Не бунтуйте, дети

Привкус металлической крови на языке прижился, точно родненький, и отпускать его будто бы не хочется. Сгнивший также, как все обитатели, воздух обдувает обкусанные, нагие, словно совершенно беззащитные губы. Кажется, что пару слоев плоти уст давно трепыхают по глотке по пути в желудок, который наравне с сердцевиной в грудной клетке, быстрее всякого доставщика доносит грязную и ноющую неуютность. Кошки на душе скребут, - выражение отчасти искаженное, таки скорее звери и равновесие они рвут в сплошные клочья своею острой пастью с бесконечным множеством зубов. Без сомнений, всё именно так. В согласие с самим собой Регулус Блэк, стоящий посреди самого мрачного коридора, старается вобрать в себя весь доступный кислород и, совместно с ним, сил, чтобы протянуть хрупкую ладонь и избежать ожога высшей степени об дверную ручку особо чернушного отделения. Концентрация и рассудок сбивают друг друга в мяснище, и не желая затягиваться в тугой узел, как на ботинках, к которым наклоняется юноша в попытках надышаться перед смертью. Взор смутно бегает по зашнурованной обуви, а кривизна брюк не двигается с мертвой точки даже когда палочка, как правило покоящаяся в кармане, впивается в ребра; их всё равно вырвут. Вырвут, потому что живыми, всецельно здоровыми и дышащими из этого места не возвращаются. Он думает избавить себя от лишней ноши и забросить бесполезную деревяшку прямиком тут, под дверцами, в пустоте выходов и проходов, ведь она ему не поможет. Больше ему не подсобит никто. Переход в обратную боевую позицию дается с трудом и дрожью в руках. Ладони потеют, чувство, что его натуру и помыслы уже разгадали - настойчиво ступает на пятки, подгоняя ближе к кабинету, на котором кончина со жгучею косой определенно оставила продолжительный, яркий след. Он смотрит на свое предплечье, отметина в форме змеи числится и у него. Нечто общее у них однозначно есть. Регулус, косяком ощущающий, что подле эпицентра своего страха раскрошится на опилки, ежели топтаться так и продолжит; да искренне жалеющий упорство домовиков на уборку его хилых остатков, наконец берется за рукоятку. На ватных икрах он переступает порог комнаты, борясь не столько с законом притяжения, сколько с желанием попробовать себя в роли страуса, заместо почвы взяв и всунув голову в мрамор. Грудь изводит, решительность сфокусировать взгляд на высоком силуэте, напоминающем изощренные скалы, стыдливо об них же разбилась. —Мой маленький друг, тебе следует научиться стучаться. Без конечностей это будет сделать гораздо труднее. Ледяной тембр голоса и шаги в его сторону окончательно топчут собранную волю. Морды можно и не поднимать, обувка Лорда красуется перед глазами; начнётся же с нею диалог. В юном уме во всю разгорается порыв развернуться и гнать со всех ног, а мысль о том, с какой установкой он пришел в логово чудовища, - забыта и потеряна. Всего Рега допустимо смело выжимать, как самую повидавшую тряпку, когда за подбородок хватаются длинные грабли. —Поцелуй меня, — столкнувшись с очами Тома, резчайше выдает гость, себя не осознавая. Он видит, как в истинном довольстве искривляется линия падати, будто бы дразня и играясь. —Заслужи, мальчишка. Никогда так шустро до него не доходили кривые намеки, которые ранее врезались в спину от заносчивых однокурсниц. Ком подступает к горлу и Блэк начинает сомневаться, не мчат ли это наружу затеснившееся органы? Глазные яблоки метаются от ширинки до собственных клешней, на которых вырисовывается сползающий чёрный лак, как у старшего брата; вот-вот и на него налетит прилежный Римус Люпин, что вытворит совсем неприличные вещи, а в ухо раздражающе неотступно, однако так задорно проголосит Джеймс. Регулусу чудится, что сейчас был бы ему даже рад, но он не Сириус Блэк с роковым маникюром и вместо гостиной гриффиндора в уютном алом свете, - его стопы зарыты в проклятом паркете им самим. Ему неймется смеяться, пока последние капли здравого смысла вжимают в себя пальцы, нашедшие убежище в нижней части лица. Он размышляет о неизбежном ещё несколько долгих секунд. По помещению вибрацией разносится столкновение колен с холодным полом.