Besessenheit

В темной комнате освещение шло только от многочисленных экранов и на каждом был изображен он. Каждый момент, где он ведет себя как чертов эгоист против Кайзера, ломает систему, отбирает пасы, сталкивается с ним, дерзит своим красивым ртом. Как же хотелось заткнуть его своим членом… Дыхание тяжелое, давящее на легкие, аж в глазах мутнело, тело сковывало напряжение и четкое желание. Это было чертовым извращением и пыткой, каждый раз приходить в смотровой зал и с жадностью пересматривать матчи с ним, распаляться до одури, чтобы в итоге лететь в душ и дрочить колом стоящий член. Немец и сейчас подрывается не в силах больше сдерживаться, преодолевает коридор за коридором. Вот она заветная дверь и когда он заходит, его вообще не ебет, что в одной из кабинок кто-то уже есть, просто стягивает с себя шмотки и вваливается в свободную. Блаженно накрывает свою горящую от возбуждения плоть и спешно двигает рукой, сжимает глаза, представляет, что вот перед ним на коленях стоит Йоичи, смотрит своими блядскими глазами. А Кайзер берет его за шею, слегка придушивая, выбивая чужой лёгкий стон. Стон. Он стремительно распахивает глаза, осознавая, что стон был более чем реален. Сквозь шум воды соседней кабинки донёсся и очередной, более громкий. И сердце лавой обдало, как же голос был похож на того, кем так грезил немец. Будто одурманенный он бесцеремонно ввалился к соседу и со сладостью на душе подтвердил собственную догадку. Такое желанное стройное тело, Исаги стоял к нему спиной, прогнувшись и пытаясь удовлетворить себя своими изящными пальцами, что не очень хорошо получалось. — ein Geschenk des Schicksals… — промурлыкал Кайзер, перекрывая все пути отступления, оперевшись руками по обе стороны от Исаги. Парень вместо того, чтобы вздрогнуть от неожиданности, громко простонал, услышав знакомый голос возле левого уха, чем приятно удивил незваного гостя. — Скажи мне, мой эгоист. Кого же ты фантазировал, когда пытался трахать себя своими пальцами? — продолжил Кайзер уже по-японски, наблюдая за отчаянными попытками Исаги делать то, что делал. — Пошел к черту, — выплюнул Йоичи, раскрасневшись еще больше, чем был до этого. — Выметайся отсюда. — Скажешь, — начал Кайзер, облизнул мочку чужого уха, — И я дам тебе то, что ты хочешь. Я дам тебе свои пальцы. Исаги замер на мгновение, убрал руки к стене и встретился взглядом с Кайзером. Было видно, он очень усердно думает стоит ли давать ответ, закусил губу и отвел свои очаровательные васильковые глаза. Из-за шума воды было не слышно, что он пробубнил, потому немец ударил по крану, выключая ее. — Повтори, Йоичи. — Тебя, идиот, — повторил он уже на ухо. Тормоза сдают, а рассудок летит выше неба. Кайзер оставляет опору одной руке, а татуированной хватает Исаги за челюсть, облизывает его губы и будто бы смакует. — Какие вкусные слова, Йоичи. Ты заслужил подарок. Вот рука оглаживает влажную грудь, задевая соски, заставляя их обладателя сладко вздыхать, проходит вдоль живота, огибает стройную талию, очерчивает милые ямочки на пояснице. Михаэль нежно ощупывает чужую ягодицу, сжимает мягко. Исаги чувствует, что рука пропала и уже возмущенно оглядывается, когда ощущает шлепок по недавно обласканному месту. Стонет от жгучего ощущения и очередного удара. Как и обещал, Кайзер облизывает собственные пальцы, щедро оставляя на них слюну, подставляет к сфинктеру сначала один, медленно вставляет его, фаланга за фалангой. Он жадно наблюдает за реакцией чужого лица, остро вслушивается в каждый вздох, в каждый звук, что издает это произведение искусства, так доверчиво выгинающееся перед ним. — wunderschöner Yoichi, ich würde dich für immer bewundern, — промурлыкал Михаэль, вставляя второй палец. Он двигал ими медленно, но резко, точно попадая по простате, выбивая из парня сладкие стоны. Языком вычерчивал узоры на плече, шее, затылке. Когда пальцев было уже три, Йоичи сам насаживался на них, но этого было мало Михаэлю. Поэтому он опустился на колени и нагло заменил их на свой язык. Раздался громкий удивленный стон. — Блять, ты же говорил только о пальцах, — выругался Исаги. — Надеюсь, это самая приятная ложь в твоей жизни, — игриво ответил Кайзер. Он вылизывал так, будто в последний раз, то грубо проникая, то нежно обводя колечко мышц. Сжимал ягодицы, уверенный в том, что оставит следы после себя на этом теле и чувствовал высшее удовольствие. — Хватит изводить меня, трахни уже наконец, — сквозь стоны выдал Исаги. — Но я уже. Или ты хочешь как-то ещё, мой эгоист? Это заставляет краснеть от стыда и злости. Чертов Кайзер понимает что от него требуют, но издевается, заставляет сказать точнее, грязнее, пошлее. — Используй свой чертов член или я сам тебя оседлаю, — рыкнул Исаги, яростно впиваясь глазами в чужие, озарившиеся заинтересованностью. — Хотел бы я посмотреть, но в этот раз исполню твое желание. Стоило только Кайзеру подняться, как он, схватившись за чужую шею одной рукой, второй обвивая талию, быстро вошел во всю длину, ловя с чужих губ стон своими, собственнически впиваясь поцелуем. Пока дает привыкнуть, целует жадно, будто пытается сожрать, а Исаги яростно отвечает, кусается, сплетается с чужим языком своим, позволяет взять власть, но тут же снова за нее борется, сводя Кайзера с ума. Михаэль начинает двигаться медленно, но сильными толчками, немного грубыми, постепенно наращивает темп, чтобы снова его сбить и слушать недовольные звуки, издаваемые Йоичи. Выходит из него и разворачивает к себе, прижимает к холодной стене разгоряченное тело, подхватывает и вновь насаживает на себя, выбивая очередной стон столь приятный слуху. Чужие ноги захватывают в желанный плен, притягиваю ближе, не давая отступиться. Как будто он бы это смог сделать. — Враги это лучшие любовники, верно, Йоичи? — шепчет он в растерзанные губы, втрахивая парня в вертикальную поверхность. — Заткнись и не останавливайся. Но будто назло движения становятся медленными, за что Исаги впивается пальцами в татуированное плечо, а другой рукой цепляется за голубые пряди. — Сукин сын, — ругается он. — Меня не так зовут, малыш, — дразнит Кайзер. — Стони мое имя и я побалую тебя. Как-бы призывая он грубо толкается в Исаги. Парень злится от наглости немца, но переступает через себя, выстанывает на ухо сладкое: — Михаэль. Это так вскружило голову Кайзеру, что добавилось к его и без того огромной одержимости парнем. Слышать свое имя с этих уст в таком ключе, маняще, вызывающе, прекрасно. Он незамедлительно сменил темп на быстрый, рваный, вбиваясь в исступленное тело. Он чувствовал, что Йоичи вот-вот придет к кульминации, чувствовал как сжимается вокруг его члена. Йоичи безумно хватался губами и зубами за каждый доступный ему участок кожи Михаэля, повторял узоры его тату, оставлял яркие засосы. Выдыхал ему на ухо его имя, распаляя до предела. И этот предел настал. Первым накрыло Исаги, он вжался лбом в чужое плечо, содрогаясь всем телом, белесые капли окропили собой их животы. Это была сладкая нега, кульминация со звездами в глазах, высшее наслаждение. Сжимая Кайзера внутри себя, он довел и его до крайней точки. Михаэль замер внутри него, бурно изливаясь, впился в распухшие губы, мягко, даже нежно, что контрастировало с общей атмосферой процесса. Они опустились на пол, все также прижимаясь к стене и друг другу. — Я заберу тебя с собой в Германию, — тихо промурчал Кайзер, пока Исаги устало играл с его влажными локонами волос. — Я подам на тебя в суд за угрозу, — парировал парень, а сам прятал улыбку в чужой ключице. Но эту улыбку прекрасно чувствовали, как и что-то новое, неизвестное, но теплое и приятное, не такое великое пока, но величайшее в будущем.