—
Некоторое время спустя Хёнджин заходит в квартиру Чонина. Он не признается в этом самому себе, но чувствует себя немного взволнованным. Когда он находит Чонина лежащим в своей постели, бодрствующим, но уставившимся в потолок, Хёнджин втискивается между ним и стеной и прижимается к теплу Чонина. Он со вздохом закрывает глаза. — Ему нужно написать эссе, — произносит тревожно знакомый голос. Глаза Хёнджина распахиваются. Конечно же, прямо там, у края кровати, стоит ангел, которого он видел ранее. — Ты преследуешь меня? — Требовательно спрашивает Хёнджин. Когда ангел просто смотрит на него в ответ, Хёнджин стонет и обнимает Чонина за талию. — Эссе – это глупо. Давай просто полежим здесь и расслабимся. — Для тебя, может быть, — говорит ангел. — Он учится в колледже. Если он не напишет эти эссе, он провалит занятия. Это повлияет на всё его будущее. Хёнджину нечего на это сказать. Когда Чонин со стоном поднимается с кровати, Хёнджин не пытается его остановить. Ангел всё ещё тут, после того, как Чонин покидает комнату. Его белые крылья касаются пола. Перья Хёнджина дергаются. Фантомная боль. У Хёнджина больше нет перьев. — Оставь меня, — просит Хёнджин, поворачиваясь лицом к стене. — Я был бы довольно дерьмовым ангелом, если бы позволил тебе просто свободно бродить вокруг, не так ли? — Спросил тот. — Я собираюсь сказать твоему боссу, что ты сказал «дерьмовый». — Отвечает Хёнджин. — Вперёд, — соглашается ангел. — Посмотрю на твои попытки. Хёнджин скрипит зубами, затем вскакивает с кровати. Но, конечно, ангел исчез. — Гребаный трус! — Кричит Хёнджин. Никто не отвечает.—
— Так, так, так, — говорит Минхо, прислоняясь спиной к каменному выступу мрачного пруда, в котором его нашёл Хёнджин. Вокруг них клубится пар, горячий и обжигающий. — Не видел тебя, сколько, пятьдесят лет? — По меньшей мере шестьдесят. — Отвечает Джисон, сидя на краю в пушистом купальном халате и опуская в воду только пальцы ног. — Да, хорошо, — говорит Хёнджин. И оставляет все как есть. Ему не нужна причина, чтобы не любить Ад. — За мной следит ангел. Подумал, что нанесу тебе визит, пытаясь избавиться от него. Минхо хихикает: — Удачи, мать твою! Ангелы похожи на заусенцы. Если они прилипли к тебе, то уже не отвалятся. — Ты так говоришь, как будто это что-то плохое, — говорит Джисон, тыкая Минхо в плечо пальцем. Минхо улыбается ему. — Ты самая симпатичная маленькая пиявка, которую я когда-либо видел, — исправляется Минхо. Джисон улыбается ему в ответ. Хёнджин тяжело вздыхает. — Вы двое ужасны, зачем я сюда пришёл? — Не представляю, — отвечает Минхо. — Может, я бы его узнал, — говорит Джисон, с большой неохотой отводя взгляд от Минхо. — Как он выглядит? — Также, как и все из ваших, — заявляет Хёнджин, такой фактической неточностью на стольких уровнях, по мнению Хёнджин, заслуживает особого осуждения со стороны босса ниже. — Что, черноволосый и бескрылый? — Уточняет Джисон. — Нет, прежний ты. — Терпеливо говорит Хёнджин. — О, — говорит Джисон с притворным пониманием. — Ты имеешь в виду того меня, которым я не был почти столетие? — Мелкий, — говорит Минхо. — Ты всегда будешь моим ангелом. Они снова корчат друг другу глупые лица. — Отвратительно, — морщится Хёнджин. — Ты можешь просто не делать это? Просто не делай этого? В моём присутствии? Спасибо. Закатывая глаза, Джисон скользит из своего халата в бассейн только для того, чтобы доплыть до края и брызгать водой в Хёнджина: — Просто скажи мне, как он выглядит, прежде чем я откажусь от своего щедрого предложения. — Агх! Я не знаю. — Хёнджин отодвигается подальше, стряхивая капли воды со своего пальто. — Блондин. Голубоглазый. — Лицо ангела всплывает перед его мысленным взором против его воли. Хёнджин подрагивает. — Веснушки. Пристальный взгляд. — Губы, с любовью вылепленные самой Афродитой. Он не произносит последнее. — Подожди, веснушки? Он примерно моего роста? — Джисон приподнимается, опираясь локтями о выступ, его голос внезапно становится громче, чем раньше. — Да, типа того, — Кивает Хёнджин. — Милое личико, низкий голос? — Ага. Ты знаешь его? Джисон подпрыгивает вверх-вниз и издаёт непонятный звук: — Это Феликс! Феликс следит за тобой? О бо-же, о мой Сатана! — Это типа хорошо? — Спрашивает Хёнджин. — Я хочу его увидеть, — ноет Джисон. — Почему он следит за тобой? Вместо этого он должен следить за мной. — Пойдем со мной, и, может быть, он согласится, — Отвечает Хёнджин. — Зачем тебе ангел, ангелочек? — Говорит Минхо, притягивая Джисона обратно к себе. — Полагаю, это мой шанс смыться. — Бормочет Хёнджин.—
Как и обещал Минхо, Хёнджин видит ангела – Феликса – практически везде, куда бы он ни пошёл в течение следующих недель. Однако Феликс выслеживает его, помешать этому Хёнджину не в силах. И хотя Хёнджину не обязательно задерживаться в мире смертных, это больше его дом, чем Ад, которым он когда-либо был или будет, и он не позволит какому-то заносчивому ангелу отпугнуть его. Не то чтобы Феликс казался таким уж заносчивым. К удивлению Хёнджина, Чанбин – не единственный смертный, которому Феликс уступает. На самом деле, в среднем они разделились примерно пятьдесят на пятьдесят. Я не злой, хочет сказать Хёнджин, видя задумчивый взгляд Феликса. Я просто падший. Но это не тот разговор, который он хотел бы вести с ангелом или с кем-либо ещё, если уж на то пошло. И его забавляет держать Феликса в напряжении. Может быть, в следующий раз, когда он соблазнит смертного сделать что-то настолько хорошее, у Феликса случится аневризма. — Чанни, — скулит Хёнджин, хватаясь за спинку стула Чана и пытаясь встряхнуть его, но безрезультатно. — Ты просидел здесь несколько часов. Сделай перерыв! Без тебя конец света не наступит, я обещаю. — Ещё пять минут, — бормочет Чан с налитыми кровью глазами. —Просто чего-то не хватает... — Кристофер. — Говорит Феликс с другой стороны от Чана. Затем он наклоняется ближе и шепчет: — Сделай перерыв. — Отложи мышку, — шепчет Хёнджин. — Выключи компьютер. — Вытяните ноги, пока они не отвалились. — Поешь чего-нибудь. — Выпей немного воды… — Ладно! — Вскрикивает Чан, отодвигаясь от стола так внезапно, что Хёнджину приходится отскочить в сторону. Он не совсем материален, но ему всё равно не нравится, когда предметы проходят сквозь его тело. — Ладно, я беру перерыв. — Кряхтя, Чан потягивается и встаёт. Он не выключает свой компьютер, но уходит на кухню. Хёнджин ловит взгляд Феликса и фыркает от смеха, прежде чем успевает остановиться. Дерьмо. Он не должен брататься с врагом. На самом деле это не правило. Хёнджин может делать все, что захочет. Но он веками затаивал злобу на ангелов и не собирается позволять одному симпатичному мальчику все испортить. Даже если у него самая чертовски милая улыбка, которую Хёнджин когда-либо видел. — Не улыбайся мне, — ворчит Хёнджин. — Тогда не улыбайся в ответ. — Отвечает Феликс.—
— Возьми шоколад, — предлагает Хёнджин, перегибаясь через плечо Чанбина, когда тот заглядывает в коробку с десертом. — Торт не сделает его сильным или здоровым, — сурово говорит Феликс за другим его плечом. — Просто возьми кофе и уходи. — Торт вкусный, — возражает Хёнджин. — Это сделает его счастливым и придаст ему бодрости на весь оставшийся день. Смотри, он уже радостно покачивается, просто думая об этом. — Это правда. Феликс пытается нахмуриться, но Чанбин ведёт себя слишком мило: — Это вредно для его зубов. И от этого толстеют. — И что? — Говорит Хёнджин. — Он почистит зубы и займётся спортом. Ему разрешены угощения. Каждому позволено есть то, что делает его счастливым. Просто потому, что ты не можешь попробовать, насколько это вкусно, это не значит, что всем остальным запрещено есть вкусные вещи. Феликс скрещивает руки на груди, верный признак того, что он собирается позволить Хёнджину победить, даже если он зол из-за этого. ― Возьми торт, ― шепчет Хёнджин Чанбину. Чанбин прикусывает губу, колеблясь ещё мгновение, прежде чем подойти к стойке и заказать кусочек торта к кофе. Когда они наблюдают, как Чанбин направляется к столу, Хёнджин говорит: ― Ваши люди не будут жить очень счастливой или полноценной жизнью, если вы скажете им воздерживаться от всего. Это больше не тёмные века. Аскетизм исключён, важна забота о себе. Феликс... он дуется? Хёнджин смотрит на него слишком долго, прежде чем повернуть голову и увидеть улыбку Чанбина, когда тот получает свой торт. ― Я всего лишь пытаюсь сохранить их здоровыми, ― говорит Феликс, его тон гораздо более раздражённый, чем Хёнджин когда-либо слышал. ― Так скажи ему, чтобы он вместо этого заказал фрукты. Познакомь его со смузи. Или привей ему снобистский вкус только к самому лучшему, чистейшему тёмному шоколаду без всяких дополнительных добавок. Работайте с человечеством, а не против него. Феликс наклоняет голову, криво улыбаясь: ― Что бы подумал твой босс, если бы увидел, как ты даёшь ангелу хороший совет? Хёнджин усмехается: ― Моему боссу насрать на то, что я делаю. Преимущества нестандартизированного рабочего места. Феликс фыркает: ― Конечно.—
― Помоги мне. ― Скулит Хёнджин Сынмину несколько дней спустя. ― Я не могу избавиться от него, а он продолжает.. блять.. улыбаться мне, и он действительно милый, чёрт возьми, что я должен делать? Сынмин с одобрением наблюдает, как его человек разбрызгивает растительное масло по ступенькам школы: ― Я думаю, это довольно очевидно, не так ли? ― Если бы это было очевидно, разве я был бы здесь и спрашивал тебя? ― Говорит Хёнджин. ― Просто соблазни его или что-нибудь в этом роде! ― Отвечает Сынмин. ― В чём твой кризис? Он предлагает тебе лёгкую победу, а ты утверждаешь, что не знаешь, что делать? Застонав, Хёнджин запускает руки в волосы и уходит. Чёртов Сынмин. ― Послушай. ― Говорит Сынмин, следуя за ним. ― Я знаю, что ты соблюдаешь этот странный обет безбрачия, так что, если тебе нужны инструкции... ― Нет, мне не нужны инструкции. ― Отвечает Хёнджин. ― Я не даю обет безбрачия, вы все просто неудачники. Я просто... Не бери в голову. Притворись, что у нас никогда не было этого разговора. ― Они оба молчат минуту, пока Хёнджин не выпаливает: ― И вряд ли это лёгкая победа, он просто улыбается, а не делает мне предложение или что-то в этом роде. Сынмин смеётся: ― Конечно. Но ты ему нравишься, по крайней мере немного, а он не должен. Лёгкая победа. Ты мог бы сбить его с ног, как костяшки домино, если бы перестал ныть по этому поводу и просто делал свою работу. Вздохнув, Хёнджин пинает камень на своем пути и поворачивается, как будто вращение его тела поможет вращению в его голове. Но нет. Испытывая головокружение, Хёнджин садится на скамейку и вытягивает ноги перед собой. ― Что, если я не хочу, чтобы он упал? Спрашивает он тихим голосом. ― Что? ― Говорит Сынмин. ― Ничего. ― Отвечает Хёнджин.—
― Сегодня суббота, ― говорит Хёнджин. ― Ему не нужно ничего сдавать до понедельника. Мы спим дома. ― Это действительно сон, если ты просто лежишь там и ленишься? ― Ты просто завидуешь, ― отвечает Хёнджин, счастливо прижимаясь к боку Чонина и слегка уверенный, что Феликсу не удастся заставить их сдвинуться с места. ― Может, и так, ― говорит Феликс. Хёнджин поднимает брови. Такого он не ожидал. Феликс указывает на них, лежащих вместе в постели, пока Чонин играет в игры на своём телефоне. ― Тебе так комфортно с ними. Но они даже не знают, что ты там. Разве это не... странно? Хёнджин наблюдает за Феликсом, сидящим немного скованно на краю кровати. Он всегда немного жёсткий, немного отстранённый; Хёнджин просто предположил, что все ангелы такие. Боится испачкаться или что-то в этом роде. Прошло так много времени с тех пор, как Хёнджин был ангелом, что он не помнит, каким он был среди людей. ― Это немного странно, ― соглашается Хёнджин. ― Но это... ― всё, что у меня есть. ― Я не делаю ничего странного, я просто... ― одинок. ― Разве это не... одиноко? Хёнджин моргает, поражённый эхом своих мыслей. Могут ли ангелы читать его мысли? Ему следовало быть осторожнее. Он не смертный, но это не значит, что он в безопасности от любых ангельских сил, которыми обладает Феликс. ― Я имею в виду, ― продолжает Феликс. ― Если ты обнимаешь их, но они не обнимают в ответ... Разве это не одиноко? ― Ну, ― говорит Хенджин, ― конечно. Но то же самое и с отсутствием объятий вообще. Феликс смотрит на него, но его взгляд отрешённый. ― Да, ― это всё, что он говорит.—
― Ты жалеешь об этом? ― Спрашивает Хёнджин, лёжа поперёк дивана Минхо и Джисона и отталкивая Минхо ногами всякий раз, когда тот приближается. ― Сожалею о чём? ― Спрашивает Джисон, не отрываясь от своей игры. ― Купиться на это... ― Это что? ― Спрашивает Минхо, его голос приятен, что говорит об опасности. ― Этого превосходного и очень красивого падшего ангела, ― говорит Хёнджин. Минхо улыбается ему, отодвигая ноги в сторону, чтобы он мог сесть. Фыркнув, Джисон приостанавливает игру, чтобы повернуться и посмотреть на них: ― Вы шутите? Нет, я не жалею об этом. Ни на секунду. ― Лучше бы тебе этого не делать, ― Говорит Минхо, но он улыбается. ― Это из-за Феликса? ― Спрашивает Джисон. ― Как он? Тебе стоит взять его с собой в следующий раз. Брови Хёнджина взлетают вверх: ― В Ад? Джисон пожимает плечами: ― Почему нет? В конце концов, ему придётся прийти. ― Э-э, ― тянет Хёнджин, ― нет? Джисон надувает губы: ― Ты домогаешься моего лучшего друга? Моего близнеца? Я не видел его целую вечность, буквально целую вечность. ― Тогда соверши какое-нибудь зло у него на глазах, и я уверен, ты привлечёшь его внимание. Пока Джисон хмуро смотрит на Хёнджина, Минхо говорит: ― Феликс еще не пал, Сонни. ― О, ― говорит Джисон. Затем: ― Почему бы и нет? Хёнджин открывает рот, но Минхо отвечает за него: ― Потому что Хёнджин трус. ― Я не такой! ― Говорит Хёнджин. ― Я просто... Я не хочу нести ответственность за то, что кто-то ещё упадёт. Хорошо? Неужели это так плохо? Почему все считают, что я собираюсь заставить его влюбиться в первую очередь? Он ходит за мной повсюду, чтобы остановить меня, а не тусоваться! — За исключением тех случаев, когда он не останавливает Хёнджина, и они вроде как тусуются. Он не упоминает эту часть. ― Может быть, это то, что он думает, что делает, ― говорит Джисон, ― но ангелов предупреждают держаться от нас подальше. На самом деле это в правилах.. я так и не запомнил, какой это был номер.. наверное, поэтому я упал.. но он знает, что делает что-то рискованное. И он всё равно это делает. Он уже на пути к падению, мой друг. ― И это... ты рад этому? ― Спрашивает Хёнджин. — А почему бы и нет? — Говорит Джисон. — Я скучаю по нему. — Он небрежно прислоняется к Минхо, и Минхо проводит пальцами по волосам Джисона. И Хёджин понимает, что ни один из них никогда не поймёт его точку зрения. Они были друг у друга так долго, что, вероятно, даже не помнят, каково это – быть одному и бояться упасть. Не то чтобы Хёнджин боялся упасть. Он был слишком самоуверен, если уж на то пошло. Он был добрым ангелом, держался подальше от Падших, никогда не желал ничего большего, чем то, что у него было. Пока он этого не сделал. Пока другой ангел не взял его лицо в свои руки, и Хёнджин подумал: А что, если? И прежде, чем он успел моргнуть, его крылья почернели и сгорели, боль была такой мучительной, что от одного воспоминания об этом по спине пробежали неприятные мурашки. А потом он начал падать, и падать, и падать... Он покидает Ад, не в силах больше ни секунды смотреть на голубков, и находит незанятую кровать человека, чтобы поспать в ней. Если он не рискует соблазнить смертного, у Феликса нет причин приходить его искать. Он всё равно приходит. — Ты преследуешь меня? — Огрызается Хёнджин, грубый и чувствительный и не желающий ничего больше, чем просто побыть одному. Глаза Феликса широко раскрыты и немного испуганы. Хорошо. Хёнджин садится, его конечности гудят от сдерживаемого разочарования. — Я не знал, что ты был один, — говорит Феликс, поднимая обе руки перед собой в жесте капитуляции. — Я просто почувствовал, что ты вернулся, так что... — И что? — Хёнджин сжимает простыни в кулаках. — Почему ты просто не можешь оставить меня в покое? Феликс делает шаг назад. Хёнджин продолжает сверлить его взглядом, и его глаза горят, горят ненавистью, горят злобой, такими, какими они должны были быть в самый первый раз, когда их пути пересеклись. — Прости, — говорит Феликс. Затем он уходит. И глаза Хёнджина всё ещё горят, но вместо адского пламени из них льются слёзы.—
После этого Хенджин не видит Феликса. Он искушает нескольких людей, всё более смелые искушения, которые он обычно не стал бы пробовать, но Феликс все равно не появляется. Затем он хандрит некоторое время. На самом деле от него не требуется искушать смертных. У него нет никаких квот, которые нужно выполнять, или перед кем отчитываться. Это просто занятие, чтобы скоротать время. Это придаёт подобие структуры его неструктурированному существованию. Без этого он просто как бы... дрейфует. Ему не нужно ни есть, ни спать. Время начинает сливаться воедино. Так могут пройти века, и Хёнджин едва ли заметит. Это пугает его. Что, если он скучал по своим людям, пока рос? Что, если ханжеские ангелы вроде Феликса (который, на самом деле, наименее ханжеский ангел из всех, кого когда-либо знал Хёнджин) заставят Чанбина снова сесть на диету и стать тощим страдальцем? Что, если Чан никогда не отойдет от своего компьютера и просто вжмётся в кресло? Одной мысли достаточно, чтобы заставить Хёнджина пошевелиться. Он находит Чана, как и ожидалось, сидящим за своим столом, щёлкающим на компьютере и выглядящим таким же усталым и изможденным, как и всегда. — Чанни, — вздыхает Хёнджин, опускаясь на колени рядом со своим стулом и утыкаясь лбом в плечо Чана. — Пожалуйста, сделай перерыв. Я знаю, что твоя работа очень важна, но никто не будет её делать, если ты упадешь замертво. Чан не отвечает. Хёнджин и не ожидает от него этого. Но он всё равно разочарован. — Чаааанни, — хнычет Хёнджин. — Я обещаю, что это всё ещё будет здесь, когда ты вернёшься. Просто, типа... прогуляйся вокруг здания или что-то в этом роде. Перекуси. Всё, что угодно. Хёнджин наблюдает, как Чан продолжает работать, свет от компьютера освещает тяжелые мешки у него под глазами. — Что, ты больше не будешь меня слушать? — Говорит Хёнджин. — Только Феликс? — Чан морщится и поворачивает плечом, но не прекращает работать. — Не заставляй меня делать это, Чан, — говорит Хёнджин. — Просто встань, и никто не пострадает. Чан игнорирует его. Хёнджин делает глубокий вдох, затем кричит во всю мощь своих лёгких: — ФЕЛИКС! Он наполовину ожидает, что Феликс тоже проигнорирует его. Но почти сразу же, как имя слетает с его губ, появляется Феликс, выглядящий довольно взъерошенным и с широко раскрытыми глазами. — Чан не хочет делать перерыв, — говорит Хёнджин раздражённо, как ребёнок, который жалуется учителю на другого. Взгляд Феликса падает на Чана, и смягчается. Хёнджин притворяется, что он ничего не чувствует по этому поводу. Но он уже притворяется, что одно только то, что Феликс снова перед ним, не заставляет его сердце учащенно биться, а голову – кружиться, а грудь – болеть, хотя там даже нечему болеть. — Кристофер Бан, — строго говорит Феликс, кладя руки на плечи Чана. Чан слегка вздрагивает, приостанавливая то, что делал. Хёнджин тоже удивлен; он никогда раньше не видел, чтобы Феликс прикасался к человеку. — Как бы чувствовала себя твоя мать, если бы ты загнал себя в могилу раньше времени? Хёнджин откидывается назад, подняв брови. Это тактика, которой он не ожидал от Феликса, но она срабатывает; Чан тяжело вздыхает и отодвигается от стола, протирая глаза. После того, как он покидает комнату, Хёнджин говорит: — Я должен был попробовать точку зрения вины. Я забыл, насколько это сильно. — Кто-то показал мне, что я должен думать о том, что на самом деле имеет значение в жизни людей, — кивает Феликс. Хёнджин поджимает губы. Полагает, что Феликс был бы сверхуспевающим. — Откуда ты узнал моё имя? — Добавляет Феликс, когда Хёнджин не отвечает. — О, — вздыхает Хёнджин. — А. Джисон сказал мне. Глаза Феликса расширяются: — Ты знаешь Джисона? — Да? — Хёнджин слегка морщится. Возможно, ему следовало солгать. — Как... как он? — Спрашивает Феликс. Хёнджин изучает выражение лица Феликса. Он не выглядит расстроенным или испытывающим отвращение.. каким бы Хёнджин ни представлял себе ангела, когда ему напоминают об одном из Падших. Того, кого они знали. Во всяком случае, он выглядит... задумчивым. — Он хорошо, — осторожно говорит Хенджин. — Так же отвратительно влюблён, как и сто лет назад. Феликс улыбается, а Хёнджин притворяется, что это его нисколько не трогает. — Приятно слышать, — говорит Феликс. — И... Минхо? Он хорошо с ним обращается? — Минхо сдвинул бы солнце и звёзды, если бы Джисон сказал, что они мешают ему видеть, — говорит Хёнджин, и Феликс смеётся. Хёнджин никогда раньше не слышал, чтобы Феликс смеялся. Это красиво; это пугает. Ангелам вообще позволено смеяться? Очевидно, так, потому что крылья Феликса остаются нетронутыми и белыми и определенно прикреплены к его телу. Взгляд, который Феликс устремляет на него в следующий момент, пугает его так же сильно, как и его смех; ангелы не должны так на него смотреть. — Ты так и не сказал мне своего имени, — говорит Феликс. — Ты никогда не спрашивал, — отвечает Хёнджин. Феликс улыбается, коротко, но мило: — Я спрашиваю сейчас. — Ты не должен, — отвечает Хёнджин. Когда Феликс просто продолжает смотреть на него, он сдаётся: — Хёнджин. Феликс улыбается, ярче, чем раньше. — Хёнджин, — говорит он, и звука его имени, произнесенного этим глубоким голосом, голосом, который он полюбил больше всех остальных, было бы достаточно, чтобы остановить его сердце, если бы оно у него было. Но у него его нет. Он чувствует, как оно учащенно, сильно и болезненно бьётся в его груди, но это ненастоящее, это всего лишь иллюзия, как фантомная боль от его крыльев, тяжело и беспокойно давящих на спину.—
Феликс снова ходит за ним по пятам. Конечно, так и есть. Хёнджину это нравится, и Хёнджин это ненавидит. Это не то же самое, что раньше. Он не появляется как раз тогда, когда Хёнджин собирается кого-то соблазнить. Иногда он появляется на другой стороне улицы и застенчиво ждёт, пока Хёнджин перейдет к нему. Они могут прогуляться или найти место, где можно посидеть и понаблюдать за другими гуляющими людьми. Иногда они проводят дни, не мешая друг другу или смертным. В другие дни Феликс мешает ему на каждом шагу. «Не засыпай за рулем», «Достань эту конфету из кармана и положи обратно на полку или сначала заплати за неё», «Не толкай своего босса в пробке». И если Хёнджин хихикает, когда Феликс вздыхает и закатывает глаза, прекрасно понимая, что Хёнджин делает это только для того, чтобы подразнить его, что ж, в конце концов, Хёнджин злой. — Ты не злой, — говорит Феликс, когда Хёнджин пытается оправдаться. — Ты просто сопляк. — Я понял, почему ты всегда здесь, внизу, а не наверху, — говорит Хенджин. — Как только ты ступишь в это место, им придется выгнать тебя за все кощунственные вещи, которые ты сказал обо мне. — Что, что ты не злой или что ты сопляк? — Спрашивает Феликс с ухмылкой. — И то, и другое, — фыркает Хёнджин.—
— Ты смотрел «Благие знамения»? — Однажды спрашивает Феликс. — Ты спрашиваешь, смотрел ли я человеческое сериалы? — Говорит Хёнджин. Феликс закатывает глаза: — А я-то думал, что это я оторвался от реальности. Это об ангеле и демоне, которые становятся друзьями. Очень похоже на некоторых людей, которых я знаю. Хенджин прикусывает губу, желудок внезапно скручивает: — И...? Что с ними происходит? — Феликс начинает рассказывать о сюжете, но Хёнджин машет рукой, останавливая его. — Я имею в виду... их наказывают, не так ли? Феликс встречается с ним глазами, одаривая его таким взглядом, которого, как Хёнджин знает в глубине души, достаточно, чтобы Феликса уволили. Буквально. — Они... я не должен все спойлерить. Ты должен это посмотреть, это действительно того стоит! — Когда Хёнджин остается скептиком, Феликс говорит: — Они перехитряют свои соответствующие сферы. И они спасают положение. Давай, ты должен это посмотреть. И прежде чем Хёнджин понимает, что происходит, Феликс хватает его за запястье и телепортирует их в чей-то дом. Хван, спотыкаясь, падает на диван, уставившись на свое запястье и ожидая, что вот-вот вспыхнет пламя или что-то в этом роде. Но его кожа не дымится, и это не больно, и Феликс тоже цел и невредим, возится с большим телевизором и возвращается с пультом в руках. Его руки, которые такие же маленькие, идеальные и нетронутые, как всегда. Затем он садится рядом с Хёнджином, его крылья неловко сложены за спиной. Хёнджин протягивает руку, ему не терпится поправить их, но останавливает себя, прежде чем он сможет коснуться их. Просто потому, что Феликс, по-видимому, может прикасаться к нему без последствий, не означает, что то же самое относится и к Хёнджину. И мысль о том, что он, один из проклятых, кладёт свои недостойные руки на крылья ангела – на крылья Феликса, – это уровень непристойной близости, до которого Хёнджин пока не готов опуститься. Итак, они смотрят первую серию. А затем вторую. И они не останавливаются, пока сериал не закончивается. И где-то в середине Феликс протягивает руку через спинку дивана. И затем, немного позже, его рука ложится на плечи Хёнджина. И затем каким-то образом голова Хёнджина оказывается на плече Феликса. И каким-то образом ни один из них не превращается в пепел. Когда заиграла музыка, Хёнджин делает глубокий вдох и понимает, что плачет. Он не уверен, когда начал. Это не громкий плач. Это не драматичный плач. Но слезы, текущие по его лицу, не останавливаются. На самом деле, когда Феликс сжимает его плечо и поворачивается к нему, сияющий и взволнованный, чтобы высказать свое мнение о шоу, слезы наворачиваются так быстро, что Хенджин задыхается. — Хёнджин! — Восклицает Феликс, немедленно протягивая руку к его лицу. Хёнджин отталкивает его руки и встаёт, сохраняя некоторое расстояние между ними. Он издает смущающие тихие всхлипывающие звуки и становится весь сопливый; почему его тело вообще знает, как производить сопли? — Хёнджин, — повторяет Феликс, и затем он оказывается прямо здесь, даже несмотря на то, что Хёнджин отвернулся, даже несмотря на то, что Хёнджин оставил своё тёплое, уютное местечко рядом с Феликсом. Феликс прикасается к нему, пытаясь убрать его руки с того места, где они были подняты, чтобы прикрыть лицо. Хёнджин вырывается из его хватки и делает еще несколько неуверенных шагов в сторону от него. — Нет, — стонет Хёнджин сквозь слёзы, даже не уверен, чему он говорит «нет», больше ни в чём не уверенный. — Ты не должен прикасаться ко мне, — говорит он немного твёрже. — Хёнджин, посмотри на меня, — говорит Феликс, и он снова здесь, прикасается к Хёнджину и существует, и это просто слишком. — Нет! — Говорит Хёнджин, снова вырываясь. — Ты не должен прикасаться ко мне. Ты не должен... ты не должен быть здесь. — Почему? — Спрашивает Феликс, на этот раз сохраняя дистанцию. Хёнджин пытается глубоко дышать, пытается думать, пытается успокоиться, но он в ловушке, и всё вращается слишком быстро. Он падает, падает, падает, но на этот раз Феликс ловит его и осторожно помогает опуститься на землю. — Нет, — всхлипывает Хёнджин. — Ты… я… ты упадёшь. Ты упадешь, и это будет моя вина... моя вина... — Хёнджин, — говорит Феликс, успокаивающе проводя руками по рукам Хвана, его плечам, нежно сжимая прямо там, где соединяются шея и плечо. Хёнджин делает глубокий, прерывистый вдох. — Я не хочу, чтобы ты упал, — говорит он таким тихим голосом, что даже он сам едва слышит его. — Почему нет? — Спрашивает Феликс, и теперь он вытирает слёзы с лица Хёнджина большими пальцами и так нежно обхватывает его лицо ладонями, и это ни о чем не напоминает Хёнджину, но он всё равно плачет сильнее. — Я не хочу, чтобы ты падал, — повторяет он, больше похоже на вопль, чем на слова, и затем Феликс притягивает его ближе, а затем обнимает его, и Хёнджин плачет, и плачет, и плачет. — Ох-х, Хёнджин, — шепчет Феликс ему в волосы. — Это не твоя вина. Я всё равно рано или поздно должен буду упасть. Мы все падаем, понимаешь? Как мы могли не упасть? — Он гладит Хёнджина по спине, прижимает его к себе и говорит: — Как я мог не упасть, когда я знаю, что ты там, ждёшь меня? Хёнджин плачет сильнее, цепляясь за толстую мантию Феликса, чувствуя легкое прикосновение перьев к костяшкам пальцев. Перья. Глаза Хёнджина распахиваются, и он отрывает лицо от груди Феликса, оглядывается через плечо; там крылья Феликса, большие и белые, волочащиеся по земле. Даже в грязи на них не осталось бы пятен, только... только края чернеют. — Нет, — шепчет Хван. — Всё в порядке. — Говорит Феликс, обнимая его крепче. — Нет, — Плачет Хёнджин. — Всё в порядке, — повторяет Феликс, в то время как чернота распространяется по его крыльям, а перья сморщиваются и опадают. Хёнджин наблюдает сквозь слёзы, не в силах отвести взгляд, прижимая Феликса к груди и сотрясаясь от рыданий, наблюдая, как крылья Феликса сгорают и превращаются в пепел. Когда всё заканчивается, Хёнджин опускает голову на плечо Феликса и плачет жалкими, причиняющими боль слезами, а Феликс обнимает его и бормочет что-то утешительное, и всё это так странно, что Хёнджин немного смеётся в перерывах между рыданиями. — Почему ты меня утешаешь? — Хёнджин справляется с хрипотцой в горле. — Потому что я так хочу, — говорит Феликс.—
Позже, после того, как Хёнджин успокоился и привел себя в порядок, Феликс ведет его в спальню прилечь. Феликс выглядит намного меньше без своих крыльев. Он всегда был ниже Хёнджина, но его крылья придавали ему иллюзию роста, как у животного, распушившего всю свою шерсть, чтобы запугать врагов. Теперь, когда он ложится рядом с Хёнджином, тот может полностью обхватить его руками и прижать его маленькое тельце к своему, и чувствовать его тепло, и биение его не-сердца. Волосы, задевающие его лицо, не перья, но всё равно щекочут. — Мне нравится, — говорит Феликс, закрыв глаза и полностью расслабив тело в объятиях Хёнджина. Хёнджин тяжело сглатывает: — Это будет не то же самое. Феликс улыбается: — Хорошо. Мне это нравится больше. Хёнджин только вздыхает. Его сердце болит. Феликс, должно быть, улавливает его настроение. Он поднимает взгляд, приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на Хёнджина сверху вниз своими мягкими, милыми глазами. — Не чувствуй себя виноватым, - говорит он. — Это действительно была не твоя вина. Я уже давно не был счастлив. Я не знаю, счастлив ли кто-нибудь из нас на самом деле. — Я был, — мягко говорит Хван. Феликс нежно гладит его по щеке: — Тогда я сожалею о твоей боли. Но мне не жаль, что ты упал. — Он мягко целует Хёнджина в лоб. — Эгоист, — шепчет Хёнджин. Хёнджин кожей чувствует улыбку Феликса: — Да, — говорит он. Он целует Хёнджина в щёку. — Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне. Ангелы не могут заполучить тебя. Хенджин издает тихий обиженный звук и утыкается лицом в руку Феликса, чтобы скрыть румянец. — Мне они тоже не нужны. — Говорит Феликс, нежно поглаживая костяшками пальцев тёплые щёки Хёнджина. — Там, наверху, нет ничего, что могло бы сравниться с тобой. Хенджин качает головой, в его глазах снова появляются жгучие слезы: — Ты пожалеешь об этом, — говорит он. — Не-а, — говорит Феликс. — Всё, что мне нужно, прямо здесь. И он нежно целует Хёнджина в губы и вытирает слёзы, которые текут по его лицу.Эпилог
— Ты уверен в этом? — Говорит Хёнджин. — Он может запрыгнуть на тебя. Он очень плохо обучен. Феликс смеётся: — Я уверен. Бросив последний сомнительный взгляд на Феликса, Хёнджин открывает дверь. — О, это Хён… ФЕЛИКС?! И когда Джисон врезается в Феликса и сбивает их обоих на землю, Хёнджин бормочет: «Я же тебе говорил». — Никаких сожалений, — хрипит Феликс. Позже Хёнджин сворачивается калачиком на диване с Минхо, пока Феликс и Джисон догоняют его. — Ты когда-нибудь чувствовал себя виноватым? — Спрашивает Хёнджин. Рука Минхо задерживается на его волосах, затем возобновляет поглаживание. — Конечно, — говорит Минхо. — Меня также кормили весь Судный день, десятки ангелов побеждали нас из-за хорошей чепухи. И, возможно, это правда, и все мы будем мучительно гореть в адском пламени целую вечность. — Спасибо, хён. — Кивает Хёнджин. — Это действительно успокаивает моё сердце. Минхо смеется: — Хотя, на самом деле, я в это не верю. И если это правда, что ж, до тех пор я знаю, что делаю его счастливее, чем он когда-либо был там, Наверху, и он тоже делает меня счастливым. Хенджин поднимает взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как лицо Феликса озаряется от чего-то, что сказал ему Джисон. Наблюдать, как он становится счастливее, оживленнее из сурового, одинокого ангела, которого он впервые встретил, было подарком, который Хёнджин никогда не ожидал получить. И если длинные светлые волосы Феликса были красивыми, то его черные волосы еще красивее, они обрамляют его лицо и подчеркивают красивые веснушки. — Привет, — говорит Феликс тоненьким гоблинским голоском, который он начал иногда использовать в последнее время, стоя над Хёнджином и с улыбкой протягивая ему руки. Джисон говорит, что мы должны проверить бассейн прямо сейчас. — Должен, — повторяет Хёнджин, но все равно позволяет Феликсу поднять его. — Сера полезна для кожи. — Говорит Минхо, следуя за ним. — Конечно, — соглашается Хёнджин. — Потому что акне – это то, о чём ты когда-либо слышал. — Знаете, о чём я слышал? — Говорит Минхо. — Воздушные фритюрницы. Увлекательное изобретение, воздушные фритюрницы... — О, да, потому что люди полны... — Хёнджин прерывается пронзительным криком, когда Минхо замахивается на него. Он бросается бежать, звук смеха Феликса и Джисона преследует его всю дорогу до бассейна.