Отдающий без сожаления всегда получает. Харуки Мураками
***
2000 лет назад, Угловой месяц Золотой Дворец, Ли Юэ С какой стороны ни посмотри, одно оставалось неизменным — сожалений у нее не было. Для Саюри, необычайно прекрасной гейши с трагически печальным взглядом синих глаз, это была далеко не первая жизнь. Когда-то она жила в мирную эпоху ничем не запятнанных серых дней так называемого «века цифровых технологий», когда человечество поглощали экраны смартфонов, вид которых уже порядком стерся из ее отнюдь не молодевшей памяти. Она не помнила, в какой именно момент проснулась в маленьком теле избитой до смерти девочки. Это даже перерождением было сложно назвать ввиду того, что ей пришлось занять чье-то место… Скорее, удрученным и до ужаса нежеланным стечением обстоятельств? Во всяком случае, новая жизнь встретила ее растерянную душу совсем неласково. Отец, избивший бедную тушку собственной дочери, в которой не посчастливилось проснуться Камбэ, продал ее за гроши в ближайший дом Мицуба, что отвечал за «расцветание» будущих цветов кайрюкая. Благодаря высокому духовному возрасту и жесткому стержню, ей не составило труда выбиться вперед. Саюри довольно быстро научилась играть на сямисэне, танцевать так, что замирало сердце от нестерпимых чувств, и вовлекать людей в беседу столь незаметно, но в то же время мягко и ласково, что это больше походило на пение соловья, а не простую людскую речь. Несмотря на то, через какую боль тренировок и слезы, не раз задушенно спрятанные в подушке, ей пришлось пройти, в конечном итоге она все равно стала тем, к чему так денно и нощно стремилась. Опустим не самые благоприятные обстоятельства, что склонили ее к этому. В абсолютно неспокойное время, когда люди страдали от жестокости богов, Саюри стала поистине изумительной гейшей, чья слава дошла даже до слуха вездесущих божеств. Внимание Орочи-Ото, одного из низших богов, падкого на вино и нежных женщин, было губительным, но сладким нектаром. Он щедро одаривал ее дорогими подарками вроде тончайшего шелка, искусных японских заколок и прочих редких украшений, каждое из которых Саюри исправно встречала с тонкой благодарной улыбкой. Ведь требовал «гнусный и страшный» Орочи-Ото совсем немного — легкой приятной музыки и успокаивающих на вкус прикосновений, которые должны быть столь же хрупки и невесомы, как и падающие на траву росинки. Правда, она никогда не забывала о том, что этот покой не будет излишне долог. В день, когда Орочи-Ото забрал ее из дома Мицубы, выкупив оставшийся долг, и привел в живописные равнины Гуйли, где их и настиг гнев Властелина Камня, Саюри не выказывала страха, как любой другой смертный, лишь скромное почтение. Среди лезущей в глаза пыли, груды обломков когда-то высоких зданий и запекшейся на них крови Камбэ чинно сидела на коленях, умиротворенно сминая пальцами в кулак ткань шелкового, приятного на ощупь кимоно ярчайшего оттенка неба. Она ни о чем не жалела. Ведь прожила по здешним меркам достаточно долго, чтобы считаться поцелованной Бэндзайтэн. Сверкающие недосягаемым светом глаза архонта, в чьих вкраплениях тонула золотая жила, глядели равнодушно, лениво скользнув по миниатюрной фигуре, склонившейся в глубоком поклоне гейши. — Обычная смертная, — пробормотал под нос, словно ведя разговор с третьим невидимым людскому глазу собеседником. — Даже не благолепная богиня, достойная восхищения иль страха, — взгляд возвышавшегося над ней божества остановился на накрашенных красным губах, запятнанных линией горя и отчаяния. — И все же даже в такой посредственности есть что-то притягательное… «Очередное пополнение в твоей сокровищнице, Моракс?» — шепнули не оставляющие ни на одну минуту наедине с блаженным покоем демоны его прошлого. — Глаза, что запечатлели слишком много несчастий, губы, что стали хранителями не одной тайны. Любопытно, что кроется за твоими фальшивыми улыбками, которые ты осмеливаешься носить даже перед лицом смерти? — Я всего лишь скромная спутница Орочи-Ото, павшего от вашего несокрушимого копья. Моя улыбка — часть образа, призванного развлекать своего любимого зрителя, заставляя забыть о таком сокрушительном слове как скука, — ее голос был обманчиво сладок и заливался в уши спокойной, мирной рекой. — Прошу простить, если ненароком обидела, ведь эта скромная гейша просто выполняет то, что от нее требуется, Ваше Величество. На устах Саюри растянулась легкая улыбка, когда она наконец отняла взгляд от потрескавшейся пыльной земной поверхности и посмотрела на него, Властелина Камня, внушающего и страх, и трепет Архонта Войны, без капли страха в нечитаемых голубых глазах. На что Моракс не спешил одаривать ее скорейшим ответом, потерянный в ворохе противоречивых мыслей. Янтарная глубина его омутов взглянула на нее со странной смесью жалости и любопытства. — «Гейша»? Развлечение богов? — с тонких уст архонта сорвался безрадостный смех, и этот звук эхом пронесся в окружившей их тишине. — И чем же ты можешь удивить меня после всего хаоса и разрушения, что несет мой путь? — его угрожающе понизившийся голос грохотал вокруг, казалось сотрясая всю землю. — Своими бесполезными танцами и сладкой речью отвлечь того, кто видел, как рушатся миры… Поистине, высокомерие смертных не знает границ. Древнейший архонт, вышедший победителем далеко не из одной битвы, совершил пренебрежительный взмах рукой: — Но если ты настаиваешь… Станцуй для меня, смертная. На мгновение ее сердце замерло от витавшей в воздухе опасности. Невидимых когтистых лап, что сковали ее сердце с угрозой разорвать на части. Саюри встала на негнущиеся от напряжения ноги, чувствуя, как край тяжелых красных гэта натирает большой палец ее ноги сквозь белые носки-таби, и медленно направилась в сторону криво рухнувшей стены когда-то целого здания, что будет служить помостом для ее будущего танца. И возможной причины смерти. По пути она плавно огибала любые препятствия в виде обломков и грязи, прежде чем аккуратно поднялась на рухнувший монолит и вытянула прятавшийся за пазухой веер, что вспыхнул ярчайшим факелом в уходящих лучах заката. «Если я провалюсь, это будет моим последним танцем», — печально пронеслось в ее мыслях, заставив растечься в горькой, но доброй улыбке. Прикрыв на мгновение глаза, перебирая множество заученных движений и сложных поз, Саюри решила остановить свой выбор на одном из любимых танцев, чье повествование разворачивается вокруг трагедий прошлого. Легкий, показательно небрежный взмах ее тонких кистей, невесомый наклон головы, следующий за направлением веера, и скользящие словно по воде движения — все это говорило о неоценимом опыте за ее с виду хрупкими плечами. Саюри посвятила всю свою жизнь изучению искусства мира цветов и ив. Не зря слава ее безупречного нихон-буе дошла аж до японских богов. Танец на обломках чужих жизней, среди разрухи и пыли прошедшей войны… Как романтично и жестоко, но до отвратительности идеально вписывается в бесчеловечный дух Архонта Войны. — Это… интригующе, — задумчиво изрек Моракс. — Ты исполняешь этот танец на грани собственного существования, готовая принять абсолютно любой исход. Словно цветок, распустившийся в сердце вулканического кратера, — его растопленный в золото взгляд не отрывался от нее ни на одну секунду, жадно выхватывая каждое движение. — Но твои волнения напрасны. Я не могу позволить тебе танцевать свои похороны. Чужие слова были неожиданно мягкими, их можно даже назвать нежными, если бы не его холодный взгляд, в котором не было ни капли человеческого сочувствия или сострадания. — Пока ты служишь мне достойным развлечением, смертная гейша, я не обращу твои хрупкие крылышки в пыль. Маленькая капля пота скатилась с ее виска на шею, исчезая за воротом шелкового кимоно. Не переставая изящно улыбаться, Саюри медленно приблизилась к нему. — Для меня будет честью стать вашим компаньоном, Моракс-сама. Он вновь опоздал с ответом. Будто его разум был далеко от безжалостно разрушенной им же деревни, глубоко погруженный в печального рода мысли, о содержании которых даже догадаться было затруднительно. — Ты права… — наконец произнес архонт после затяжного молчания. — Я оказал тебе непосильную честь.***
Ге́йша — женщина, развлекающая своих клиентов японским танцем, пением, ведением чайной церемонии, беседой на любую тему, обычно одетая в кимоно и носящая традиционные макияж и прическу. Карюкай (яп. 花柳界 карю: кай, мир цветов и ив) — собирательное название японской культуры развлечений, связанной с гейшами и проститутками (юдзё), а также их самих и места их работы. Сямисэ́н — трехструнный щипковый музыкальный инструмент с безладовым грифом и небольшим корпусом, общей длиной около 100 см. Наряду с бивой, кото и сякухати относится к важнейшим музыкальным инструментам Японии. Кимоно́ — традиционная одежда в Японии. С середины XIX века считается японским «национальным костюмом». Также кимоно является рабочей одеждой гейш и майко. С кимоно связан японский праздник «Сити-Го-Сан». Бэндзайтэн (или Бэнтэн) — богиня удачи (особенно на море), мудрости, искусств, любви и тяги к знаниям, изображается в виде девушки с бива — национальным японским инструментом. Первоначально богиня индуизма и буддизма, Сарасвати. Традиционный японский танец — группа разновидностей сценического танца, распространенных в Японии. Следует отметить, что в искусстве Японии не принято четкое разделение на жанры. Танцы, театральное искусство, песни, литература, каллиграфия влияли друг на друга и развивались сообща.