Я бы отдал тебе всё

             Лёша всё так же ходит по разным шоу, натягивает улыбку, коря себя за то, что это выходит всё наиграннее. Лёша всё так же смешно шутит, хорошо выступает, его ровно так же, как и всегда любят множество людей, его ждут в городах. Лёша правда старается. Старается, забывая себя, теряя себя в бесконечной суете, которая поглощает целиком, не давая времени опомниться. Старается любить семью как раньше, жену и детей, но почему-то совсем не получается, он заставляет, объясняя, что надо, но с каждым новым днём искренность пропадает, каждое его действие происходит на автомате, потому что так – надо. Сколько уже времени он не может испытать радости. Настоящей радости, той, от которой сердце готово из груди выскочить, когда простая мелочь неожиданно красит мир вокруг, наполняя его яркими цветами, как в детстве.              Хочется забыться, хочется как раньше, когда будто дышалось легче. Думать, что всё закончилось навсегда – больно, это чувство вызывает какое-то ощущение внутренней пустоты, которая жгёт душу, заставляя её сжиматься в каких-то приступах неконтролипуемой паники. Время давит, говоря, что пора повзрослеть. Все вокруг требуют от тебя осознанности, толкают на что-то нужное им, совсем не интересуясь твоим внутренним состоянием. Близким почему-то всё равно, что Лёша не улыбается, что так давно искренне не смеётся, что на него навалилось столько проблем и в его глазах будто читается постоянная боль, так тщательно скрываемая под маской всё того же весельчака.              А ведь всего-то четыре года назад он даже помыслить себе не мог, что так будет, тогда быть счастливым казалось легко. Когда всё только начиналось – общий офис, постоянные встречи, совместные поездки по городам. Как будто солнце светило ярче и зима была не такой холодной. Когда-то, целых пять лет назад они с Нуриком стояли на одной сцене, ехали в одной машине, обнявшись, пытаясь согреться и отдохнуть. Лёша улыбался тогда без причины. Только рядом с Нуриком можно было быть маленьким, быть самим собой. Хотелось петь, энергия била ключом, он прыгал вокруг высокого серьёзного Нурлана, тыкал ему камерой в лицо, говоря какие-то глупости. Он знал, что может комик и не выражает интереса к Лёшеному «Это видеоблог!!», но на деле поддерживает его, не отворачивается, знает, что для его Лёшеньки это важно.              Нурлан, он такой сильный, такой красивый, кажется все вокруг при виде него притихают, так что Лёша чувствует себя особенным, потому что тот самый Нурлан, которого все боятся, слушает его, смеётся с шуток, пусть они иногда и глуповаты. Он единственный кто не требует от Лёшеньки много, не требует взрослости, с ним можно расслабиться, можно не переживать, кажется Нурик наоборот решал его проблемы, поддерживал. Рядом с ним так спокойно, он не задаёт лишних вопросов, будто и так знает Лёшу, видит его без слов, он тихо садился с иногда уставшим Лёхой, легонько обнимал, так что по душе разливалось приятное умиротворение и чувство, что нужно куда-то бежать, что-то делать, пропадало. Руки Нурика такие большие и тёплые, кажется греют само сердце.              Вернуться бы назад, туда где было так хорошо, он готов всё ради этого отдать, пусть отнимут всю жизнь, только бы минуту с Нурланом, смотреть на него спящего, стараясь даже не шевелится, потому что знает, как тот устал.              Сейчас он далеко, если и выступает, то за границей, собирает там огромные залы. Лёша безумно скучает, так хочется ещё хоть раз прокричать в зал – «Встречайте, Нурлан Сабуров!!» и вприпрыжку убежать незаметно пожимая ему руку, он скучает по тому, как они вместе стояли за кулисами, держась за руки, потому что тогда каждое выступление отдавало дрожью в коленях и нужна была поддержка, а вдвоём казалось было и не страшно. Странно наблюдать как сейчас оба выросли, но Лёша всё ещё хотел бы обнять Нурика, с чувством, как раньше, ощутить, как тот сжимает его в своих больших руках. Он единственный, кто будто своим существанием говорил Лёше – можно побыть маленьким, можно устать и никто тебя не осудит, можно не быть сильным. Прямо как в детстве, когда и плакать можно было.              Лёша скучает. Страшно, до боли в голове, так что безысходность захлестнув волной давит на глаза, хоть комик старается держаться, старается не подавать виду, что его буквально убивает происходящее. Редкие переписки зачастую в общих рабочих чатах, встречи на съёмках, которые если и происходят, то раз в полгода, а то и год. Жизнь развела их, украла у Алексея последнее чем он дышал и теперь кажется не вернёт. Всё меняется, больше не будет как прежде. Никогда не будет. Лёша понимает это, знает, но каждый раз эта мысль горечью наполняет и так уставшее тело. Он будто теперь не умеет отдыхать, или не хочет, боится, что утонет в раздумьях и потом не сможет выбраться из этого чувства безысходности.              Лёха очень рад за Нурлана, рад, что он так высоко поднялся, что стал самым востребованным комиком, его знает буквально каждый второй, даже не верится, что когда-то они выступали на маленькие залы в далёких, почти забытых городах. Лёша кажется его самый преданный фанат, он по несколько раз пересматривает шоу, на которых Сабуров появляется достаточно редко. А ведь когда-то они ходили вместе, часто только вдвоём. Он любил наблюдать как Нурлан меняется под камерами, как его взгляд становится сфокусированным, любил, что Нурик незаметно для всех тактилен и это только по отношению к Алексею, что он при первой же возможности брал его то за плечо, то притягивал за руку, несильно бил куда-нибудь от смеха, однажды протянул руку под столом, укладывая её на самый край коленки, чуть сжимая. Лицо Нурлана не поменялось, он будто не делал этого сейчас, чего конечно не скажешь про Лёшу, он тогда притих, заёрзал на стуле, пытаясь сосредоточиться на происходящем, его уши чуть покраснели, так что Сабуров самодовольно улыбнулся. Это было так давно, но воспоминания слишком яркие, их так просто не забыть, да Лёха и не хочет, наоборот боится, что эта последняя соломинка удерживающая его от разрушительной депрессии, может вдруг пропасть.              Нурик. Его Нурик, что сейчас так осознанно смотрит через экран на убитого Лёшу, который давит безэмоциональную улыбку, потому что странные чувства охватили его. Нурлан берёт интервью у Хамзата Чимаева. Он такой... сексуальный что-ли, мышцы так ему идут, Сабуров такой сильный, отжимается, демонстрируя всем своё слишком идеальное тело, так что слюна некотролируемо скапливается во рту, Алексей её нервно сглатывает, продолжая буквально облизывать Нурлана взглядом, как тот всё-таки быстро боксирует, так умело, что смотреть не насмотришься. Нурлан борется с кем-то, отклоняясь от удара, спасая своё слишком красивое лицо, так что Лёша с облегчением выдыхает. Какие-то вопросы, но парень их не слышит, потому что никак не может оторвать взгляда от него.              Лёша скучает. По кругу смотрит ролики с Нурланом, и злится если кто-то его отвлекает или пытается задеть за это.              Лёша так хотел бы так же сидеть рядом с ним и пить мирно чай после тренировки, о чём-то беседовать, хотя бы на секунду забыть обо всём, лишь только смотреть на умиротворённого Нурика напротив.              Жизнь вроде обычная, ничего не поменялось, вот он как обычно сидит на общем собрании комиков в большом зале. Кто-то смеётся рядом, пока все вокруг обсуждают предстоящий большой проект.              — Лёха! Лёха блин! Не слышит...? — безуспешно пытается достучаться до него администратор.              Его безэмоциональный взгляд с самого начала прожигает пустое место напротив. Когда-то там сидел Нурлан, но он уже давно не был тут, хоть его место никто никогда не занимал, будто в дань уважения.              Кажется целый год Алексей всеми силами старался доказать себе, что ему это не важно, что его глаза из раза в раз не цепляются за кабинет с надписью «Нурлан Сабуров», несколько раз перечитывая, будто надеясь, что сможет вновь увидеть его, что Нурик выйдет и по-доброму скажет – Ну чего ты тут стоишь, заходи, монолог прочитаю мб что-то подскажешь.              Целый год Лёша упорно доказывал себе, что не скучает, что это пройдёт, что так нельзя и он просто устал, что скоро привыкнет к резкому сокращению их взаимодействия. Но вот именно сейчас сдался, просто принял это в себе, сокрушаясь, потому что легче не стало.              — Алексей Щербаков! — кричали ему уже два человека, заглядывая в лицо, искренне не понимая, почему он уже полчаса пялит на пустое место Нурлана.              — А... — отстранённо отвечает он, оборачиваясь вокруг, будто не понимая, что он тут делает.              — Лёш, всё хорошо? — тихо спрашивает самая внимательная стилистка, когда-то она работала с ними на ЧБД и никогда до этого не видела комика таким, наоборот он постоянно бегал туда-сюда, вешался на Сабурова, бесконечно шутил, и кажется ничего его не волновало.              — Да. — старается быть убедительнее, но опять всё звучит слишком наигранно, Щербакову кажется, что все вокруг это замечают, что читают его как открытую книгу, ему страшно от множества взглядов, от которых он не может укрыться, бесконечно чувствуя их на себе, ёжится, пытаясь прийти в себя.              Дома то же самое, бесконечное – Лёша, ну что опять случилось?! – от жены, которая уже начинает бесится от резкой, будто подмены, Алексея. Ходит сам не свой, часто что-то теряет, забывает что хотел и за чем шёл, ничего не хочет и как не посмотри, в его телефоне мелькает знакомое лицо Сабурова, который всегда вызывал у женщины недоверие и внутреннюю ревность. Лёша стал тише, почти не шутит, делает исключительно то, что надо и как будто намеренно пытается забыть себя, растворяясь в делах где угодно, лишь бы не дома, и не в старых студиях, где всё напоминает былые времена, где будто всё ещё пахнет дорогим парфюмом его Нурика, где кажется можно найти какие-то из его забытых вещей, где сердце предательски болит.              Кажется кто-то говорит, что скоро Сабуров приедет выступать в Москву, Лёха резко выныривает из внутреннего мира, навостряет слух, внимательно смотрит в сторону двух девушек, которые обсуждают приезд комика. Как он мог это пропустить? Нет, Сабуров не объявлял ещё этого всем людям, но почему-то и Лёше не сказал, хотя обычно ведь... Да что обычно! Что, блять, обычно. Нет больше «обычно» и не будет, а так хочется чтобы Нурлан написал – Приходи, у меня концерт будет, увидимся.              Но ЛС с Сабуровым улетело куда-то далеко, его перекрыло множество ненужных чатов, которые меркнули на фоне коротенького «Нурик». Он иногда просто листал вниз, смотря на чат, откуда так хочется увидеть хоть что-то, чтобы он наконец подпрыгнул обратно, но почему-то никак. Ничего. Мёртвая тишина, что медленно, но верно заполоняет душу тёмной вязкой, до селе не известной, жидкостью, что мешает дышать. Каждый вдох даётся больно, он будто заставляет себя жить. Блядство, не иначе.              И Щербаков покупает билет, куда-то в центр зала, ближе к выходу, и не потому что денег нет, Лёша может весь зал выкупить, может три таких зала выкупить, но он просто хочет увидеть Нурика, не навязываясь ему, не привлекая внимания, потому что Лёшенька его самый преданный фанат, который уважает Сабурова и где-то в глубине души искренне любит.              Недели тянутся, он не помнит каждый вчерашний день, живёт лишь мыслями о будущем, разговоры о предстоящем концерте захватывают всё большее количество людей, световики и звуковики спорят между собой, каждый хочет стать хотя бы маленькой частью чего-то большого. Лёха молчит, слушая восторженные разговоры, вдруг осознавая, что когда-то был не то что частью, а будто бы даже половиной, а теперь потерял..?              Вечер концерта, Лёха приезжает впритык, одет в чёрные мешковатые вещи, маска и очки, он быстро проходит в зал, садится между какими-то двумя взрослыми мужчинами, которые на него внимания не обращают.              Полностью меркнет свет, люди затихают, взоры тысячей устремлены на Нурлана Сабурова, он не на секунду не задерживаясь выходит на сцену. Костюм, идеально сидящий на его статном теле, лакированные туфли, иногда поблёскивающие от света софитов. Низкий серьёзный голос, в котором сквозит знакомая добрая весёлость, которой не скрыть от давно знающего его Алексея. Нурик здоровается, все вокруг восторженно хлопают, какая-то девушка впереди кричит своей подруге что готова на всё ради этого красивого казаха на сцене, Лёша чувствует то же самое, засматриваясь на Сабурова. Он притягивает взоры людей по всему миру, так что сидя среди простого народа он задумывается, как же ему повезло когда-то быть близким для Нурика, ведь все сидящие с ним никогда не смогут поговорить с ним по-душам, никогда не увидят его заспанным ранним утром в каком-то из городом, не поедят с ним за одним столом.              Сабуров идеален в глазах Щербакова, каждая шутка, каждое слово, звучит смешно, так что громкие аплодисменты то и дело бьют по ушам. Постепенно Лёха вливается в атмосферу, скоро уже так же громко смеётся, удивляясь как Нурлан придумал этот каламбур. Впервые за столько месяцев, что уже и трудно счесть, Лёша так искренне смеётся, наслаждается времяпрепровождением, впервые так спокойно рассматривает Сабурова, видит его руки издалека, пытаясь прогнать воспоминания о том, как они блуждали по его спине когда-то давно.              Нурлан вдруг теряется, несколько секунд потерянно смотрит в зал, кажется, что слышал до боли знакомый смех. В груди что-то колет, он хочет ещё, хочет громче, отчётливее, так чтобы только он звучал. Смех Лёшеньки раздался потом ещё раз, но как, почему так далеко, он ведь мог прийти бесплатно, сидеть в VIP-лоджие, мог пообщаться с ним до концерта, посидеть в гремёрке, почему Лёха сидит где-то там, так далеко, что и не понятно где именно, будто не давая Нурлану взгянуть на него, а то что это Лёха казах не сомневается, потому что его смех не перепутать, он узнает его из тысячи, ни с кем не спутает, слишком уж родной.              Щербаков не замечает этой лёгкой перемены, он уверен, что никто его не узнал, продолжает залипать на Нурика, вслушиваться в его голос, иногда теряя связь между словами, просто утопая в приятном тембре, который кажется в живую ещё лучше.              Лёша скучает. Смотря на Нурлана вживую ощущает это ещё больше, но он знает – нельзя разрешать себе теряться в этом чувстве, иначе разрушит стену в душе, которую так долго строил.              Полтора часа пролетают так быстро, хотя до этого минуты тянулись несправедливо долго. Лёха выходит одним из первых, садится в машину, и не оборачиваясь уезжает. В городе привычно пробки, но комика это ничуть не расстраивает, наоборот время подумать. На одном из особенно долгих светофоров он всё-таки достаёт телефон, пролистывая несколько наспех сделанных фото, так засматривается, что не замечает зелёного, слыша сзади нервные гудки вечно куда-то торопящихся водителей. Он сам себя ругает, пытаясь обратно сфокусироваться на дороге.              Дом встречает непривычной пустотой, которая безумно радует, он не знает куда все делись и думать об этом не хочет, просто заваливается на диван закрывая глаза и наслаждаясь звенящей тишиной вокруг.              В то время как Нурик выбегает за сцену, даже не надеясь увидеть там Лёху бежит в гримерку, где его встречает немного испуганный такими резкими движениями менеджер.              — Лёша... Вы не видели Щербакова? — волнуясь проговорил он.              — Нет, его не было совсем, Алексей не был в числе VIP-гостей, да он в целом не говорил что поедет. — озадаченно смотрит на него молодой паренёк.              — Блядство. — ругается Сабуров, не прощаясь уходит, слыша как менеджер будто усмехается, но разбираться казах не хочет, так похуй.              Нурик точно знает, что Лёша был, он слышал его смех, чувствовал пристальный взгляд серо-голубых глаз откуда-то с конца зала. Нурлан знает – Щербаков был. Он уже пять минут сидит бездумно прожигая их ЛС, третий раз стирая и вновь печатая «Как тебе концер, Лёх?», потому что знает – он точно был, невозможно по-другому.              А имеет ли право? Он звал Лёшу? Нет. Он писал ему прийти – нет. Он говорил, что приедет?              — «Наши пути что, разошлись?» — мелькает в голове Нурлана, но он быстро пресекает эту мысль, пытаясь скорее забыть произошедшее.              — «Мы выросли, Лёха вырос, стал самостоятельнее, уже такой большой мальчик, хотя всегда казался мне будто ребёнком.»              Нет Нурик, он всё так же нуждается в тебе, всё так же твой маленький мальчик, которому запретили таким быть, от которого все вокруг что-то ждут и ему будто нельзя иначе. Только с тобой Лёшеньке можно было быть собой, ты не осуждал, не требовал чего-то. Нурик, ты единственный, ты стал первым и так рано ушёл, забирая у Лёхи его настоящего.              Но Сабуров не хочет так думать, он убирает телефон в карман, переодевается и с непонятным чувством незавершённости уезжает домой. А на следующий день его вновь поглащают суетливые будни – проекты, встречи, контракты, съёмки, они не дают ему времени опомниться, задуматься и опять забирают все мысли о Лёше, которые сердце кое-как пыталось пропихнуть среди мнимых забот.              Лёху больше не радуют машины, так же как раньше, вот сейчас он стоит перед старым мерседесом, о котором так долго мечтал, комик смотрит на него, пытаясь понять куда делись те эмоции, которые он когда-то испытывал. Страх накрывает, тревожно бьющеесе сердце отдаёт в голову, не может быть, почему перед глазами уже неделю только он, красивый Нурлан Сабуров, так хорошо смотрящийся на сцене, будто всё это только для него придумали.              Нет, он не будет навязываться, не станет писать, хоть иногда, проснувшись ночью от очередного кошмара так хочется, хочется увидеть надпись «в сети» и знать, что это для него, что Нурик для него сейчас открыл телефон и печатает пусть небольшое сообщение.              Нурлан, зачем так больно? Но Лёша надеется, что это только ему, что у казаха всё хорошо, потому что страшно подумать, что его сердце может заполнить тень печали. Нет, Сабуров должен быть счастлив, и пусть без Лёши, он сам попытается как-то жить. Главное, чтобы его Нурик был счастлив.              Всего пара съёмок и Щербаков поедет в тур. Странно понимать, что на Сабурова он сможет взглянуть может быть через полгода или год.              Прямой эфир, давно знакомый чувак напротив задаёт много вопросов, над каждым из которых надо думать, внимательно составлять предложения, потому что сказать что-то лишнее нельзя. Ведущий не знает, что Лёше тяжело вспоминать прошлое, что он буквально живёт им, постоянно возвращаясь туда, где он кажется не знал слова «больно», где был счастлив, с Нуриком счастлив. Тот Лёшенька никак не знал, что когда-то всё закончится, он проживал эти моменты полностью, без задних мыслей, не смея даже думать, что конец так близко.              А тот ещё и давит, припоминая, как комики ездили вместе по городам. Перед Щербаковым слишком живо представляется – вот он сидит со своим казахом, липнет к нему, спустя минуту тащит куда-то на улицу, неосознанно хочет спрятать от всех, жадничает. А ведь Нурлан слушается, даже не прекословит, не спрашивает куда это его так настойчиво тащат на мороз. Они выходят, Лёша не придумал отговорки, он молча стоит рядом, боясь поднять взгляд на Сабурова, казах такой высокий и большой по сравнению с Лёхой и он бессовестно кайфует от этой их разницы, кажется комик поместится в его руках, Лёхе безумно нравится ощущать себя меньше чем Нурлан, ведь тому так идёт величественность.              А ведущий напротив продолжает давить, ждёт хоть какой-то ответ, не понимая, почему Щербаков завис, смотря в одну точку.              — Грустно, что время такое... блядское, и грустно, что вот так всё закончилось. — наконец произносит он, не понимая, как после этого вновь обрести прежнюю весёлось, так чтобы никто не заметил, что его будто с ног на голову перевернуло.              После этого разговора тяжело вернуться в прежние обороты, даже по приезде домой не выходит из головы то время, когда стены вокруг не давили и воздух не казался таким плотным, что каждый вдох с трудом наполняет лёгкие. Небо казалось выше, закаты ярче, день пролетал незаметно быстро, будто сокращая время Лёшиной радости, которую он даже не успел осознать.              Тур уже не за горами, осталось всего три дня до отъезда, он наметил для себя большой план, как можно сильнее загрузиться работой почему-то хотелось быстрее.              Никто вокруг не придавал значения Лёшиной безэмоциональности, кто-то говорил, что он просто повзрослел, кто-то, что устал или, что просто от образа наконец отошёл. А у Алексея никогда не было образа, он жил так, как нравится, не задумывался, хотелось ему перебить кого-то, ляпнуть глупую шутку, прыгнуть на Нурлана, он делал. Хотел вылезти на крышу отеля – вылазил, хотел бегать под дождём – бегал, хотел сидеть с Нуриком в обнимку – обнимал, брал за руку, утыкался в плечо, облокачивался на спину сзади, вставая на носочки и пытаясь просунуть голову рядом с лицом Сабурова, хотел и трогал, хотел и говорил. А почему нет? Бесили только люди с кучей тупых вопросов, которые зачем-то старались разгадать Лёху, хоть он сам этого не делал и рад был, что казах рядом этого не делает, а просто слушал, улыбаясь уголками губ на его ребячество.              А теперь его казах далеко. Да так, что и считать километры не хочется. Только бы продержаться ещё день. Месяц. Год. Может два, три. Пять...? До чего блять продержаться? Что он ждёт, зачем проснулся сегодня утром, да так рано, что и рассвет ещё только начал озарять тёмное ночное небо.              Светлые лучи, откуда-то из-за домов, режут небосвод, окрашивая его прямо на глазах в малиновый свет. Где-то внизу кричит ребёнок, восхищаясь такому яркому небу, какой-то парень задумчиво пропел прямо из окна – «малиновый рассвет обойдёт мой сон», Лёха тоже кажется слышал эту песню у Нурлана в машине однажды, так что ему эта строчка будто бумерангом бьёт в сердце.              Малиновый рассвет. Лёха не замечает, что уже пять минут не отрываясь смотрит на небо, стоя у открытого окна. Холодный осенний ветер морозит лицо, глаза слезятся, то ли от ветра, то ли от накативших чувств. Лёша и не знает.              Пора выходить, все ещё спят и от этого дома так тихо, Щербакову это очень нравится, он хотел бы жить так всегда, возвращаться в тёмную квартиру, без суеты, которая постоянно раздражает его, бесконечными вопросами, звонками, просьбами, от которых невозможно отделаться.              А что если? Отделаться от всего этого навсегда... Нет-нет! Пока нельзя. Пока что Лёша ещё держится, пока смотрит на мир своими голубыми глазами ясно, умом понимая, что выхода нет, но душой всё ещё надеясь на что-то, о чём даже мечтать слишком смело.              Тур.              Где постепенно все города смешиваются, так что он по несколько раз перечитывает название в телефоне перед выходом, чтобы ни в коем случае не ошибиться. Самолёт, ласточка, машина, гримёрка, и только в зале, смотря на тысячи людей, что пришли, потому что любят его, он на мгновение расцветал, пряча по углам сердца больные терзания. Лёша рассказывал от души, смеялся, отдавал эмоции каждому сидящему напротив, он не жалел себя, дарил улыбки прохожим, если те узнавали, по-доброму общался со всеми, так что ни единый человек не заметил, что что-то может быть не так, лишь некая осознанная серьёзность, укравшая когда-то такую яркую искорку из глаз, выдавала перемены, на которые всем было всё равно. Лёша всё тот же. Ничего не изменилось с тех пор как Нурлан ушёл?              Блять изменилось. Всё.              Но об этом ведь никому не надо знать, поэтому Щербаков молчит, так часто, что сам удивляется порой. Раньше болтал без умолку, бегал с телефоном, снимал лишь бы снять, потому что хотелось, а теперь и рекламу предлагают, да уже нет сил ходить по городу. Так странно всё это, замечаешь перемены, так сильно изменившие жизнь, что и не верится. Вот он – Краснодар, южная столица, Лёша любит этот город, за его ясную погоду, за умеренную суету, которой даже в центре почти нет, за почему-то такое тёплое даже поздней осенью солнце.              Он медленно идёт по улице, такси брать не стал, потому что не далеко, да и голову после двух часов выступления освежить бы. Уже темно, фонари с трудом освещают большие улицы, где-то далеко он слышит беззаботный детский смех, такой счастливый, искренне чистый. Лёха помнит себя ребёнком, когда никаких проблем кажется нет, ты ещё не знаешь, что будет в будущем и почему-то уверен, что всё получится, ведь надо всего-то постараться? Сейчас, оборачиваясь назад Щербаков думает, что всё, что могло получится – получилось, жаль только удержать он это не смог, так что внутренний ребёнок плачет, говоря, что не для этого старался.              Лёша вспоминает, как много в зале сидело счастливых людей и ведь они смеялись благодаря ему. Иногда свет софитов озарял радостные лица держащихся за руки парочек, они смотрели на друг друга с такой нежностью во взгляде, будто таяли. Какая-то девушка коротко поцеловала парня рядом после Лёшиных слов о том, что надо беречь тех, кто рядом. Парень улыбнулся, в его глазах была совсем детская искорка, которая скоро превратится в большой огонь любви, потому что Лёшенька даже со сцены чувствует, что между ними.              А люди любят.              Лёша любит? Он умеет любить, точно умеет, только вот... теперь что-то совсем не получается это делать, вернее убеждать себя, что он кого-то, кого надо, любит. Сейчас, прямо посреди тёмной улицы далёкого города он вдруг понял, как тяжело обманывать себя, что эта ложь будто накопилось и сейчас вся вырвалась, открывая когда-то так тщательно спрятанные в глубине души чувства.              Ещё город, потом до странного похожие на предыдущие три. Концерты, концерты, концерты – бесконечная суета, недосып, недоедание, постоянная усталость, которая снежным комом ещё с Москвы тянется, всё тяжелее вставать рано утром, когда лёг всего-то четыре часа назад.              А люди вокруг любят. Они стоят с букетами в метро. Только Лёшенька задыхается, бесконечно мечется, стараясь не обращать внимание на окружающее, потому что так хочется простого, чтобы тоже любили и пусть по дружески, пусть как раньше, Лёха ведь не жадный, ему будет достаточно.              Он не глупый, всё знает, но всё равно вновь и вновь замечая каких-то двух друзей, которые совсем не стыдятся близкого контакта, он вспоминает их с Нуриком, невольно возвращаясь на несколько лет назад. Видя, как какой-то пацан при встрече крепко обнимает другого, жмёт руку, быть может на несколько секунд дольше, чем хотелось бы той женщине, что осуждающе смотрит, как они сидят, облакотившись друг на друга, Щербаков так рад, он искренне рад, что кому-то можно и что кто-то, не смотря на осуждение вокруг, не боится, прямо как молодой Лёша, не знающий слова «проблемы». Ведь живём мы один раз!              Недели бегут, выстраиваясь в месяца, совсем скоро конец тура, комик не знает, рад ли. Он вообще не понимает, что чувствует, но как бы не старался разобраться, пока получается с трудом.              Последние два города центральной России встречают давно выпавшим снегом, маленьким количеством угрюмых людей на улице, ранними вечерами и ледяным ветром. Лёха всё же находит в себе силы выйти пройтись, потому что его организм сильно ослаб из-за отсутствия спокойных прогулок на чистом воздухе. Так удивительно, что никто не узнаёт, хоть молодёжь и присматривается, но будто не веря своим глазам смущаясь уходит, потому что поверить не может, что Щербаков может так просто ходить среди домов в каком-то далёком забытом районе.              Возвращаться давно пора, потому что уже две тусклые звёздочки на небе появились. Когда-то в детстве он смотрел широко открытыми глазами на тёмный небосвод весь усыпанный звёздами, он сидел на порожках бабушкиного дома, загадывал какие-то свои ребяческие желания, внимательно следя, за каждой упавшей звездой. И ведь всё исполнилось, и хороший дом, машина, деньги. Когда ты маленький кажется это и есть главная проблема, ведь постоянно что-то хочется, а родители не дают. Наверное надо было просить другое, теперь Лёша точно знает, за что все деньги бы отдал, только вот – поздно.              Кажется, слишком поздно.              Как вдруг его телефон звонит, да причём так настойчиво, то он через несколько секунд всё же достаёт его из кармана.              — Лёха, слушай, ты когда возвращаешься? — быстро говорит в трубку Даша Морозова, даже без приветствия, но комик знает, как много у неё дел, и он даже рад слышать её.              — Через три дня в Москве буду. — отвечает он, останавливаясь посреди улицы.              — Фух, хорошо, отлично... так! Мы ЧБД новогоднее снимать будем через неделю. — с облегчением говорит она, радуясь, что Щербаков вернётся и не придётся двигать все планы.              Потом как будто спохватившись добавляет — Ты же сможешь?              — Конечно. — с улыбкой говорит Лёша.              ЧБД.              Лёха безмерно рад этой новости, это ведь ЧБД, емае! Он не меньше тех самых преданных фанатов его ждёт. Эмоции неконтролируемо разом нахлынули, он невольно улыбается во все тридцать два, бегая глазами по мокрому снегу перед собой. Он рад, так давно не видел ребят, не был на студии. Да кого блять обманывает, по Нурику скучает, хочется вновь сидеть с ним рядом, шутить, после выпуска покушать вместе, чтобы будто случайно сесть с ним. Смотреть как он медленно пьёт, открывая себя настоящего, снимая маски хотя бы перед Лёшей, который потом с такой радостью отвезёт его домой, потому что сам не пьёт.              Теперь вдруг захотелось скорее в Москву, как прошёл последний концерт он и не заметил, очнулся уже в самолёте. Но не успел и толком поразмыслить как заснул, потому что вдруг ощутил, что выполнил всё на сто процентов, как и планировал.              Сон был совсем коротким, он видел Нурика перед собой, как тот говорит ему какие-то обыденные вещи, так по родному смотрит, обнимает на прощание, Лёха сжимает руки на его большой спине, как будто осознавая, что сейчас можно, потому что это всего-лишь сон. Банально? Будто тринадцатилетняя девочка, что впервые влюбилась. Да и что! Лёше, что поделать со своими снами. Только ими наслаждаться остаётся.              Москва встречает суматохой, вечно куда-то бегущими людьми, какими-то мелкими ссорами между прохожими, на которые через пять минут уже забиваешь. Столица перед Новым Годом всё увереннее наполняется приезжими, так что даже бизнес такси приходится чуть подождать, но Лёха привык, его происходящее вокруг ничуть не злит, наоборот местами забавляет. Домой ехать не хочется, но бесконечные звонки и расспросы жены заебут, да податься будто больше и некуда. На работу только если поехать, вот только там его не ждут..              Всё равно не хочется домой. Лёша как маленький, так наверное сейчас сказал бы Нурик, но ему правда страшно не хочется. Поэтому смотря на то, что такси опаздывает комик совсем не расстраивается, желая приехать в квартиру, когда все уже спят.              Но его всё же ждали, зайдя в слишком светлое помещение, которое ещё совсем недавно он называл – «дом», а сейчас язык не поворачивается, ведь дом, это то, куда хочется вернуться. Он жмурит глаза от резкого света, скидывает куртку, перекидываясь какими-то будничными фразами, пытаясь скрыть холод в словах. Поймите Лёшу, ему тяжело, он бы никогда-никогда не хотел бы так себя вести, а в особенности чувствовать, но совсем не получается. Сердцу не прикажешь, хоть он уже несколько лет старается.              Ладно, всего-то два дня до ЧБД. Почему-то Лёха уверен, что ему станет лучше. Это ведь ЧБД, самое родное, что у него осталось, он кажется не устанет его пересматривать.              И вот оно.              День начинается как-то особенно приятно, еда кажется впервые такой вкусной, а бесконечная утренняя суета бесит меньше, потому что мысли полностью заняты предстоящей съёмкой. Он буквально считает часы, не замечая всё вокруг, а потом не выдерживает и выезжает на час раньше, так что сидит в студии самый первый.              — А че ты так рано? — кажется без особого интереса спросил один из световиков.              — Да тут недалеко был, решил домой не ехать уже. — соврал Лёха, не видя смысла говорить ему правду.              — Ясно. — произнёс тот, так же не желая продолжать этот немного бессмысленный диалог.              Как вдруг дверь открылась и на пороге показался какой-то молодой пацан, один из гостей, с которым Щербаков ещё не был знаком. Тот немного взволнованно огляделся и всё-таки шагнул за порог, тоже почему-то приехал раньше.              — Здорова, как зовут? Прости подзабыл. И подходи садись. — дружелюбно говорит Лёша, похлопывая по месту на диване рядом с собой.              — Слава. Слава Бустер, может слышали где-то. А вас я знаю, Алексей, правильно же. — вежливо произнёс он, садясь на указанное место.              — Давай на «ты», я ещё не старый. Просто Лёша. — улыбнулся комик. — Переживаешь что-ли?              — Да, немного, я всего-то стример, пытаюсь там шутить и всё такое, но почему сейчас запереживал. Эх, давно такого не было.              — Стример, комик, ютубер, да какая разница, я знаешь-ли тоже не бог юмора, сам приехал раньше и сижу тут ногти грызу. — засмеялся Лёха, видя как парень расслабляется на глазах, наверное видел ЧБД с каким-нибудь Майами и подумал что тут только хуесосят.              — Я наверное впервые на таком масштабном шоу, очень ценю, что вы меня позвали.              — Это Нурик, говорит знает тебя, ты классный чувак. Да я тут с тобой минут пять сижу и это правда. — в конце он спохватился, что кажется будто с особым трепетом произнёс своё «Нурик», так что вовремя добавил и про себя.              Беседа завязалась очень быстро, Лёха отметил какой у Бустера хороший юмор, что он в начале конечно зря принизил себя и уже через пару минут весело называл его «Вячеслав», а почему именно так и сам не помнит, какая-то прикольная шутка с этого вышла. Он давно нарушил своё главное правило не дружиться с гостями до мотора, но сейчас был этому только рад, да на самом деле комик буквально позабыл про это «правило» весело разговаривая о чём-то со Славой.              Они и не заметили, как зашли Эмир с Тамби, кажется приехавшие вместе, парни так же весело смеялись, сразу подходя к Лёхе и Бустеру, пожимая им руки и падая рядом на диван, уже включая плойку с какой-то игрой. Вскоре все поочереди пытались обыграть Славу, потому что тот, по понятным причинам, играл чуть лучше их. Только вот Лёша всё оборачивался назад, прожигая взглядом дверной проём, и кажется делал это очень часто, сам того не замечая бегал глазами по людям вокруг, пытаясь выцепить кое-кого, боясь, что пропустил его приход.              В итоге не выдержал.              — Кто-нибудь знает, а когда Нурик приедет? — с каким-то испугом протороторил он в толпу перед собой, слыша откуда-то тихое «разве это не мы должны у тебя спросить», но проигнорировал, продолжая ждать не известно чего.              Вдруг Алексей почувствовал, как на его плечо опустилась большая ещё холодная с улицы ладонь.              — Меня ищешь? — с доброй улыбкой сказал Сабуров, чуть наклоняясь, чтобы заглянуть ему прямо в глаза.              — Да, Нур, привет! — Лёха обрадовался, кто-то внутри сильно ликовал, учащая сердцебиение.              — А что такое?              Нурлан такой большой, родной, его голос такой красивый, он ещё и говорит тише с какой-то хрипотцой, так что Лёша невольно теряется во всём этом, искренне пытаясь собраться и сформулировать хоть какой-то ответ.              — Да я просто переживал где ты и... — немного растерялся, но вроде получилось сказать достаточно естественно, в своей манере, только вот Сабуров его давно знает, тут не обманешь.              — Нет, Лёх, я приехал вовремя, это ты тут уже как три лишних часа, приехал первый то. — комик будто читает его, эмоции Щербакова всегда были так ясны для Нурлана?              — Да мне просто по пути было и съёмка рядом, а ех... — не успел договорить свою вырученную ещё в машине речь, потому что его перебили.              — Знаю-знаю. — и опять этот взгляд, как будто открывающий самому Лёше глаза, Нурик смотрит с пониманием, вот только кажется совсем не того, что Алексей каждому встречному пытается объяснить, в надежде и от себя правду спрятать, а как раз той самой «правды», которую так старательно прячет комик.              — Алексей! Идите сюда, гримировать буду. — неожиданно ворвалась в их диалог какая-то новенькая девушка.              — Давай, Лёш. — с какой-то, чуть заметной, удовлетворённой ухмылкой подтолкнул Нурлан комика, видя, что тот подзавис, рассматривая его лицо.              Лёха встрепенулся, смущённо огляделся и убежал, пытаясь скрыть набежавший румянец. Нурик постоял ещё несколько секунд, осмысливая произошедшее, но ни к чему не пришёл и решил просто пока забить, уйдя общаться с кем-то из только что прибывших гостей.              Пять минут до мотора. После они особо не пересекались, Лёша лишь издали следил за казахом, иногда улыбаясь с его шуток, радуясь, что Нурлан в хорошем расположении духа, ведь это значит, что у него всё хорошо, а что ещё Щербакову надо?              Свет, звук, восторженные крики людей, родные лица вокруг и лютая настольгия, всё это – ЧБД. Ставшее таким родным, что лишь только стоя на этой сцене ты вдруг ощущаешь как скучал. ЧБД это не про деньги и славу. ЧБД это нечто большее чем просто проект, его ни чем не заменить и ни на что не променять, потому что это это слишком большая часть жизни, состоящая из приятных воспоминаний и счастливых моментов. ЧБД помнит, как когда-то было хорошо, оно невольно возвращает, напоминая – ещё не всё потеряно, наоборот, кажется, всё ещё будет.