Хмельная храбрость

      Хочется царской дочке заполучить лорда — страсть как; только вот не в мужья, а словно трофей, безделицу или очередное платьишко. Но для начала надо заслужить доверие, усыпить бдительность милыми беседами ни о чём и домашней выпивкой.       — Ещё медовухи?       — Why of course, — мгновенно оживляется лорд. На щеках у него нежно-розовый, точно яблоневый цвет, румянец, а язык слегка заплетается.       По-английски Анфиса разумеет мало, но сейчас верно угадывает суть сказанного. Она глотает немного жгучей янтарной жидкости прямо из горлышка; затем передаёт лорду украденную из папиного погреба бутылку, в который раз «нечаянно» дотронувшись до унизанных самоцветными перстнями пальцев.       Заморский гость возмутительно хорош собой: благородное лицо, очаровательная улыбка да бархатный голос — разве можно перед такой красотой устоять? Лично у Анфисы не выходит. Сидя на устланном пёстрым ковром полу своей комнаты, она любуется устроившимся подле лордом. Смотрит украдкой и никак не наглядится.       Погожий поздневесенний вечер совершенно не располагает к принятию здравых решений. Эх, была не была!       — Закройте глаза, — просит Анфиса, и лорд, не думая, подчиняется.       Она берёт его за воротник цветастого камзола и притягивает к себе, отринув все правила этикета. Целует жадно и неумело. Маска сброшена; Анфисе больше незачем притворяться неприступной в своей благовоспитанности барышней, расположения которой требуется долго и усердно добиваться — нет-нет, она сама может взять то, чего желает!       Опешивший поначалу лорд входит во вкус. Тихонько стонет, когда Анфиса прихватывает его нижнюю губу зубами, — не больно, но ощутимо — позволяет прижаться теснее и устроить свободную руку на своём затылке. Блаженствует, чувствуя, как тёплые пальцы перебирают пряди, поглаживают, слегка путаются в волосах…       — Послушайте, darling, — шепчет лорд быстро и жарко, когда довольная Анфиса отстраняется перевести дух. — Сейчас нам лучше не заигрываться.       — Это ещё почему?       — Вы пьяны.       — Вы тоже, — нахально парирует Анфиса и тянется за новой порцией поцелуев. — Что с того?       — Мы можем пожалеть об этом наутро, — терпеливо поясняет он; голос его непривычно серьёзен. — И я не прощу себе, если вдруг причиню вам боль. Понимаете?       — Понимаю, — помолчав, эхом отзывается она. Немного погодя Анфиса кладёт голову лорду на плечо, а он ласково приобнимает её в ответ.       Остаток вечера они проводят в тишине — уютной, какая обыкновенно настаёт, когда двоим ни к чему заполнять паузы разговорами, ведь им хорошо вместе без лишних слов.