Snow In March or 7 Days Without Kisses

За окном играл март месяц, снимая с земли оковы зимние и снежные, азартные и холодные, праздничный дух воцарившийся в посёлке он прибрал.

В доме ходили ходуном тарелки, голова болела будто бы от сильного похмелья, а воцарившийся шум сбивал с толку. Тостер выбросил на холодный стол два куска подгорелого хлеба, а лежащий рядом серебряного цвета нож был взят в бледную и холодную руку. Масло в красивой обёртке привлекло внимание, где изображена была улыбчивая девица со сверкающими белоснежными зубами с красными как рябина волосами и проницательными янтарными глазами с завораживающими веснушками на её смуглом от солнца лице, а на размытом заднем плане виднелась обыкновенная деревня, но эту радующую глаз красоту уж больно нагло заслонил нижний, белый слой обёртки не представляющий из себя ничего особенного, что могло приковать взгляд. Зелёные внимательные глаза юноши следили за действиями собственной руки, которая крепко держала нож, и вонзила его в жёлтое масло, в то время как желудок нагло требовал своего, а голод переростал в огромную чёрную дыру внутри, всасывающую в себя всё, что только существует. Нож вскоре плавно проскользил по хлебу, размазывая масло по нему, холодное масло с тёплым тостом было величайшим открытием человечества, ведь он действительно был вкусным. Открыв рот и откусив совсем немного от первого по счёту тоста, тепло исходящее от хлеба и холод от масла мгновенно смешались, создавая своеобразный дуэт. А дабы справиться с жаждой в голове промелькнула внезапная мысль заварить любимый имбирный чай, который парень мог пить целую вечность, и он бы ему ни в коем случае не надоел, или не вызвал бы рвотный позыв. Не ожидая грядущего подвоха, он с чистой душой окинул взглядом шкафчик, прикованный к стене, намереваясь отыскать важные ингредиенты для желаемого чая. *** Тепло родной постели приковывало к себе, но бодрящая появившаяся дискомфортность и боль внутри рта были словно окатывающая волна ледяной воды, они были такими же резкими и неожиданными, благодаря этому в царстве морфея парню не суждено было задержаться, от такого печального осознавания он сформулировал неясное, нечленораздельное предложение негативного характера не подвласное пониманию собственного разума. Веки не желали открываться, а физическая оболочка для души лениво передвигалась по кровати, делая слабые телодвижения, а распластавшиеся белоснежные волосы словно снег на узорчатой подушке салатового цвета нехотя от неё отлипли, будто бы растаяли как снежная пелена на весенней земле под влиянием яркого, обжигающего солнечного света, а лучи впивались в белоснежную метель, заставляя поддаваться, таять, уходить. — «‎Что успело произойти в столь непримечательный день? — Последовало негодование вслед за новой окатывающей волной неприятных ощущений. — Я, вроде бы, с той ноги сегодня вставал.»‎ Наконец распахнулись и веки, а юноша окончательно в сознание пришёл, мыслить здраво начал. Он вновь перевернулся на скомканном постельном белье, но не желалось вставать, душа просила продлить столь прекрасный момент, утонуть в удовольствии закрыв глаза на неприятности настигшие его, да вдоволь насладиться тем, чего лишишься вскоре, но весьма отчётливый хруст его собственной спины не дал мечтаниям остаться, и улетучились приятные ощущения, которые ещё не покинули альбиноса. Ему вспомнилась саркастичная и любимая поговорка его матушки, которую она всегда с серьёзным видом произносила, смотря в окно словно в последний раз своими мудрыми глазами, но с такой родной усмешкой, даже голос её он услышал, толкующий о том, что старость — далеко не радость. — «‎О какой старости идёт речь? — Вдруг посетила его столь внезапная, но резонная мысль. — Ну, хотя, если судить по психологическому возрасту, то я явно староват для мира сего, а вселенная мне на это теперь ещё охотнее намекает… в том числе и моя спина со сколиозом»‎. Глаза начали свой неопределённый путь по комнате, на будильник они обратили внимание, терзая его изпепеляющим взглядом, ведь эта вещь, прибывшая из ада была главным нарушителем покоя в этом доме, к его сожалению, его серьёзный взгляд на предмет не подействовал, и он в пыль не превратился. Взгляд метнулся на соседнюю постель, которую привели в порядок задолго до его пробуждения. Она была безупречно аккуратно поправлена, при свете дневном разглядеть было возможно пылинки, которые так забавно кружились в вальсе, ложившиеся на кровать во время танца, они покоится пришли. Долго ему разглядывать соседскую кровать не пришлось, ведь невыносимо жарко ему стало, словно его безжалостно в костёр бросили отдавая на пожирание пламени, и безмолвно изнывающая, терзающая боль и неприязнь внутри покоя не давали, — а несчастное одеяло было смахнуто в мгновение ока, оголяя его бледную, горячую кожу, складывалось впечатление, будто у него была высокая температура при гриппе. Сам виноват, — по весне расхаживает в своих синих штанах с белыми полосами, в серой помятой футболке, да и не желает расставания переносить со своими прекрасными тёплыми тапками, пережившие с ним падение двери в прихожей, впуская в дом пронзающий холод с таинственной улицы, пьяный бред и слёзы вызванные несправедливостью жизни, и возлежания на не обладающем свойством согревания полу, как батарея в его комнате, до которой ему было далеко идти, да и ленился он в ту злополучную ночь своё тело поднимать, а после они пережили его неутихающую головную боль и искреннее изумление оттого, что он на самом деле от алкогольной интоксикации не скончался. Но и люди не решались менять одеяла на простыни, с погодою не прогадают, как надежду на тепло все слепо возлагают, им по окнам капли дождя настойчиво и долго бьют, а как только на дождь всё рассчитывают, солнечные лучи в глаза так ярко светят и дарят тепло, ослепляют. А синоптики всё за нос водят, делая это умело, обещая жителям посёлка совершенно иные прогнозы. Ноги коснулись деревянного пола, послышался их недовольный скрип, начинающий резать уши, это безумно надоедливый звук, с которым пора бы свыкнуться, но в глубине душе он понимал, что чувство раздражения будет преследовать каждый раз, когда этот звук будет доносится до его ушей, будоража сознание. На его физиономии эмоций не виднелось, он не поморщился, слегка покусанные губы не поджались, лишь иногда в глазах виднелась строгость, и нотки липкого, растекающегося по сознанию словно жидкость из разбитой склянки — раздражения. Тяжело вздохнул, навострив уши, ведь задумался, что имя его могут прокричать, зазывать будут, а он и не услышит, не обратит должное внимание. Тихо с постели слез, взглядом впился в свою неподвижно лежащую обувь на пыльном деревянном полу. Просунул свои ноги в такие горячо любимые тапки, тем самым поднимая пыль, затем юноша побрёл в сторону двери, его шаги были тихими, словно он был в засаде, опасаясь, что его могут поймать. Словно он был зверем, а приметивший его хищник только и ждёт совершенной ошибки его жертвы дабы она привела его на верную погибель. Пальцы дотронулись золотой дверной ручки — ключу к выходу, и нагло её дёрнув, дверь покорно отворилась, выпуская из своеобразных хором, в чьих стенах хранятся самые потаённые желания, давно забытые страхи, о которых вслух не принято упомянать, самые откровенные диалоги, осознанные и неосознанные порывы ярости и раздирающей горечи, чьи стены помнили о каждом дне и словно впитывали в себя каждый уловимый звук, от бед оберегали, заглушали крики, прятали от очей посторонних, берегли секреты, и порой успокаивать умели. Следом послышался скрип дверных петель, но на это заострять внимание совершенно не желалось, альбинос переступил порог своими медленными, тихими шагами, и тотчас ему в ноздри ударил запах ароматных булочных изделий, ветер принялся ласкать кожу и развивать пряди волос, играя с ними. Слегка опустевший дом встретил его в теплоте и заботе, уюте, о котором жаждала душа так долго, но осознание того, что не присутствовала вся семья, то гадкое чувство недополненности остановила ликование, а в душе образовалась дыра, неосязаемая пропасть, где царствовало одиночество, холод и непроглядная темнота, которая готова была вырвать глаза сею секунду. — Антон! — Голос матери его имя выкрикнул, а стены приглушали поднявшийся шум. В голосе проскальзывали ноты усталости, в то же время он был резок, словно ветер. — Раз проснулся, вниз спускайся. — Да, сейчас, мам… — Изъяснятся давалось с трудом, владеть языком становилось сложнее, мешающая боль была будто кошачьи когти, жадно впившиеся в него, и явно преследовавшие цель навредить, сбить с толку. Но требовалось вернуть самообладание и из головы прочь изгнать мысль о вечном замолкании, низкий голос утратил всю ранее присутствующую уверенность. — Мне нужно кое-что проверить, я мигом. Не услышав очередной язвительный комментарий в духе его матери, делающий акцент на его задержке, тот в сторону ванной комнаты направился, его ноги лениво по полу бродили, громкими сделались, он старался дойти до места назначения как можно быстрее, словно он торопился на важное мероприятие, собирающееся решить его судьбу, держа её в своих властных руках, осознанно шанатажируя. Раздался тихий щёлк исходящий от белоснежного, но пыльного выключателя расположившегося на стене, означавший что свет озарил прибывавшую и тонущую во тьме комнатушку, и вновь возмущённо заскрипела дверь, но отворилась. Давняя она была, Антон и не вспомнит, в каком магазине она покупалась, но знал, что она надоедлива, скрип будто отравлял сознание, как змея, шипящая и ядовитая. Дверь он оставил открытой, сделал шаг вперёд, переступил порог, и его встретило стеклянное, следящее и оттого пугающее, отражающее каждый его вздох зеркало. Прищурился, напряг глаза, поскольку оставшиеся на столе и покорно ждущие хозяина очки не могли оказать помощь в данный момент, слегка ближе подошёл, а затем сумел увидеть изменения на его губах, они алее стали, и это стало уж больно сильно заметно. Он всё приближался, отказываясь глазам своим верить, думая, что это лишь галлюцинация очередная, которая от предыдущих отличалась, но как только бледный, холодный палец прикоснулся к собственным губам, стало ясно, что всё наяву происходило. — «‎Как это могло случится? — В голове не укладывалась причина столь нежданной возникшей причины для беспокойства. — И что, это, чёрт возьми, такое?»‎ Вопросы заполняли разум, не давая трезво оценивать ситуацию, лишали умения здраво рассуждать, но всё же из нахлынувшей волны мучающих сознание вопросительного характера предложения, всплыла со дна сего океана успокаивающая мысль, сулящая возможные ответы и решение образовавшейся проблемы. — «‎Мама. — На ум ложилось лишь одно слово, которое вселяло на душу покой. — В любом случае ей нужно будет рассказать об этом, она увидеть даже сможет всё своими глазами, причём очень даже отчётливо»‎. Его походка оставалась неизменной, а настроение сделалось безумно паршивым, былая сонливость растворилась вместе с мыслями, шаги становились всё громче, и выйдя за порог тесной комнаты, пальцы ловко обхватили серебряную дверную ручку, а дверь вновь издала скрип, явно не желая жалеть уши Антона, он в свою очередь со вздохом потянул её на себя, дабы наконец закрыть проклятую дверцу, которая на него надвигалась, всем видом угрожая столкновением, но такой исход событий предусматривался, и Антон с лёгкостью избежал удара в лоб, отойдя в сторону. Пальцы ослабили хватку, и вскоре полностью перестали держать серебряного цвета механизм уже с другой стороны в своей ладони, они оставили отпечаток, но он от людского взора скрылся, растворился. Затем ладонь прошлась по выключателю, дабы он перестал освещать опустевшую комнату, ведь он был экономным до такой степени, что он мог бы выключить работающий без остановки телевизор в чужом помещении в пустующей комнате где не было ни единой души, ведь это ему бы покоя не давало, и он бы свой страх преодолел намного проще, на его взгляд, ежели при иных жизненных обстоятельствах. Заветный щелчок словно внезапный удар по сознанию прошёлся, теперь душа явно поспокойней стала, и ничто не удерживало его. Его шаги быстрее стали, шум поднимали, но не заботил его данный фактор, ведь куда важнее было добраться до прихожей, а затем свернуть в кухонную комнатушку, откуда доносились приглушённые голоса, туда, где он одиночество выпустит его из цепких, липких, сильных лап, чья хватка обескураживала. Да и печаль нахлынула волной, ведь в мыслях он поставил себе относительно сложную цель, и стало ему страшно, что не сумеет овладеть собою вовремя, в его голове эхом проносилось то утверждение, которое, как ему казалось, была хуже ежели любое сложное испытание, которое на блюдце с золотой каёмочкой подносила жизнь, явно приукрашивая все ужасы, ждущие после предвкушения и экстаза, в которые сама же и вводила, но для себя он твёрдо решил, что ему не следует прикасаться к губам Пятифана, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, вдруг он и сам от Антона заразиться неизведанном воспалением, а такого исхода событий он явно не желал, ведь столь родные, но сухие алые губы не должны были пострадать благодаря Петрову, но перебирая словно книги с пыльных деревянных полок свои мысли, ему подумалось, как опечален будет его суженный, услышав неблагоприятное известие, принимая во внимание то, что это горе луковое, но до безумия любимое обожало целовать его губы до посинения, делая это упорно, страстно. А коль его начнёт Петров целовать, так он сразу в краску, что доставляло удовольствие и смех со стороны Антона, заливистый и искренний. Вялою походкой Антон переступил порог, привлекая внимание двух представительниц женского пола находившихся в комнате, его задумчивое лицо не настораживало, ведь для него в раздумьях прибывать — дело обычное. — Тоша, с добрым утром тебя. — Поприветствовал его сладкий, словно горячий шоколад голос сестры, который имел свойство успокаивать Антона, а её изумрудные, внимательные, и до боли взрослые глаза принялись его изучать, заиграла лёгкая улыбка на малиновых губах, голова её слегка наклонилась, водопад волос качнулся следом, и каштановые волосы легли на её округлившуюся грудь. — Как тебе спалось, не снился ли тебе кошмар сегодня? Просто ты выглядишь угрюмее, чем обычно. — Да нет, не снился Оль. Всё в норме. — Заверил он её, мягко улыбаясь сестрице, увидев как во взгляде юной леди промелькнуло беспокойство, едва ей удалось уловить что-то неладное. — А ты чего это такая счастливая? — Мама и я приготовили булочки с корицей, ну, мы знатно голову морочили конечно! Но это того стоило. — Ольгина улыбка сделалась более самодовольной, сменился её взгляд. — Попробуй, я бы хотела услышать твоё мнение. — Оля, не говори за нас обеих. — Голос матери прозвучал резко, она вмешалась в разговор, не дав сыну возможность вымолвить ни единого слова, наровившее слететь с его губ. — Морочила голову ты исключительно мне. А ты, Антон, чего на пороге стоишь как вкопанный? Присаживайся давай. На мгновение Ольга смерила матушку слегка насмешливым и вопрошающим, мол, да, конечно, кто же из нас хотел бросить всё на полпути? Но съязвить не решилась, промолчала, и вновь на брата поглядела. — Иду. — Он бросил в её сторону краткий ответ, и подошёл к своему законному месту, пальцы обхватили стул, а в уши врезался мерзкий скрип, ведь он стул переместил слегка, для собственного удобства, и сел. — Ну, рассказывай, Оль, что ты успела сделать помимо совместного времяпровождения с мамой? — На самом деле я успела только проснуться, почистить зубы, переодеться, да и всё. — Пожала плечами, и протянула ему тарелку со свежими, приятно пахнущими хлебные изделия, которые словно сияли, купаясь в солнечных лучах. — Держи, дегустируй, мастер шеф требует вашей оценки… О, Джоанна! А где Вероника? Комнату одарил своим присутствием шерстяной, недовольный комок с проницательным, угрожающим взглядом, зрачки животного тотчас сузились, как только животное распознало своего врага, чёрный хвост яростно стал вилять, будто бился он в конвульсиях, а очи глядели в сторону Петрова Антона, якобы в данный момент он беззащитной, бедной кошке причинял боль, а та намеревалась постоять за себя, дать отпор наглому простолюдину. Но кошкин взгляд смягчился когда до её навостренных ушей донесся елейный голос Ольги, но напоследок Джоанна поглядела на Антона недобро, безмолвно ему говоря, мол, живи пока возможность тебе предоставляется. — Вероника, видимо, спит ещё. — Антон побаивался именно самой первой кошки, появившейся в их ранее неприветливом и устрашающем доме, слова он растягивал, старался не заострять своё внимание на наростающую, назойливою боль, он был занят поглядыванием с опаской на кошку, прыгнувшую прямиком на колени к сестре, принимая удобное для себя положение тела. — Она, кажется, единственная, кто в этой семье спит довольно поразительно долгое время. — Оля, сколько раз я тебе говорила, не подпускай ты к себе эту кошку когда выстиранную одежду надеваешь! — В спину младшей сестры впился пристальный и осуждающий взгляд матери, и юноша в очередной раз находил сходства между лежащей на коленах сестры кошки и его негодующей матерью, положившую свои руки на свою выразительную талию, обе они суровы были, веяло от них временами враждебностью. — Вон, погляди, опять одежда вся в шерсти, а мне это ещё отмывать потом. Слова словно когти кошачьи вцепились в головной мозг, терзая его, не давая покоя, но сестра привыкшая была к такому поведению со стороны матери, и благодаря этому шатенка не позволяла себе воспринимать каждое безапелляционно произнесенное ею слово подступить близко к своему сердцу, сделанному из стали, но в её взгляде угасло озорство, словно потушили церковную свечу. — Мам, ну не виновата же она, что к ней Джоанна сама лезет! Не прогоним же мы её прочь отсюда. — Антону явно не по нраву было видеть как его сестра опечаленно глядела в пустоту, попутно гладя мурчащее животное. — Она сама сможет всё отстирать, она не маленькая, справится самостоятельно. А если понадобится, я сам ей помогу. — Спасибо, Тош. — На губах сестры заиграла лёгкая, совершенно невинная улыбка, а в тихом голосе вновь появились нотки утраченной забавы. — Мама, а ты, пожалуйста, не злись. — Мам, кстати, я спросить хотел… — Юноша явно знал, что чревато было сообщать о своих беспокойствах именно в этот момент, но ведь матушка была задействована в разговоре, и ему, как раз-таки, подвернулась редкая возможность, столь ценный шанс посоветоваться с ней как следует, ведь их обыкновенное общение ограничивалось двумя предложениями. — У меня тут дискомфортность появилась, и довольно сильная. Можешь дать мне совет, что с этим делать? — Ни у одной, так у другого что-то стряслось, не можете вы без приключений жить нормально. — Она тяжело вздохнула, но больше ничего не сказала, а лишь начала подходить к своему сыну, в то время как её фирменный взгляд словно вцепился в его плоть и одновременно дивным, неизвестным образом сумел коснуться его души. — Ну что, горе луковое, рассказывай и показывай, что случилось. Он ощутил на себе взгляд широких глаз напротив, вопрошающих и моргающих, а кошка не отставала от Оленьки, которая из нарастающего любопытства уже и забыла гладить наглый шерстяной комок. Стала Джоанна наблюдать за каждым вздохом, движением его грудной клетки и возможно следила за изменениями в его физиономии, тихо рыча. Его кошка не взлюбила и не жаловала с тех самых пор как она увидела его впервые на пороге «своего» имения шесть лет тому назад, она гневно сверкнула своими глазищами, что Антон потупился, ощущалось будто она Олю яростно защитить желает от него, отгоняет, прогоняет, но уловил он, что она ему своими глазами усмехалась ему унижающей усмешкой. Мать вздохнула в ожидании, в её глазах можно было уловить раздражение, если всматриваться в них подольше, но не желалось томить, и он с еле слышным, усталым гласным звуком «‎а»‎ приоткрыл свой рот, как на осмотре у профессионального стоматолога в его душном, ярком кабинете, где необходимые приспособления лежали в специальной тарелочке на отдельном столе стоматолога, где из мраморной раковины текла небольшая струйка воды, звук падающих, разбивающихся в дребезги капель нервировал, но приходилось терпеть, где поодаль в стороне от стола гордо стояли специальные кресла, накрытые зелёной клеёнкой. Но на деле это лишь воображение переместило его в то ранее пугающее помещение, где всегда слышен был плач детей и наростающее с каждым шагом напряжение, ему бы и сейчас не хотелось там побывать вновь. — Вон там, мам, где уздечко. — Щурится, и проговаривает так жалостно, словно из него эту информацию силой берут, выпытывают из него, но на деле ему просто совестно сделалось перед матушкой своей, ведь он ей на его взгляд нервы тратит.— Ну, и на губе нижней, тоже. Виновато опускает взгляд, ждёт выговора, словно провинившееся дитя, которое совершенно случайно разбила любимую вазу матушки. — Вижу. — Выговора не последовало, женщина лишь внимательно глядела на сына, а затем сделала шаг назад, выпрямляя спину. — Отныне будешь у меня полоскать десна, а по поводу твоей нижней губы, который раз тебе повторяю, меньше её терзай. — «Теперь сиди и думай, в каком это смысле. — Тотчас ему вспомнились моменты со своим молодым человеком, вспомнились его отдающие тепло, ласку и заботу ладони, обхватывающие его порозовевшие щёки, но здравый рассудок прервал возникшее из ниоткуда видение. — Ладно, достаточно»‎. Звуковое распространение телефонного звонка заставило слегка поднапрячься присутствующих в кухонной комнате людей. Перепуганная, взъерошенная кошка приземлилась на пол с неподвижных колен сестры, которая раздосадованно смотрела Джоанне вслед до тех пор пока её не поглотила тьма коридора, а звук не намеревался стихать, всё ожидая, когда наконец поднимут трубку. А за кошкой быстро пошагала мать, напоследок уведомив детей о своём скором возвращении, но она сказала это совсем тихо, словно она вовсе бормотала ругательство себе под нос после очередной вывевшей её из себя мелочи в виде неровно лежащего полотенца. — Тебе не кажется что мама стала более живой? — Призадумался, а затем обратился к своей сестре. — Ты случаем не знаешь, что произошло? — Я очень надеялась что ты об этом не спросишь. — Она со своего стула слезла, и своими бледными руками встряхнула с себя шерсть, оставленную кошкой. Вздохнула и направилась в сторону раковины, даже не одарив брата мимолётным взглядом. — Ну, как ты понял, отца дома нет, сестрица Полина решила в город съездить, она говорила мне что она развеяться захотела, а папа просто молча ушёл, вот она и радуется… но только уходу отца. До ушей донесся звук шумящей воды из-под крана, девочка поднесла свои ладони под холодную струю бесцветной жидкости, на лице читалось безразличие, но если углубляться, всмотреться, то можно было заметить печаль, играющую на её глазах, явно мешающую ей жить. Юноша лишь мрачно кивнул, впившись зубами в булочку с корицей, поморщился, ведь есть было довольно неприятно, но вкус булочного изделия затмил ту охватывающую сознание неприязнь, которая успела порядком надоесть, во рту обмякший хлеб жевался с огромным пристрастием и старанием, затем кусок был проглочен. — М-м. Очень вкусно. — Похвалил и понадеялся на поднятие настроение сестры, он осозновал, что требовалось спасать положение, выкручиваться. — Планируешь ещё потом готовить булочки с корицей, или это так, единожды произошло, и повторения можно не ожидать? — Почему же сразу «единожды»? — Ольга с интересом поглядела на брата, а затем встряхнула с рук морось, отвечая вопросом на вопрос. — Они вкусные, тебе нравятся, маме тоже, наверняка и папе понравится. Полина перед уходом успела попробовать один, сказала то же, что и ты, что было невероятно вкусно. Так что, так уж и быть, будем мы вас иногда баловать. Юная леди усмехнулась так горько, что во рту появился горький привкус. Юноша начал мысленно корить себя за то, что не позволил себе раньше додуматься об объятиях, этот жест настолько прост, но душу он согревал умело. — Подойди сюда, звёздочка. — Ласково он подозвал к себе сестру, которая слегка опешила от столь внезапного зазывания, от прозвища, которым он её окрестил. — Пожалуйста. Распахнул он свои руки, словно крыльями взмахнул, как птица, желающая укрыть своего птенца от всех бед, а Оля к нему в объятия бросилась, и так отчаянно вцепилась, руки вжались в его и без того помятую футболку, сжимая её крепко-крепко, веки расслаблено прикрылись, она слегка нагнулась, ведь рост девчушки давал о себе знать, больше она не была той маленькой девочкой, которая была заперта, заточена в четырёх стенах без жизненного разнообразия, она так выросла, и это ранило, ведь не познала она по-настоящему за свою жизнь любви родительской, сказка на пару лет задержалась, в то время как пробудилась надежда, которая словно ветки, которые колыхались на ветру, точно также колышилась глубоко внутри, давая странное ощущение умиротворения. Как такового понятия «семья» было лишь у Антона до поры до времени, и у Оли, на его взгляд, формировалось столь простое, греющее душу понятие, и казалось, что четыре года, которые смогли заполнить, как казалось, незаполняемую пустоту внутри, смогли дать то, чего так нагло лишили в детстве, но и это у них отняли в сознательном возрасте, и Петров старший брал на себя всю ответственность дабы Оля окончательно не лишилась понятия семьи, и знала, к кому обратиться и кому поплакаться в плечо, не боясь, что её страдания подвергнутся осуждению и упрёкам. Но не один он всей душою любовь всю свою отдавал, в уме возник образ один, а в ноздри словно ударил пьянящий запах ежевики от одного лишь воспоминания о девице загадочной, чья манящая улыбка на алых, будто бы черешня губах приковывала чужие взгляды, вызывала ахи, охи, вздохи, чьи глубокие, мудрые голубые глаза словно волны на солнце блестали, в глазах её и озорство изредка виднелось, чей голос просачивался в сознание, не покидая его словно музыка, которую однажды на улице услышишь одним умиротворенным вечером, гуляя по округе, где дорогу освещают ярко фонари, которую найти сперва не сможешь, но не спутаешь ты ту мелодию потом, музыка, в которой эта девушка так хорошо и разбиралась, которую так она любила, и чья харизма ослепляла, с ног сбивала, и на чьём лице печали не увидишь, если духовная связь не так сильна, чьи волосы сравнимы с чёрною смородиной, её кудри всегда послушно ложились на её плечи, которую принято величать в их округе первой скрипкой школы, она же Морозова Полина, широко известная личность в их посёлке. А Оленька безмерно уважала Морозову, у девчушки всегда дыхание перехватывало каждый раз, когда Полина специально для неё играла на скрипке, в эти моменты Оля всегда замирала, и не шевелилась до самого конца скромного выступления, глядя на свою сестру с неописуемым, неподдельным и с нескрываемым восхищением. И именно тогда, когда Полина впервые сыграла для неё, дабы она от переживаний своих отвлеклась, Петрова поняла, кто станет её предметом для подражания. — А с каких пор ты начал называть меня звёздочкой? — В голосе девочки слышался тихий, едва ли уловимый всхлип, но юная леди по-прежнему прятала своё лицо от его взора, и неясно было, то ли она растрогалась и в действительности пустила скупую слезу, то ли ему это послышалось. — Не припомню я, чтобы ты раньше меня так называл. — С тех самых, когда одной ночью вышел я во двор на небо под покровом темноты поглядеть, покурить для успокоения души, да и звёздами полюбоваться. Всматриваюсь, вижу, светит одна слишком ярко. Ярче, нежели другие, будто и не звезда это вовсе. — Повествование своё прервал, голос тише сделался, словно он намеревался раскрыть одну из величайших таин этого света, которая не предназначена для оглашения. — Так вот, в уме моём твой образ всплыл, ведь не зря же отец говорил, что ты, бывает, светишься от счастья. Я тебя так называл давно, когда ты засыпала после беспокоящего тебя кошмара, или от чего-то иного… и я уверен, что ты знаешь, о чем речь. — В прошлом ты говорил, что я не фонарик, чтобы светиться. А сейчас вот как ты заговорил. — Издала смешок, отстраняясь от него, в то время как ветер вновь успел охолодить ту часть тела, чью грело чужое. — Это так странно, но забавно слышать такое от тебя, зная как ты яростно пытался доказать то, что я не лампочка, или тот же фонарик. — Времена меняются. И люди, наверное, тоже. — «но некоторые вещи остаются неизменными.» Остались непроизнесенными, а лишь стали мимолетной мыслью, которая вскоре из головы пропала напрочь. — Как и цвет твоих волос, ха-ха. — Сам мне толковал пару лет назад о том, что это гены. — Она резко выпрямилась, с необыкновенно таинственным видом, от которого нельзя было ожидать ничего хорошего, казалось, съязвить пожелала, и думает, что ей такого придумать. — Вот не пойму я, почему до тебя гены не добрались? — Испугались меня наверное, и в тайгу внезапно со скоростью света убежали, с общением не попадаться больше не глаза. — Антон усмехнулся, вскинув голову на верхнюю спинку стула. — Или, возможно, я в действительности до конца своих дней останусь альбиносом. Впрочем, меня это устраивает, пускай это останется эдаким… шармом моей внешности. — Как вариант, но на мой взгляд, твой главный шарм заключается в том, что ты порой прям как котёнок! — Теперешняя Олина улыбка излучала добро, тепло, которого так было мало. — И вот руки сами наровят тебя по твоей макушке потрепать. Ты мне напоминаешь нашу вторую кошку. — Ты это говоришь уже вроде, сотый раз? — Петров оставался неподвижным, призадумался поначалу, считывая разы, когда Оля находила сходства между кошкой и ним, но почувствовав боль в голове и шее, тот поспешил убрать свою голову со спинки стула, да и со счёта своего он сбился. — Я и сам верить начинаю, что похож на нашу Веронику. — И повторять я это не устану. Уж поверь, что правда, то правда. — Она вскинула свои брови, прикрыв глаза и в бок повернув свою голову, а затем хитро поглядела на булочку своего родственника, и Антону ясно стало, почему её лицо приняло загадочное выражение ранее. Однако, ошибочный он вывод сделал, ей и дела до колкостей не было. — Ты с Вероникой ну уж очень больно схож. Вы оба… интроверты, так сказать, ты то в компьютере своём новеньком залипаешь, то в телефоне, а Вероничка под кроватью прячется, это ладно, но ещё вы не вылазите из «нор» своих, а нам до вас нужно достучаться ещё. А, ну, ещё пугливые до безумия! Каждый шорох вас из колеи выбивает, как вкопанные застываете на месте. С близкими очень ласковы, а незнакомцев близко к себе не подпускаете. — Не подпускаем… — Антон неосознанно бормоча, повторял каждое слово, которое было ею перечислено. — Слушай, ну правильно делаем. Мало ли, маньяки шастают вокруг, на землю кинут, на спину перевернут, и как нож воткнут… от такого никто не защищён. — У тебя явно искажённое мировоззрение. Но весьма… правдивое? — На лице заиграло презрение, словно он преступник на допросе, а Ольга недоверчивый полицейский, требующий своим взглядом доказательства того, что он невиновен. — Ладно, ты же не собираешься доедать булочку? — Нет. А почему это ты интересуешься? — То ли поддразнивает, то ли действительно интересуется, изогнув бровь и смотря ей в глаза-блюдца. — Спионерить небось хочешь? — Я могла бы её взять, но только с твоего разрешения. А то мало ли, вдруг ты резко её захочешь съесть. — Пожимает плечами, и в ответ робко поглядывает. — Дело в том, что я забыла домашку свою сделать, по английскому и математике. Вот я и хочу взять себе ещё одну, не наелась, да и почему-то думается мне лучше когда я ем. А остальные я берегу для папы и сестры. Но если они не придут всё-таки, можешь взять парочку оставшихся. На последнем предложении она разочарованно вздыхает, в душе она и вправду надеялась на семейный завтрак, и разговорах о неважных вещах которые она так любила. — Бери, и возьми мою тарелку, я помою твою. — Он вздыхая отталкивается от пола ногами, дабы увеличить дистанцию между столом и стулом который он сам и придвинул для собственного удобства. Застонали жалобно половицы, но на них никто внимания не заострял. — Я думаю что Поля с отцом ещё наведаються к нам в течении дня, и обязательно успеют отведать булочки с корицей над которыми ты так старалась. Кстати, обратись потом к Роме по поводу математики, ему и так нечем заняться, будет помогать тебе. Вставая со стула, он ловко хватает своей ладонью принадлежащую ему белоснежную тарелку с хлебным изделием и вытягивая свою руку он протягивает посуду своей сестре, а она в свою очередь аккуратно обхватывает её своими пальцами, притягивая тарелку к себе, в то время как Антон ослабевает свою хватку, в итоге тарелка с булкой оказалась в обеих ладонях сестры. — Нет, спасибо, лучше я сама. — Она быстро ответила, слегка прижимая тарелку к своей груди. Оля всегда делала такие мелочные действия когда она ощущала неприязнь, дискомфортность, и прижимать к себе она могла не только тарелку, а всё, что на что она могла наложить руки. Изменения в её языке тела не остались без внимания юноши. — Я каждый раз застукиваю вас двоих во время… очень интересных вещей, а потом мне до ужаса стыдно. Вас не разделить, мне кажется. — Что? — Изумрудные глаза от удивления расширились. Голос стал мягче, а голова слегка наклонилась в сторону. Кажись он сумел расшифровать то, что скрылось под предлогом «интересных вещей» и осознание явно не предоставило ему удовольствия. — Ты о том, о чём я думаю? И как давно… стой, почему ты молчала всё это время? — Это не столь важно, но да, речь о том, что вы чуть ли не постоянно целуетесь оставаясь наедине. — Немногословный ответ не удовлетворил Антона, но Олю он более чем устраивал. Но согнутая бровь брата в ожидании и презрении заставил стену загадочности потерпеть крах. Она сдалась и глубоко вздохнула. — Ладно, я просто не знала как найти подход к этому всему. Ну не буду же я подходить к вам из ниоткуда и говорить: «а я знаю чем вы занимаетесь у Тоши в комнате, и не подумайте, я за вами не слежу, просто иногда хочу попросить о помощи.» Это было бы неуважительно да и позорно. И не такая я уж и смелая когда до такого дело доходит. Какой бы умной и хитрой Ольга не являлась, она по прежнему оставалась каким бы то ни было, ребёнком. И ей свойственно было превращать и без того теперь стыдливые ситуации в ещё более стыдливые, так что давить на дитё Антон смысла на видел, да и не будет же он мучить сестру родную за то, что она не смогла придумать выход из ситуации кроме как опираться на саму себя и молчать. Он знал, что Ольга научилась рассчитывать на саму себя в раннем возрасте, что довольно печально. У многих людей которых они повстречали вызывало сочувствие и изумление, они все задавались одинаковым вопросом после своих ахов и охов, мол, как эта девчушка так быстро выросла? Чаще всего это были аристократы из города, высшего общества для посёлка. Но смотря на это в положительном ключе — оно и к лучшему, да и не мало похвалы она получала за свою самостоятельность, так что на слова родственницы он лишь вздохнул, прикрыв веки. — Понял. — Сказал он спустя долгое мгновение, которое ощущалось словно вечность. Голос вновь стал уверенным, он выпрямил спину и повернул голову в сторону окна, начав рассматривать открывшийся для его глаз пейзаж. — Извини за это. Пробормотав последнее предложение, он предпочёл замолчать, положив конец разговору, поскольку та дискомфортность продолжала подавать признаки своего существования, что начинало действовать на нервы. Терпение у Петрова железным не являлось, к его огромному сожалению, но спокойствие сохранять он должен был, ведь бить кулаком по стене и топать ножкой на судьбу было бы абсолютно бесполезно, не изменить ему его состояние злостью, если только усугубить его, чего он не желал. — Ты не знал, да и я умалчивала. — Понимающе кивнув она поспешила обнадёжить, на данный момент, напряжённого брата, поворачиваясь в сторону выхода. — Мы тогда выходит… оба хороши, нет? Если не переубедить брата что это не его вина, то хотя бы разделить её было намного проще. Ведь Ольга о вредной привычке брата брать всю вину на себя при каждом неудачном обстоятельстве знала, и не желала добавлять в копилку новый грешок в котором виновна лишь она одна. Антон сохранил молчание, но кратко кивнул, давая понять, что её слова не были пропущены мимо ушей. Оля окинула его взглядом в последний раз перед тем как окончательно приготовившись покинуть комнату. Она с уверенностью направилась к выходу своей обычной походкой, и с каждым шагом обрывки разговора по телефону становились всё чётче и громче, и она уже было начала прислушиваться, вопросительно вскинув брови, как наступила на хвост появившейся из глубины прихожей другой кошке, на что девчушка округлила свои глаза и охнула, одновременно теряя равновесие на долю секунды, в то время как кошка яростно зашипела и забежала в кухонную комнатушку, благо Оля успела ухватиться за дверной проём, и не упасть вслед за тарелкой, которая едва не ускользнула из её ослабленной хватки. — Боже! Вероника, извини. — Повернув голову в сторону животного она виновато пробормотала своё извинение. — Теперь она опять не подпустит меня к себе ближайший день.  Укоризненно вздыхает Ольга прежде чем сделать один неуверенный шаг в сторону зала, как бы она на данный момент не помышляла вернуться на кухню где находилась кошка и проявить немного ласки в её сторону, она осозновала что эту ласку тотчас отвергнут, ведь предыдущие разы точно не будут отличаться от последующих, она столько раз пыталась выйти из замкнутого круга, но бестолку, по этому поводу она была вынуждена опустить руки. Краем глаза девчушка заметила приоткрытую дверцу тёмной душной кладовки которую она предпочитала обходить десятой дорогой в далёком детстве из-за убеждения и впечатления того, что там обитает бабайка, которая как оказалось, стала любимым местом Вероники, словно она в ней поселилась, вытеснув страшилу, порой складывалось впечатление, что дом в целом она не воспринимала как безопасное место. Как бы Борис не пытался выгонять кошку с несчастной кладовки, ничего не увенчалось успехом, каждый раз проваливался с треском.  Мокрая и длинная швабра, которой мужчина так старательно запугивал несчастное животное тоже не принесла особой пользы, она лишь на некоторое время изгоняла комок шерсти из своего логова.  У каждого члена семьи на такой весьма интересный способ своеобразного изгнания имелся свой взгляд, на такой почве и побуждались разногласия, матушка смотрела на это из под пальцев, как она сама выражалась, но оставляла всё на самотёк, не выражая особого сострадания к кошке, отец, очевидно, лишь был рад такому раскладу событий, Оля не маскировала своё негодование, а Антон пожимал плечами, но явно выражал сочувствие к Веронике и не поддерживал точку зрения отца, юноша не являлся толком конфликтным человеком, так что ему оставалось только это и делать, вперемешку с этим попивая из своей красной кружки горячий кофе согревая свою грешную душу с невозмутимым видом после каждого глотка. Как и сейчас, Петров спокойно наблюдал за тем как кошка спряталась под столом, свернувшись калачиком и изредка фыркая. — Вероник, кс-кс-кс. — Внезапно подозвал к себе кошку юноша, запуская руку под стол дабы пальцем поманить к себе её, ведь она могла сперва и не отреагировать на зов. Его голос был нежен и вскоре тот наклонился поглядеть на реакцию кошки, которая вопросительно взглянула на возникший перед ней требующий что-то кожаный мешок с костями в виде человека. — Подойди сюда.  Медленно но уверенно в его сторону пошагала недавно привставшая кошка, а затем вновь окинула его взглядом, перед тем как прищуриться. Петров аккуратно взял белую с бежевыми пятнами на шерсти и излучающую тепло кошку на руки, аккуратно прижимая к себе, она еле слышно мяукнула перед тем как начала активно ёрзать в его руках, явно показывая своё желание выбраться своим ёрзаньем, и Антон предоставил ей эту возможность только для того чтобы кошка мягко приземлившись на его коленях поудобнее устроилась на них и начала мурчать как ни в чём не бывало. Голубые кошачьи глаза окончательно закрылись, что означало что она наконец расслабилась.  Тишина вскоре была нарушена. Умиротворению пришёл конец, на мгновение показалось что не видать ему её в ближайшее время. — Ага, и ты туда же? — Подловила его матушка, тем самым привлекая внимание Антона, который уже представлял физиономию женщины, как оказалось, он её предугадал. В её голосе отчётливо слышались противные нотки сарказма, привычного, но и заставляющего неудовлетворенно вздохнуть, мать смотрела на него изподлобья, скрестив руки на груди и облокачиваясь на дверной проём, кажись, чтобы выглядеть более угрюмо, что выходило у неё безупречно. — Учти, твою одежду я не буду стирать, ты уже не маленький. — А я и не просил. — Произносит отрывисто и сухо, словно это он тут грозная хлопочущая в день ото дня мать нуждающаяся, хотя бы, в валерьянке, не говоря уже о покое. — Так, ладно... я наелся, тарелку быстро помою да и постараюсь как-то время скоротать. Огласив свои планы в надежде перевести тему дабы мать не на шутку начала гневаться, ладонь Антона перестала поглаживать невозмутимое животное устроившееся у него на коленях, ведь он понимал что ему следовало переместить кошку на пол, поскольку было бы весьма проблематично вставать самому с кошкой на коленях, а воображение рисовало эту картину в мельчайших деталях заставляя подумать на миг, «на кой чёрт я это представил?» Но вскоре мысли пришлось отставить и начать действовать, начиная аккуратно обхватывать шерстяной комок обеими руками и под вопросительное мяуканье медленно опустить животное на деревянный пол. — Не удивительно, всё же гости вечером только прибудут, а ты хоть и терпеливый, но на месте никак не усидишь, тебе обязательно нужно чем-то себя занять. — Вкрадчиво бросила женщина перед тем как начав проделывать недолгий путь к раковине, даже не бросив на сына мимолётный взгляд. Юноше оставалось лишь догадываться о том, что же так изрядно испортило настроение Карине Петровой, что превратило её в халду, и стёрло былую жантильность. — Дай сюда тарелку, всё равно у тебя руки грязные, будет лучше если я все сделаю. Он допустил ошибку сделав вывод о том, что жантильность была убита окончательно.  Он хотел было что-то спросить, по возможности съязвить, но больше всего преобладало желание обратиться к заученному вопросу, но язык не сумел повернулся дабы издать излишний звук, который бы привлёк внимание женщины, такой родной но в то же время такой отстранённой, которая с каждым днём становится всё дальше и дальше, но оставаясь в паре метрах от него, он по прежнему смотрел на неё, мог изредка заключить уставшую и озлобленную на жизнь мать, которая, на миг вновь смогла показаться той лучезарной и любящей как в былые времена, но стоило ему отстраниться после объятий, как тотчас её выражение лица сменялось на строгое, глаза тускнеют, губы её поджимаются словно в отвращении, а брови нахмурены.  И осознавал юноша, что спрашивать бесполезно, эти попытки он давно оставил в прошлом благодаря её ловким незначительным замечаниям которые она чудом замечала, то ли нутром чуяла, то ли раздумывала над тем, что ей стоило бы сказать дабы ускользнуть от вопроса, что выходило у нее без особых стараний. В конце концов терпение Петрова закончилось после очередного раздражённого вздоха и прижатой руки ко лбу, и отбросив настойчивую натуру присущую ему, он осозновал что если он переступит тонкую грань между ними, то мать взъерошиться как ёж, которого нагло вытащили из своего укромного места, начнёт переходить на повышенные тона, что тяжело переносила младшая сестра не выносящая душераздирающие крики и порой, когда совсем уж терпение подходит к концу, и некуда больше выместить свою злость либо продолжать выражать недовольство через неистовый ор благодаря порванным голосовым связкам звук трескающейся, распадающейся хрупкой стеклянной посуды в порыве ужасающей ярости, бушующей в крови и затуманивающей и без того дурной разум, ведь только такое зрелище представало перед нею когда начинались разговоры на повышенных тонах, да на таких, что вся деревня с тайгой под впечатлением слышат, навостряют свои уши.  А на следующее промозглое ранее прохладное утро, когда первые лучи солнца начинают освещать землю и небеса, когда ветер дует в лицо заставляя невольно зажмурить очи, соседи перым делом упрекают за такие выходки по дороге на единственную, обновлённую остановку на которую не так больно смотреть с тех пор как её внешним видом наконец занялись. Самое забавное, что упрёки были вовсе не на взрослых направлены, а на их детей, особое внимание они уделяли Антону, делая на нём акцент каждый раз, придерживаясь надоедливой и глупой веры в то что раз он старший в семье, обязан каждую причину знать, хотя он и сам недоумевал по какой именно причине были вызваны такие конфликты, ведь они могли начать ссору спонтанно, будто специально устраивая сцену, заранее обговорив план действий. Так что в данный момент Антон бросил взгляд в сторону выхода, и неспешными шагами ретировался с кухни, покидая матушку, тем самым оставляя её наедине со своими мыслями, на душе стало тяжело, ведь интуиция явно давала понять что ему недоговаривают, и недоговаривают много вещей, которые следовало бы разложить как карты на стол, но если женщина не спешит поднимать столь таинственную, неприемлимую тему вслух, пуская все на самотёк и давая напряжению в доме наростать, он и не желал больше пытаться.  Даже Полина, которую мать полюбила до смерти, будто она приходилась ей дочерью всю жизнь не смогла выяснить причину обескураживающее поведение матери, лениво разводя руками, слегка разгоняя ветер и с опечаленным взглядом. Окунувшись в столь неприятные воспоминания, в груди появилось навязчивое ощущение тяжести, словно в него небрежно бросили камень, попадая ему в грудной отдел. Ни единому человеку не понравилось бы столь внезапное и тягостное чувство, и Антон исключением не оказался, но подавать виду отказался, вместо этого юноша лениво побрёл по лестнице вниз, его шаги эхом раздавались по дому, прежде чем их заглушил успокаивающий шум воды, вытекающей рекой из кухонной раковины. С каждым проделанным движением со стороны Антона, он приближался ко второму этажу, его поход сопровождал жалобный скрип ступеней, но благо их также приглушали звуки воды доносящиеся с кухни. Совершив последний шаг по ступенькам, он очутился на желанном втором этаже, внимательный взор Петрова остановился на приоткрытой двери младшей сестрицы Ольги, чья дверь так и манила к себе, заставляя любопытство охватывать сознание, казалось, что Ольга мирно сидела за своим столом с умным видом смотря на пылящуюся перед нею тетрадь, пока мозг прорабатывал всю поданную информацию, пытаясь выискать ответы на поставленные вопросы, написанные взрослым, весьма строгим почерком, который, с первого раза и не распознаешь, не разгадаешь написанные слова. Но он не услышал привычного шума присуще ей, — ведь девица хоть и покорна и послушна, будучи одною, та весьма часто выпускала изо рта драматичные вздохи, обозначающие её озадаченость.  Без колебаний юноша принял решение приблизиться к комнате сестрицы дабы взглянуть на её деятельность в своей комнате, но безумно тихо, дабы не вспугнуть её словно дикого животного в глубокой чаще леса, так, чтобы она и не догадалась о ведении наблюдения за ней, ведь личное пространство и границы имели место быть, и она часто отстаивала свои права коль невзначай переступишь порог её комнаты. В щели вскоре показался изумрудного цвета глаз, метающийся из стороны в сторону, ища особу, которая, предположительно, закрывала свои долги, которые резко всплыли в её памяти.  Рука потянулась приоткрыть дверь шире, давая Антону ловко прошмыгнуть в комнату, не забыв закрыть за собою дверь как можно тише. Антон не оказался обескураженным обнаружив краем ока укутавшуюся в одеяло Ольгу с плотно закрытыми глазами, прибывающую в царстве снов. Скорее, он был разочарован тем, что она слова своего не сумела сдержать. Ольга выглядела довольно измотанной, и он лишь мог догадываться, по какой причине она пребывала в столь подавленном состоянии, до тех пор пока не вспомнил о временами тревожующик её головные боли по различным причинам. Тогда в голове юноши все сложилось, и тревожить он её не стал, а лишь подошёл к девчушке поближе, мягко улыбаясь спящей красавице напротив. Тяжело вздохнув, юноша неспешно наклонился, смахнув с щёки девочки прядки волос, намереваясь прикоснуться ко лбу девочки губами, но вовремя одёрнул себя от сего акта, ведь мгновенно осознал о потенциальной угрозе заражения сестры, чего он желал лишь в последнюю очередь, и тогда он уже поспешно отстранился от девочки словно ошпаренный.  «Мяу-у-у!» До ушей донёслось звонкое мяуканье разговорчивой кошки с белоснежной, гладкой шёрсткой, которая поспешила к парню, трясь об его ногу подобно ковру, успокаивающе мурча.  — О, привет Вероник. — Весьма сухо и довольно равнодушно бросил он в сторону кошки, но тотчас смягчился, словно до разума дошло, кто предстал перед ним, враг или друг, своеобразное у юноши распознание, как ранее подмечала в шутку матушка. — Что ты тут делаешь, устала лежать в одном месте и решила переместиться в более людное место?  Шепнул он кошке, в перемешку с бессмысленным диалогом он маневрировал свои движения, делая их осторожными настолько, словно он ходил на ножах, не желая чтобы один из них оказался в его ступени, заставляя его рот широко распахнуться и пронзительно закричать в приступе нахлынувшей боли, — но на деле он лишь боялся вспугнуть и без того взъерошенною кошку.  Ведя с животным диалог, складывалось ощущение, что его понимали. Понимали так, как никогда либо, так что он уже не упрекал себя за столь внезапные попытки начать разговор с кошкой, которая, ни с того ни с сего, на русском не заговорит.  Нагнувшись и подавшись вперёд, ладонь юноши коснулась мягкой, тёплой и пушистой шерсти животного, которое вопросительно издало звук подобный мурчанию, но в другой интонации. Тело шелохнулось под ладонью, но вскоре привыкнуло к прикосновению и пушистый хвост перестал нервно вилять из стороны в сторону словно смирившись со своей участью и переставая оказывать сопротивление.  Прикрыв свои кошачьи глазки, кошка ещё простояла на месте несколько мгновений, вдруг решив что терпение иссякло, она ловко выскользнула с руки, словно проплывая волною над рукою, заставляя парня недоуменно вскинуть бровь благодаря резкому изменению в настроении животного. — «Ладно, мало ли что там у животных в голове творится»‎. — Хмыкнул про себя юноша, отрывая колени от холодного пола, в то время как его ладони воспользовались кончиком матраса, на котором покоилась Ольга, а Антон в то время вкладывал все усилия чтобы она не пошевелила и бровью.  — Ну, никто же тоже не знает о чем ты умалчиваешь, так что отчасти это тоже делает тебя животным, я прав? — Внезапно едко пропел внутренний голос, дабы напомнить о своём существовании, и не дать юноше вздохнуть с облегчением.  — «Это сейчас причём? К чему это вообще? — В раздражением отозвался он на поддразнивание из глубины сознания, слыша собственный голос в своём разуме в то время как эхо разносило его по всему разуму, не давая вопросам забыться. — Или ты в очередной раз решил напомнить о себе?»‎  — "Ты сегодня любопытный. Что ж, ладно, отчасти захотелось напомнить о себе, но вывести тебя на диалог намного быстрее когда ты раздражён. Ты знаешь, в последнее время ты весьма скучно живёшь. Когда уже начнёшь планировать приключения и наконец вызволишь меня?" —Вновь Антон уловил изменение в его интонации, внутренний голос стал унылым, спустя мгновение тембр голоса вновь приобрёл ноты привычной для него монотонности, серьёзность прошлась лезвием по спине парня, застывшего на месте. — «Нет уж, спасибо, я планировал пожить нормально. — Строго процедил он в ответ на вопрос поставленный внутренним голосом перед тем как повернуться и начать двигаться в сторону деревянного стула перед его взором, который покорно ожидал когда настанет его час, в то время как пыль начала процесс оседания. — Настолько нормально, насколько это возможно»‎.  — Что, сам осознал как глупо прозвучал что решил поправить себя? Ты был обречён на неудачи с тех пор как судьба занесла тебя в посёлок. Правда от основного ты отделаться не сумел, как бы ты ни старался, ни пытался. — Нереальность своих слов и вправду ударила поддых, заставляя Петрова переосмыслить все свои предыдущие предложения, со стоном закатив глаза, юноша положил на спинку кресла ладонь, крепко сжимая её вокруг несчастной доски, в то время как его тело обосновывалось в кресле спустя долю секунды. — Дай мне отдохнуть. — Устало протянул он, не осозновая, что прошептал эти слова вслух, ладони взялись за тетрадь, обхавтывая её и раскрывая как интересное чтиво, за которое он бы с удовольствием принялся, но, к сожалению, сказачное домашнее задание становилось менее сказочным с каждым годом, вплоть до сегодняшнего дня. — «Да и сам ты сил не набрался, зайчик. Ну или заяц вшивый, смотря какое прозвище тебе нравится больше»‎. — "Я не вшивый заяц. Или ты забыл кто вытащил тебя из полнейшего дерьмища пару лет назад? Будь благодарен лесному духу." — Сменился его голос, возмущённым стал, тошнотворно надменно он вновь заговорил. — Ты, так-то, в ответе за того, кого приручил. И вообще, будь повежливее, раз такое дело".  Это было предупреждение, ведь через мгновение голову пронзила безумно сильная головная боль, словно в него вонзили тысячу крошечных иголок и проводили их до головного мозга.  — «Блядь, понял я, понял! — Собственный голос прозвучал жалобно даже в собственной фантазии, настолько жалобно, что казалось что его били за гаражами, а он вновь оказался беспомощным, слабым, или грушей для битья. — Перестань только, и зачем ты вообще приплёл эту поговорку? Хотя знаешь что, можешь не отвечать на это»‎. Боль резко оборвалась и из приоткрытых губ сошёл облегчённый выдох, углекислый газ выпросился на ружу.  — "Я бы упрекнул тебя за отсутствие слова пожалуйста в твоём рационе, но пожалуй, не стоит. — Внутренний голос всё так же надменно цидил, не умолкая. — Тебе стоит подбирать слова более тщательно, правда, не забывай кто дал тебе уверенность, кто дал тебе могущество, кто..."  — «Я уже понял. — Отрывисто процидил он в голове, в то время как ни одна излишняя мысль не приходила на ум, не проскальзывала с сознании тогда, когда она так нужна. — Но зайчик звучит странно, устарело я бы сказал. Придумай что-то более серьёзное»‎. — "Да всё у тебя странное, ты же у нас педик. — Невежливое замечание и подкол про нетрадиционную ориентацию заставил закатить глаза и поджать губы, а дерзкий ответ никак не сумел до него дойти. Пришлось проглотить ненужную попытку вывести на обзывательства похуже, или на ссору, которая Антону бы с рук не сошла. — Или мы можем опустить это, но тогда возникает другой вопрос, ты решил что ты стал взрослым?" Помимо вопроса, торчащего в голове, юноша знал что ему следует браться за дело которое, фактически, молило о том чтобы оказаться наконец завершённым.  — «Не надо, Рома тебе тоже нравится.»‎ — Процедил он напоследок, приближая стул и тело ближе к столу дабы устроиться поудобнее и обхватить ладонью ручку, находящуюся неподалёку. На вопрос ответа не нашлось. На том они и завершили обмен любезностями. Исход событий его более чем устраивал не считая что истечение разговора закончилось на неблагоприятной ноте. Антону и дела не было, цель которую он преследовал он заполучил - его больше не беспокоил дурной лесной дух, поселившийся в его разуме в свои двенадцать лет, и с тех пор зайчик увязался за мальчишкой, проявляя себя в опасных для жизни ситуациях, а порой забавы ради являлся.  И с его приходом пришла и бескрайняя сила, способности которые обыкновенный человек не освоит, но Антон ими явно пользоваться на людях не собирался, иначе упекут его в психиатрическую больницу, или того хуже, в церковь приведут, стали непросты любые визиты в храм, за что и корил себя Антон, прекрасно осознавая что не его это вина, а в потусторонней сущности о которой никто и понятия не имел.  Естественно Антону повезло с физической силой и телосложением, ведь ему не хотелось выблевать все свои органы наружу после просмотра в зеркало, благо, это мрачное желание иссякло с возрастом.  Ему стало ясно, что чем больше он будет рыться в своих глубоких раздумьях, тем больше времени он потратит на безделье. Он придвинулся ближе, наклонив голову вниз, нависая над тетрадью в то время как белоснежные волосы коснулись такой же белой бумаги, заставляя тень мгновенно упасть на бумагу. Очи принялись исследовать тетрадь мгновенно в то время как пальцы уже коснулись тетради и наконец обхватили предмет, ловко и быстро перетащив на ладонь и преподнеся к белоснежному листу бумаги и застыв. Самое первое что юноше бросилось в глаза - почерк девочки, который не отличался от его собственного, заставляя юношу с облегчением выдохнуть, ведь иначе ему пришлось бы морочить голову с подделованием почерка, вероятность того, что он бы повесился или пошёл за древним револьвером отца переживший советский союз и параллельно достать старую но тугую верёвку в нетронутой и давно запечатанной, пыльной картонной коробке в родительской комнате где она пряталась под кроватью составляла около девяносто процентов.  Стоило мысленно отметить, что шансы пойти за злосчастным револьвером значительно бы повысились если он распознал в буквах почерк своего молодого человека или его верного товарища, поскольку те водили по бедной бумаге ручкой лишь с одной цитатой которая была вдолблена в их мозг с самого рождения, как думалось Петрову в порыве недовольства, ведь в его глазах это всё действо позиционировалось как издевательство над бумагой, а их девиз "как удобно так и буду писать" не срабатывал на нём. И так было каждый раз когда они находились в их учебном заведении, и всегда у Антона лезли глаза на потолок лишь бы избавиться от столь ужасающего зрелища, его аристократская натура не выдерживала их извращений над рукописью.  Постепенно ему удавалось избежать нахлынувший поток мыслей который с оглушительной скоростью набросился на его разум, терзая и съедая его заживо, до тех пор пока юноша не решился по-настоящему взяться за разум, погрязнув в работе. К его огромному сожалению поток мыслей явно запоздал, поскольку в глубине души он так отчаянно хотел вцепиться в одну единственную мысль во время разговора с зайчиком, а не утонуть в тысячи мыслях за долю секунды.  Ручка умело скользила по странице, оставляя свой след чернилами, не выходя за линии и быстро вписывая цифры, а следом последовали предложения. Глаза тем временем внимательно следили за каждым движением, контролируя и анализируя написанное, выискивая ошибку в каждом ответе, готовясь корить себя за совершившую оплошность.  — Так, лицом в грязь не упал, уже хорошо. — Процедил он, шепча то-ли кошке которая внимательно наблюдала за одним из хозяев, то-ли себе под нос, создавая впечатление что он ворчит, бубня неразборчивые слова будто вечно недовольная пожилая женщина в соседнем доме.  За окном медленно начинала опускаться темнота, а девочка всё не просыпалась, лишь изредка ворочась в постели и переворачиваясь на другой бок и издавая звуки подобные вздохам в то время как Антон плавно перешёл с математики на английский язык и не отрывая глаз от нового объёма информации и задумчиво круча ручку между пальцами и хмыкая.  В то же время его другая ладонь потянулась к волосам и впилась в белокурые волосы и пальцы начали почёсывать затылок, вновь указывая на его озадаченость и обескураженность, осознание того что иностранный язык не является его сильной стороной, он пустил тяжёлый, разочарованный выдох через рот словно его вели на смертную казнь. Но не долго он просидел в раздумьях, ведь оказалось что по иностранному языку задали довольно мало заданий, что повергло его в ещё большую озадаченность, он, с выразительным изгибом брови таращился на бумагу, а голова слегка наклонилась в правую сторону. Но если поразмыслить с другой точки зрения, то ему крупно повезло, ведь усталость нахлынула внезапно, заставляя веки предательски закрываться, а мысли сбиваться.  На мгновение ему подумалось что он на грани впадения в спячку прямиком на столе, но вовремя вспоминалась родная боль в спине благодаря которой он ощущал себя не на все восемнадцать, а на все восемьдесят. Такие жизнерадостные мысли преследовали его до самого окончания работы, после чего он устало положил ручку на стол, и захлопнул мгновенно тетрадь.  И с чувством выполненного долга тот сперва медленно отодвинул стул вместе со своим телом а вскоре быстро соскользнул со стула и поспешил инстинктивно обернуться.  Воцарилась неповторимая тишина, нарушаемая лишь дыханием двух людей и посапывания одного животного, мирно спящего на холодном деревянном окне, чей вес поддерживал хрупкий подоконник. Чему Антон изумлялся словно в первый раз, ведь казалось ему что подоконник весьма слаб для такой задачи как вытерпеть вес кошки и не упасть на пол в тот же момент.  — Ты что делаешь... тут? — Вдруг донесся сонный, сиплый и уставший голос младшей сестры и тотчас блокируя новый поток мыслей, в то время как Петров стоял как восковая статуя на выставке в музее, заставляя Ольгу вопросительно уставиться на стройную и высокую фигуру представшую перед ней во всей красе. — Тебе что-то нужно? Сестра уже было начала приподниматься, опираясь на локти и сдувая надоедливые, непослушные пряди с поле зрения и лица, была резко приостановлена братом. — Не стоит, поспи ещё чуткá. — Поспешил заверить её брат, протягивая руку в её сторону, указывая на то, чтобы она положила конец действию в то время как голос начал повышаться, сохраняя былое спокойствие и принимая нотки заботы и нежности, разбавляя речь и заставляя девочку расслабиться. — Я тут это, генеральную уборку устроить решил, и вот, к тебе сперва зашёл.  — А где тогда швабра? Ведро с водой? — Продолжала засыпать его вопросами сестра, она всё ещё говорила на пониженных тонах, прибывая в полу-сонном состоянии и ощущая как дремота вновь подкрадывалась к сознанию с целью охватить его, ничто не могло скрыться от внимательных глаз сестры.  — Забыл. — Кратко и словно в спешке ответил он, ища в голове оправдание каким боком его занесло к сестре без веской на то причины и какое увлекательное занятие принуждало его остаться, и только сейчас он осознал что он оправдывается так, словно он намеревался сотворить, или уже сотворил нечто невообразимо ужасное, отвратное, а на деле он лишь желал сделать сестре незначительную милость сделав за неё домашнее задание. — Ладно, я пойду пожалуй. Не буду тебе мешать. Только сейчас до Петрова начало доходить какого же хорошо жилось без потребности открывать рот и выдавливать из себя слова, ведь неприязнь не собиралась покидать юношу, беспокоя его вновь, его обрадовало то, что дискомфортность хоть и проявляла себя, но не оказалась уж больно выразительной, вероятнее она с течением времени начала приходиться как своего рода напоминанием что ему следует временами закрывать рот.  На его слова не последовало никакой ожидаемой реакции, а лишь сопроводили его кивком и спустя мгновение прибавился приглушенный звук падения тела на мягкую поверхность, обозначавшее то, что Ольга бросила попытки подняться с кровати и кинуться в оковы сна которые охотно приняли её. Он у порога ещё постоял пару мгновений, а затем переступил за черту её комнаты, потянув за собою дверную ручку, тем самым перетягивая к себе дверь, делая это медленно, бесшумно дабы вновь не потревожить юную девицу. Дверь постепенно закрывалась, а Антон не спешил отпускать ручку, хватка его пальцев и ладони в целом не слабела. И лишь когда дверь оказалась плотно закрыта, юноша отпустил ни в чём не повинную дверную ручку золотистого цвета и побрёл прочь в свою комнату которая расположилась недалеко от комнаты сестры, оказавшись в пару крошечных шагах от неё, которые Антон лениво проделывал, и лишь по дороге осознавая и как тихо было в доме и прислушиваясь к тишине в надежде расслышать отдаленный, приглушенный шум, ведь ему на мгновение показалось что никто и не проживал в этом доме.  До определённого момента он так и остался размышлять о том, как в доме подозрительно воцарилась тишина, но она оказалась прервана металлическим мужским тембром голоса, по громкости и приглушенности он сумел понять что это бубнел диктор в телевизоре в родительской комнате, заставляя его с облегчением выдохнуть, ведь матушка никуда не выскользнула, что вошло у неё в традицию, исчезать из поле зрения в любой удобный момент и уходить по-английски, без предупреждения и без объяснений, что несомненно вызывало напряжение и недоумение у членов семьи.  Безусловно Антон питал желание выяснить, в чём же заключается причина её внезапных уходах, но заострять внимание на этом у него физически не оставалось времени ведь он сам бежал с одного направления в другое, ведь таковой являлась жизнь современного студента в Российской Федерации, особенно когда ты из посёлка мчишься в большой город и обратно. А потом всё возобновляется словно цикл, а в выходные так не хочется ничего делать, а лишь желать слиться воедино с уютной постелью, врости в неё и гнить там до конца дней, ведь это казалось менее утомительным, не взирая на то, что сгнить в кровати ужасная перспектива.  Антон вошёл в свою комнату и не удосужился закрыть свою дверь полностью, оставляя воздух проникать в свою комнату через оставшуюся наполовину приоткрытую деревянную дверь которая вызывала у Антона всепоглощающую ненависть к ней из-за своего сильного скрипа. По ногам прошёлся неприятный мороз пришедший из коридора, заставляя кровеносные сосуды сужаться, заставляя кровь циркулировать меньше, охолаждаясь, а в последствии принуждая температуру тела пойти на спад, вызывая непреодолимое желание подойти ближе к кровати и упасть на неё, укутавшись в одеяло лежащее рядом, и у него входило в планы осуществить столь греющее душу желание.  А-о-у! Его внезапно прервал звук уведомления в приложении ВКонтакте которое было установлено в его компьютере, а на экране в правом нижнем углу высветилось уведомление от пользователя под названием «Полина Морозова»‎. Свет излучаемый современной технологией, казалось имел свойство ослеплять, ведь бросив взгляд в сторону компьютера, он моментально прищурил глаза, становлясь похожим на взъерошенного и недопонимающего ежа, но с места всё же сдивнулся, приближаясь к своему рабочему столу граничищему с окном, поскольку его переместили по уважительной причине заключавшейся в том, что Полине и отцу некуда было пристроить её кровать, через которую Антон вновь перецепился и тихо выругался.   Наконец приблизив своё лицо к экрану компьютера юноша всмотрелся в содержание сообщения которое не успело пропасть из виду, в то же время плавно растворяясь. Палец прикоснулся к компьютерной мыши, ловко обходя колесо прокрутки расположенное в центре и сфокусировавшись на вспомогательной, правой кнопке мыши, отводя её в сторону вместе с курсором и слегка надавив на правую кнопку мыши, до ушей донесся слабый щелчок, а затем перед ним открылась сама программа которая тотчас перенесла его в диалог с Полиной. Полина Морозова, 15:42 Привет, хотела тебе сказать чтобы вы не ждали меня ещё где-то пару часов, я мотнулась не в тот город уснув. Теперь голову морочу. Не скучайте, подтянусь с народом скорее всего!  Антон Петров, 15:43 Хровшмо.. удакчц👍👍👍 Быстрыми движениями по клавиатуре и нажатием на несколько клавиш одновременно, юноша взглянул на напечатанный ответ и ощутил себя невеждой, впредачу очень пьяной невеждой. Судя по последующему сообщению, сводная сестра разделяла его мнение. Полина Морозова, 15:44  ...Ты пьян? Неудивительно что у девушки на другой стороне экрана возникли столь неприличные подозрения, однако её прямолинейность порой вызывала восхищение.  Антон Петров, 15:45 Да нет. Быстро писал просто. Антон прибегнул к оправданиям гораздо быстрее чем предполагалось, ведь порой столь прямолинейные вопросы заставляли тело юноши застыть на месте, затаив дыхание словно в ожидании нападения и приводя мозг в слегка заторможенное состояние, но в данном случае ему безумно желалось избавиться от излишних диалогов и обрушиться на тёплую принадлежащую ему постель которая звала, манила и тянула к себе.  В последний раз взглянув на диалог произошедший между ними, он взглянул на круг где находилось лицо девушки, выразительные голубые глаза чья синева подобна цвету безбрежного океана с поразительными тонкими угольными ресницами смотрели на него в ответ, и казалось что взгляд её был прикован лишь к нему, и мог быть ощутим в настоящей жизни а не через жалкую, безжизненную фотографию выдававшую внешний вид барышни, мгновенно убивая интригу и не уступая место анонимности.  Широкая улыбка игравшая на пухловатых, принявших красный оттенок губах благодаря знаменитой помаде и чистые, белоснежные и поразительно ровные зубы оказались второй вещью бросившейся в глаза, третьей оказались тёмно-коричневые, изящные дугообразные брови которыми девушку наделила природа, и лёгкий макияж нанесённый на белоснежную кожу, теряя интерес к лёгкой румянеце, очи плавно опустились до симметричного носа.  А затем внимание перешло с рассматривания изумительно отчтётливых чертах лица на вид длинные тёмные, сногсшибательные локоны.  А вскоре ему и вовсе наскучило таращиться в экран будто он старательно и отчаянно пытался отыскать важный предмет от которого зависила его дальнейшая жизнь, его будущее и настоящее, а на деле он всего лишь всматривался в экран, и осознав это полностью Антон твёрдо решил покончить со столь увлекательной деятельностью и наконец дать волю желаниям которые постепенно заполняли разум, тем желаниям которым становилось сложнее оказывать сопротивление, тем желаниям что вытесняли случайные мысли. Оставив в покое монитор, тот поспешил потянутся к клавишам чтобы применить обыкновенную комбинацию клавиш приводящую к отключению компьютера, пальцы быстро нашли свой путь к клавишам носящих названия "F12" и "Enter". В одночасье нажавши их в сопровождении тихого, но удвоенного кликающего звука, он наблюдал за тем как погас экран монитора, не слепя больше очи, не заставляя жмуриться от ослепительного света, а лишь смотреть на своё отражение, отображаемое чёрным, безжизненным экраном. Интерес угас почти мгновенно, ведь через долю секунды юноша отворачивался от красивого, узорчатого стола стоящего на четырех резных ножках, цвета необыкновенного слияния коричневого и чёрного, с изображением деловитого, надменного и властного черного коня, купленного за немалые деньги на котором располагался компьютер и медленной, ленивой походкой Антон направился в сторону постели, ощущая переплетение своих непослушных ног, несущих его в объятия кровати. *** Сердце вновь бешено, беспокойно обливается кровью, звонко стуча по барабанным перепонкам, грозясь взорваться сию секунду в грудной клетке. Пульсации достигли горла, а глаза невольно распахнулись, рассеивая усталость, сладкую сонливость.  Хаотично обрушивались клокочущие мысли по искусанному мозгу, создавая спектр неизведанных эмоций, ощущений и впечатлений, не давая ни одной здравой мысли посетить мозг, в то время как рука, словно по немому приказу с помощью мышечной памяти схватилась за футболку, мня её пальцами, слегка касаясь кожи сквозь ткань, словно желая коснуться самой мышцы через ткань и кожу, проникнуть внутрь.  Казалось что за все годы, что кошмары мучали его сознание ему стоило адаптироваться к нестандартным снам, вызывающие всепоглощающий страх который в свою очередь вызывал тягучее, невыносимое и назойливое ощущение в области живота, заставляя Антона задумываться о состоянии своих внутренних органов, ведь порой чудилось что они скручивались как мокрое полотенце, которое выжимают дабы избавиться от быстрых, надоедливых капель прозрачной, холодной воды.  Сглотнув накопившуюся горечь, потянув её на дно, в то время как она неторопясь дотрагивалась до горла, оставляя там едва ощутимый и мимолетный щипок.  Устало он вдруг зазевал, почувствовав преследующую его утреннюю дискомфортность, которую сон с собою не унёс, разочаровав Антона. Юноша вдруг опрокинул взгляд изумрудных глаз в окно.  Тьма словно чёрное тесто опустилось в овраги, изувечивая силуэты, обыкновенные ветви деревьев показались на мгновение длинною рукою замшелой ведьмы, желающей ухватиться за плечо своими длинными, жёлтыми и до безумия противными когтями, а кожа облепила кости, не давая полностью оголиться, якобы служа опорой, маскировкой для белоснежных, тонких костей.  — О, проснулся уже? — Вопросительно произнёс чёткий, монотонный женский голос. Посторонняя пара глаз уставилась на сидевшего взъерошенного и испуганного юношу. Взгляд пристальный, снисходительный.  Обернулся, и в ответ уставился на знакомого человека, но в то же время такого чужого. Опираясь на холодную стену перед взором предстала стройная, высокая женщина, голова облокачиваясь на ту же стену плавно в сторону повернулась, дабы не глядеть боковым зрением. Бежевая кожа засветилась от тусклой настольной лампы, излучающей приятный, тёплый оранжевый свет.  Тёмные волосы собраны в аккуратный пучок, на щёки нанесен лёгкий, фальшивый румянец, на ресницах осела тушь, а на тонких губах блистает помада красного оттенка, будто раздавленная черешня, выплеснувшая сок так засияла при дневном свете.  — Как видишь, мам. — Сухость ощутилась в предложении, а голос прозвучал как скрип задвижки в старой квартире, будто бы он вовсе не рад визиту.  — Как раз вовремя. — Отвечает Карина на его краткий ответ собственным, и в голове не промелькнула мысль о вопросах присуще матери любящей, ни одного вопроса о здоровье, психического состояния. — Твои дружки скоро явятся, советую поторопиться и футболку поправить, переодеться всё равно не успеешь.  Безразлично отчеканивает словно беседа держится на формальностях и прелюдиях. Не принято в семье родной так разговаривать, но Карину сей фактор не беспокоил, ведь гораздо проще скрываться за маской равнодушия.  — Что-то случилось? — Не выдерживает и спрашивает резко, вопрос слетает с губ когда женщина отталкивается руками и отлипает от стены. — Отец дома?  Второй вопрос, по его мнению оказался излишним, ведь мать тотчас замерла и набрав в лёгкие побольше воздуха прикрыла очи, протяжно, громко выдохнула через рот, словно нехотя выпуская из себя углекислый газ, дав ясный намёк на свою досаду.  — Всё хорошо. — Заверяет так спокойно, но своим словам не верит. Чудаковатая привычка, завуалировать свои настоящие чувства, оставляя их бушевать внутри себя, давая им волю разграмливать спокойствие, давая крепкой железной стене деформироваться. — Авось вернётся ближе к ночи. Если не припрётся опять утром и не будет лежать весь день на кровати под предлогом усталости.  — Ну понятно. Спасибо, что ли. — Нелепо благодарит, а бёдра дёрнулись, изображая безразличие, а на душе горестно сделалось. Взгрустнуть так резко пожелалось, но поддаваться унынию, которое унесёт тебя по волнам грусти не несли в себе перспективы, предлагая лишь поплакаться в подушку и надувать щёчки как маленький ребёнок и обижаться на несправедливую жизнь.  Мать лишь кивнула на его слова, уловив в глазах отблеск отчаяния и стыдливо отвела взгляд, делая медленные, едва слышные шаги в сторону двери. В воздухе повисло странное смятение, смятение от которого теряется дар речи, распахивается рот, слова просятся наружу а единственное что можно выдавить из горла, сдавленное подобие вздоха вперемешку с оханьем. Антон сопровождал материны движения своими глазами, следя за нею, смотря как отдаляется и скрывается в проёме её силуэт, и лишь на пол опустился её удаляющийся облик, облик что чёрнее ночи. Юноша будто застыл, глаза смотрели вдаль, выискивая неизведанный ему предмет, незнакомца, что-то. Он вглядывался и ничего не находил, ни ответов на свои многочисленные вопросы, ни незнакомца, ни предмета. А лишь давал мыслям заполнять всё сознание, прилипнуть, одурманить разум до тех пор пока весь мир в небытие превратится, до тех пор, пока не зазвенит звонко дверной звонок, оповещая о гостях внезапных.   — А вид у меня совсем не презентабильный. Ну что такое, все через ж... — Вдруг осёкся он, вставая с кровати, слыша как она позади него скрипит. Своё предложение он не закончил, а буква "ж" из его уст растянулась, превращаясь в шипение змеи, учуявшей опасность. В спешке юноша ухватился за свою сероватую футболку, пытаясь её выровнять, ведь невыносимо ему было выходить к гостям как бездомный со двора который бесшумно подкрадётся, ледяную руку на плечо положит, и ухватится. А вскоре обдаст кариозной вонью, и хриплым голосом жалобно попросит дать ему немного денег.  Лохматые волосы нагло лезли в глаза, грозясь вцепиться в них, принести обжигающую боль, он встряхнул головой дабы прогнать, убрать локоны своих густых волос. Вдруг услышал он громкий звон дверного звонка, которого он так не ждал, хотел он оттянуть момент, остановить время, так же легко как приостановить фильм.  К несчастью столь прекрасная функция в настоящей жизни никаким образом не могла быть использована, и юноша мгновенно вылетел из своей комнаты, врезавшись плечом об дверь, заставляя зажмурить глаза и стиснуть зубы, прошипеть невнятное ругательство жадно впитывая воздух в рот. Его нагнал мимолётный ветер, впитываясь в спину, тем самым покидая его. Становясь единым целым.  Казалось человек за дверью откинул напрочь все формальности, нагло и агрессивно теребя замочную скважину, заставляя сердцебиение участиться от наростающей тревоги, ладонь быстро просочилась в правый карман, лихорадочно выискивая шуршащие ключи, которых там не оказалось.  Он уж было начал лезть пальцами в левый карман, как вспомнилась ему ярко выраженная картина, где Петров протягивает запасные чёрные ключи Пятифанову, который в свою очередь почти что выхватывает их из рук другого.  — Вот это вы гостеприимные конечно. — Выдаёт мужской грубый и прокуренный голос, а на губах хитрая ухмылка. Роман бесцеремонно переступает порог, настежь распахивая дверь, приглашая морозный воздух в тёплую пещеру которая называлась домом. Благодаря шуму из кухни выглянула мать с недовольным выражением лица, но оно тотчас смягчилось при виде высокого, кареглазого парня. — Алло, я для кого дверь тут держу? Он не сразу обратил внимание на Антона, застывшего на одной из ступеней, вглядываясь в своего молодого человека и желая прибить его за хамство и неподобающее поведение.  — Ну ща, п'стой. — Донёсся другой, более мягкий мужской голос издалека прежде чем в дом ворвался владелец сего голоса, бурят прд именем Игорь, один из самых близких для Романа людей, его янтарные глаза блеснули озорством а причёска вновь оказалась потрёпанной, кудри, на удивление напрочь отказывались пересекаться с глазами. — Я стесняюсь спросить, а девушкам проход дадут? — Раздался женский, тихий и умиротворяющий голос схожий на пение утренних птиц. В проёме показалась кучерявая блондинка с глазами-миндалинами. Её взор направлен на бурята, а алые губы в радостной улыбке расплылись.  Бурят поглядел на девушку словно она была сокровищем, и молча вытянув ей ладонь, та послушно приняла руку помощи, на встречу вытянув ему свою собственную дабы он ухватился за неё, притянув тем самым её к себе, на что Рома лишь цокнул кончиком языка и закатил карие, словно молочный шоколад глаза. Бурят свободной рукой притянул её за талию, явно жаждя сближения, он обхватывает её со всех сторон и не давая ей выпутаться из оков.  — Ещё не всех впустили. — Запыхавшийся но до боли родной голос воскликнул, а вскоре переступили порог две девушки, одна из которых тихо ворчала про себя, прижимаясь к девушке выше неё, в то время как её голубые глаза остановились на Петрове, а голова изобразила лёгкий, приветствующий кивок.  — Было бы в разы лучше если бы ты, хорёк, умел ориентироваться во времени и пространстве. — Прыснула ядом в сторону Романа главная сплетница, смеривая его холодным взором, зелёные глаза внимательно изучали его.  — Молчи, Смирнова. — Отрезает так грубо словно она его за живое затронула. Буравит взглядом будто курок к виску подставить хочет. — Если ты не забыла это ты у Полиночки ошивалась и забылась под шум волны. — А сам то чем лучше? Был бы рядом Антон, ты бы от него не отлипал! — Язвит опять, даёт отпор и знает, что заставит замолчать, а затем довольно ухмыляется.  — Ромыч не такой, он не сюсюкается на публике! — Бяша, как верный товарищ вступает в разговор, вставая на защиту друга, а Виктория неодобрительно на него смотрит, говорит ему о своей ошибке, мол, с девушками перебраниваться невежливым считается. — А вот с этим частично не согласен. — Наконец выдаёт Антон, которого весьма раззадорили разгоряченные разговоры друзей, которые единым организмом поздоровалась с ним.  Роман было возразить пожелал, как его прервала женщина, выглянувшая из кухни, с которой доносился лестный, угодный и до безумия лакомый запах пряностей. Искушение зазывало, манило к себе, притягивало и так хотелось броситься на кухню и наброситься на любую попавшуюся вкусность.  — Вы уже пришли? — Карина спрашивает наигранно дружелюбным тоном, от которого Антона мутит. — Давайте тогда за стол, ибо для кого я готовила? Не успевает вставить и другого слова как её перебивает чужой голос, елейный и детский, но являлся он весьма обманчивым, ложным, поскольку внешность полностью противоречила первому впечатлению о ней. Высунулась голова из проёма, беспокойно качнулись волны каштановых волос.  — Пришли! — Улыбка постепенно на губах расплывается, а глаза невольно засияли словно тысячи фейерверков в ночном небе, а сама она опрометью вылетела в коридор навстречу к сформировавшейся группе людей. — Конечно, тебя в первую очередь хотелось увидеть. — Викторины глаза замечают несущуюся на всех парах девочку, и девушка мгновенно отпрянывает от своего молодого человека дабы она не врезалась в них по воле случая. Игорю стоило лишь увидеть её, как на его собственных устах заиграла лёгкая, тёплая улыбка.  Ольга окидывает взглядом всех присутствующих словно выискивая в толпе пропавших людей, словно один единственный человек которого она с трепетом в сердце дожидалась, среди толпы не оказался. Она оказалась права, среди толпы совершеннолетних людей она не сумела подцепить взором заметно выделяющегося человека. Высокого, чьи глаза пропитаны усталостью и мудростью, чьи волосы медленно прорастают сединой, стараясь слиться, но лишь выделяясь на фоне идеально уложенных каштановых волосах. В толпе не оказалось отца. Неприятно сжалось сердце от осознавания того, что мужчина не придёт. Не окажется рядом и не сможет узреть столь приятную, греющую душу картину воссоединения, будто они являются большой семьей которая сдюжалась свидаться раз в десять лет, собравшись пировать до самого утра. На слова Виктории Ольга лишь кратко кивнула в её сторону, дав ей понять что её присутствие ею не игнорируется. Следовало угодить каждому из них, ведь девочка усвоила единственное, никогда не подводящее правило, старое как голубой циркон.  Её внимание совершенно случайно зациклилось на спине Романа, которую она изувечивала на протяжении трёх лет, и самое худшее для Ромы является фактор того, что интерес её не угасает, и она вновь обхватывает его плечи, вцепляясь в него так, словно зубы в сочный кусок мяса, ноги ловко обвивают змеёй спину, тело поддаётся вперёд, накрывая чужое тело своим, а лицо довольное, будто ей сею секунду вручили Оскар.  Благо его плечи были защищены крепкой курткой, плотно прилипшей к телу, издающей шуршащие звуки, походящие на умеренный шелест нескольких пакетов в которые заглядывали одновременно. Мужские, грубые руки обхватили ляжки юной девочки дабы придерживать её, уберечь от плавного соскальзывания и приземления на ягодицы, что грозило пронзительной болью. Антон от наглости сестры слегка приоткрыл рот, заставляя розоватые губы принять округлую форму, вздёрнутые вверх брови сопровождали недоверие, а взгляд изумрудных, изучающих глаз направился в сторону предмета подозрения. Сделав медленный шаг вперёд, завизжали половицы под ногами. — Оля, слезь со спины Ромы. — Ворочит нос и неодобрительно качает головой из стороны в сторону, а затем продолжает надвигаться, постепенно сокращая дистанцию между Романом и собой, вынуждая Ольгу наблюдать. — Ты и так уже знатно его спине навредила.  Говорит так, словно он ворчливая жена. Не осознаёт свои сходства с матушкой родною когда ведёт себя сурово. Он бы отрицал очевидные признаки, повадки которые он перенял у женщины, отмахиваясь от них как от нечистой силы, но в глубине души сам знал, что ни от нечисти притаившейся глубоко под кожей, ни от материнских привычек не сумеет убежать, подняв руки и скрестив их прокричать о том, что в домике, как в далёком, забытом детстве играя в забавы которые казались самой приоритетной вещью и главной проблемой в этой жизни. — Ну чё ты, нормально мне. — Отмахивается шатен, ухмыляясь и обнажая ряд белоснежных зубов, безупречно ровных, с острыми, блиснувшими в оранжевом свете лампы клыками. — С ней и не к такому привыкнуть можно. — И это мне говорит тот, кто потом жалуется на невыносимые боли в спине. — Антон протяжно вздыхает, в то время как его ладони плавно скользят по торсу другого юноши, но ласкают лишь материал чёрной куртки, затем пальцы находят замóк, обхватывают брелок, затем ловко тянут вниз, разъеденяя звенья и доводят бегунок до нижнего ограничителя.  В то время как между двумя юношами завязался увлекательный, лёгкий разговор не несущий в себе моральную тяжесть, Ольга выпустилась из своеборазных объятий, ослабив хватку на его плечах и плавно соскользнув с него, избавив Романа от излишнего груза, направилась вслед за тремя уходящими девушками, которые устремились скрыться за порогом кухонной комнаты с намерениями не высовываться из неё ближайшие пару часов. Игорь сперва потупился, ведь не мудрено оставлять дверь нараспашку, ненароком нежеланного неосязаемого гостя впустит, да и мороз пригрозил быстро распространиться по всему помещению.  Но вскоре и Игорь ретировался с коридора с чувством выполненного долга после того как он протиснулся через воркующую пару состоящую из двух молодых парней и как можно тише закрыл за ними дверь, моментально ощутив отсутствие холодного покрова, просачивающегося в дом. Роман не был предельно осторожным, закрывая дверь, ведь осталась тонкая полоса, позволяющая ледяному воздуху вламливаться в дом. Дверная ручка кивнула под напряжением человеческой руки и Игорь лишь тогда решил уносить ноги. Роман тотчас заметил отсутствие своих товарищей, позволяя ему уединиться с Петровым, лишь на пару мгновений, терять время не входило в его планы, Роману не хватало ласок белокурого, не хватало его прикосновений, его серьёзного вида, постепенно сменяющегося на смущенный, неловкий, его голоса и звуков, доносящихся из его уст, приходящие ему усладой для ушей. Осознавал что он скучал.  Объёмные ладони вдруг за талию притягивают, а у Петрова головной мозг перестаёт функционировать должным образом, но он успевает уловить суть всех касаний, и сам ловит себя на мысли ответить на них, но лишь с замиранием сердца он ждёт. Выжидает и ощущает как чужие, сухие и холодные, тонкие губы которые нашли свой путь на оголенную кожу, опускаясь и ложась, начиная обдавать жарой несмотря на холодность его истерзанных зубами губ. От его дыхания несло привычным перегаром, и сперва его не настораживало его присутствие, поскольку разум фокусировался на горячих, поддразнивающих поцелуях, постепенно переходящих с его обнажённых ключиц до горла, тянувшись долго и мучительно приятно, в то время как собственные губы невольно поджались от столь интимных поцелуев. Он погружал разум в экстаз, он играл. Горячо целуя и распаляя желание словно бензин, которому суждено было столкнуться с огнём. Но как только его голова приподнимается, а губы отлипают от шеи и наближаются к другим губам, Антона тотчас передёргивает. В голове внезапно всплывает мысль о своей утренней клятве и мгновенно отпрыгивает, как ошпаренный самым горячим чаем на земле.  Прячется лицо Петрова, отводится в сторону а взор обращён в сторону, избегая изменившуюся мимику лица Романа, чьи веки потянулись ввысь, которые потянули вслед за собой брови, и Рома сам отстранился от Антона, а вскоре он хмурится, беспокойно ему стало. — Тебе нормально? — Спрашивает, тембр голоса повышается в то время как привкус сладкого интима выветривается, оставляя неприятное послевкусие. Он замолкает, думает о том, чтобы сорвать из своих губ дабы избавиться от наростающего напряжения в висках.  — Да, всё хорошо. — Процедил Антон, сделав интонационную точку спустя долгое, тянущееся молчание которое длилось словно сутки. Антон поворачивает свою голову, возвращая её в исходное положение, но взгляд по-прежнему отводит. — Не при людях же, вдруг кто зайдёт да позовёт. И вообще, снимай свою куртку, спаришься.  Он переводит тему, в надежде что на его неловкую, но явную попытку подхватят и не выпустят из рук. Роман кратко кивает и ладони доходят до бретеля и стягивают её с предплечья, а вскоре скидывают окончательно. Повторяя действующую схему куртка оказалась у него а руках, Петров спокойно и тихо наблюдал за открывшейся перед очами картиной, увлеченный рассматриванием партнёра, его мозг блокирует окружающие его звуки и матершиные слова, сбегающие из уст Пятифанова.  — Кстати, — Антон вдруг нарушает тишину, которая ему показалась менее враждебной, тяжёлой, — ты обещал что курить бросишь. А от тебя опять несёт перегаром.  — Ну Антошка, не беспокойся. — Говорит так, словно не кашляет как старый дед, который за свою жизнь все сигареты на свете испробовал и засорял лёгкие гадкими осадками, порча их, тем самым укорачивая своё оставшееся время в сём мире. — Я курнул, каюсь, но это была одна сигарета. Всё. Он пожимает плечами, а Антону едва хватает сил чтобы не закатить глаза, дав ясно понять что его словам никто верить не собирался и его ничего не обнадёжило. Но каким бы манящим и сильным желание не оказалось, он стерпел. Силы воли предостаточно. Куртка направилась одиноко висеть на крючке, как будто повешанный торс человека лишенного ладоней и нижней части тела, и отсутствующей головой, чьи плечи безсильно висели как сосульки, а крючок вонзился внутрь.  Перед тем как диалог угаснет, достигнет логического завершения, Антону вспоминается его молчание о причине, благодаря которой он отклонил поцелуй своего возлюбленного, почему отказал себе в преимуществе ощутить его губы на его собственных, почему лишил себя возможности оказаться исцелованным. Истинной причине. — Ром, ты извини если я тебя как-то заставил почувствовать вину за твои поступки или просто в заблуждение ввёл... — Он начинает говорить, голос становится тише, а сам он делает несколько шагов вперёд, ловля на себе недоуменный взгляд Ромы, на что он отвечает словами. — Я про поцелуй, который не состоялся. Дело в том, что я... — Антон! Рома! — Перебивает его голос матери, зазывающий к столу, нетерпеливый и звонкий. Казалось, он становился живее, расцветал как подсолнух при солнечных лучах, раскрывался полностью, показывая свою красу для всеобщего обозрения. — Где вас там носит?  Мысленно Антон очень вежливо "поблагодарил" судьбу и матушку за грубое вторжение, осознавая что признание не состоится, ведь оно было нагло сорвано.  — Мы уже идём! — Откликается Роман на зов женщины, а затем глядит на Петрова, хмурится. Смотрит так хищно, что любой другой бы ощутил как невольно прижимается сердце к рёбрам. — А с тобой мы ещё поговорим.  Антон понимает, знает что Рома переживает, каждый его взгляд имеет скрытый смысл, кажется, словно он ставит тебе ультиматум а на деле лишь выражает свою тревогу, ведь иначе показать он своих чувств не может, понятия не имеет как, но за ледяной преградой таится свет, способный озарить весь мир.  Роман затем сдвигается с места, а за ним последовал Антон, глубоко вздыхая, стараясь утихомирить чувство тяжести в грудной клетке, постепенно поглощающее его желудок, беспощадно выворачивая его наизнанку, будто всепоглощающий сгусток неизвестной массы, способный проворачивать такие махинации.  — Думали, не дождёмся вас. — Виктория и Будаев одновременно синхронизируют свою речь, а голоса смешиваются воедино, предавая их голосам своеобразия. Совпадение заставляет обоих лукаво улыбаться.  — Да, долговато вы. — Морозова подмечает, переводя взгляд с места на место, с Петрова и Пятифанова на Будаева и его спутницу.  — Пришла наша сладкая парочка. — Смирнова растянула все свои слова, наигранно сладким, приятным тоном, слегка его искажая перед тем как отвернуться и избежать испепеляющего взгляда Пятифана.  — Главное что они вернулись хотя бы. — Оля закатывает глаза и отхлебывает из своей излюбленной чаши глоток сладкого лимонного чая с мёдом, прикрыв веки от накатившего удовольствия. — Кстати о парочках, как там твоя, эта, любовь всей твоей жизни? — Овладевая собой спрашивает Рома, занимая свободное, специально подготовленное для него место, отодвигает со скрежетом стул, а вскоре присаживается, ложа руки на стол.  — Во-первых, это не любовь всей моей жизни, а во-вторых, нормально. Я хочу выучить испанский язык, и с ней это никак не связано, если что. — Ольга начинает увлечённо вести диалог отодвинув подальше от себя чашку, и агрессивно пытается доказать что ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не желает изумить объект обожания.  В разговор подключаются несколько различных голосов, а смысла вслушиваться в смысл их фраз, в смысл каждого слова вылетающего из их ртов, смысла Антон не видел. Разум словно затмило, а взгляд устремился вдаль, он словно физически ощущал как медленно тянется время, мгновения, секунды, минуты.  Не изумляли больше блюда, не манили ароматы, не хотелось разговаривать, не чувствовалось той чудесной атмосферы, которую обещала сегодняшняя тёмная ночь. Но ему требовалось подавать признаки жизни, и он поддерживал беседу всеми оставшимися силами, стараясь показаться заинтересованным в увлекательной, разгоряченной беседе. Он старался контролировать свой язык тела, который постоянно стремился выдать его внутренние тревоги, уличить во лжи.  Оставшийся вечер прошёл словно в тумане, складывалось впечатление что он всё время тосковал, унывал. А деваться ему некуда, поймают и насильно притащат за шиворот назад. Единственное что временами отвлекало от бесконечного потока мыслей, так это пришедшие на кухню со своей грациозной походкой кошки. ***  — Полин, ты спишь? — Шепчет тихо, дабы ненароком не нарушить покой сводной сестры, которая неподвижно лежала на своей кровати, расположенной поодаль. Она лежала как фарфоровая кукла.  — Нет. — Отозвался вскоре знакомый голос девушки, сделавшийся тихим. Вопрос явно подогрел интерес девушки, заставляя её беспокойно ворочаться на месте, как отбивающийся котёнок от огромной ладони человека, пытавшегося погладить его по самому уязвимому месту. — А что?  — Поговорить хочу. — Вздыхает, и природнимается с кровати, буравя взглядом соседнюю кровать. Его постель издаёт протяжный стон, но заботит Петрова далеко не это. — Выговориться, понимаешь? — Конечно, я тебя слушаю. — Она повторяет действия своего брата, показывая свой силуэт. В лунном свете девушка выглядела весьма размыто, особенно если глядеть на неё без очков. Но она сохранила свою изящность, плавность, походя на танцующий силуэт за окном зимней ночью.  — Я полный идиот, просто полный идиот. — Делает паузу, делает вдох через нос и прикрывает лицо руками, пальцы начинают массировать переносицу в то время как его глаза закрываются. — Короче, у меня с утра какая-то непонятная хрена вылезла, а я решил что не буду к себе близко никого подпускать, ну и... не подпускал. А Роме не успел сказать. Теперь не знаю, что он обо мне теперь думает.  — Он тебе даже не написал? — Полина замечает подавленое состояние Антона, а вскоре последовал слабый кивок, означающий согласие, подтверждение её слов, заставляя её удивлённо изогнуть бровь. — Странно.  Полине хотелось оказаться рядом с ним в данный момент, выразить свою поддержку, сострадание, вынуждая её аккуратно, на носочках встать с кровати, и тихо перебраться на его кровать за пару мгновений, её походка и на носочках казалась элегантной а растрепанные волосы напоминали ежа. Длинная, пышная ночная сорочка дополняла её образ.  Девушка положила свою тёплую ладонь на оголенное плечо и прошлось до его ладони, беря её в свою, согревая и давая надежду. Она пожала её так, будто при состоявшейся встрече с деловым партнёром.  — В любом случае, я думаю всё будет хорошо. — Она улыбается, а холодный, белый лунный свет целует её щёку. Их глаза встречаются и Антон невольно перенимает улыбку. Меланхоличную, лёгкую. — Поговори с ним завтра когда вы пересечётесь. А вы пересечётесь. — Ты права. — Кивает и сжимает руку крепче, так крепко, что складывается впечатление что он желает убедиться в том, что она не является плодом его воображения, утешительной галлюцинацией.  — А когда я была не права? — Спрашивает с усмешкой, и ладонь выбирается из его хватки, а сама девушка встаёт с его кровати, давая кровати повод постонать под ней. Антон затем валится спиной в матрац, а голова удачно приземляется на подушку.  Веки становились тяжёлыми, и постепенно юноша переставал сопротивляться усталости, проваливаясь в царство Морфея.