11
Уже с утра Иосиф готовился к вечернему событию. Интервью он хотел взять после лекции, а во время нее стараться записать как можно больше материала. Для такого серьезного дела поэт подготовил магнитофон, одолженный у Йозефа, надел вечером костюм и взял блокнот с ручкой. Арендодатель же сидел один в кресле и пил пиво. — Что, уже уходишь? Во сколько придешь? — Не знаю, — честно ответил поэт. — Как минимум в семь, может, и позже. — Я тут, это, в «Сладкую карамельку». Может, потом присоединишься? Я там допоздна. — Йозеф, ну не хожу я в такие места. Сколько можно тебе говорить? Неужели не с кем больше пообщаться? Он вздохнул и сделал еще один глоток. — Нет. Скучно что-то стало, делать нечего! Дома прибрался, подработку брать не хочу... — Почитай. — Я слишком глуп для этого. — Йозеф неожиданно оживился: — Эй, а если я с тобой, это, пойду на этого Хассе? А чего? Как раз просвещусь в книги и... прочие ихние умные штучки. Иосиф заколебался. Йозеф может все интервью испортить либо разговорами, либо, что еще хуже, похабными шуточками. На самом деле Ульрих приглашал всех желающих, и поэт сразу вспомнил о Жозефине. Единственное, он сомневался, захочет ли она пойти. После новости о забастовке дама сердца обиделась на него: ведь даже не предупредил, а она захворала от потрясения! Они не разговаривали, возлюбленный не получил ни одного ответа на письма. Тем не менее Жоззи ответила на телеграмму с приглашением и должна скоро прийти. Иосиф решил подождать ее в коридоре, а Йозефу сказать, что лекция строго для членов клуба, как вдруг в дверь постучали. На пороге стояла Жозефина в черном сверкающем платье. За время болезни ее лицо чуть побелело и осунулось. Она с ног до головы оглядела поэта и затем нежно поцеловала в губы. — Ну что, — промурлыкала она, — пойдем? Иосиф расплылся в улыбке и взял даму сердца за руку, как вдруг всю магию разрушил пришедший с бутылкой пива и в обляпанной рубашке Йозеф. — Ну так чего, пойдем? Жозефина поджала губы, Иосиф вздохнул. — Ладно, идемте... Только ты оденься поприличнее, не позорь меня.***
Хассе опоздал почти на полчаса. Слушатели — чуть более ста человек — сидели в креслах и уже плевались в адрес известного гостя, как вдруг тот вошел к ним. «Этот мужчина средних лет с бородкой и смуглым лицом мог бы не опаздывать и одеться достойно», — рассудил Иосиф. Действительно, писатель не заморочился даже с одеждой: он пришел без пиджака, в помятой рубашке, застегнутой не на все пуговицы, на грудь небрежно свисал красный галстук. Хассе на мгновение замер в центре зала, словно ожидая бурных аплодисментов, однако вместо этого заслужил лишь гробовое молчание и взгляды, в которых читалось презрение. Наконец писатель улыбнулся и невнятно заговорил: — Приветствую вас, товар-рши писаки! Я ош рад, что здесь, с вами. Да, я ош рад. Ну-с, с чего начнем? А, вот: с базы. В каждом про... произ... в каждой книге должна быть база. Здесь важен принцип: показывать, не рассказывать. Иначе как читатель проникнется героем? ...И так прошло два часа. За все время лекции люди с нахмуренными лицами пытались вслушаться в речи Хассе, который, как назло, несколько раз сбивался и чуть не падал. Особо нетерпеливые вставали и уходили, поэтому под конец зал опустел больше чем наполовину. Иосиф слушал очень внимательно и не сводил взгляд с блокнота. Пленка магнитофона не могла записать полностью всю лекцию — тем более уместить туда еще и диалог, поэтому поэт пока пользовался традиционными методами. Однако же исписал он только два листа, и то большая часть попросту почернела — результат неудачных попыток разобрать речь лектора. Рядом сидела Жозефина, которая, судя по заспанному лицу, прилагала все усилия, чтобы не уснуть. Чего не скажешь о Йозефе: под конец лекции он вовсю храпел. Когда же Хассе закончил, раздались слабые аплодисменты — ни улыбок, ни восклицаний. Писателя это ничуть не смутило; он улыбнулся, помахал всем рукой и нетвердой походкой направился к выходу. Иосиф вскочил и пошел вслед за ним, на ходу включил магнитофон. — Герр Хассе, можно с вами поговорить? — Конш, сын мой. — Может, остановимся? — Нет, мне нужен свежий воздух. Иосиф отключил магнитофон и с трудом дождался того момента, когда они вышли на улицу и зашли за угол. Небо полностью почернело, показались первые звезды, и засияла полная луна. Поэт поежился: ветер пронизывал до костей и щекотал нос. Хассе достал из кармана самокрутку и затянулся. Только сейчас, при свете фонаря, Иосиф впервые посмотрел своему собеседнику в глаза: они красные. Нет, не растертые, а красные, зрачки сужены. «Так он не просто курит, он употребляет, — подумал поэт. — Черт! Ладно, интервью все равно надо взять, ведь когда потом мне еще представится такая возможность?» Он огляделся по сторонам, но никого не увидел — даже Жозефина с Йозефом куда-то запропастились. «Ладно, без них даже легче». Иосиф включил магнитофон и сказал: — Итак, герр Хассе, расскажите о том, что вас подвигло написать первый роман, «Лучик надежды»? Писатель протянул самокрутку. — Будешь? Нет? Корош, слушай. Я тут задолжал двум таким червякам, чтоб товар пополнить. Тип того. — Он показал на самокрутку. — Хорош товар, нечего сказать. А я как раз сидел без работы, депрессия, развод и все дела. Хотелось курить, вот и обратился к ним, они сверху как раз жили, снимали жилье... Ну, купил мархушу, а денег-то нет! И чего? Они мне угрожать стали, а я как раз делал заметки для романа. Вот и настругал по-быстрому, денег заработал, отдал им. До сих пор товар беру. — А кто они, ваши... друзья? — Наркоши, как и я. Вообще они банками занимаются; просто знакомые появились, которые научили их ремеслу. Вот и подхватили это, закрутилося все, завертелося. Хорош товар, зря, кст, отказываешься. Хассе затянулся и закатил глаза. — О да-а... Иосиф едва открыл рот, как из-за угла послышалось: — Ну наконец-то, а то мы тебя по всей библиотеке ищем! Он выключил магнитофон и обернулся. Голос принадлежал Жозефине, а рядом с ней стоял пошатывающийся Йозеф. Поэт поморщился: от арендодателя разило, в одной руке он держал бутылку виски. «Похоже, пара глоточков и пиво ранее сделали свое дело», — подумал Иосиф и отстранился от пьяных объятий. — А это че? — сказал Ренау, поворачиваясь к Хассе. Писатель улыбнулся и протянул наполовину сгоревшую самокрутку. Йозеф взял ее, повертел в руках и закурил, а затем взвыл, словно пес. — Ух, вот так штучка! — Фу, нельзя! — прошипел Иосиф, понимая, что дело зашло слишком далеко. — Пойдем домой. — Что это? — шепнула Жозефина и показала на окурок. — Марихуана. Поэт тут же пожалел об ответе. Дама сердца ахнула, взяла его за воротник и как маленького ребенка потащила к машине, где ждал шофер. Иосиф посмотрел на смеющихся Йозефа и Хассе и подумал: «Ладно, пускай развлекаются. Не мое дело. Зато хоть что-то есть с интервью, а там уж посмотрим. Хассе даже не вспомнит о нашей встрече!» ...Жозефина отказалась от ужина, и в подъезде влюбленные расстались. Иосиф поднялся к себе, но едва успел раздеться, как зазвонил телефон. — Алло, это я, Джута. Ну что, как все прошло? Иосиф рассказал ей про интервью и напоследок спросил: — Думаешь, стоит такое печатать? Она фыркнула. — Шутишь? Это же ведь здорово! Только поменяй имена — и все тут. Кстати, зачем я тебе звоню? Ах да. В общем, у меня есть знакомый, папин друг и главный редактор сатирической газеты «Знаменитости и прочие неприятности». Я могу туда отправить твою статью, только принеси ее мне уже в готовом и откорректированном виде, ладно? И моменты про то, что он был не в адекватном состоянии, убери. Поэт просиял. — Врешь, не может быть! Конечно, пришлю, спасибо. А если честно, то почему именно я? — Ну как же? У нас была знаменитость, ты взял у нее интервью, а меня Ульрих попросил продвигать клуб, ведь в последнее время народу не прибавляется. — Доходы мне причитаются? — Да, конечно. Иосиф согласился и повесил трубку. Он остался один, в тишине, а до сна, по режиму, еще полтора часа. «Ладно, — подумал поэт, — чем раньше начну, тем быстрее закончу».