/Механическое сердце

Неизвестно какая по счету ночь прошла в слезах. На самом деле для Бай Чжу это стало так привычно, что он даже не собирается отрекаться от этого или стараться избежать. И вот он вновь поднимается с постели, опуская на ледяной пол босые ноги. Плечи мелко подрагивают от холода. Лекарь еле находит в себе силы, чтобы встать и закрыть окно, которое зачем-то распахнул вчера и забыл о нем, а после переодеться из пижамы в повседневную одежду. Открытый живот явно был не к месту в этот ветреный день, но и он никуда сегодня не собирался, не хватает ему еще простыть. Сегодня Господин Бай планирует прибраться на полках, навести генеральную уборку и принять отчет о травах у малышки Цици, чтобы потом за недостающими отправить Гуя, ну и, естественно, принять парочку пациентов, но лишь после двух часов дня, поэтому, не торопясь, он раскладывает по местам разбросанные когда-то вещички, затем берется за веник и подметает половицы. Чан Шэн мирно лежит на плечах хозяина и что-то тихо и медленно рассказывает, развеивая абсолютную тишину и скуку. Позавчера она нашла огромное скопление Стеклянных колокольчиков на скале недалеко от руин, а дней пять назад, гуляя с Цици на берегу, они собирали Звездные ракушки. Цици оставила их себе. У девочки вообще отдельная полочка для них, и она этим гордится. Такое умиротворение. До тех пор, пока на пороге не появляется мужчина, заставляя слегка "подпрыгнуть" лекаря. Тот смотрит на часы. Время только одиннадцать, рано еще для пациентов. А после он переводит взгляд на незваного гостя, рассматривая его фигуру снизу-вверх. И тут Бай Чжу обомлел, приметив маску на лице, скрывающую бóльшую часть лица, Чан Шэн же приподнялась в оборонительном жесте и зашипела. Очевидно, это не местный, а судя по скрытому лицу, и вовсе из организации Фатуи. – Непрофессионально, дорогой лекарь, так на потенциальных клиентов смотреть, – улыбаясь, сделал замечание этот самый клиент. Бай Чжу быстро пришел в себя, попросил свою змейку успокоиться, прокашлялся, отставил веник к стене и прошел за стол ресепшена, приглашая мужчину подойти и рассказать, зачем тот явился. Тот же в свою очередь подошёл с гордо приподнятой головой и хищной улыбкой. Лекарь был обескуражен, но старался этого не показывать, хотя по спине прошлись мурашки и легкий холодок. Эти несвойственные для Ли Юэ вид и акцент. Ему даже показалось, что часы стали громче тикать или вовсе постукивать. Наверное, стоит заменить батарейку. – Прошу, представьтесь, – тут Бай Чжу взялся за ручку и продолжил, – рассказывайте, что болит, как сильно и как давно, – в привычном вежливом и размеренном тоне говорил он. – Думаю, вы заметили, что я не из местных жителей, – в ответ мужчина был снисходителен, потому отвечал так же вежливо, но по-прежнему устрашающе не то, что улыбаясь, скорее скалясь. – Я Иль Дотторе. Ну допустим у меня болит запястье. Дотторе снимает перчатку с правой руки и небрежно откидывает на стол, разминая руку. Хозяин хижины скептически осматривает его, мол, что значит "допустим"? И все же поправляет очки, с опаской берет чужое запястье и осматривает. Нет ни царапины, ни шрама, значит, травма внутренняя. Бай Чжу аккуратно проворачивает чужую руку, ощупывает, интересуясь, не больно ли. Намека на разрывы тканей или переломы костей нет, однако он не понимает, что это может быть, а какой-то посторонний звук, предположительно от часов, сильно мешает. Гость лишь улыбается, довольствуясь заблуждением лекаря. – Опустите руку и встряхните запястьем, – спустя некоторое молчание командует лекарь. Пациент послушно выполняет, а после интересуется: – И каков диагноз? – улыбка никак не сходит с лица, хотя так хочется ее стереть. – Синдром запястного канала, обусловленный сдавлением срединного нерва. Он характеризуется жгучими стреляющими болями, покалыванием, онемением ладонной поверхности кисти. Боли иррадиируют в лучезапястный сустав, предплечье, реже – в пальцы. Выраженность болевого синдрома снижается при опускании рук, размахивании или встряхивании опущенными руками, растирании ладоней. Возможно одностороннее и двухстороннее поражение, – спокойно и медленно выдает вердикт Бай Чжу. – Как верно и точно, дорогой Доктор, – хвалит Дотторе и облокачивается руками на стол, так и оставив правую руку обнаженной, а ведь тиканье словно приблизилось. – Я лекарь-травник, – уточнил он. – Да как вам угодно. Вы действительно хороши так, как вас описывают, – продолжает клиент. – На этом все? – как отрезает. – Могу записаться на еще один прием, – даже не спрашивает собеседник, скорее настаивает. Он хватает какую-то бумажку, берёт ручку, после чего Бай Чжу просто так замечает, что мужчина левша, и что-то пишет. Затем оставляет все, как есть и попросту покидает хижину Бубу, кидая на прощание "до встречи". Лекарь и слова сказать не успевает. После он опомнился и взял листочек. Тот гласил о встрече в одиннадцать утра в субботу, то есть буквально через пару дней. Он все же выдыхает, более-менее успокаиваясь после ухода Дотторе, тут же чувствуя слабость и головную боль. Когда он занят работой, ему некогда думать и жаловаться на собственную болезнь, потому после работы он жутко устает, а еще этот раздражающий механический звук. Откуда он?? В прочем неважно, ведь все внимание концентрируется на Цици, которая только проснулась. Девочка тут же интересуется о приходившим, но быстро теряет интерес, получая в ответ что-то о том, что это какой-то клиент. Пока она возвращается в комнату за блокнотами, хозяин хижины за край кончиками пальцев берет в руку откинутую перчатку, змея шипит, а он просто закидывает ее в ящик стола, после вытирая руки влажными салфетками. Только после такой обработки Чан Шэн позволила себя погладить и успокоить. В остальном время текло медленно, для кого-то скучно, а для Бай Чжу все очень стабильно и правильно, что очень хорошо. Он как обычно выполнял свои повседневные обязанности и дела, а к вечеру слег с температурой. Травник Гуй принес ему корзинку трав и лекарств, которые просил лекарь, и кружку с горьким и, казалось, совсем невкусным чаем. Мужчина уже привык к такой "чайной диете", ему нельзя сладкое, потому даже лекарства, которые он делает, такие же отвратительные на вкус. А зачем их делать сладкими? Они тогда будут вызывать зависимость, а она до добра не доводит точно. Чжу благодарит ученика и отпускает его, уверяя, что с ним все хорошо и он сам справиться, а на деле сил не хватает даже на то, чтобы поднять кружку. Он прокашлялся и отвернулся к стенке, оставляя попытки выпить чаю или каких-либо лекарств. Помучавшись от головной боли, лекарь уснул, периодически просыпаясь каждый час. В остальное время он лежал мирно, словно покойник. Следущий день он так же провёл в кровати, не считая тяжелых подъемов с кровати по естественной нужде. Хижина Бубу была под присмотром травника и девочки. Цици с Чан Шэн на плечах периодически приходили и интересовались его состоянием или не нужно ли ему что-то принести. Бай Чжу было совсем плохо, он расходился в громком кашле, голос совсем пропал, его время от времени трясло, а температура еще выше, чем вчера. Не хватает еще галлюцинаций для полноты картины. Хотя если счесть чудившиеся кошмары, от которых лекарь постоянно ворочался и просыпался, за галлюцинации, то вполне себя картина маслом, хуже и быть не может. Ближе к вечеру ему, конечно, стало немного лучше, но все равно плохо. Он уткнулся взглядом в одну точку, выпивая очередной целый комплекс лекарств и трав, снова отказываясь от еды, предложенной Гуем. "Я не могу есть, пока меня тошнит", – так он отговаривается от приема пищи весь день. Хотелось умереть со спокойной душой, за жителями Ли Юэ есть кому присмотреть. И все же лекарь отставил подобные мысли и чашку на прикроватный столик, а затем лег обратно и уснул. На следующий день, после относительно неплохо сна, он мог хотя бы сидеть и более-менее соображать. Сегодня бы он с удовольствием ограничился все тем же лежанием, но ему пришлось подняться с кровати, чуть ли не падая с нее. Ноги подкашиваются, а руки трясутся так, будто у него лихорадка. Он с огромными усилиями оделся. После Бай Чжу вышел из комнаты. Время было девять, а маленькая Цици уже стояла на ресепшене. Какой бы плохой память у зомби-девочки не была, а к работе она всегда относилась ответственно, не каждый взрослый так может. Она с прыгнула с табуретки, на которой сидела, иначе ее не видно из-за прилавка, и подбежала к лекарю, обнимая его за ноги, а змея с ее плеч заползла, обвивая руку, на его плечи, головой потираясь об острую скулу, оставляя змеиный поцелуй. – Вы хорошо справились, девочки мои, – мягко улыбнулся он, поглаживая каждую по головушке. – Позвольте, я все же присяду. – Да, господин Бай, – немного грустно отозвалась Цици и отпустила лекаря. Он же осторожно отошёл от нее, держать то за стену, то за шкафчик, и сел за ресепшен на табурет, где вот только сидела девочка. Он взялся за голову и просидел так некоторое время, пока голова не опустилась на стол, а он не то уснул, не то отключился. Чан Шэн тут же сползла с него и пыталась хоть как-то окликнуть, но ни она, ни Цици не могли его разбудить. Так он пролежал аж два часа, пока на пороге не стукнули чужие каблуки, а гость не постучался. Стук болью отдавался в голове, потому быстро подействовал как будильник. Бай Чжу тихонько взвыл от боли и поднял тяжелую голову с поверхности стола, обращая внимание и расфокусированный взгляд на незнакомца. Ох, это был Дотторе. – Доброе утро, – еле выдавил из себя лекарь, обратно склоняясь к столешнице. – И вам не хворать, – слегка грубовато ответил он. – Хотя смотрю, вы как раз в стадии болезни. Температура под 38, головная боль, озноб, слабость и отсутствие голода, – признаки второй стадии интоксикации на лицо, – размеренно продолжил фатуец. Чжу даже ответить не мог, а трясущаяся рука уронила голову обратно на стол с глухим стуком. Ах, а как это больно! Торе оставалось лишь одно – перенести немощного в постель, пока он и вовсе на пол не свалился. Мужчина сначала распахнул окно, чтобы проветрить помещение, затем медленно подошел к прилавку, обходя его, и взял на руки ослабшее тело. Ему не составило труда найти его комнату, потому что на той была вырезана подпись хозяина, и в нее отнести его самого, уложить на кровать. Когда беспомощное тело укладывают на кровать, его тут же укрывают и ждут возвращения в сознание, а пока Дотторе свяжется с кем-то из организации и попросит отправить ему необходимые инструменты и растворы. Когда разговор был окончен, он тут же сел на край чужой кровати и стал с не присущей ему нежностью поглаживать через одеяло бедро лекаря. Годы назад он был красив и достаточно крепок, хоть и по-прежнему болен, сейчас он стал еще красивее, но куда более хрупким, словно замерзшие лепестки все так же необходимых ему Стеклянных колокольчиков. Фатуец снял перчатки и отложил их в сторону, а после рука, поглаживающая бедро, стала подниматься вверх к талии. Жаль, что через одеяло не прочувствуешь его худобу и тепло тела. "Волосы и вовсе выцвели" – заметил с какой-то печалью он. Но он запомнил этот змеиный прищур с первого его прихода. Его глаза даже ярче, чем годы назад, они буквально янтарно-золотые, а не блекло медовые. Механизм в грудной клетке стал щелкать и трещать, принося некоторую терпимую боль, а в сумме это все имитировало учащенное сердцебиение. Заменённое сердце не помнит того любовного тепла, оно лишь выполняет стандартные функции настоящего органа и некоторые чувственные, хотя правильнее сказать симпатические, имитации для улучшения работы организма, зато мозг подкидывает воспоминания академических лет. Торе встряхивает головой, – "Не сейчас. Когда ему станет лучше". А сердце только громче шипит и постукивает, издавая присущее часам тиканье. "Прошу, успокойся" – просит он собственный механизм. Рука отрывается от чужого тела, и уже обе сдавливают собственную грудь, что помогает успокоиться. За все эти 11 лет хотелось и хочется овладеть бывшим любовником и его телом, да так жестоко, насколько это возможно, а ведь он сейчас так жалок и беззащитен, но приходится подавлять собственный организм и искалеченную психику с больным желанием собственничества. Слишком рано. Минут через 40 Бай Чжу очнулся. Он судорожно дышал, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Жутко тошнило, а грудь сильнее сдавливало от фантомного ощущения отсутствия кислорода. Его руки вцепились в чьи-то запястья, до кровавых подтеков царапая кожу. Лекарь плакал, но кричать не мог, лишь испуганно дышал. Затем успокаивался и укладывался обратно. – Как твое состояние? – спокойно поинтересовался Дотторе, когда его отпустили, а на его лице была ярко выраженная улыбка, которая явно не делала лучше. – Просто.. отвратительно, – выдавил из себя больной и улегся на бок. – И будьте добры обращаться на "вы". – Даже в таком состоянии осознано испытываешь неприязнь ко мне, а значит ответишь, готов ли ты на промывание желудка? – скорее из вежливости спросил фатуец, нежели действительно давая выбор. – И для чего? – У вас вторая стадия интоксикации, а промывание желудка вполне действенный способ лечения, – пояснил "доктор". – С чего вдруг я должен вам верить? Хорошо, даже если действительно интоксикация, то есть и другие способы лечения, – возмущается лекарь. – Этот проверенный, – шире улыбнулся фатуец, будто упиваясь тем, через что придется пройти Чжу. Затем в руках мужчины оказался чемодан. Бай Чжу старался сфокусировать взгляд на буквах и тогда в удивление раскрыл рот. На чемодане было аккуратно выведено "Второй предвестник. Доктор Иль Дотторе". Он догадывался, что фатуец кто-то из предвестников, но не думал, что он так приближен к Царице, оттого доверия к нему поубавилось. – Сидя или лежа? – спрашивает всё-таки действительно доктор. – Я не давал своего согласия, – все еще протестует лекарь. А предвестник все продолжает доставать из чемодана инструменты для промывания, выкладывая все на толком не обработанный прикроватный столик. Никаких перчаток, никакого фартука, – все выглядит максимально не стерильно и опасно. И все же на столе оказываются достаточно толстый желудочный зонд диаметром 10-15 милиметров и длиной – 100-120 сантиметров с метками на расстоянии 45, 55, 65 см, резиновая трубка длиной 70 сантиметров для удлинения зонда, насколько знает Бай Чжу, и стеклянная соединительная трубка диаметром не менее 8 мм. Затем в ряд выкладываются шприц Жанэ, роторасширитель, фонендоскоп и тонометр. После Дотторе выставляет к больному названием лекарственные средства: глицерин, жидкое вазелиновое масло, антисептик и дезинфицирующее средство. Естественно, пока пациент рассматривал всякие склянки и инструменты для промывания, он подготовил остальной расходуемый материал: воронка ёмкостью 1 литр, полотенце, ёмкость для промывных вод, ведро с чистой водой комнатной температуры объёмом 10 литров, ковш, контейнер для дезинфекции, мыло и шелковая нить. Отвлеченный Бай Чжу почувствовал холод. Оказывается с него стащили одеяло, а затем осторожно поправили постель и придвинули его к краю. Бай Чжу показалось, что среди подготовленного чего-то не хватает. – Это небезопасно, – по-прежнему настаивает на своем он, хоть и тише, и спокойнее. Он даже не уверен кому из них двоих это говорит. "И вообще, где Чан Шэн или Гуй в это время??" – беспокоился он о том, как они могли оставить его наедине с этим незнакомцем. – И все еще действенно. В любом случае у тебя нет выбора, – будто успокаивая, продолжал улыбаться фатуец, вот только улыбка была такой кровожадной, а слова звучали на манер "Тебе никто не поможет". У Чжу и вправду не было выбора, потому пришлось наблюдать, как доктор сначала измеряет артериальное давление, затем подсчитывает пульс, а после просит: – Снимай, – приказывает он. – Прошу прощения? – не понимает больной. – Снимай верхнюю одежду. Лекарь давится воздухом, слыша подобное заявление, но все-таки снимает. Стало еще холоднее, а руки рефлекторно пытались скрыть обнаженное тело. Пока он снимал часть одежды, предвестник поставил к кровати медный таз. После он скидывает с пациента одеяло, берёт нить и, достаточно грубо хватая лекаря за нижнюю челюсть, раскрывает ему рот, цепляет нить за резец, придерживая пальцем, и проводит вниз к пупку. Дотторе не просит, приказывает горизонтально приставить ладонь к концу нити и так оставить. Бай Чжу приходится слушаться, хотя ему жутко больно от того, как его схватили, вырваться-то он не сможет, сил не хватит. После Торе убирает нить и делает пометку после ладони Чжу. Затем он приставляет зонд к телу и переносит метку на него, начиная от закруглённого конца. Лекарь все еще не уверен, что это делается именно так. – Ляг на место, ты сдвинулся с края, – угрожающе прозвучало от доктора. Он придвинулся к краю, и тогда мужчина склонился над столиком. Лекарю остаётся только рассматривать его. Даже сейчас он не снимал маску, зато наконец-то перестал улыбаться. Когда он так серьёзен, он кусает губы своими острыми зубами, вызывая странное чувство ностальгии. Взгляд медленно скользил по крепкой, но не такой уж и высокой фигуре, по крайней мере он был ниже пациента. Он рассматривал его слишком внимательно, особенно то, как руки умело открывают плотно закрытую склянку глицерина и смачивают им слепой конец зонда. Лекарь даже смог разглядеть шрам на правой руке, которого не было при первой встречи. И когда он стал внимательнее к своим клиентам? Почему-то именно он вызывал чувство дежавю, а еще предстоящая процедура.. Как-то в Академии ему приходилось также во время интоксикации проходить пытку от Зандика, а тот был доволен и улыбался, словно Чеширский кот. Точно.. Дотторе так напоминает ему академическую любовь. Как жаль, что он в маске. Эти сказочные глаза, налитые кровью и жадностью во внимании лекаря он не забудет никогда.. Хотя надежды рушатся, когда он вспоминает, что Зандик давно уже мертв. Из мыслей выводит голос доктора, приказывающий открыть рот, а после с продвижением зонда внутрь делать глотательные движения. Он и не заметил, как мужчина схватил его за волосы и чуть задрал его голову. После проникновения зонда, тот наклонил голову пациента вперёд, вниз. Затем стал медленно продвигать его вслед за глотательными движениями до метки. Бай Чжу глубоко дышал через нос, чувствуя, как он неприятно проскальзывает дальше. Начинает тошнить. После предвестнику нужно убедиться, что зонд в желудке, поэтому он присоединяет шприц Жанэ, вводит воздух. А разве не нужен фонендоскоп для того, чтобы услышать бульканье? Ему, видимо, не нужно. Лекарь все еще нервничает и переживает о том, что плохая идея оставаться наедине с фатуи, однако он не сделал ничего плохого, оттого еще волнительнее. Он продвигает зонд еще на 7-10 сантиметров, а затем присоединяет к нему воронку. Чжу видит, как воронка медленно опускается ниже. И как доктор только один все это проворачивает? Вот наполняет воронку водой, держа её наклонно. Затем он также медленно поднимает воронку выше, так чтобы вода поступала из воронки в желудок. Лекарю стало еще более тошно, еще немного и все выйдет наружу. Вода неприятно давит на желудок. Хочется выдрать зонд и избавиться от всего, что накопилось внутри. Он судорожно сжимает простынь позади себя. Как только вода достигает устья воронки, Дотторе быстро опускает воронку обратно вниз, чтобы содержимое желудка наполнило воронку полностью. После он улыбается и выливает содержимое в емкость для сбора промывных вод. А что, на изучения не надо? Какова причина возникновения интоксикации? Уже неважно, ведь Бай Чжу ожидает повторение промывания несколько раз до чистых промывных вод. Этот Ад в кои-то веки закончился. Лекарь еле живой лежал в постели, пока доктор отошел для приведения в порядок инструментов и прочего. Хотелось умереть в агонии, а не вот это все. Хотя Чжу готов признать, что процедура ему понравилась, фатуец был профессионален в своем деле, хоть местами и груб или не все по правилам и осторожностям. К слову, пациент снова обратил внимание на тиканье и теперь мысль о часах отпала. И вновь его размышления были прерваны приходом предвестника. – Скажи, каким образом в твоем организме оказался формальдегид перемешанный с неопределенным количеством лекарственных веществ, явно не помогающих при интоксикации? – теперь был особенно разговорчив Дотторе. Бай Чжу не мог признаться о банке с сердцем. Ни в коем случае и точно не ему. И все же что-то надо ответить. – Да так, Цици требовалась обработать пару гниющих ран, – ничего глупее он не говорил. А если тот не знает, что она зомби? Тогда это еще страннее прозвучало. Доктор не ответил, лишь стал подходить, а по мере приближения увеличивалась громкость тиканья. Затем матрас продавился под коленом и тяжестью опирающегося на него тела. После на кровати оказалось второе колено, а предвестник навис над пациентом. Тот наблюдал за его действиями и не сопротивлялся, словно страх сковал все, но страха-то и вовсе не было. Чжу испытывал что-то неопределённое, смешанное. – Ты ведь врешь мне, – шепотом начал фатуец, – на полке стоит банка с сердцем, респиратор в ящике был неисправен, а на крышке банки остались капельки формалина, которые и попали в организм, когда ты обнимал банку, целовал ее.. Он сглотнул. Его раскрыли, да еще и так точно. Он надеялся, что этого никто не заметит в темном углу стеллажа, но все равно волновало, откуда и как давно он знает об этом? Все же его щеки покрывались румянцем, а лицо не выражало и капли испуга или потерянности. И ему не обязательно знать, что Дотторе так долго отсутствовал, потому что нагло обследовал хижину и каждый уголок в ней. Хотя обоих мало интересовало, что и как происходило за это время, потому что сейчас их лица так близко друг от друга.. – Могу ли я увидеть лицо своего доктора? – осторожно интересуется лекарь, закусывая губу. – Прошу.. Бай Чжу аккуратно нащупывает застежки маски где-то на затылке, отстегивает и стягивает маску, откладывая ее на стол. – Откройте глаза, молю, – просил он. Торе не сопротивлялся. Он медленно открывает глаза, и тогда пациент с удивлением и ужасом смотрим ему прямо в них. Те самые кровь и огонь.. Алый бархат стольких лет... Чжу не верит, потому начинает трясущимися руками расстегивать синюю рубашку предвестника, чуть ли не вырывая пуговицы. Фатуец опешил от такой реакции, но мешать не стал. Половина груди была покрыта металлической пластиной, а под ней что-то слишком активно пыхтело, тикало и постукивало. Он вновь заглянул в глаза, что не видел одиннадцать лет, затем вновь перевел взгляд на механизмы, костяшками пальцев осторожно постучал по пластине. Нет, нет, нет, это не может быть он.. Должно быть лекарь спятил! Он мертв! Это не может быть он.. Бай Чжу пробивает на слезы, он дрожит, прижимаясь к чужому телу, впиваясь и царапая спину ногтями. Он чуть отстраняется, чтобы убедиться, что это он, но ловит чужие губы, которые грубо впиваются в его, покусывая. Лекарь мычит в поцелуй, старается отстраниться, хоть ему и приятны потрескавшиеся губы доктора. Как только Дотторе отстраняется, тут же хватается за штаны больного, порываясь их снять. – Нет, подожди, нельзя так сразу, – еще не лишенный рассудка лекарь отпирается, даже не замечая, как вдруг стал обращаться на "ты". Мужчина все же слушается, хотя терпеть становится невыносимо, он готов рвать на себе рубашку. – Одиннадцать лет.. Я больше не могу ждать, – настойчив предвестник. – Неужели ты не рад меня видеть? Разлюбил?! – уже гневается Торе. – Но ты был мертв! – возмущается Бай Чжу слегка злостно, но одновременно с этим и расстеряно. – Значит и любовь твоя умерла, а я ведь любил.. Знаешь сколько понадобилось времени, чтобы восстановиться после захоронения? Ты знаешь сколько я убил времени на исследования, касающиеся тебя? Да ты представить не сможешь, как я это переживал! – раздражался доктор, еще немного и дойдет до истерии. – Не ты ли это начал одиннадцать лет назад? – сделал упрек лекарь, отворачивая голову. – Я начал, я и закончу! – терпение иссякло. Предвестник схватил его нижнюю челюсть и повернул голову обратно, насильно раскрывая рот, для мокрого и жаркого, но отвратительного для одного из партнеров поцелуя с языком. Бай Чжу сопротивлялся, пытался отстраниться, потому что он абсолютно к этому не готов, да и мерзкое чувство тошноты не пропало, как и привкус рвотного позыва, который теперь перемешался с чужой слюной. Когда доктор отстранился и отпустил лекаря, тот тут же вновь отвернул голову. – Ты ведь больше не любишь меня, – тихо слетело с опухших от покусываний губ. Это был не вопрос, а утверждение, потому что былой любви Чжу и вправду не чувствовал, скорее животное желание. Дотторе частично садится на ноги Бай Чжу, а он недоумевает, после уже с интересом и некоторой опаской наблюдает за действиями предвестника. Тот торопливо снимает свою рубашку полностью, пациент более не пытается противиться, это бесполезно, к тому же интерес вдруг берет верх. И вот взгляд змеиных глаз скользит от шеи вниз по холодному металлу в грудной клетке, что переходит немного ниже, закрывая часть ребер с левой стороны. Когда рубашка оказалась на полу, фатуец склонился ниже над лекарем, опираясь на одну руку. В это время другой рукой он взял тонкое запястье и приложил его руку к пластине. Под длинными пальцами дрожал металл, что-то явно об него стучало. В абсолютной тишине даже дыхания обоих мужчин не было слышно, лишь сходящий с ума механизм тикал, трещал, изредко звеня. – Это лишь имитация, – все так же печально заметил Бай Чжу. – Я вложил в это душу, оно помнит все, оно так же пригодно для любви, как годы назад, как настоящее, – крышу Дотторе сильно сносило рядом с ним. Он правда провёл долгие годы в организации, где нарекли его безумцем, где даже от собственных коллег он закрывался в лаборатории и дорабатывал собственный механизм, разрабатывал различные идеи и проекты и тратил ночи на поиски и отслеживание лекаря, надеясь, что он жив и будет жить еще к его появлению. Он пару раз вступал в отношения за эти годы, но они заканчивались уже через две недели, потому что доктор просто не мог любить кого-то другого, кроме Бай Чжу, так же, как и заниматься сексом с кем-то, но не с ним. Поэтому его маска не закрывает лицо полностью, потому что он не смог отречься от прошлого полностью, скорее даже не стал, ради простого больного смертного. – Я по-прежнему не могу так слепо верить тебе, все-таки ты из организации Фатуи, – все также проявлял недоверие лекарь, хотя уже ни спорить, ни противиться не хотелось. – Тебя так волнуют принципы и карьера? – обиженно недоумевает предвестник. – Нет, просто.. – он замялся. У него нет аргументов, он совсем не знает что сказать, а механизм под рукой сильнее сбивает. Диалог не состоялся и более не продолжился, потому, выдрав руку из чужой хватки, лекарь просто убрал руки и приподнял голову, открывая доступ к шее. Пока острые зубы голодно впивались в нежную плоть, Бай Чжу молчаливо втыкал в потолок, формулируя то, что хочет сказать. Доктор же опустился ниже, обводя языком ключицы, после еще ниже, пропуская грудную клетку, потому что он помнил, что его академической любви это не нравится, и вот он оставляет на животе яркий след, тем самым выдавливая из, кажется, не дышащего партнера хриплый стон. Лекарь знает, что потом ему придется прятать этот след на животе, но почему-то именно укус в это место заставляет почувствовать приток крови как к бледным от тошноты щекам, так и к половому органу, что незаметно, но только не для Торе, привстал. А собственническая натура мужчины не позволяет остановиться целовать чужой живот, оставляя еще пару укусов. – Прошу, расскажи, – выдохнул он и продолжил, набрав больше воздуха в легкие, – как ты выжил? – Помнишь, я просил бросить семена на мою безымянную могилу? – оторвался от нежной кожи фатуец. – Помню, – прошептал лекарь, поглаживая его голубые волосы. – За сутки проросли ярко-рыжие цветы. Я уже тогда связался с Фатуи, кто-то должен был найти мое место захоронения, чтобы выкопать, кто бы мог подумать, что нельзя так отчаянно верить антагонистам. Естественно, кислород был не бесконечен в баллоне, спрятанном под пластиной, и уже через следующие пару суток он иссяк, и если бы не Панталоне, мой теперешний коллега, скорее всего я бы действительно умер, – доктор говорил на одном дыхании, отводя взгляд. Бай Чжу завороженно слушал его, а по щекам непроизвольно потекли слезы. Все же он вздохнул, убрал руку с чужой головы и предложил: – Просто продолжай, Зандик, – как давно он не произносил вслух этого имени, оттого оно звучало так ласково и любовно. И ведь названный продолжил, цепляя пальцами штаны, спуская их вниз, не удивляясь отсутствию нижнего белья у любовника. Чжу никогда не носил нижнего белья, потому что оно вызывало аллергическую реакцию у него, да и по-простому было неудобным, вместо этого в штанах была дополнительная прошивка, доктор и это помнил, и помнил, как удивлялся этому в момент их первой близости. Еще он помнил, как раньше выцеловывал выпирающие костяшки таза, а эта родинка над лобком никогда не оставалась без внимания. Делал он это раньше, но и сейчас ему ничего не мешает в притоке ностальгии впиваться в чужую кожу. Лекарь не был активен в постели, как в те годы, ему и не требовалось, ведь Дотторе просто не давал ему проявлять инициативу, потому он просто сжимал одной рукой простыни под собой, а другой - волосы любовника, при этом крайне тихо постанывая. И все же пришлось обнажить тощие ноги полностью, после раздвинуть их шире. Он рефлекторно отодвигается, чуть приподнимаясь и сводя ноги, чем и открыл себе прекрасный вид на то, как чужое тело придвигается ближе, чужие руки раздвигают ноги, а чужая пасть с острыми зубами раскрывается над вставшим членом, опаляя его горячим дыханием. Когда мокрый язык накрывает головку, хочется вскрикнуть, но Чжу лишь раскрывает рот в немом стоне, запрокинув голову. Слишком непривычно и неожиданно. Ноги сам собой стараются свестись обратно, но голова доктора этому мешает, а после и подключается левая рука, что сдавливает бедро, а после отодвигает ногу, правая рука кривыми ноготками проходится по основанию органа, а после, почесывая лобок с зелеными завитушками волос, провёл вверх до живота, беря в рот, да поглубже, тогда лекарь не поскупился на многословный протяжный стон. Предвестник нескромно заглатывал член любовника, иногда задевая зубами, отчего тот подскакивал, приподнимая бедра, ударяясь головкой в глотку. По подбородку стекала слюна, а он продолжал ублажать Бай Чжу с омерзительным, но возбуждающим хлюпаньем. После язык прошелся по анальному отверстию, игриво кончиком входя внутрь, на что тут же хозяин языка получил пинком в плечо и повторным в грудную пластину, только тогда он перестал раздразнивать лекаря, которого ну вот вообще не привлекал анилингус, скорее вызывал отвращение. Продолжалось это до тех пор, пока верхний не стал просить перестать, иначе он кончит, а на второй раз его точно не хватит, уж больно он слаб. Фатуец отстранился, жадно глотая воздух, после приподнялся и тут же впился в его губы, пока Чжу не стал царапать его плечи от нехватки кислорода. Накатило чувство тошноты и лекарю пришлось прикрыть рот, подавляя рвотные позывы. – Все, – он запнулся для вдоха, – в порядке. Можем продолжать. – Завтра тебя ждет та же процедура, – напоминает Дотторе. – Только если после нее будет такой же секс, – прерываясь на поимку воздуха, выдавил из себя пациент. – У кровати стоит таз, – предупредил доктор. Бай Чжу не побоялся им воспользоваться, склонившись через край кровати ближе к полу и блюя в него. После он поднялся обратно, проглатывая ужасный привкус рвоты во рту. Горло разрывало от боли, но он лишь махнул рукой, мол, продолжай. И тут же его схватили за щиколотки и подмяли под себя, после послышался звук растягивающийся молнии. Теперь и чужая одежда была в стороне. Прежде лекаря стояло подготовить, вот тут и пригодился бутылек вазелинового масла, который предвестник любезно не стал убирать в свой чемоданчик. Открыв и обильно разлив на пальцы, а так же на колечко мышц партнера, пачкая им и постель, он стал сначала потирать вокруг дырочки, на что та напряженно сжалась, а после стал осторожно проталкивать палец, под жалобный тихий скулеж и ерзанье партнера. Когда нижний привык к одному пальцу, их стало два, а после и три пальца безжалостно растрахивали анал лекаря. Бай Чжу чуть выгибался, на сколько позволяла больная спина, его руки сжимали простыни, а бедра приподнимались, пока он не то, что стонал, скорее судорожно вздыхал, нашептывая имя любимого. После пальцы выскользнули, на что таз больного поддался за ними. – Какой нетерпеливый, как и всегда, – хищно улыбаясь, прошептал Торе на манер любовника. Чжу лишь промычал, а после обвил руками шею верхнего, царапая правую лопатку, когда тот, стал входить. Дотторе скользнул в него почти с легкостью и во всю длину, однако после лекарь сжал его внутри, на что тот прорычал, давясь воздухом. – Прошу, только не внутрь, – еле вымолвил Бай Чжу, выдыхая партнеру в ухо. – Слово пациента - закон, – любовно пролепетал фатуец. – Но взамен я не буду нежен. И за этими словами последовал грубый толчок, от которого пальцы любовника сжались, впиваясь в чужую кожу до крови, под вскрик и шипение пострадавшего. За такую проделку Дотторе лишь глубже толкнулся. Затем еще раз и еще. Бедра ударялись о ягодицы Бай Чжу с глухими шлепками, а тот продолжал царапать спину, обвив тело предвестника ногами и руками, обволакивая его в удушающих объятиях, словно змей, коим он и являлся в самом деле. Он шипел на укусы фатуйца и надавливал пяткой на крестец на особенно глубоких и болезненных толчках, чтобы тот сбавил ходу, а тот в свою очередь игнорировал все эти безмолвные знаки и продолжал трахать партнера, вбивая его в хлипкую кровать. Нет, Чжу не кричал и даже не стонет, он сдавленно шипел и издавал невообразимые звуки, которые даже на животные не были похожи, но которые только сильнее подначивали и заводили Торе. Он бы с удовольствием облапал лекаря, но тот так к нему прижался, что он еле держался на руках, лишь бы не уронить любовника и не придавить своим телом. Дотторе не доставал до его простаты, однако Бай Чжу был так измотан сегодня, что так вскоре и кончил, укусив любимого за щеку, а после любовно и сладостно нашептывая его имя. Так и доктор долго не продержался, кончив в обмякшее тело. – Зандик, я же просил, – недовольно простонал лекарь, отпуская мужчину, чувствуя, как из него выскальзывает член. – Я подумал, что моего сердца тебе мало, – промурчал нахал, убирая растрепанные волосы с взмокшего лба любви своей. – Ты неисправим, – вдохнул он. – Убираешь ты, а я приведу себя в порядок. – Справедливо. Бай Чжу с трудом встал с кровати, тут же "упав" перед тазиком, чтобы проблеваться. Какой кошмар. И все же он нашел в себе силы встать вновь, найти халат и покинуть комнату, оставляя Дотторе наедине со своим довольством и предстоящей уборкой. Позже через некоторое время они уже оба лежали в постели. Голова Чжу покоилась на груди Торе, что была прикрыта какой-то ночной рубахой самого лекаря, иначе пластина слишком холодная. Он слушал, как тикает механическое сердце, а пальцы доктора ласково массировали его голову, перебирая волосы. – Я ведь всерьез говорил о том, что моего сердца мало, – прошептал предвестник. – Не дай Архонт, на моем столе окажется твоя селезенка, а тебя не окажется рядом, – уставше пробурчал лекарь. – Я хотел подарить правое легкое, – улыбнулся Дотторе, целуя чужую макушку. – Ты неисправим, – так же улыбнулся Бай Чжу.