Silver shards

После длительной прогулки, Бибер и Нора вернулись в комнаты, где приняли душ и переоделись. Они договорились встретиться у Джастина после душа. Энджел тихо сопел рядом с Анной на кровати, и влюбленные решили немного посидеть за вином и закусками в комнате Бибера. Джастин поднялся на второй этаж комнаты и вскоре победно протянув что-то на французском, спустился к шатенке с потрепанной книжкой. — Одна из моих любимых. Послушаешь? — предложил кареглазый, устраиваясь в кресле. — Конечно. Что за книга? — расплылась в улыбке Нора. — «Человек который смеется», Виктора Гюго. — Ох, я о ней слышала. — закивала Рид. — Давай. Она поудобнее уселась в своем кресле и оперлась рукой о подлокотник, ожидая Джастина. Тот открыл одну из сотни закладок и начал читать. — «Что можно сравнить с ревущей бездной? Это оглушительный звериный вой целого мира. То, что мы называем материей, это непознаваемое вещество, этот сплав неизмеримых сил, в действии которых обнаруживается едва ощутимая, повергающая нас в трепет воля, этот слепой хаос ночи, этот непостижимый Пан иногда издает крик — странный, долгий, упорный, протяжный крик, еще не ставший словом, но силою своей превосходящий гром.» — медленно, вдумчиво читал Бибер. Его голос заполнил все сознание девушки, зачарованно наблюдающей за красивым полупрофилем. — «Этот крик и есть голос урагана. Другие голоса — песни, мелодии, возгласы, речь — исходят из гнезд, из нор, из жилищ, они принадлежат наседкам, воркующим влюбленным, брачащимся парам; голос же урагана — это голос из великого Ничто, которое есть Все. Живые голоса выражают душу вселенной, тогда как голосом урагана вопит чудовище, ревет бесформенное.» Джастин взял бокал со столика и глотнул, взглянув на завороженную Элеонору. Та расплылась в улыбке и вдруг поднялась со своего кресла, пересаживаясь к парню на колени. Точнее, уселась на подлокотник, а ноги уместила между ног шатена. Бибер приобнял девушку за талию и коснулся губами ключицы, затем вернулся к излюбленному тексту. — «Многоречивость ночи столь же зловеща, как и ее безмолвие. В ней чувствуется гнев неведомого. Ночь скрывает чье-то присутствие. Но чье? Впрочем, следует различать ночь и потемки. Ночь заключает в себе нечто единое; в потемках есть известная множественность. Недаром грамматика, со свойственной ей последовательностью, не допускает единственного числа для слова «потемки». Ночь — одна, потемок много. Разрозненное, беглое, зыбкое, пагубное — вот что представляет собою покров ночной тайны. Земля пропадает у нас под ногами, вместо нее возникает иная реальность. В беспредельном и смутном мраке чувствуется присутствие чего-то или кого-то живого, но от этого живого веет на нас холодом смерти.» За чтением время тянулось, на удивление, очень медленно. Рид раньше не замечала, думала, наоборот, но сейчас чувствовала, как каждое произнесенное слово заставляет воздух в комнате нагреваться. Почему-то, от вида сосредоточенного, внимательного, сфокусированного на книге Бибера, шатенка заводилась и не на шутку. Ей вдруг захотелось сделать что-то еще неиспробованное с ним, и Эле прильнула к мужской шее. Она неспеша поцеловала гладкую кожу. Некоторое время спустя, снова оставила влажный след прямо над пульсирующей венкой. Губы кареглазого тронула улыбка, а ладонь, лежащая на талии, пригладила изгибы Норы. Шатенка провела кончиками пальцев по расстегнутой на груди рубашке аристократа и высвободила еще одну пуговичку из петельки. Горячие девичьи губы опустились на ключицу, затем, еще пару пуговиц спустя, обхватили сосок, игриво поддразнивая. Джастин тихо охнул, отрываясь от книги. — Что ты… — Продолжай читать. — шепнула Рид, сползая с подлокотника на колени к парню. В ее глазах сияло озорство, и Джастин принял условия игры, возвращаясь к тексту. Конечно, все его мысли теперь были заняты влажными губами, спускающимися по груди к прессу… Но он продолжал читать. — «Порывы шторма ежеминутно возрастали, приобретая чудовищную силу. У бури — исполинские легкие. Она беспрестанно нагнетает новый ужас, сгущает мрак, хотя он как будто и не допускает, по самой своей сущности, никаких градаций. Колокол посреди моря отчаянно гудел, словно его раскачивала чья-то безжалостная рука.» Рид расстегнула последнюю пуговицу и соскользнула на пол, устраиваясь между ногами парня. Даже в расслабленном состоянии кубики его пресса выделялись, и тонкие девичьи пальцы очертили каждый контур. Эле целовала и гладила, гладила и целовала. Она медлила, немного волнуясь, но отступать не хотелось, и, наконец решившись, двинулась ниже. Расстегнув джинсы Джея, зеленоглазая провела ладонью по уже возбужденному члену сквозь ткань боксеров. — «Во время бури, особенно во время снежной бури, море и мрак в конце концов сливаются воедино и образуют одно неразрывное целое.» — с придыханием, продолжал Бибер. Он стал чаще облизывать губы, трогать собственные волосы, дыхание потяжелело. Элеонора же, стянув ненужную ткань, принялась изучать слабости Джастина, следя за его реакцией. Почти сразу он начал запинаться и ошибаться, но продолжал. — «Туман, метель, ветер, бесцельное кружение, отсутствие всякой опоры, невозможность выправить свой курс.» — он прикрыл глаза на мгновение, тихо спуская с губ стон. — Блять… «Падение… Из одного провала в другой, полное исчезновение види… Видимого горизонта, безнадежное движение вс-с-слепую.» — прошипел последнее слово, откинув голову. — Ох, Рид… Девушка продолжала ласки, углубляя движения, а сама уже едва соображала от возбуждения. Смотреть, как Джастин млеет, как теряется в речи, как напрягается шея, когда он стонет… Невероятно сексуально. — Блять, Рид… — снова простонал кареглазый, сжимая подлокотник. — Что ты творишь… Он отложил книгу, положил ладонь на щеку девушки и закусил губу, наблюдая, наверное, самую откровенную сцену в его жизни. То, как блестели изумрудные глаза, то, как сквозь майку четко очерчивались возбужденные соски Эле, то, с каким упоением она доставляла ему удовольствие… Сводило с ума. Опьяняло гораздо сильнее, чем любое вино в мире. — Иди ко мне. — прошептал охрипшим от напряжения голосом Бибер. Шатенка с долей сожаления оторвалась от занятия и откровенно облизала губы, вызывая тихий рык парня. Он притянул возлюбленную к себе, посадил на бедра и, не церемонясь, задрал юбку. Отодвинув белье, погрузился одним движением, впиваясь в алые губы. Заглушая стоны друг друга, они сразу стали двигаться навстречу, переплетая пальцы рук. Упиваясь друг другом, погружаясь в глубины душ, соединяясь в единое целое… Элеонора пришла к завершению слишком скоро, сама того не ожидав, но не остановилась, ощущая еще не спадающее возбуждение. Губы парня переместились на грудь, одним простым движением оголившуюся, а крепкая ладонь зажала девичий рот, ловя каждый стон. Вскоре оба почувствовали волну блаженства, захватывающую каждую клеточку тела, и, снова ловя губы друг друга, поддались ей, уносясь в небеса. После снова пришлось идти в душ. На этот раз вместе. Рид нежилась под потоками воды, прижавшись к груди шатена, и слушала успокаивающееся биение сердца. Подняв лицо к Джастину, она заглянула в карие глаза, улыбнулась и прошептала. — Кажется, я в тебя влюбляюсь. Тихо, едва слышно. Но эти слова прогремели для Бибера, как гром в тихую ночь. Он не хотел отвечать, в глубине души, по привычке, все еще стараясь остаться отстраненным, оставляя свои эмоции при себе, но… Этот взгляд. Полный восхищения, святой надежды, нежности… — Кажется, я уже влюбился, Рид. — ответил он, поглаживая румяную щеку костяшками пальцев. — Безвозвратно и насовсем. Эле не ожидала такого ответа. Что она могла сказать? Спасибо? Это было бы странно… Потому просто притянула кареглазого к себе и впилась в его губы. Вечером всех позвали к столу. Дамьен и Мариель сидели во главе стола, Джастин по правую руку отца, рядом села Рид, стул напротив Джея остался пустым, а напротив Норы сел Энджел и Анна рядышком. В гостиной, где они ужинали, стояла большая пышная ель, украшенная множеством разнообразных шаров, но абсолютно все были серебристыми. Эта забавная деталь заставила Рид улыбаться. В самый разгар ужина, когда мадам Бибер делилась с девушками, какие виды цветов выращивает у себя в оранжерее, а глава семьи обсуждал с сыном и его другом, куда бы отправился в отпуск, если бы имел достаточно времени, двери поместья распахнулись, и в холл вошел Александр. Он отряхнул волосы от снежинок, осмотрел пальто, а потом шагнул в гостиную. Разговоры затихли сразу. Все шесть пар глаз обратились к нему. Энджел напрягся, украдкой поглядывая на реакцию Джастина. Темноволосая женщина встала со стула и приложила руку к груди. — Mon ame! Аксандер! — проронила она, после чего бросилась к сыну, попадая в крепкие объятия. — Ты всё же приехал. — сдерживая улыбку, Демьен тоже поднялся из-за стола, подходя к сыну. Конечно же, Алекс нашел взглядом глаза брата. Практически сразу, как вошел. Но он не мог, после всего, что было, остаться в тени. Он должен был что-нибудь с этим сделать. — Сколько лет отказывался, mon ame. — продолжала смешивать английский и французский хозяйка дома. Она прижалась к груди сына, отчего тот едва заметно вздрогнул и поморщился. Наверняка, никто, кроме Джастина, не заметил. Конечно, порезы ведь еще не зажили… — Садись ужинать с нами, Аксандер. — пригласил Бибер старший. Без промедления они вернулись на свои места, и пустое место рядом с мадам Бибер занял его обладатель. Джастин не нервничал, но не мог понять, зачем брат появился в доме, где не был больше четырех лет. Постепенно ужин снова оживился. Алекс познакомился с гостями, задавал обыденные вопросы, сам отвечал и рассказывал интересные истории. Мариель никак не могла насмотреться на сына, а папа парней не особо удостаивал старшего вниманием. Казалось, он о чем-то догадывается и держится на расстоянии. Может быть, все это время догадывался, но об этом никто не узнает. — На самом деле, я уволился. И подал заявление на развод. — поделился Аксандер. — Ты даже не говорил, что женился… — погрустнела мадам. — Это было ошибкой. Как и сам брак. Алекс выглядел совершенно обыденно, был весел и прост в общении, как и много лет назад, когда Джей видел в нем своего идола. Но в нем пропала нарциссичность, эта насмешка над миром, которая так ярко выбивалась раньше, показывая парня как элиту с первых секунд диалога. Сейчас перед ними сидел обычный парень, приехавший к семье на праздник… Что-то было не так. Джастин чувствовал кожей эту неприязнь, пропитавшую насквозь за годы ненависти. Что же задумал Алекс?..