Здравствуй, самый счастливый год

Тёмный лес заметëн снегом до самых колен, высокие ели качаются от завывающего, пронизывающего ветра, закрывая пушистыми макушками звёздное небо. Ингвэр, крепко держа в замёрзшей руке древний клинок, срубает мешающиеся на пути сухие ветки, представляя укоризненный взгляд Зирохцесса, которым он обязательно её окинет, как только узнает об этом. Идущая за ней по сугробам Прешвирра грозится не то что растопить снег, но сжечь всë вокруг — Церонор бормочет, что это лишняя трата ценных лесных ресурсов, прыгая с пенька на пенёк под низкий гогот Фобариза, которому, кажется, не страшен никакой мороз. — Не ворчи, ещë недолго осталось, — Алмагот отпугивает стаю рыщущих рядом волков вспышкой магии, указывая на виднеющуюся среди раскидистых ветвей поляну. Лес гнетёт неизвестностью тьмы и криками птиц, словно предвещающих беду. Когда они наконец-то встают на расчищенной от сугробов и деревьев поляне, поделённой поровну исполинских размеров елью, Зирохцесс, запорошённый снегом, первый ступает к незримой границе, протягивая руку брату. — Перемирие? — у него — та же мальчишечья улыбка и тёплые искры в глазах, что и тогда, сотни лет назад, и это болезненно и приятно одновременно. Алмагот, вздыхая, кивает и, не пожимая руки, притягивает младшего брата в неловкое объятие. На его волосах — таящие снежинки и иголки, а в сердце клокочет недоверие, что не может все быть так. Спокойно, легко, без презрительных взглядов и пустых обещаний. — Как чудесно! Это ночь чудес! И мы тут все, и даже не ссоримся, — щебечет Альтэна, усмиряя пронизывающий до костей ветер с недовольно изогнутыми бровями. Она вся — как снег и январское утро, почти незаметна на фоне бело-голубого зимнего леса. — Пока что, — с клубом дыма бросает Ютион, уже начиная развешивать камушки и ракушки на ветви, напевая что-то новогоднее, подхваченное от людей из соседней деревни. За несколько часов они успевают нарядить ель, почти не устроив вторую войну — только иногда в кого-то прилетает ком снега, или же избранные, по-детски пререкаясь, кидают друг друга в сугробы, споря из-за расположения тарелок с салатами на скромном праздничном столе. Ближе к полуночи лёгкой рукой Прешвирры вокруг загораются свечи и костры — все сразу пытаются отогреть у огней замёрзшие пальцы и покрасневшие носы, сбиваясь в кучки, не разбирая, кто светел, кто тёмен, кто с кем ссорился, а кто влюблялся. — А ты… что загадаешь? — шепчет Ингвэр, прячась под плотную мантию Зирохцесса и вдыхая окружающий его запах вечно летнего сада и полевых цветов. Украдкой улыбается, чувствуя острожные длинные пальцы на талии — и жмётся ближе, показывая язык на ухмылку Лерия. — Ты уже знаешь, что. Да и вслух говорить, между прочим, плохая примета, — тёплые губы едва заметно касаются темной макушки, когда со стороны леса ей в спину прилетает снежок — прямо между лопаток, ощущаясь скорее куском льда. Ян врывается в их относительно спокойные приготовления с громким смехом и неловкой на вид Террадоин, ведя ее за руку, чтобы она не утонула в сугробах. — А мы с подарками! — все отвлекаются от дел, стараясь поймать летящие в них из четырёх рук коробки и мешки и пряча сладости, чтобы не лишиться их в первые минуты. Ютион, сев на поваленное лесниками дерево, пускает колечки дыма, отстранено наблюдая за суетящимися коллегами и друзьями. Бросает удивлённый взгляд на Фобариза, который, упав рядом, берет его трубку, с хриплым недовольным бурчанием рассказывая о непослушных лесных демонах, смотря в темноту деревьев. Лерий, разливая настойки Церонора по бокалам, неловко мажет губами по виску Прешвирры, получая в ответ толчок локтем куда-то в бок и довольный взгляд, скрытый рыжими прядями. Режущий салат Алмагот, успев уже выпить что-то, пахнущее хвоей, только закатывает глаза на эти игры. — Не будь таким хмурым, брат, сегодня же праздник, — он только хмыкает на спокойный голос Зирохцесса, со светлой грустью вспоминая, каким был этот вечер раньше, когда родители были рядом, когда все было надёжным и правильным. Он смотрит на Террадоин, смеющуюся и радостно рассказывающую что-то Яну. Смотрит на лицо матери, отводя взгляд, когда пересекается с детско-безумными глазами — чужими, белёсыми, холодными, даже если на её губах улыбка. Тивериус рядом плюётся чаем, в который Ян опять влил найденный в чьём-то подвале коньяк. Церонор, кружась рядом, сует ему склянки с отварами и отравами, сам не зная, что для чего нужно. Когда наступает полночь, и новый год незримо охватывает их морозными ветвями елей, они все, забыв о горе и обидах, собираются в круг. И полная Луна, освещая сияющую огнями поляну, знаменует начало чего-то неизвестного, но обязательно хорошего.