Маленькая нимфа и цветок

«Если когда-нибудь я смогу стать человеком, тебе не останется выбора, кроме как последовать за мной».

В обласканной солнцем, озаряющим чистое, без облачка, ясное небо, земле слышалось мелодичное, напоминающее что-то волшебное гудение. Подобно песнопениям ловко прыгающих по этой земле гибких и нежных существ, гудение земли создавало собой прекрасную, нежную мелодию, услаждающую не только слух, но и босые стопы, мягко переступающие по поверхности. Существа, что создавали своими неземными голосами приводящую в забвение мелодию, похоже, действительно радовались очередному солнечному теплому дню. Не только их гладкие стопы были обнажены, но все тело пребывало в блаженстве от бесконечной ласки все того же щедрого на них золотого солнца, тело, не скрываемое за ненужными тряпками. Лишь умело сплетенные из всевозможных полевых цветов венки и ожерелья прикрывали нагие тела, восхитительно благоухающие и яркие. Их танец не был спланирован или поставлен, каждый двигался и напевал что-то свое, движимый лишь музыкой собственной души и вибрацией, создаваемой самой почвой. Улыбки и счастливое хихиканье были вечными на этой окруженной темным непроглядным лесом ясной цветочной поляне. Никогда ни одна душа здесь не могла позволить себе печаль или тревогу. Бесконечное счастье и сладкое умиротворение, может ли быть что-то лучше этого? Но даже в столь прекрасный, как и все остальные до этого, день, была одна фигура, сидевшая поодаль от остальных веселящихся. Ее длинные темные волосы разметались по сочной изумрудной траве, пока сама фигура увлеченно гладила и шептала что-то прекрасное живым, растущим из самой земли цветам. Ее стройный стан был слегка непривычен этому солнечному месту: чуть сгорбленная поза, зеленый сок травы на коленках и неловкое положение ног говорили о том, что существо, отделившееся ото всех, уже не раз по собственной неловкости падало на землю, не успевая за всеобщим ликованием и радостью. — Се Лянь, ну чего же ты сидишь там в одиночестве. Посмотри как хорошо здесь, как прекрасны цветы в наших волосах. Почему бы тебе не встать и не вернуться к нам? — произнёс один из танцующих, заглядывая в чистые глаза сидящего на земле Се Ляня. Тот лишь слегка дернулся в сторону, умиротворенно улыбнувшись. Он был единственным, на чьей голове не было ни единого цветка. — Мне не хочется, уж прости меня. Я не так ловко танцую, лучше уж мне просто сидеть здесь и не мешаться, — смущенно ответил он, сразу отворачиваясь обратно к цветам. — Опять ты только любуешься, почему бы тебе просто не сорвать их, чтобы запечатлеть их в венке? Они со временем сами увянут, а сорвав их, ты сохранишь их красоту на самом пике. Се Лянь не ответил. Ему казалась ужасной сама мысль о том, чтобы рвать что-то столь прекрасное. Нарушать естественный ход жизни цветка. Тем более ему ли не знать, что зачастую те, кто так любит менять венки, старые и уже не такие благоухающие без лишних сомнений выбрасывают в темный лес на съедение тьме. Это пугало. — Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Кто-то столь неуклюжий и вправду может просто наслаждаться дарами земли. Он спокойно ушел, вновь оставив Се Ляня. Все существа, именуемые нимфами, жили на этой поляне в мире и гармонии. Никто никого не ругал, никто ни с кем не ссорился. Все они знали только наслаждение и радость, ничто не было запретно в этом месте. Единственное, что передавалось из уст в уста, неизвестно откуда взявшееся наваждение: все знали, что входить в темный лес строго запрещено. Никто не знал почему, лес сам по себе был пугающим и злым на вид, колючий и темный, подобный самой жуткой ночи. Нимфы побаивались его, не позволяли подойти ближе к жестким ветвям ни себе, ни своим товарищам. Се Ляню говорили, что в лесу живет страшное чудовище, поедающее нимф и наводящее ужасные мысли. Он верил каждому слову, но почему-то темная глубина леса с каждым днем манила все больше. Было в ней что-то запретно прекрасное и завораживающее. Се Лянь еще долго сидел на земле и любовался цветами, однако, спустя время, гул от земли и песнопений нимф стал затухать, а на смену ему пришло странное чувство, будто что-то звало его. Он прислушался, подумав, что это лишь глупая шутка, но остальные нимфы будто не замечали его, продолжая веселиться и водить хороводы. Но он уже не слышал их смеха, а голос в голове стал уже осязаемым, он звал его, не произнося имени. Се Ляня будто тянуло к нему, неосознанно и непреодолимо. Поднявшись на ноги, он пошел навстречу шепоту, тот вел его медленно, но верно в сторону, подальше от остальных нимф. В сторону леса. Молодая нимфа был напуган, но любопытство было сильнее страха. У самой чащи леса голос перестал звучать в голове, перестал звать Се Ляня, и тот неуверенно остановился, испуганно заглядывая между мощных ветвей. И внезапно, его широко раскрытые от неожиданности глаза зацепились за медленно вытягивающейся из-за леса руку, увешанную странными блестящими вещами, будто трава утренней росой. Крупная, но изящная рука держала что-то, ярко выделяющееся на фоне бледной кожи. Насторожившись, Се Лянь было отпрянул от чужака, чьего лица и тела не мог увидеть, но чья прекрасная рука заворожила его. И приглядевшись, он почувствовал, как его прошиб озноб: в руке леса был цветок. Ярко алый, с тонкими, будто мизинцы нимфы, лепестками и золотистой сердцевиной. Цветок этот пробудил в душе Се Ляня непрошеные воспоминания, и он отшатнулся еще сильнее, чуть ли не падая наземь от пронзившего тело страха. Рука, украшения которой переливались в свете заходящего уже солнца, аккуратно опустилась, позволяя обнаженной нимфе лучше рассмотреть восхитительно красивый цветок. Пленяющий и сладостный аромат вскружил голову, отчего любые сомнения медленно исчезали из сознания Се Ляня. Он тянется к руке, надеясь ощутить пальцами гладкость и мягкость кожи, а также принять неожиданный подарок в виде восхитительного цветка. — Се Лянь?! Что ты делаешь у самого леса? Быстро беги оттуда! — послышался крик откуда-то из-за спины. Се Лянь вздрогнул, обернувшись на него, и увидел как на него смотрят несколько пар напуганных глаз: нимфы собрались в толпу, будто птенчики жавшись друг к другу в поисках защиты. Когда взгляд Се Ляня вернулся к чаще, откуда его ранее звали, там уже никого не было. Лишь у самой границы леса и поляны, укутанный в еловые ветви, лежал прекрасный алый цветок. Завороженный им, Се Лянь неосознанно потянулся к нему, но, заслышав испуганные вздохи других нимф, поспешил спрятать его за на удивление мягкими и щекотными ветвями молодой ели. Он лишь хочет потом еще им полюбоваться. Вот уснут все, а он придет сюда за цветком и спрячет его подальше от остальных. — Все хорошо, я просто хотел посмотреть на цветы, что растут у самого леса. Мне нет нужды лезть туда, — поспешил он успокоить всех, подходя к дрожащей от напряжения толпе. — Ты ведь знаешь, что это опасно. А если бы демон тебя ухватил за руки и утащил в глушь? Что бы мы делали тогда? На Се Ляня недовольно смотрели, громко фыркая. Его считали слишком наивным и непослушным, чтобы позволять подходить так близко к пугающему лесу. Старшая из нимф пригрозила Се Ляню и запретила впредь подходить к лесу одному. На том и порешили. Жаль, что в голове Се Ляня сейчас были вовсе не страх и сожаление. *** Сонные нимфы быстро улеглись на мягкой траве и провалились в сон. Даже Се Лянь хотел было сомкнуть веки, но желание посмотреть вновь на знакомый цветок было сильнее. Осторожно поднявшись, молодая нимфа ускользнул в сторону окраины леса, быстро перебирая нежными ногами, чуть ли не падая от стремительных движений. И вот, он у того места, где оставил цветок ночью, но трава уже пуста, ни намека на алое великолепие. Неужели, кто-то прознал про это и украл цветок? А вдруг этот кто-то еще и вплел это прекрасное творение в свой мерзкий венок, и Се Лянь будет вынужден постоянно смотреть, как он венчает чужую голову, а потом неизбежно будет выброшен? В глазах зародилось странное, неизвестное до этого чувство, будто щекотка, но не приятная, а душащая, колющая самое нутро. Грудь потяжелела, а алые, как тот цветок, губы сжались от обиды. Но внезапно из чащи, без малейшего звука, вновь показалась рука, держащая точно тот же цветок, будто ожидая, когда очарованный красотой Се Лянь сам потянется к нему. Тот вновь недоверчиво взглянул на прекрасную руку и не менее прекрасный цветок в ней, но искушение было слишком велико, и Се Лянь не сдержался и принял красное великолепие, невольно коснувшись кончиками пальцев бледной ладони. Та будто вздрогнула от неожиданного касания, но потом вмиг утянулась обратно в чащу. Ладонь была такой холодной и бледной, будто ни одного луча солнца никогда ее не касались. В груди, полнящейся странными чувствами, возникло чуждое желание обогреть ее, погладить, сделать что-то приятное. Еще потрогать. И Се Лянь вновь не смог противостоять искушению и сам протянул свою руку вглубь леса, пытаясь ухватиться за незнакомую ладонь, когда в темноте почувствовал, как его аккуратные пальцы ласкает нежный холодок чужих прикосновений. Изысканное и непередаваемое чувство электрическим разрядом пронзило его тело, когда настойчивые прикосновения и ласка перешли уже на запястье. Его покрасневших ушей коснулся глубокий голос: — Мой драгоценный Се Лянь, желаешь ли ты пройти глубже? Ты принял мой дар и даже сам потянулся ко мне. Я слишком смущен, чтобы представиться сейчас и хотел бы сначала пригласить тебя к себе, чтобы отблагодарить. Мелодичный низкий голос мужчины завораживал, пока умелые пальцы с едва сдерживаемым восторгом гладили невесомыми прикосновениями ладонь Се Ляня, не имевшего ни малейшего желания прекратить эту ласку. Нимфа задумалась, предложение было столь же опасным, сколь и заманчивым: — Но нам нельзя уходить в лес. Там живет нечто злое, оно и тебя может обидеть, лучше ты выходи, я познакомлю тебя со всеми, тебе не нужно стесняться… Послышался бархатный смех со стороны леса. Рука, гладящая его, слегка подрагивала то ли от смеха, то ли от с трудом сдерживаемого желания. — Сколько живу, не слышал ничего подобного. Я уверяю, что здесь ничто не сможет причинить вред ни тебе, ни мне. Идем со мной, у меня есть много всего, что я хотел бы показать тебе. Только сейчас в голове возникло подозрение: « Кто он?», «Почему он желает моей компании?», «Откуда ему известно мое имя?». Но сладкий запах цветка был столь чарующим, что Се Лянь не нашёл в себе сил и дальше о чём-то думать и переживать. Разве может с ним случиться что-то плохое? Кто-то столь вежливый и учтивый точно не таит никаких злых намерений. Се Лянь потянулся в сторону леса, пока чужая настойчивая, но нежная рука медленно утягивала его за собой. Нимфа стремился в темноту за рукой, будто светлячок за светом луны, и в какой-то момент признал, что ни капли уже не боится леса. Он не колючий и неприветливый, как его кляли другие нимфы, а мягкий и нежный, как трава на поляне, только лес еще и пахнет как-то по-другому, особенно вкусно и необычно. Шаг за шагом утягиваясь в темноту, Се Лянь неумолимо отдалялся от освещенной лунным светом поляны, будто умоляющей его не слушать этого странного незнакомца и вернуться к ней, но нимфа был глух к ее мольбам, ведь собственные страсти теперь для него были куда важнее некогда родных цветов и трав. В какой-то момент Се Лянь почувствовал, что его никто не тянет, напротив, он сам будто идет навстречу неизведанному, а сзади кто-то прохладно дышит в его шею, одновременно щекоча своим дыханием и внимая его собственному запаху. Такое странное, и в то же время приятное чувство. *** Неожиданно для себя Се Лянь будто просыпается ото сна. Он более не в дремучем лесу, а в богато обставленной комнате, темной, пугающе таинственной. Бесконечные блестящие украшения, маленькие разноцветные, переливающийся всеми возможными цветами камушки, и ткани, ткани, ткани везде, куда ни взглянешь красные, черные и белые ткани. Се Лянь не устает оглядываться и восхищаться непривычными вещами и чудесами, когда позади него уже впритык слышится знакомый голос: — Драгоценный Се Лянь хорошо себя чувствует? Не смущает тебя облик этого места? Если пожелаешь, я сделаю так, как тебе будет приятнее. Се Лянь оборачивается на голос и утыкается взглядом в изукрашенную узорами красную ткань. Ему нужно время, чтобы понять, что пора поднять взгляд чтобы увидеть, с кем он говорит. Некто очень высокий облачен в ярко красные одежды, у него такие же длинные темные волосы, как у Се Ляня, только вот лица выше губ его не видно из-за изящной, увенчанной тысячами камней маски. Лишь взгляд его алых глаз может дать представление о том, кто сейчас с ним беседует. Он не похож на других нимф, от него исходит странная, пугающая атмосфера, будто тени клубятся вокруг его ног и рук, будто он повелевает ими. Но Се Лянь не замечает этого. Его вновь пленяет запах красных бутонов. В этой комнате они повсюду, даже сам незнакомец, казалось, пахнет как прекрасный цветок. Се Лянь моргает, прежде чем мягко и по-глупому доверчиво улыбнуться в ответ на вопрос загадочного чужака: — Все замечательно. Здесь все так чудно и необычно, я будто во сне. Ты… Как мне обращаться к тебе? — смущенно пролепетал он, отстраняясь от незнакомца в надежде, что тот не заметил, как странно реагирует Се Лянь на его запах и внешность. — Обращайся ко мне Сань Лан, если так будет угодно. Я прошу прощения, что так грубо выдернул Се Ляня из его привычного мира. Я давно наблюдал за тобой из леса, и мне очень хотелось познакомиться с тобой поближе. Пригласить в свою обитель и принять тебя как самого почетного гостя, — Сань Лан услужливо поклонился ему, поднимая руку в знак признательности за терпение и доверие Се Ляня. Тот еще раз смущенно выдохнул. Этот Сань Лан будоражит в его сердце очень странные чувства, будто его образ заполз в его голову и желудок, не давая и шанса избавиться от него. Он столь притягателен и любезен, что у нимфы не остается выбора, кроме как поддаться его очарованию. Даже признание в том, что за ним тайно наблюдали, не заставило Се Ляня чувствовать опасность, исходящую от нового знакомого. Зря, очень зря. — Я очень рад буду стать гостем в твоей обители, Сань Лан. Только позволь узнать, — замялся нимфа, слегка подрагивая от непривычной прохлады незнакомого места, — почему ты носишь маску? Тебе есть что скрывать? Сань Лан усмехнулся, изящно изогнув свои губы. В его красивых руках будто из ниоткуда взялась роскошная алая одежда, как у самого хозяина дома. Он протянул ее дрожащему от холода обнаженному Се Ляню со словами: — Пока так надо, приношу извинения за свою бестактность. Не будешь против примерить эти одеяния? Здесь прохладно, надеюсь, они будут тебе в пору, мой гость, — Се Лянь не до конца понимал, зачем Сань Лан носит на себе какие-то ткани, пока сам не оделся с его помощью в мягкие атласные вещи. Они непривычно ощущались на теле, но Се Лянь сразу перестал дрожать, как только облачился в них. Одежда в мгновение стала его второй кожей, возникло ощущение, что она была создана специально под него, но это было бы странно. Се Лянь посмотрел на спокойно рассматривающего его Сань Лана, когда тот, ловко обогнув его, встал за его спиной, прислонившись прохладным телом к спине и затылку нимфы. Он был таким большим и твердым, как скала, мягкие и нежные существа с полей совсем не были на него похожи, но Се Ляня привлекала эта его необычность и инородность. Его осторожно, будто опасаясь спугнуть, приобняли за плечи крупные руки: — Все еще немного прохладно, не так ли? Я буду оберегать тебя от холода этого места, а теперь пойдем, я покажу тебе… Взяв Се Ляня под руку, новый знакомый устремился вперед, проводя своего дражайшего гостя вглубь своих покоев *** Это был настоящий дворец, такого Се Лянь даже в своих снах никогда не видел. Изящные колонны, ковры, мягче даже травы его родных полей, всевозможные украшения и диковинки пленяли дух. Юная нимфа с увлечением слушал, как Сань Лан рассказывал о далеких мирах и краях, откуда получил каждый трофей, какие приключения пережили все эти вещи и их прежние хозяева. Вскользь он рассказывал и о себе, своих увлечениях и жизни в таинственном дворце. Такие красивые и иногда печальные истории создавали в сердце удивительные воспоминания, Се Лянь восхищенно слушал приятный голос нового знакомого, следуя вместе с ним по богатым палатам и залам, минуя источники волшебной, светящейся как лунное небо воды, в которых Се Лянь порывался искупаться, великие творения мастеров и точеные скульптуры, в которых Се Лянь смутно видел знакомые черты, но не придавал этому внимания. Картины, фрески, орнаменты, каждый зал был столь прекрасен, что Се Лянь не мог найти в себе силы покинуть их, чтобы увидеть следующий, еще более помпезный. Единственное, что объединяло их все, были знакомые красные цветы, благоухающие и заставляющие Се Ляня чувствовать некоторое опьянение. Наблюдающие за этим глаза под маской довольно щурились, не прекращая наблюдать за поведением пораженной столь разнообразными диковинами нимфы. Се Лянь был похож на ребенка, впервые увидевшего мир, и Сань Лан знал, что это далеко не конец его удивления. Прошло много времени, Сань Лан уже не выпускал Се Ляня из своих рук, хотя тот и не был против, одурманенный великолепием покоев и красотой сопровождающего, даже не видя его лица. Внезапно хозяин остановился: — Дорогой гость, верно, утомился? Почему бы нам не присесть и не перекусить, чтобы набраться сил? — произносит Сань Лан аккурат как они оказались в зале с огромным столом и всего двумя стульями. Се Лянь непонимающе уставился на него: — Перекусить? Разве чтобы выпить нектар нужно что-то кроме цветов? — Вовсе нет, нектар — пища нимф, а сейчас ты в моих покоях, так что угощать тебя я буду привычными мне блюдами, — Сань Лан торжественно усадил нимфу за стол, сам опустившись на второй стул рядом с ним. Щелчок пальцами, и на столе из ниоткуда появились всевозможные яства, яркие фрукты, деликатесы и сочное мясо. Се Лянь дивился этому представлению, когда его носа помимо запаха вездесущих цветов коснулся аромат пищи. Столь непривычный запах сначала сбил молодую нимфу с толку, но затем он с нетерпением начал оглядывать яркие и не менее прекрасные, чем все в этом дворце угощения. Пока Сань Лан наливал что-то в маленький сосуд, Се Лянь с немым вопросом уставился на него, вопрошая, что ему делать. В ответ наполнивший уже его бокал бордовым напитком Сань Лан услужливо произнёс: — Гость может угощаться всем, что ему приглянется. Я бы очень советовал попробовать эти маленькие фрукты с юга, а также птицу, которую я лично поймал для Се Ляня сегодня, чтобы он мог насладиться ее сочным мясом, еще обязательно возьми эти маленькие мягкие шарики, они сделаны из… — он продолжал рассказывать о всех вкусностях, что были на столе, одновременно с этим накладывая, что перечислил, в, казалось, бездонную тарелку Се Ляня. Тот немного смутился от такой заботы, он не мог понять, как это нужно есть, не нарушит ли он каких-то правил, привычных для Сань Лана, но неизвестных ему, если спросит что и как. Сань Лан на секунду прервал свой поток мысли, сощурил красные глаза в озорной улыбке, снимая с одного из фруктов толстую кожицу и ловкими пальцами вытягивая маленькие красные твёрдые капельки, как показалось Се Ляню. Зажав одно зернышко между пальцами, Сань Лан положил его себе в рот и прожевал, забавно похрустывая хранящимся за сладкой плотью фрукта семечком. Следующее же он уже протянул Се Ляню, и тот, поняв пример, приоткрыл свой маленький рот, чуть вытягивая вперёд язык, чтобы лакомство точно попало куда нужно. Сань Лан как-то странно посмотрел на него в этот момент и сглотнул скопившуюся во рту слюну, прежде чем положил фруктовое зернышко прямо на язык Се Ляня, будто случайно касаясь его пальцами и пачкаясь чужой слюной. Се Ляня током ударило от этого прикосновения, но еще большим шоком был вкус лакомства: яркий кисло-сладкий с легкой пряностью и терпкостью. Он никогда не испытывал подобного, отчего неверяще и восхищенно уставился на хозяина дома, который в этот момент довольно улыбался, слизывая с пальцев стекающий сок нового зернышка, которое только что слишком сильно сжал в пальцах глядя на наслаждающегося трапезой Се Ляня. — Попробуй еще вот это, оно отлично сочетается со вкусом граната, который ты попробовал, — он протягивает Се Ляню бокал с изысканным напитком и на своем примере показывает, как отпить из него. Нимфа немного задумывается, глядя на то, как двигается горло Сань Лана и как поднимается его кадык, когда тот с необычным звуком проглатывает неизвестный напиток, после облизывая красные губы. Этот вид был как-то странно привлекателен. Се Лянь вообще не особо понимал, почему некоторые движения и поведение нового знакомого так на него влияют, была ли в том вина его красоты или новизны его образа в глазах нимфы, но напряжение внизу живота уже не казалось выдумкой или надуманным беспокойством. Он потряс головой, сбрасывая наваждение, и опять последовал примеру Сань Лана, выпив жидкость из бокала. Момент, и часть большого глотка обжигает его горло, а другая — возвращается обратно в бокал. Он как ребенок сплевывает горчащую жидкость, слегка закашлявшись. Такой подлости от Сань Лана он не ожидал. — Ох, не подумал, что в первый раз будет слишком непривычно. Се Лянь в порядке? Ему нужно прополоскать рот, чтобы избавиться от послевкусия? Это цветочное вино, люди научились готовить его, чтобы расслабить тело, но вкус его в первый момент может быть специфичным, — взволнованно проговорил хозяин дворца, наливая в новый бокал уже чистую воду. Се Лянь успел прокашляться, но разгорячившееся от алкоголя нутро уже дало о себе знать. Ему не то чтобы не понравилось, скорее, ему показалось слишком непривычным что-то столь острое, горькое и кислое одновременно. Пару мгновений спустя он позволяет себе задать вопрос: — Кто такие люди? Это те, кто приготовил для нас все эти угощения? — Мой драгоценный гость немного заблуждается. Нимфы не знают слишком многое о мире, в котором находятся. Давай я после трапезы расскажу тебе. А угощения, что сейчас на столе, готовили мои слуги, не люди вовсе. — А почему же тогда их не видно? Хозяин немного потупил взгляд, но быстро пришел в себя и поспешил ответить: — Сегодня ты мой гость, и мне бы хотелось, чтобы ты был сконцентрирован только на мне. Слуги лишь помогают создать нужные условия, чтобы ты чувствовал себя комфортно, — Сань Лан продолжил кормить Се Ляня яствами с рук, иногда позволяя себе непозволительную наглость прикасаться пальцами к его мягким губам и очерчивать их контур, а то и вовсе чуть гладить кончик языка, оставляя во рту гостя очередное угощение. Молодая нимфа таял от этой ласки и заботы, пробуя все, что советовал новый знакомый и наслаждаясь его рассказами обо всем на свете. Как же мало Се Лянь действительно знал о мире, в котором существует. В то же время Сань Лан будто был везде и знал все и обо всем. Но кто же все те люди, о которых говорил он? Похожи ли они на нимф, или на самого Сань Лана? Так хотелось узнать, но это после того, как он попробует еще вон те ягоды с далекого острова… — Дорогой гость доволен трапезой? Может, ему хочется попробовать что-то еще? — ласково проговорил Сань Лан, интимно вытирая запачкавшийся в меду от восточных сладостей рот и подбородок гостя своим платком. Пока одна его рука ухаживала за лицом Се Ляня, другая довольно поглаживала чуть уплотнившийся от сытной трапезы живот нимфы, пребывающей в непривычном для себя положении. Он никогда не мог бы подумать, что поглощение чего-то будет столь приятным, а тяжесть в животе приносить удовольствие и умиротворение. Он был так сыт, что немного не сообразил, когда Сань Лан успел немного расстегнуть ворот его одежды, дабы охладить его, а также допил вино из того бокала, что использовал Се Лянь. Почему-то это показалось странным и немного грязным, но молодой и наивной нимфе были неизвестны многие темные мысли, что могли роиться в голове загадочного хозяина замка, поэтому он не заострил на этом внимание. — Сань Лан такой заботливый и щедрый. Я чувствую, что лопну, если съем что-то еще. Прошу, давай продолжим нашу беседу в другом зале? — Се Лянь не выдержал такого откровенно нежного и довольного взгляда Сань Лана. Его губы были так красивы, а глаза так жадно вглядывались в лицо Се Ляня, что тот на мгновение задумался, а нужно ли ему вообще возвращаться после этого на поляну нимф? Сань Лан так прекрасен, что у молодой нимфы не оставалось ни единой причины, чтобы отказаться от его общества. Красивый, добрый и нежный, так заботлив по отношению к Се Ляню. Он само совершенство. — Как скажешь, мой Се Лянь. Позволь помочь тебе подняться. Если после еды ты чувствуешь себя уставшим, мы можем продвинуться дальше не своим ходом. — Что ты имеешь в виду? — спросил удивившийся такому предложению гость, когда по одному щелчку пальцев Сань Лана рядом с ними появился большой золотой паланкин, обитый алым бархатом. Такое роскошное средство передвижения было опять ново для Се Ляня, что сразу было замечено довольным хозяином богатств. — Это мой паланкин, его будут везти слуги, пока мы с дорогим гостем будем восседать на подушках и осматривать просторы дворца и округи изнутри, — сказал он, утягивая сытого и сонного Се Ляня за собой в паланкин, который тут же тронулся с места, — здесь не так много места, так что нам придется немного потесниться, — произнёс Сань Лан, вплотную прижимая к себе расслабленное от всех причуд этого дня тело нимфы, нагло оглаживая его плечи и бедра, скрытые за плотными одеждами. Даже здесь не обошлось без красных цветов, видимо, Сань Лану они очень нравятся. — Знаешь, Сань Лан, нимфы очень любят цветы, особенно собирать их в букеты или венки, украшать ими себя, — внезапно заговорил гость, головой упираясь в грудь сидящего рядом, перебирая в руках его длинные черные локоны, как это любили делать его сородичи, когда отдыхали от бесконечных плясок под солнцем, — я никогда не понимал их. Цветы так прекрасны, так зачем же отрывать их от матери земли, чтобы потом выбросить и забыть навеки? Внезапное желание пооткровенничать можно было объяснить непривычным для тела нимфы алкоголем и человеческой едой. Он не видел лица Сань Лана, но почувствовал, как тот плотнее сжал его, тоже начав гладить по спине и волосам. — Неужели мой драгоценный Се Лянь никогда не рвал полевые цветы? — спросил он тихо, почти неслышно. — Я соблазнился лишь однажды. Ты не против, если я расскажу? — спросил гость, на что получил немедленное соглашение, — Я довольно редко танцую с остальными, потому что неуклюж. Всегда сижу поодаль и любуюсь тем, как остальные веселятся, но однажды мой взгляд зацепился за единственный алый цветок на самой окраине поляны. Он был так одинок, большинство цветов что растут на поляне имеют слабый, ненасыщенный цвет, но тот был будто соткан из небесных закатных нитей. Яркий, красивый, он так сладко пах, что я не мог оторваться от него. Но близился вечер, и мне нужно было уходить подальше от окраины, но оставлять цветок там я не хотел, — Се Лянь немного ссутулился, плотнее прижимаясь к чужой груди, от которой, в отличие от его собственной, не исходил стук сердца, — и тогда я просто сорвал его, чтобы забрать с собой. Я был так заворожен им, что не смог контролировать свое желание и оторвал его от матери. Я ходил с ним следующие дни, не выпуская его из рук, любовался им, говорил с ним, но… Цветы долго не живут. Со временем его лепестки стали мягче, часть их вовсе отпала, а стебель стал клониться обратно к земле. Он будто просился обратно к матери, но я был слишком жаден, чтобы отпустить его. Я носил его с собой, пока в один момент его не забрали и не выкинули в лес, чтобы подшутить надо мной. Мне было так больно, но никто не понял этого. Тогда я просто забыл о нем, пока не встретил тебя там, у поляны. Он говорил о своем прошлом и чувствовал, как руки Сань Лана обвивают его тело, заключая в крепкие и слегка навязчивые объятия. — Мне так жаль, что я сделал это с ним, но я уже ничего не смогу исправить. Цветы, что украшают твой дом, так на него похожи, поэтому сначала я был немного растерян, прости меня за это. Сань Лан выглянул из-за его плеча и сладко прошептал: — Этот цветок наверняка был счастлив оттого, что понравился тебе. И он так же как и ты должен был дорожить тем временем, что вы провели вместе. Его шепот вновь отозвался в теле Се Ляня слабой истомой. — Я рад, что ты так думаешь. Надеюсь, это и правда так. Они еще некоторое время сидели в тишине, прежде чем Се Лянь решился задать вопрос: — А люди, о которых ты обещал рассказать? Кто это? Сань Лань слабо улыбнулся, позволяя себе вновь погладить чужие волосы. В его улыбке было что-то печально обреченное, будто он не совсем хотел рассказывать это Се Ляню. — Люди — разумные существа, по образу похожи на вас, нимф, но немного менее утонченные. Все те богатства, что я собрал в своем дворце — заслуга и творение рук людей. В отличие от нас, мистических существ, у них тяжелая и жалкая жизнь, они обязаны кормить себя и своих близких, работая и получая за это жизненно необходимые ресурсы. Они болеют и могут умереть от малейшего увечья, — спокойно сказал он, уткнувшись в макушку Се Ляня носом и глубоко вдохнув его запах, — А еще они могут умереть по воле кого-то из нас. — Кого-то из нас? Но я даже ни разу не видел людей, как я могу… убить их? — взволнованно спросил нимфа. В голове не укладывалось. — О, мой драгоценный Се Лянь. Ты один из немногих, кто почти не причинял вреда людям, — он осторожно повернул лицо Се Ляня, до этого наблюдавшего за сменой окружения в окне паланкина, к себе и спокойно закончил, — Се Лянь убил лишь единожды, но то была сладкая, нужная смерть. За загадочными словами последовало не менее загадочное действие — губы Сань Лана опустились на его собственные и смяли их, когда на лицо нимфы опустились две широкие ладони, удерживающие его для поцелуя. Парень удивился такому неожиданному движению, но быстро пришел в себя, осознав, что ему вовсе не противно, наоборот, губы Сань Лана были такими сладкими и мягкими, а прохладный язык, что он начал просовывать в чужой рот, таким приятным, что помутившийся от всего этого избытка чувств рассудок Се Ляня не нашел ничего удачнее, чем принять чужую инициативу и тоже углубить поцелуй. Сань Лан был спокоен и нежен, но по стыдливым движениям, по нетерпеливому скольжению языка и по неловкому трению бедер о тело гостя было понятно, что он просто изо всех сил пытается сдерживать свой напор. Хозяин дворца лишь на мгновение отстраняется от губ гостя, чтобы тот смог сделать вздох и пьяными от удовольствия глазами посмотреть на него. — Мой Се Лянь хочет, чтобы я продолжил? Позволит ли мне снять маску? — с легким отчаянием проговорил он, продолжая тереться о спину нимфы, и руками гладить его тело через одежду. Такие ловкие и ласковые движения, так жадно и вместе с тем на грани терпеливо. Се Лянь не совсем понимал, что должно быть после поцелуя, но ему было очень хорошо в руках Сань Лана, хотелось верить ему несмотря ни на что, так что нимфа смог лишь нежно простонать в ответ на прикосновения и вновь утянуть хозяина в поцелуй, с удвоенным рвением лаская его рот своим мокрым нетерпеливым языком. — Ах, мой милый, драгоценный, очаровательный… Позволь прикоснуться к тебе, позволь быть нежным с тобой и дать тебе все, что я мечтал отдать столько времени. Щелчок пальцами, и они с Сань Ланом уже не в паланкине, а в неизвестной комнате, наполненной цветами и ароматическими свечами, посреди большой мягкой кровати, освещенной лишь слабым огнём. Сань Лан встаёт перед ним на колени и кланяется, целуя босую ступню нимфы и слегка поглаживая ее свод, вызывая щекотку. Это заставляет Се Ляня подпрыгнуть на месте от неожиданности, но сразу после этого хозяин дворца выпрямляет спину и тянется слегка подрагивающими руками к лицу, наконец, снимая маску. Се Лянь мог бы с уверенностью сказать, что лик Сань Лана был самым прекрасным, что он видел в своей жизни. Эти глаза, этот ровный и красивый нос, брови, губы, все настолько прекрасно, что не оторвать взгляд. Зачем было носить маску, если он так хорош собой? Или же он боялся, что Се Лянь потеряет сознание от его красоты, как только увидит? Что ж, он был недалек от истины: разгоряченный алкоголем и вкусной едой, историями и мягкой одеждой Се Лянь хотел, чтобы его новый знакомый трогал его больше, наслаждался им и отдавался без остатка. Он восхитительно вкусно пахнет, его Сань Лан. — Ты так прекрасен… — неосознанно бормочет он, замечая, как от этих слов по чужим щекам расходится плохо различимый в полумраке нежный румянец. Се Лянь тянется за ним, он хочет еще поцелуев, хочет, чтобы его держали в объятиях и не отпускали ни на секунду. Его Сань Лан ведь сделает все, чтобы угодить своему гостю? Его подхватывают и жадно целуют в щеки, шею, ключицы, вылизывают впадинку между ними, ему даже кажется, что Сань Лан немного постанывает от удовольствия, пока лижет его. Нимфа ощущает, как его тело наполняется жаром возбуждения, а промежность наливается кровью и искушением. Такого с ним никогда раньше не случалось, но сейчас он был рад, что одежда скрывает его странную реакцию на прикосновения Сань Лана. — Мой Се Лянь позволит его приласкать? Я бы очень хотел потрогать и полизать его там…— смущенно проговаривает он, оглаживая своими ладонями напряженные от возбуждения бедра. Се Лянь может лишь доверчиво кивнуть на это предложение, когда Сань Лан осторожно снимает с него мягкие широкие штаны, обнажая истекающий от нетерпения возбужденный член нимфы. Он аккуратный, но не миниатюрный, очень подходящий Се Ляню, хозяин заворожено оглядывает его, одной рукой сжимая собственную промежность: — Когда я смотрел на тебя на поляне нимф то думал, что сойду с ума. Ты так спокойно ходил голым прямо перед моим носом, если бы я мог, украл бы тебя еще давным-давно и заставил бесконечно наслаждаться этим. Блеск отражавшихся в безумных красных глазах Сань Лана свечей вводил в транс, как и его сладкие речи, сути которых Се Лянь давно не понимал. Он ждал дальнейших действий Сань Лана, будто от этого зависела его жизнь. Он так хотел, чтобы его потрогали… Хозяин вновь опустился перед ним и сполз ближе к промежности, облизывая подрагивающую внутреннюю сторону бедер, мягкие волосы на лобке и чувствительный, полный вкусных угощений живот. Все еще кружа вокруг самого главного места, Сань Лан словно издевался над невинной нимфой, не давая ей то, что подразумевалось под этими поверхностными ласками. Одна ладонь сжимала оголенные поджавшиеся в нетерпении ягодицы, а вторая будто тиски сжимала собственный член, чтобы не дать себе кончить раньше положенного. — Моя маленькая нимфа скажет, что именно он хочет? Я не могу догадаться, — прошептал он, опаляя чувствительную подрагивающую головку своим прохладным дыханием. Если бы у Се Ляня было хоть малейшее представление, чего он хочет, он бы прямо об этом сказал, но невинность и наивность нимфы заставила его поступить столь развратно, что даже сам хозяин дворца опешил и преисполнился восхищением. Нимфа сжал чужую вертлявую голову бёдрами и неосознанно толкнулся в приоткрытый рот своим возбужденным до предела членом, при этом потянувшись ладошками к волосам Сань Лана и будто в забвении дергая за них, призывая заглотить пенис глубже, в самую глотку. — Ах, Сань Лан, еще. Сделай еще, пожалуйста, — пока Сань Лана плотно сжимали чужие бёдра, он наслаждался тем, что давится членом своей нимфы, заполняющей весь его жадный рот своими чреслами, семенем и смазкой. Се Лянь не понимает, что делает, этот воспитанный мальчик даже говорит «пожалуйста», но при этом так грубо и жестко трахает его рот, не оставляя Сань Лану никакого выбора, кроме как подчиниться и заглотить член поглубже, наслаждаться его вкусом и мускусным ароматом. У хозяина дворца закатываются глаза от удовольствия, когда Се Лянь толкается в его глотку, подтягивая голову за волосы прямо к лобку, щекочущему нос Сань Лана мягкими волосками. Он чудовищно хочет чтобы Се Лянь продолжил брать его рот, так жестко, как только сможет. Его сводит с ума давление бедер, искаженное лицо Се Ляня, наслаждающегося первой в жизни стимуляцией ртом. Его маленькая нимфа сходит с ума от наслаждения, краснеет, чуть ли не плачет, пока сам Сань Лан трется своим членом о простыни и бесконечно кончает от наполненности рта и грубости, с которой тянут его волосы. Ожидаемо, Се Лянь быстро спускает прямо в рот Сань Лана, притягивая его к себе так близко, что тот еле успевает сглатывать густую сперму, стекающую ему прямо в горло. Утонувшая в наслаждении и послеоргазменной неге нимфа завороженно наблюдает за тем, как жадно глотает все что из него вышло Сань Лан. Его горло и кадык двигаются так же, как и когда он глотал вино из бокала, в который сплюнул Се Лянь. Сань Лан не двигается некоторое время после того как его партнер кончил, пытаясь осмыслить то удовольствие, которое так неожиданно свалилось на него. — Сань Лан, что с тобой?! Ты в порядке? Ты весь красный, а твои штаны в чем-то испачканы. О нет, я был так груб с тобой! Умоляю, прости, я потерял голову, в твоем рту было так приятно и хорошо, что я забылся и… — Се Лянь позволит забрать его первый раз? Пришедший в себя было Сань Лан был будто в трансе, пока снимал с себя штаны и верхнюю одежду. Мгновение, и он уже полностью голый сидит на коленях перед Се Лянем, его длинный член подрагивает от нетерпения, покрытый семенем и смазкой. Он так развратен сейчас, но его маленькая нимфа этого не понимает. Ей же лучше, ведь от своего бесстыдства даже сам Сань Лан был в ужасе. — Первый раз?.. — Се Лянь с удивлением смотрел на облизывающего опухшие от ласкания члена губы Сань Лана и не понимал, что тот имеет в виду. — Я хочу чтобы ты вошел в меня, — произнёс хозяин дворца с придыханием, не смея прикоснуться к до невозможности возбужденному члену. На него смотрит его Се Лянь, на него, когда он абсолютно нагой, развратный и раболепствует перед ним в надежде, что Се Лянь трахнет его. Его взгляд мутный и несфокусированный. Руки Сань Лана тянутся к члену, собирая остатки семени и смазку, чтобы затем сразу перенести естественные жидкости к тугому, отчаянно сжимающемуся анусу. Он проталкивает в себя сразу два пальца, пока Се Лянь с удивлением наблюдает за ним, не замечая, как его собственный член ярко реагирует на такое представление Сань Лана. Он уже много раз трогал себя там, растягивал пальцами, представляя, что это член его маленькой нимфы, он так безумно хочет этого, что не уверен, остановит ли его отказ. Ему плевать, он возьмет невинность своей драгоценности, пусть даже силой, но хотелось бы все же, чтобы сам Се Лянь молил его о ласке и удовольствии. Се Лянь, наконец, замечает нетерпение в своих чреслах, и инстинктивно начинает ласкать себя, наблюдая за раскрепощенным и развратным хозяином дворца. Они оба трогают себя, глядя друг на друга и возбуждаясь еще сильнее, когда Сань Лан, так и не дождавшись ответа, уложил нимфу на мягкую постель и глубоко поцеловал его, вылизывая и, как давно мечтал, насаживаясь на удерживаемый собственной ладонью член. Се Ляня будто ударили по голове, он не ощущал свое тело как раньше, он будто в момент стал продолжением Сань Лана, его мягкий и жадный до члена Се Ляня зад, казалось, сжимал пенис со всех сторон, высасывая из него напряжение и возбуждение. Он был слегка теплым внутри, но это не мешало Се Ляню в удовольствии закатить глаза и громко простонать имя того, кто пригласил его в свои покои и нагло соблазнил. В глазах Сань Лана не было ни капли разума. Лишь животная похоть от счастья обладания Се Лянем. Он взял первый раз своей сладкой нимфы, а затем заберет и все остальные, всё с ним, всегда его. Он только успел сесть на него полностью, когда неожиданно для самого себя кончил прямо на живот Се Ляня, орошая не только живот, но и влюбленно глядящее на место их соединения лицо. «Мое семя на лице Се Ляня, а он даже наслаждается этим. Почему же я медлил, почему не забрал его раньше?» — Еще, Сань Лан, пожалуйста, еще, — вновь хнычет Се Лянь, осторожно и без особого ритма толкаясь в хлюпающее от смазки отверстие. Он теперь тоже похож на зверя, сошедшего с ума от погони за удовольствием. Из уголка рта нимфы стекает вязкая слюна, и хозяин тут же слизывает ее, оставляя на губах поцелуй и ласково улыбаясь в ответ на смущенный вздох. — Се Лянь, тебе приятно? Тебе хорошо внутри меня? Сань Лана бьет дрожь от выражения лица Се Ляня, от чувства заполненности его членом и семенем, от того, как вкусно от него пахнет и как мило он хнычет, моля его об удовольствии. Так приятно и хорошо, что можно умереть. Прямо как тогда… Тело Сань Лана крепче и сильнее, чем у изнеженного Се Ляня, на нем много шрамов, уродливыми разводами искажающими чистую кожу, но они так гармонично смотрятся, особенно когда тот резко насаживается на член Се Ляня и мышцы под бледной кожей напрягаются и расслабляются с каждым толчком… Нимфа очарован, поглощен во всех смыслах этим прекрасным существом и не может позволить себе и мысли о том, чтобы прекратить это развратное действо. Кожа Сань Лана блестит от пота в свете свечек, но в колдовских алых глазах все еще плещется не то озорство, не то похоть. Он слишком красив, чтобы быть реальным. — Ах, мой Се Лянь… Ты ведь сделаешь это внутрь, сделаешь меня своим, как это было с моим ртом? — он мощными толчками насаживается на чужой член, все еще держась, чтобы не начать привычно жестко дрочить на вид разлегшегося под ним и тающего от наслаждения Се Ляня, сладко вздрагивающего от каждого уверенного проникновения. Он точно кончит в него, точно пометит Сань Лана изнутри… от одной лишь мысли можно было вновь обкончать его милое личико, но хозяин дворца будет держаться. — Са… Сань Лан… Пожалуйста, я, кажется, уже сейчас… Опять, — Се Лянь сжал его ягодницы в своих руках и инстинктивно насадил скользкую от смазки задницу на свой член до упора, только после этого начав кончать в тугое и услужливое нутро. Искрящееся удовольствие в самой глубокой части души переполняло живот и ноги трепетной щекоткой. Сань Лан, похоже, на пару мгновений выпал из реальности от ощущения тугой струи семени, выстрелившего из члена Се Ляня глубоко внутрь него. От такого удовольствия он мог скончаться на месте, если бы был смертным. Он заполняет его так старательно, что хозяин дворца просто не сможет не отплатить ему за щедрость. Отходя от очередного оргазма Се Лянь наблюдает за тем, как Сань Лан поднимается с его члена и как из дырочки между его крепких липких ягодиц вытекает что-то белое и вязкое, капая на живот и опавший член нимфы. Боже, ну что за разврат. Неужели, может быть приятно от того, что кто-то вставляет прямо туда? Се Лянь никогда не трогал не то что свой анус, даже член, но раз умелый и ловкий Сань Лан так наслаждался этим, что столько кончил, может, и Се Ляню понравится? Ощущение влаги между ног опьяняло, что еще более соблазнительно, так это то, что это семя его драгоценного Се Ляня. Нимфа кончил прямо в него ни секунды не сомневаясь. Такой честный и невинный, что хочется съесть. От мыслей об обожании и желании поклоняться этому прекрасному существу Сань Лана отвлекает неожиданный, но привычный звук хлюпанья. — Сань Лан, как ты делал это с собой? Мои пальцы не могут войти, подскажи, как быть? О боги, его нимфа сейчас лежала перед ним широко раздвинув свои аккуратные ноги и пыталась своими белыми пальчиками растянуть свой зад. Сань Лан сел на кровать прямо своей покрытой семенем задницей, прежде чем неверяще уставиться на отчаянно смотрящего на него Се Ляня, молящего своим взглядом о помощи. Он… он точно поможет ему. Прямо сейчас он поможет растянуть, смазать, размягчить это сладкое-сладкое место, он ведь пообещал что будет любезен и гостеприимен к Се Ляню. Ему только нужно задать один вопрос, а потом он все сделает. — Я… украл невинность моего Се Ляня. Неужели он тоже хочет… забрать мою? Прямо сейчас? Позволит подарить ее? Это не сон? Се Лянь даст ему трахнуть себя? Позволит взять его в задницу и будет принимать в себя его семя? Даже если нет, это все равно невыносимое счастье. Его драгоценная нимфа хочет его осквернить и съесть так же, как он сам хотел ее. — Да. Да, Сань Лан, прошу, я очень хочу ощутить то же, что и ты. Помоги мне растянуть это место, молю тебя, — стонет нимфа и разводит ноги еще шире, чтобы дать существу перед собой лучший доступ к своим интимным местам. Сань Лан бредит, наблюдая, как тугое отверстие то сжимается, то разжимается под его взглядом. Оно такое маленькое и миленькое, он не посмеет причинить боль, только не его нимфе. Сань Лан подползает ближе к нему и нежно целует его ягодицы, одной рукой собирая смазку, вытекающую из собственной растраханной дырки, и поднося ее к чужому отверстию. Се Лянь удивлённо стонет, когда вместо длинных и красивых пальцев Сань Лана в его узкое отверстие проталкивается не менее длинный и упругий язык, изучающий его внутренность так, будто Сань Лан всю жизнь только об этом и мечтал. Се Лянь стонет от страха и непередаваемого удовольствия, когда одна из рук Сань Лана начинает ласкать его член в ритм с толчками языка, давящего на странную чувствительную точку внутри него. Хозяин дворца так нежен с ним, в отличие от самого Се Ляня, который сначала грубо взял его рот, а потом и задницу. Ему так повезло, что его «невинность» забрал именно кто-то столь заботливый и аккуратный. Он точно не зря пошел за ним. Давясь своим удовольствием и неприлично громко вылизывая зад своей нимфы, Сань Лан чувствовал, что опять приближается к пику наслаждения. Он не смел и мечтать, что Се Лянь позволит взять себя, окажет ему такую честь отдать свой первый раз именно ему. Его маленький Се Лянь так сильно наслаждается этим, что нет ни малейшего сомнения, что он хочет этого. Чтобы длинный член Сань Лана полностью погрузился в его анус и вытрахал из наглой и глупой нимфы все сомнения и страхи. Се Лянь по ощущениям вот вот кончит, но Сань Лан вовремя пережимает его член у основания и вынимает язык, с любовью напоследок целуя головку члена и пачкая губы в смазке. — Мой драгоценный Се Лянь так очарователен, что это становится невыносимым. Я не знаю, что делать, мне так хорошо, что я задыхаюсь от этого. Прошу, скажи мне сейчас, что ты хочешь меня, что желаешь быть здесь со мной и остаться моим гостем навсегда? Я буду приносить живые цветы, буду кормить, облачать в лучшие одеяния и любить тебя до самого конца вселенной, только прошу, останься и раздели эти мирские удовольствия со мной. Се Лянь мог бы ответить, если бы не смотрел все время, что Сань Лан говорил, на то, как жестко и почти болезненно он дрочит свой большой член, капая густыми каплями смазки прямо на аккуратные, подрагивающие от сладкого удовольствия ноги нимфы. Он уже не видит себя, не помнит прошлую жизнь, он одурманен. Он обезумел от чужой красоты. Он не помнит себя без Сань Лана. Он познал с ним все самые запретные вещи. — Я твой, мой Сань Лан, прошу, тоже будь моим. Я хочу…ах! Се Лянь сорвался на писк, когда в него одним толчком протолкнулся измазанный в его собственной сперме член Сань Лана, с нескрываемым восторгом глядящего на его раскрытый от удовольствия рот. — Я стал твоим еще в тот день, когда ты сорвал меня с земли, мой драгоценный Се Лянь. Только ты, — мышцы пресса сводит от всепоглощающего удовольствия от проникновения в тело его единственного возлюбленного. Се Лянь будет его навеки. Его маленькое, милое божество, которое так боялось затоптать во время танца прекрасные цветы, что казалось остальным неуклюжим и неловким, так любило жизнь цветов, и лишь его, Сань Лана, выбрало как своего возлюбленного. Он не находит в себе сил остановиться, когда Се Лянь мило захныкал от наслаждения, всеми руками и ногами хватаясь за Сань Лана, моля его быть грубее, трахать его сильнее и жестче, чтобы он не мог связно мыслить. Кто бы мог подумать, что в свой первый раз нимфа будет столь откровенен и развратен. Будто это сладострастие было у него в крови, что немного злило хозяина дворца, ведь кто знает, что было бы с ним, если бы Сань Лан первый не украл его. Язык Сань Лана проходится по чужой влажной шее, гладит чувствительную кожу и щекочет ухо, проникая самым кончиком в ушную раковину, заставляя Се Ляня взвизгнуть от неожиданного мокрого ощущения. Но он не против, пока толстый член таранит его нутро, а настойчивые, хоть и неопытные пальцы ласкают тело. Сань Лан похоже видит только его, из красных от напряжения и удовольствия глаз капали слезы не то счастья, не то усталости. Милая нимфа никогда бы не подумал, что кто-то столь сильный и могущественный будет плакать, отчаянно обнимая его, и не выпуская из своих рук. Такой очаровательный. — Се Лянь позволит мне сделать это внутрь? — он тяжело дышит и из последних сил сдерживает стоны, когда член уже готов взорваться от желания кончить внутрь любимой нимфы. Он так хочет надеяться, что ему позволят лишь разок сделать это… неожиданно нимфа резко притянул его за спутанные волосы к себе. Горячий шепот искусанных губ опалил его раскрасневшееся лицо: — Да, Сань Лан, сделай это. Я хочу, — уверенно и четко, не подразумевает никаких «но». Сань Лан никогда не чувствовал себя таким счастливым, довольным и удовлетворенным, как когда кончал в своего Се Ляня. Ощущая, как уже в него заливается струя спермы, Се Лянь невольно сжал липкие бедра вокруг его талии, удерживая Сань Лана внутри, пока тот не заполнит его целиком, клеймя и присваивая. Они тяжело дышат, но Се Лянь не позволяет расслабившемуся Сань Лану выйти из него, в очередной раз утягивая его в глубокий поцелуй и гладя исцарапанные им же в кровь плечи. Они еще долго нежатся в объятьях друг друга, целуясь, гладя, лаская все, до чего могли достать. Се Лянь мог бы вспомнить о том, что ему пора возвращаться на свою поляну. Но было уже поздно. Сань Лан все еще внутри него, когда в его теплом голосе послышалась нотка печали: — Мой драгоценный Се Лянь. Мне жаль, что я говорю это лишь сейчас, — он осторожно удерживает его на месте, когда влюблено целует чужие влажные от слез удовольствия и пота щеки, — но в самом деле я последний мерзавец. Я обманул и украл тебя из родного мира, потому как всю свою жизнь теплю в сердце мысли о тебе и мечтаю о жизни с тобой. Се Лянь удивлённо смотрит на него в ответ: — В чем Сань Лан обманул меня? — Во всем. Абсолютно. На самом деле я с самого начала знал, что обратно на поляну ты не вернешься. Нимфы почти ничего не знают о мире, в котором живут… И я воспользовался твоей наивностью и незнанием, чтобы украсть для себя, — он продолжал целовать его волосы и макушку, сильными руками оглаживая чужую грудь. — Но как же так? Я ведь могу просто вернуться тем путем, что пришел. Другие будут осуждать, но я же… — Ты больше не нимфа. С того момента, как ты облачился в мои одеяния, принял от меня пищу и вино, познал страсть со мной, ты более не можешь ступать на территорию божественных хранителей, тех, кто хранит и оберегает души людей в человеческом мире. Мой наивный маленький Се Лянь, помнишь ли ты, как выглядел тот цветок, что ты сорвал? Се Лянь молчал. — То была моя судьба, моя душа. Когда нимфе нравится цветок, и она его срывает, душа человека, связанного с ним, уходит из человеческого тела и возвращается в цветок. В тот день, будучи человеком, я хотел смерти как никогда раньше, я был совершенно уничтожен жизнью и ни одна живая душа не могла полюбить меня. Но ты выбрал меня сам среди сотни тысяч других, влюбился в красоту, которой во мне в самом деле не было. Мгновения, проведенные с тобой, пока ты искренне любовался даже увядшим и жалким мной, были самыми прекрасными в моей жизни. И когда меня выбросили в темный лес я в самом деле был рад, потому как не хотел более быть уродливым в твоих глазах, мой драгоценный Се Лянь. Но и темный лес хранит в себе тайны. Не одна душа слонялась там, использованная нимфами и выброшенная за ненадобностью, но лишь я смог воплотиться вновь и набраться сил, чтобы построить царство таких же отреченных божественными хранителями. Мои слуги, мои подданные — все те души, что твои сородичи выбросили. Они презирают всех нимф, но не тебя, мой драгоценный. Теперь ты хоть и запятнан моими руками и не сможешь вернуться в тот мир, но являешься величайшим божеством для всех нас. Тебя люблю не только я, все, кто под моей властью. Но позволить себе видеть тебя и выражать свою любовь напрямую смогу только я. Повторяю, мне жаль, Се Лянь, но это с самого начала была ловушка для тебя, и теперь ты навеки будешь заперт в этом мире со мной. Но поверь, моя любовь к тебе будет затмевать любые твои печали и горести, ведь ты сам возжелал меня, сам оторвал от жалкого человеческого сосуда и сделал таким, какой я сейчас. Се Лянь смотрел на улыбающегося нечеловеческой улыбкой Сань Лана и не мог понять, безумно страшно ему или просто до смерти хорошо?