поджала губы, оскорбившись из-за «малявки».       – Я вообще-то не к тебе пришла, Тоши, – после небольшой паузы заявила она.       Хиджиката недовольно дёрнул щекой, но возмущаться не стал.       – Не думаю, что тебе стоит напоминать Сого о своём существовании, – сказал он, сделав затяжку и выдохнув дым в сторону. – Я этого засранца в таком раздрае видел всего пару раз за долгие годы. На полевую работу его сейчас вообще выпускать нельзя.       – Дурит он тебя, – фыркнула Кагура. – Цукки говорит, что Айзен-ко действует не больше суток.       Хиджиката пожал плечами.       – Может, и дурит. Зато меня третий день никто не пытается убить, – он усмехнулся, – с этим ты была последней.       – Ой, – Кагура запоздало сообразила, что разговаривает со своей неудавшейся жертвой. Впрочем, этот вопрос стоило решить именно с Хиджикатой. – А… Это.. Меня не выкинут…       Хиджиката осклабился ещё шире и перебил Кагуру:       – Ты что, думаешь, что у меня тут кружок любителей икебаны? В Шинсенгуми каждый первый психопат или бандит, клейма ставить негде, а меня всё ж боятся и уважают. Меня, а не тебя. Видишь это? – он взмахнул рукой с зажатой в пальцах тлеющей сигаретой в сторону ворот, где рядом с часовыми топталось уже человек десять. – По секрету скажу: эти придурки месяц назад делали ставки, кто из вас двоих и каким способом прикончит друг друга, – Хиджиката вновь затянулся. – Я это дело пресёк, разумеется. Сого сволочь, каких свет не видывал, но это наша сволочь.       – Значит, меня не накажут? – осторожно уточнила Кагура.       – По-хорошему, отправить бы тебя к твоему бате. Но, если я так поступлю, мои люди решат, что меня напугала какая-то соплячка. На этот раз отделаешься предупреждением.       На душе стало чуть легче: столько людей, увидев её ярость, отнеслись к этому как к чему-то… обыденному, а Гин-чан и вовсе с сочувствием. На её взгляд, это было неправильно, но почему-то успокаивало.       – Я кое-что вернуть хотела, – спохватилась Кагура, выудив из кармана треклятую маску. – Передай ему, ага?       Хиджиката, задумчиво глядя на нарисованные на красной ткани пустые глаза, покачал головой.       – Сама как-нибудь. Как очухается, так и отдашь.       – Ну так гони его на улицы. Глядишь, проветрит голову от всякой чепухи.       Развернувшись на пятках, Кагура зашагала прочь. То, что Хиджиката досадливо цокнул языком, она предпочла проигнорировать.       Чёртов корабль так и торчал в гавани, основательно завалившись на повреждённый борт. Лишь полчаса назад прекратившийся дождь смыл с палубы кровь, и тёмные потёки, смешиваясь с копотью на обшивке, растворялись в мутной морской воде. Пасмурное небо напоминало о родине, нагоняя тоску.       Кагура сидела на кнехте, сжавшись в комочек и прижимая к себе узелок, а Садахару пыхтел рядом и источал запах мокрого собачьего меха и тепло. Мазки красной и белой краски на фоне повсеместной серости и сырости.       – Цукки гостинец прислала, – сказала Кагура, заслышав знакомые шаги. – По моей просьбе, так что благодари меня от всей души, понял?       – За что тебя благодарить? Я два месяца пахал без выходных, дай, думаю, отдохну малость. А ты, коза, сдала меня с потрохами.       Кнехт от пинка тихо загудел, и Кагура нехотя слезла с нагретого места.       – На, держи, – она сунула узелок в руки Сого и отряхнула ладони.       Сладковатый запах опять пристал к пальцам, да и платье вечером придётся стирать.       Тонкая пёстрая ткань узелка не скрывала формы того, что находилось внутри, и Сого, подняв «гостинец» до уровня глаз, рассматривал его с таким видом, будто там настоящее человеческое сердце, а не жалкие пародии на него, слепленые из вонючих опилок.       – Пойдём куда-нибудь, – наконец сказал он, – тут будет неудобно.       С борта корабля что-то крикнули, но Сого только отмахнулся и пошёл прочь. Кагура хмыкнула и, не раскрывая зонта, поплелась следом – по самому краю причала, вдоль безлюдной набережной, мимо складов, ржавых контейнеров и потрёпанных штормами рыбацких лодок. За спиной топал Садахару, порой чуть подталкивая меж лопаток мокрым носом.       Набережная закончилась бетонной лестницей, спускающейся к каменистому пляжу. Начинался отлив, вода отступала, оставляя на гальке скользкие ленты водорослей и обрывки сетей. Волн здесь почти не было, только мелкая рябь от редких порывов ветра. Садахару, недовольно морщась, нашёл место почище и плюхнулся на задницу, по-кошачьи спрятав передние лапы под пушистым хвостом. Кагура обняла его за шею, уткнулась носом в мех за ушами, почесала мохнатую грудь, и он, растрогавшись, зачмокал, заоблизывался.       Прислонив к перилам меч и повесив на рукоять мундир, Сого закатал рукава рубахи. Подошёл к краю моря, полюбовался на лениво плещущийся прибой – и, запихав в ботинки носки, унёс их туда же, к лестнице.       – Холодно же, – поёжилась Кагура, пряча руки в собачьей шерсти.       Сого только насмешливо фыркнул, развязал узелок и, взяв один из Айзен-ко, забрёл по щиколотку в воду. Брошенное им сердце подскочило на волнах раз пять, зацепилось острым углом за воду и плюхнулось, рассыпав брызги. Минуты полторы напряжённого молчания оно покачивалось на поверхности, медленно расползаясь в безнадёжно вымокшую кашу.       Кагура отцепилась от Садахару, тоже разулась и, выбрав свой снаряд, остановилась у самой воды.       – Я впервые проиграла тебе, – сказала она, насчитав восемь подскоков.       В том, чтобы честно признать поражение, есть своя гордость, но Сого не понял её благородного порыва.       – Я ж тебе сразу сказал, что это не соревнование. Исходные позиции были слишком разные.       Ещё один бросок. Одиннадцать.       Сого вдруг засмеялся.       – Афродизиак в качестве боевого стимулятора. Это ж надо додуматься.       – Я же не знала, что меня так вштырит, – огрызнулась Кагура, снова бросив сердце. – Девять. Твоя очередь.       Сого просто размахнулся и по дуге зашвырнул Айзен-ко далеко в море.       – Я не знаю, что случится, когда эта тварь опять вылезет, – поддавшись настроению, пожаловалась Кагура. – Я её просто боюсь.       – Тварей иногда выгуливать надо, – усмехнулся Сого. – По всем правилам, на поводке и в наморднике. Готов даже помочь за отдельную плату.       Кагура невольно обернулась на пса, статуей сидящего на своём месте и добродушно улыбающегося зубастой пастью.       – Мы однажды сильно вляпались с одним поручением. Садахару тогда выломал дверь и пару дней гулял по округе, охотясь на крыс и пугая соседей.       – Ну вот, делай выводы.       Кагура уронила одно из сердец в воду и ногой подтолкнула его прочь от берега. Подхваченное отливом, оно продрейфовало несколько метров, прежде чем расплыться.       Садахару ревниво гавкнул, требуя поглажки.       Остатки Айзен-ко Сого побросал в море в одиночку – без всякого азарта или злорадства. Для него это словно было обязанностью: уничтожить опасный препарат и всё. Ничего личного.       – Пожалуй, скоро у тебя будет шанс выгулять свою тварь, – сообщил он, выйдя на берег. – Намечается одно крупное дело, нам даже дали разрешение привлекать надёжных людей со стороны. Передай данне, что я зайду на неделе.       Кагура кивнула.       – Кстати, Гин-чан в твою маску по пьяни высморкался, так я её ещё не постирала.       – Пускай себе оставит, – скривился Сого, обуваясь. – Мне больше не надо.       Натягивая гольфы под сапоги, Кагура поймала на себе внимательный взгляд. В голове словно бы щёлкнуло, и каждый кусочек мозаики из тех, что накопились за время их противостояния, вдруг встал на своё место.       – Слушай, – окликнула она, когда Сого уже отвернулся и собрался уходить, – а если однажды всё будет взаправду?       – Будем живы – посмотрим, – отозвался он, даже не посмотрев на Кагуру.       Почему-то ей показалось, что Сого просто не хотел, чтобы она увидела его улыбающимся.       Вот ведь придурок.