***
Гнездо пустовало и молчало — все разъехались по миссиям, и только некоторые (буквально процентов 5-6 от общего количества) ещё сонно встречали день. Температура была высокая, так что окна приходилось открывать, что было и плюсом, и минусом — вместе с прохладой от редких ветерков в комнаты попадал зыбкий и не особо громкий, но оттого не менее неприятный шум. Нова, не выдержав, встала с кровати и решила, что пусть лучше ей в комнате будет неприятно из-за духоты, чем из-за шума. В комнате стало чуть тише. Она упёрлась лбом в стекло и рассматривала, еле разлепляя глаза, проворную толпу: — Да что такое-то?.. Чего все весёлые? А спешат куда? — Она взглянула на часы на стене справа — Уже час дня? Я то думала, что сейчас только утро… Ведьме нравилось разговаривать вслух — ей казалось, что лучшего слушателя, чем она сама, ей не найти. — М-м-м… Аж голова разболелась… Почему никто не может быть по-спокойнее, ну?!.. — она прикрыла своё лицо руками и надавила большими пальцами на глаза, чтобы стереть с них сон, а затем помассировала между бровей — от головной боли. Помимо этого, ей начало казаться, что за ней со спины кто-то наблюдает, но особого значения этому не придала. Гнездо — дом, безопасное место, так что такие ощущения можно было списать только на нервозность и некоторую паранойю. — Спокойнее, говоришь? — Нова резко обернулась на ухмыляющийся спокойный голос, — Тоже достали, а? — Хватит пугать меня! Ты что тут делаешь? — У нас стены то, — послышался стук костяшек руки по стене, — картонные совсем. Я тебя слышал. Ты меня разбудила. — Шен, выйди из комнаты, — через плечо огрызнулась Нова. — Зайду потом, — он пожал плечами и вышел из комнаты. Она шепотом передразнила: — Зайдёшь-зайдёшь, куда ж ты денешься, делать же тебе больше нечего, как тайком ко мне ходить… А затем в голову пришла интересная мысль. Через минуту после того, как Шен вышел, она своим обычным голосом произнесла: — Что-то часто он ко мне ходить стал, может, понравилась я ему?.. Где-то слева раздался мощный протестующий стук, будто по стене ударили кулаком. Нова улыбнулась: услышал… Она подошла к стене, за которой была его комната, и спросила: — А сегодня праздник что ли какой? Куда все идут? — Слишком много вопросов, Нова. Я откуда знаю? Она раздражённо выдохнула и нахмурилась, не ответив на его язвительный тон. Брови её расслабились только когда она подошла к шкафу и, размышляя, начала перебирать подходящие вещи: «Я не уверена, что мне доставит удовольствие прогулка среди шума и суеты, но вдруг она меня разбудит? К тому же мне интересно, куда все так хотят попасть. А этот пусть дальше здесь сидит, язвит он мне…»***
На кухне сидел Оникс. Нове показалось это странным, потому что он всю неделю предупреждал весь Союз Сожжения, что сегодня будет занят с раннего утра и до поздней ночи, а теперь сидит здесь и греется под солнцем. Ещё страннее было то, что грелся он в человеческой форме. Нова поинтересовалась: — Оникс? Почему не на задании? Он испуганно обернулся и зашипел: — Нова, зачем ты так делаешь? Зачем подкрадываешься?! В кошки-мышки сыграть решила? Она улыбнулась и подняла руки в примирительном жесте: — Извини, не было намерений тебя напугать. Так чего не на задании? — Да неважно… — он было отвернулся и продолжил смотреть в окно, но быстро вернул всё внимание к Нове: заметил, что она была одета совершенно не по-домашнему и собиралась куда-то уходить, — А ты куда? — Народ на улице видел? — она кивнула в сторону окна, — Я к ним хочу. Он развернулся и, наблюдая за людьми, сказал: — Я могу предположить куда они идут, — снова повернулся к Нове, — Но тебе не скажу. Будешь знать, как пугать меня. Она цокнула языком и закатила глаза, хотя на самом деле ей было всё равно на эту детскую обиду Оникса. Нова понимала, что он говорил не всерьёз, так что и она отреагировала так же и, улыбаясь, про себя сказала: — А как иначе… — и напоследок сказала, — Пошла я.***
Толпа людей привела её к роскошному зданию в стиле барокко. Издалека не было ясно, что здесь за мероприятие, так что Нова просто озвучила свой вопрос, потому что понимала, что у кого-то конкретного спросить не выйдет — все быстро перемещаются, так пусть ей ответит тот, кто успеет: — Что тут происходит? Из толпы ей кто-то ответил: — Выставка! Вход бесплатный, вот все и пришли! Ещё один вопрос задать она уже не смогла, потому что человека, ответившего ей, потянули за собой его друзья. Она шла дальше: «Хм… Бесплатный сыр только в мышеловке. Но я всё же посмотрю». Очередь продвигалась быстро, и Нова, как только подошла ко входу в здание, уточнила у охранника: — День добрый, а что за выставка тут? — Картины. Красивые, старинные. Не узнаёте галерею, что ли? — сухой старческий голос абсолютно не подходил к внешнему виду мужчины. Он прищурился то ли из-за солнца, то ли из-за непонимания, почему ему задают такой странный вопрос. — Ну… Если честно, то нет, не узнаю, — Нова глянула на красивые лепнины и колонны и, посмотрев на мужчину, кивнула ему, — Но спасибо за ответ, — и протиснулась в зал.***
Картины затягивали, манили своим величием и не отпускали — приходилось насильно отводить глаза и стараться не посмотреть на ту же самую картину уже в четвёртый раз, чтобы уделить внимание остальным значащим элементам искусства. Глаз притягивали не только главные композиции, но и внутренняя архитектура и атмосфера галереи. Нова любовалась разными холстами, и один из них слишком привлёк её внимание. Она присела на лавочку, наклонилась чуть вперёд и сложила руки на коленях. Не особо культурная поза, Нова это понимала, но — что поделаешь? — она была удобной. Нова не вела счёт времени: теперь ей было приятно и интересно смотреть на подобное искусство. Время от времени она закрывала глаза, чтобы представить в своём сознании тот же холст, а потом, открыв глаза, понять, что такое уже никто не сотворит. Ей нравилась атмосфера, ей было уютно и ей никто не мешал. В зале, несмотря на большое количество людей, было тихо — картинная галерея теперь была похожа на библиотеку со строгой библиотекаршей, только вместо книг — картины, вместо читателей — посетители, а библиотекарши и вовсе не было, но вполне возможно, что ей являлись этикет и уважение к людям. Тишина успокаивала, но она разрушилась, когда над Новой кто-то кашлянул, привлекая внимание. Она обернулась и, увидев, кто стоял рядом, удивлённо подняла брови: — Шен?.. — он кивнул, — Что… делаешь? Тут, в плане, — Нова развернулась обратно к картине, — Я думала, ты будешь в Гнезде сидеть и ворчать, как обычно. Он не ответил и просто молча присел рядом с ней, закрепив свой взгляд на той же картине. Нова повернулась и снова заговорила первой: — Так ты тоже пошел за людьми? Шен, слегка повернув голову, только кинул взгляд на Нову и вздохнул: — Да. Тоже интересно стало. Она ухмыльнулась: — Сам захотел, или заставили? Радостным не выглядишь. — Да кто меня заставит-то… Только если Веспер, но её нет сегодня. Нова молчаливо согласилась и снова принялась разглядывать картину. Шен поступил так же. Они сидели в тихом и всепоглощающем молчании минут пять: он — чуть откинувшись назад и облокотившись на руки за спиной, а она — подавшись ближе к картине. — Красиво, правда? — шепотом, словно спрашивая только себя, сказала Нова. От искусства невозможно было отвести взгляда даже по собственной воле. По крайней мере, Нове этого не хотелось. Она бы точно сидела здесь до самого закрытия галереи, изучая холст перед ней, и ничто не могло бы её отвлечь от этого занятия. — Да… Очень, — так же тихо ответил Шен, любующийся вовсе не картиной эпохи ренессанса, а ей — сидящей на той же лавочке девушкой, коллегой… Новой. Она — вот на кого он был готов смотреть часами, вот в ком он был готов искать какой то скрытый смысл и вот чей каждый сантиметр он рассматривал не по одному разу. Она была его разноцветным, манящим и недосягаемым холстом, на который нельзя было добавить каких-то мазков — только прикосновения губ, и то, такие лёгкие и невесомые, будто краска на нём ещё не застыла. Для него она являлась самой красивой картиной в этом выставочном зале, и, сам того не понимая, он выставил вокруг неё столько оград и такие высокие стены, что теперь он мог лишь любоваться ей. На неё можно было смотреть с расстояния, а, подойдя ближе, только язвить и злиться из-за того, что сам и воздвиг. Его взгляд перестал метаться в пределах её лица и остановился на месте, где переходящая из телесного цвета в розовый краска, иногда видоизменявшись, показывала за собой белые мазки и штрихи. Этой частью он любовался чаще всего, иногда неосознанно улыбаясь в ответ, когда она не видела. Как сейчас. Как же ему хотелось размазать все краски по её лицу, как же он желал провести рукой по её волосам… Но стены. Однажды они перестанут существовать, сломавшись под напором его желания прикоснуться своими губами к её.Однажды.