Часть 1
3 января 2024 г. в 04:30
Драки Артёма и Павла не были новинкой, даже редкостью, но Мельник всё равно приходил в ярость каждый раз, когда это случалось. После войны с Красными, Павла отправили послом к ним в D6 и вроде как изгнали с линии за невыполненное последнее задание на Красной площади, но даже тогда это не оправдывало того, что эти двое дрались как минимум раз в неделю!
Эти двое сидели напротив него, покрытые синяками и всё ещё полные кипящей яростью, сдерживаемой только присутствием командира.
— Что было на этот раз? — спросил командир, усаживаясь за стол и скрещивая руки в знак родительского неодобрения.
Как всегда никто не ответил. В комнате воцарилась тишина, и обычно Артём говорил сам, но на этот раз ни у одного из них не хватило самообладания объяснить свои акты насилия.
— Вот это что-то новенькое, — подумал Мельник и повторил, на этот раз более решительно. — Почему вы подрались на этот раз? Если вы объясните мне причину, я, возможно, не буду так суров к вам.
Он надеялся, что возможность более мягкого наказания заставит кого-нибудь из них заговорить, но это было бесполезно, они оба были упрямы, как мулы.
— Ладно. Вы оба будете работать в реакторной в эту смену, — он увидел, что Артём начал протестовать, — Вы оба, свободны.
Поняв, что больше ничего не сможет сделать, Артём встал, отдал честь Мельнику и ушёл, Паша сделал то же самое, следуя за ним на нижние уровни D6, где хранилась биомасса.
Артём ненавидел спускаться туда, и не только потому, что это была самая гнилая часть базы, но и потому, что само присутствие биомассы напоминало ему о вещах, которые он не хотел вспоминать даже в кошмарах. Павел испытывал такое же отвращение, как и рейнджер, и морщился от омерзения, когда они вошли в смотровую комнату и получили хороший обзор радиоактивного чудовища. Оба не хотели приближаться к этой штуке, это уж точно.
— Я ТУДА не пойду! — сказали оба одновременно, возмущенно глядя друг на друга.
— ТЫ должен туда пойти! — Павел заговорил со страхом в голосе, лишь слегка скрытым ещё не погасшими угольками ссоры, которая произошла перед этим. — Ты начал драку...!
— И ты продолжил это! Я виноват в том, что мы здесь, не меньше, чем ты,— Артём был заметно напуган, и Павел отметил это тем, что он даже не придал особого значения интонации в своём голосе. Но он был прав: когда ярость остыла, они оба поняли, что дрались по глупым причинам, но не стали признаваться в этом вслух, по крайней мере сейчас.
Некоторое время они сидели в смотровой, наблюдая, как аморфная масса радиоактивных отходов корчится словно в насмешке над живым существом, а потом Артём заговорил.
— Ладно, кто-то должен идти туда и проверить всё, — кивнув, согласился Павел.
— Давай просто сыграем в "камень-ножницы-бумага", чтобы решить... или что-то в этом роде?
— Мы давно не дети, — рассмеялся Павел, — Но это хорошая идея.
Они сели и немного поиграли в эту детскую игру, в итоге Артём победил и с триумфом поднялся с земли, помогая Павлу облачиться в противорадиационный костюм и практически запихивая его внутрь защитной зоны, игнорируя проклятия Павла и матершину в его адрес.
Павел проклинал всю дорогу до генератора, который должен был проверить. Каждый раз, когда видел, что эта штука движется, он безрезультатно стрелял в неё. Но это мало что давало - масса всё равно поглощала пули. Генератор, к счастью, оказался в рабочем состоянии, и Павел начал обратный путь.
Когда он приблизился к двери, один большой пузырь взорвался рядом с ним, покрыв его гнилостной, почти жидкой массой, и он пожалел, что не надел противогаз: его лицо было покрыто этим веществом, часть попала в рот, и он тут же выплюнул её, но это было бесполезно. Павел добрался до двери, чувствуя, как по телу разливается жар, настолько сильный, что у него едва хватило сил открыть дверь.
Артём сидел в кресле наблюдательного пункта, сразу почувствовав вонь от слизи, вылитой на другого человека, он не захотел находиться рядом, когда тот снимал противорадиационный костюм, и просто закрыл за Павлом дверь.
— Ты сам снимешь эту штуку, — пошутил он, запирая дверь и дважды перепроверяя её. Он услышал тихое согласие Павла и звук падающего на пол костюма.
Когда он обернулся, то едва успел поймать более крупного мужчину, как тот упал на него, повалив их обоих на землю. Павел обнял Артёма, вопреки его предположению, затеять очередную потасовку, и прижался к изгибу шеи, осыпая его мягкими поцелуями.
Артём попытался оттолкнуть его от себя, но Павел воспользовался этим расстоянием, чтобы грубо поцеловать его, пропуская через себя химическое вещество, которое заставляло его так себя вести. Когда он понял, что это такое, то было уже поздно - это был афродизиак. Конечно блять, эта штука была радиоактивным чудовищем и выплевывала возбуждающий сок. Жар похоти и гнева с каждой секундой овладевал его чувствами, и, в конце концов, он ответил на поцелуй.
Поцелуй был грубым и отчаянным, оба мужчины хотели получить от эротического акта только личное удовольствие, руки Павла обхватили Артёма за талию, сидящего на земле рядом с панелями диспетчерской, и посадили к себе на колени. Давление и инстинктивные движения бёдер заставили обоих застонать от удовольствия, разрывая поцелуй и оставляя обоих задыхаться.
Артём положил голову на шею Павлу, прерывисто вздохнув, и обнял его за плечи.
— Ты мог бы просто держать это при себе, мудак, — его голос прозвучал тихо, и рейнджеру потребовалась почти вся сила воли, чтобы действительно произнести это вслух. Павел, на которого химикат подействовал гораздо сильнее, ответил низким ворчанием и резким движением бёдер, вызвав тихий стон у другого.
— Ты был... первым, кто попался на глаза, — Павел, как обычно, пытался врать, но тон его не позволял, было видно, что он не может что-то обосновать, но Артём не мог понять, что именно. — Давай просто покончим с этим! — Его голос потерял всякий контроль, перейдя в жалобный скулёж, а голубые глаза встретились с зелёными, умоляя Артёма сделать хоть что-нибудь.
И Артём подчинился, осторожно слезая с его колен и открывая пространство между его ног, чтобы он мог встать на колени. — Это просто. Минет, — сказал он самым авторитетным тоном, на который был способен, — Ничего больше.
Он услышал, как Павел поблагодарил его, когда расстегнул молнию на штанах, освобождая свой член из тканевой тюрьмы, в которую он был заключен, и секунду смотрел на него.
Он был... гораздо больше, чем ожидалось, и к тому же толстый, и Артём не представлял, как сможет поместить его в рот. Но обещал это сделать, и должен был выполнить обещание. Он посмотрел на Павла, наполовину спрашивая разрешения, наполовину нервничая, и начал вводить кончик члена в рот, медленно, чтобы не подавиться проклятой штукой.
Павел положил руку на непокорные тёмные локоны Артёма, но не для того, чтобы подтолкнуть его ещё ниже - он знал, что если сделает это, то покинет комнату управления с синими яйцами, - а чтобы удержать остатки самоконтроля, пока Артём пытается уменьшить его длину.
У Артёма отсутствовал рвотный рефлекс, поэтому, когда он был достаточно уверен, что может взять в рот оставшуюся часть Павла, то сделал это бесстрастно, глядя на него в поисках обратной связи, и не был разочарован: Павел крепче сжал его волосы, закрыв глаза и издав низкий стон, который был более чем стимулом для Артёма, чтобы начать медленно двигать головой. Положив одну руку на его бедро, другой он расстегнул молнию на брюках и начал гладить себя, инстинктивно пытаясь синхронизировать оба движения, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться.
Артём покачивал головой вперёд-назад, почти дразня, время от времени приоткрывая один глаз, чтобы визуализировать звуки удовольствия, которые он получал от майора Красной Линии. Он был свекольно-красным, и Артём мог видеть лихорадочную похоть, бурлящую в его глазах, которые с обожанием следили за его движениями.
Это ещё больше приближало его к оргазму, и через несколько толчков он беспорядочно кончил ему на руку, вскоре Павел тоже кончил, так крепко вцепившись в его волосы, что казалось, выдернет несколько прядей прямо из головы Артёма.
Артём, в основном потому, что не мог пошевелиться, проглотил столько, сколько смог, и, освободившись от сильных рук Павла, глубоко поцеловал его, прикусив губу. Когда поцелуй закончился, как в наказание, он лёг на грудь Павла.
Павел погладил его по волосам, которые теперь были ещё грязнее, чем раньше, и притянул его ближе, практически шепча ему на ухо самым мягким голосом, который он когда-либо слышал от коммуниста.
— Боже, Д'Артаньян... Я думаю... Мне кажется, что я люблю тебя, — он тихонько засмеялся и начал засыпать.
Артём посмотрел на него: афродизиак, очевидно, говорил за него, и он просто принял это как объяснение того безумия, которое Павел только что сказал, устроившись поудобнее и позволив усталости взять верх над собой, убаюканный горько-сладким чувством, которое вызвали у него эти слова.