7. Почему Шото улыбается
6 мая 2024 г. в 04:01
Сколько себя помнил, он ненавидел жару. Может быть, проживи Тоя чуть дольше, или если бы мать не оставила ужасный ожог на левой стороне его лица, Шото относился бы ко всему как-то проще. Но жизнь была такой, какой она была: наполненной драмой, потерями и болью. Особенно болью.
От обожания Тодороки-младший очень быстро перешёл к страху перед огнём. Перед угнетающей мощью, которой тот обладал, перед тем ущербом, который было так легко нанести и так сложно исправить. Всё, что было в жизни Шото важно и дорого, огонь выжег, оставив лишь запах гари и расплавившуюся кожу. Поэтому, когда отец, второй по значимости (и первый среди ублюдков) герой, приказывал использовать огонь — Шото отказывался. Он ненавидел эту часть себя. Ту часть, которая принадлежала ему. Идеально овладев наследием матери, сын полностью исключил из своей жизни наследие отца. Потому что не видел смысла в его использовании.
Даже если это означало переохлаждение всего тела. Даже если он мог умереть.
— Просто не допусти этого, — попросила однажды сестра, накладывая бинты на очередное растяжение. — Не дай отцу сломить тебя.
Шото коротко кивал и продолжал свой молчаливый бой за возможность доказать: и без огня он может защитить себя.
И для этой защиты Тодороки воздвиг стены вокруг своего сердца, разума и тела. Став закрытой книгой даже для близких, он пытался защитить сиблингов от беспокойства за себя, не понимая, что это так не работает. Из-за этого он стал совершенно непонятным для чужих людей, которым непроницаемость казалась проявлением высокомерной враждебности. Но что чужая ненависть для того, кто с детства спрашивает себя: было бы маме лучше, не появись он на свет?
Шото просто привык игнорировать своё окружение. Не сделай он так — детская психика сломалась бы от бесконечного одиночества и побоев. Со временем это стало частью его персоны, тем, как он взаимодействовал с окружающим миром. Ничто не имело значения, все были всего лишь шумом, отвлекающим от достижения главной цели.
Академия ЮЭЙ была ужасным выбором по многим причинам, но, с другой стороны, добившись результатов, которых не смог отец, Шото доказал бы никчемность причуды ублюдка.
Так что да, пришлось смириться с необходимостью учиться и слышать «Ты похож на Старателя», «Твоя сила сравнима со Старателем» и «Это же сын Старателя?».
Всего лишь белый шум. Можно игнорировать.
В классе его не трогали. Вернее, несколько раз попытались заговорить, но очень быстро отстали. Было достаточно сказать, что в дружбе он не заинтересован, как половина класс повесила на него такой родной ярлык «высокомерный выскочка».
— Ну, это же сын Старателя, — донеслось однажды сбоку. Шото не повернул головы, чтобы посмотреть на человека, да и голос был едва ли знаком: Тодороки не видел смысла тратить энергию на запоминания таких вещей. Зачем? Их объединяет только профессия и учебная зона.
— Знаешь, ты не должен быть таким закрытым, — сказал однажды Нацуо. Они только что поужинали, ублюдок был в патруле.
— Не понимаю, о чём ты, — искренне ответил Шото. — Мне ещё нужно сделать задание, и спасибо за еду, сестра.
То, как старшие обменялись грустными взглядами, осталось незамеченным. Шото думал, что всё хорошо, ну, или не так уж и плохо: он становится героем, всё ещё использует только холодную часть себя и обязательно превзойдёт отца.
Появление новенького едва ли затронуло Тодороки. Единственное, что для него изменилось — теперь перед ним не было пустой парты. А ещё вокруг новенького крутились шумные одноклассники, чья болтовня действовала на нервы. Верный своему принципу, Шото игнорировал и это.
Возможно, почувствовав, как на запястье сомкнулся браслет наручников, Тодороки впервые задумался: а правильный ли путь он выбрал?
Мальчик, который шёл рядом с ним, был ниже и слабее, под формой не было и намёка на мускулатуру, а огромные глаза и эти курчавые волосы вообще придавали ему схожесть с девочкой. Парень лепетал что-то о поимке их цели, но Шото слушал лишь в пол-уха. Внезапно его зоркий глаз выхватил из толпы длинный силуэт, по описанию напоминавший преступника, и, не говоря ни слова, уверенный, что обуза или отстанет, или наоборот поднажмёт, Шото прибавил шагу.
Чего он точно не ожидал, так это последовавшего внезапного удара об стену. А затем оглушающая беспомощность из-за невозможности обрасти льдом. Не только обрасти, но даже просто понизить градус своего тела. Причуда была заблокирована. В ушах зазвенело. Шото едва понимал, что кричал ему маска, очень быстро пришло удушающее осознание — спасения нет. В голове резко всплыло, что причуда его «напарника» самая бесполезная из всех. Этот парень наверняка просто испугается и побежит без оглядки, чтобы спастись самому. Они не были друзьями, новенький ничего не должен был Тодороки, да и что неудачник мог сделать против взрослого мужчины с оружием в руке?
Огромное изогнутое лезвие ножа, направленное на него, как в замедленной съёмке приближалось к лицу, и прежде чем холодный метал коснулся кожи, Шото уже мог почувствовать боль от потери левого глаза. Какая же это всё чертова ирония. Все всегда покушаются на ту часть Шото, которую он и сам ненавидит!
А затем, перед глазами пронеслась вспышка света. Огонь. Спичка. Такая маленькая, обычно бесполезная, лишенная настоящей угрозы, тонкая палочка пронеслась мимо лица Шото и почти дотронулась до маньяка. Почти. Мужчина с позорным вскриком буквально отпрыгнул от огня. Человек, знавший его отца, боялся огня.
И снова чудовищная ирония.
Шото аккуратно моргнул, и посмотрел на своего напарника. Парня, который неизвестной причуде и острому ножу, противопоставил спичку и победил. В лице Мидории не было и намёка на удивление. Он знал, подумал Тодороки. Он знал, что нападавший испугается вспышки и именно поэтому атаковал.
С ужасом Шото представил, что если бы не наручники, он, во-первых, нарушил бы запрет на использование причуды и наверняка причинил вред злодею, а во-вторых… если бы он просто поджег свой палец, эффект был бы стократно сильнее, чем от целой глыбы льда. Осознание этого обрушилось многотонной плитой на несчастного Тодороки, практически выбивая воздух из груди. Но, к счастью, всю свою жизнь он учился действовать, несмотря ни на что, именно поэтому, игнорируя тошноту и полнейший хаос царивший в душе, Шото взял второй конец браслета и приковал себя к мужчине. Поступок, по глупости схожий с бросанием теннисных мячиков в Ному, но сработавший как надо, потому что напарник остался невредим.
Сложно описать все те эмоции и мысли, которые крутились в голове Тодороки, когда его опрашивали и накладывали швы. Но была одна мысль, которая громче других звенела в ушах и разрывала грудь: кажется, Мидория — мальчик, чья причуда несёт хаос и разрушение, руки которого испещрены шрамами, спас его от чего-то куда более ужасного, чем потеря глаза. Не ведая, что творит, этот Неудачник показал обратную сторону огня. Его не только любят, его боятся плохие ребята.
Шото понял, что может выжечь всё наследие Старателя, сжечь его с лица земли. Сама мысль от нового витка иронии, заставляла чувствовать волнение в области живота. Предвкушать последствия.
По его венам течёт кровь насильника и ублюдка, и если Шото научится использовать её, то ряды подобных его отцу быстро поредеют. Иными словами, он отчистит мир от никчемных людей, не заслуживающих дышать одним воздухом с ним, с помощью оружия самого главного из всех ублюдка.
Эта мысль заставила по-новому посмотреть на мир и своё место в нём. И странным образом, впервые за долгие годы, Тодороки почувствовал лёгкость. Его губы, незаметно для самого себя, изогнулись в легкой многообещающей улыбке.
Тодороки не задумывался, когда накрывал ладонью голову своего одноклассника, он просто не мог иначе: этот человек помог осознать ему нечто столь важное, как ценность наследия, и за это Шото был благодарен Мидории.