Лето на качелях качается

Сентябрь, 1988 год. Уже темнело. Добирающийся из Черёмушек Руслан чувствовал усталость, оттого время от времени останавливался, чтобы оглядеться по сторонам или посмотреть на небо. Он был измотан из-за любовных страданий. Небосвод был многолик и далёк: на нём смешались розово-голубые лёгкие платочки облаков. До дома оставалось не так долго. И вдруг взгляд, словно наточенный только на один-единственный силуэт во всём мире, увидел знакомый, очень родной профиль. Весь такой остренький, словно нарисованный дерзким художником. Сердце обдало волной благоговейного обожания. Это был Андрей! Они не разговаривали уже неделю, и Долматова этот факт изрядно изматывал. В душе вспыхнула несмелым светлячком надежда: что, если Васильцов пришёл, чтобы помириться? Но, подходя ближе к лавочке, на которой восседал Андрей, слегка обрамлённый светом уличного фонаря, Руслан испытал горькое разочарование. Парень даже не думал посматривать в его сторону. Он его вовсе не заметил, что-то негромко и вдумчиво обсуждая с сидящим рядом человеком. Когда острый голубой взгляд, холодный, как льдинки Антарктики, наконец обратился к нему, Долматов приосанился и заглянул в любимые глаза. — Привет, — выдохнул Руслан, останавливаясь у лавочки. — Тебе чё? — отчеканил Андрей. Его чёткое «ч» буквально звенело, отскакивая от зубов. — Я… хотел… — Долматов неуверенно взглянул на незнакомого парня, сидящего рядом с возлюбленным. Тот ухмыльнулся, оголив ровные белые зубы. И тут в душе искрой вспыхнула ревность. Кто он такой, этот тип?! Почему так глазеет на него?! Ведь у него, у Руслана, всё серьёзно с Андреем. Они не просто проводили вместе время «от нечего делать». — Чё хотел-то? — теперь ухмылялся и Васильцов. В своей голубой джинсовой куртке он был особенно хорош. И у Долматова, который и так забыл, как есть и спать, сильно заныло в груди. — Поговорить. Только без свидетелей… — Мне уйти? — подал голос приятель Васильцова. Тот пожал плечами, обхватывая ладонями ногу в белом кеде, лежащую на правом колене. Всем своим видом он показывал, что ему совершенно наплевать, останется его собеседник, или уйдёт. — Лан, я пошёл. Увидимся. — Ага, бывай. Парень встал и, насвистывая себе под нос, пошёл в темноту, чтобы раствориться в ней. — Кто он? Впервые его вижу, — Долматов даже не пытался скрыть ревность, раскрасневшись в щеках. — Знакомый. Ты, вроде, поговорить хотел? Ну, вещай. Я тебя слушаю. — Скажи, что между нами случилось? Почему ты так… разозлился? Фыркнув, Андрей вальяжно откинулся на спинку скамейки. — Я не собираюсь объяснять тебе очевидное. — Хорошо, пусть так. Я просто не заметил этого очевидного… Прости меня, если я тебя обидел. — Ты меня не обидел, ты просто глупый и слишком наивный. — Это так плохо? — Руслан закусил угол губ. — Это… никак. Да и сам ты — никакой. — Прости… — Хватит постоянно извиняться — это раздражает! — вспыхнул Андрей, вставая и пряча руки в карманы куртки. — Я знаю, что не настолько интересен, как мог бы быть. Мне жаль, что я не дотягиваю до… до того уровня… — Хватит оправдываться, — отвернувшись, Васильцов пошёл вглубь двора. Глядя на его уходящую фигуру, размывающуюся в темноте будто бы фиолетовой акварели, Долматов вдруг с полной искренностью чувств осознал, что просто умрёт, захлебнётся болью, если не помирится с Андреем, если между ними так и останется этот жуткий холод. Он побежал за Васильцовым, и нагнал его. — Андрей… я так много хотел бы тебе сказать… давай не будем ссориться? Хотя бы так… — А мы и не ссорились. — Правда? А что же… — Долматов даже остановился, обдумывая услышанное. — Просто ты умеешь свести с ума любого своей глупостью. И меня почти свёл, — Андрей уселся на качели и оттолкнулся белыми кедами от земли. Его глаза блестели злостью и лукавством. Тысячу раз за эту проклятую неделю Долматов вспоминал их разговор, но так и не понял, что послужило причиной ссоры, в ходе которой Васильцов обматерил его и выгнал. — Зря ты так, я ведь… люблю тебя… — ощущая себя совершенно несчастным, пробормотал Руслан. — Врёшь ты всё. — Я не вру! — закричал парень, словно на нём нажали какую-то кнопку. — Я правда тебя люблю. — А чем докажешь? — голубые глаза холодно сузились. — Чем захочешь! — И ты прям на всё-всё согласишься? Долматов поскорее закивал. Лишь бы Андрей скорее был с ним таким, каким был какую-то неделю назад. — Ну ладно. Посмотрим, на что ты способен, и насколько твои слова правдивы, а то ж болтать любой может, — склонив голову набок, Васильцов дал полюбоваться своим острым подбородком, изящной линией скул. — Полезай туда и стой на одной ноге на самом краю. Долго стой. Зассышь? При этом он указал пальцем на крышу пятнадцатиэтажки, возле которой всё и происходило. — Я всё сделаю. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом Руслан пошёл в сторону дома. Страха не было, но от перевозбуждения его потряхивало. Он был в шаге от того, чтобы Андрей наконец-то поверил в искренность его чувств, а ради этого он пойдёт на всё. Вскоре парень скрылся в подъезде. Васильцов слегка покачивался, с прищуром глядя на крышу высотки. Через несколько мгновений у самого края появился знакомый силуэт. Волосы стояли торчком — их поднимал поднявшийся ветер. — Я люблю тебя! Запомни это! Я не вру! — крик Руслана эхом разлетелся по округе. Встав на самый край, он согнул правую ногу в колене. Стараясь не потерять равновесие, парень смотрел на качели, и сидящего на них там, внизу, в мглистой сумрачности вечера, Андрея. Несмотря на то, что страха Долматов не испытывал, ладони его сделались влажными. Сердце бешено колотилось о грудную клетку, норовя выскочить. — Я очень сильно тебя люблю! И буду любить всю жизнь! Всю жизнь! — кричал восторженно, со странной улыбкой на лице, Руслан. — Это кто там?! Долматов, что ли?! — завопил кто-то снизу. Тяжело сглотнув, сквозь пелену на влажных глазах, парень постарался разглядеть человека, возникшего рядом с Андреем, всё ещё сидящим на качелях. Тело слегка пошатывалось на ветру, но пока что удавалось держать равновесие. — Немедленно слезай оттуда! — закричал человек. — Андрей, я всю жизнь буду тебя любить, я всегда-всегда буду любить тебя! — ощущая небывалую свободу и лёгкость, горланил Долматов.