Клуб для молодых писателей

19

      Первый мерседес приехал ровно в шесть. К тому времени все было готово: усталая мулатка накрыла стол (точнее, объединенные одной скатертью два стола) шестью блюдами и отправилась домой. С ней же уехала Жозефина, дабы переодеться, и через полчаса вернулась в облегающем синем платье, которое подчеркивало ее бедра и грудь, тем самым даже делало моложе — так показалось Иосифу. Оно доходило почти до пола и сияло, как сапфир. К тому же в нем Жозефина ходила по-другому: неспешной походкой и для образа легонько, но ни в коем случае не вульгарно покачивала бедрами. Из сложного пучка волос выступали волнистые пряди, едва касаясь открытой шеи. «Как лань!» — подумал с восхищением Иосиф, однако о себе не мог сказать ничего хорошего.       Ходил он скованно, словно лакей перед гостями, не мог выгнуть спину, ибо пояс давил на живот, а накрахмаленный воротник сжимал шею, как петля, сколько бы поэт ни пытался его ослабить. И все же Иосиф старался выглядеть серьезным и даже надменным. Может, и не душа компании, зато будут уважать.       Когда вошли первые гости, он встретил их с улыбкой, а Жозефина подошла к ним со словами:       — Анна, Вельгус, как же я рада вас видеть! Иосиф, знакомься: супруги Хайнц.       Анна, худощавая старушка в бирюзовом платье в цветочек, с голубой накидкой, улыбнулась и протянула руку в перчатке. Иосиф поклонился и поцеловал ее. Гостья рассмеялась.       — Прелестный, дивный мальчик! И такой воспитанный... Редкое явление в наши дни. Правда, Вельгус?       Краснолицый круглый мужичок закивал и отдал Иосифу куртку.       — О да, дорогая, полностью с тобой согласен.       — Ну что же, — сказала Жозефина, — проходите, присаживайтесь. Чай или вино?       — Пожалуй, второе, а вот Вельгусу лучше первое, так как у него потом голова болеть будет и давление подскачет. Да, милый?       Мужичок погрустнел и, сев в кресло напротив, проворчал:       — Да, дорогая.       Пока Иосиф разливал дамам вино, а себе и Вельгусу — чай, Анна Хайнц говорила:       — Право же, что за месяц! Столько событий, столько страстей передают — уму непостижимо. Ты не находишь это ужасным, Жоззи?       Дама сердца отпила вино и слегка нахмурилась.       — Да... У меня самой голова болит, хочется отдохнуть от всей жестокости. Ни дня без плохих новостей!       — Согласна. — Анна поглядела на Иосифа, который уселся возле дамы сердца. — А как, кстати, дело о Хассе проходит? Прогресс есть?       — Да, — ответил он.       — Когда суд?       — Не знаю пока. Как придет повестка, сообщу вам сразу же.       Иосиф улыбнулся. Что же за манеры такие: сразу с порога говорить о таких неудобных вещах? К тому же какое ей дело, когда будет суд? Улыбка получилась натянутой, и Анна нахмурилась. Неловкое молчание прервал стук в дверь. Иосиф встал и через несколько минут вернулся с новыми гостями. В целом на вечер пришло человек пятнадцать; кто-то приходился близким другом, кто-то просто давним знакомым, например супруги Хайнц, но, как сказала Жозефина, она всех очень хорошо знала. Иосиф же с каждым новым гостем становился все мрачнее и мрачнее. Ее друзья такие вежливые, вычурно одетые, — это резало глаза. Их так много, никого временный хозяин дома не знал, и на душе неуютно, словно он пришел по приглашению, а не они к нему. Между тем голоса становились все оживленнее, музыка по радио играла все громче и громче, а вскоре стало тесно. Гости разделились на отдельные группы и стояли по разным сторонам гостиной, в основном сплетничали.       Возле полки с книгами спиной к поэту стоял Вельгус и хихикал. Иосиф смутился и хотел подойти к нему, но неожиданно дорогу преградила леди Барбара — тучная женщина со стрижкой под горшок и в платье лимонного цвета. В руках она держала бокалы с шампанским.       — Как у вас здесь уютно, герр Яффе! Вы молодец, честно. Правильно делаете, что полагаетесь на себя, в жизни такое пригодится. — Она подмигнула. — Я говорю от всего сердца, герр Яффе. Может, выпьем?       Иосиф не отказался: не хотел расстраивать жизнерадостную гостью. Он впервые в жизни попробовал шампанское: сладковатая жидкость защипала на языке и пошла по пищеводу. «Почти как газировка», — подумал он, пока Барбара наливала ему второй бокал и говорила:       — Вам непривычно было одному в первое время? Без слуг, роскоши...       — Ну, ко всему привыкаешь, кроме холода. Знаете, так даже надежнее — одному держать порядок в доме. А роскошь не самый важный показатель. Тут дело вкуса. Она усмехнулась и протянула ему наполненный до краев бокал со словами: «Согласна с вами». Иосиф забыл уже о Вельгусе, ведь все равно за всеми не уследишь. Между тем Барбара заговорила о своем муже, который не приехал из-за болезни, но очень просил передать вино, так как он один из известных виноделов вот уже в пятом поколении. При виде старенькой темной бутылки Иосиф сначала смутился и про себя припомнил истории из клуба о первых попойках и похмелье. Поэт никогда не пил до сегодняшнего вечера. Однако он просто не мог отказаться. Барбара говорила и говорила, очень много говорила и при этом успевала наливать вино в бокалы и брать со стола закуски. Вино сначала показалось Иосифу очень горьким, на вкус напоминающим прокисший сок, но после нескольких небольших глотков он почувствовал прилив сил: по телу разошлось тепло, ему хотелось смеяться и улыбаться.       Вдруг за его спиной раздался недовольный голос Анны:       — Вельгус, иди сюда. Что ты там делаешь?.. Господи, что ты читаешь?!       Гости замолкли и повернули головы в сторону супругов Хайнц, которые стояли возле шкафа. Вельгус положил книгу на полку и покраснел, однако Анна выхватила томик и громко прочитала: «Роза и Жорж: откровение. Ночь утех и отчаяния». Лицо ее залилось румянцем, глаза заметали искры, и она развернула к народу обложку, где изображена во весь рост нагая девица у окна. Среди гостей зашептались, Иосиф покраснел и залпом выпил четвертый по счету бокал. «Ух, Йозеф, ну ты даешь!» — подумал он, сделал шаг вперед и сказал:       — Извините, но что в этом такого?       Поэт повернул голову в сторону Жозефины, та прикусила губу. Но Анна уже подошла к нему без книги.       — Что вы имеете в виду, герр Яффе? Значит, вы допускаете чтение подобного рода литературы?       — Да.       — Ужас! Неужели наша цензура вот до такого опустилась? — Анна указала на книгу. — Вы считаете это нормальным? Я вам прямо заявляю: нет. Вот с такого... чтива как раз и начинается духовная деградация народа. Сначала книги, потом фильмы, пропаганда... И еще он заявляет, что все хорошо!       Иосиф поджал губы, в груди кипело.       — Я же ведь не выставлял книгу напоказ, верно? Она просто тихо и безобидно лежала на полке, ну, даже если кто-то и заглянул — все мы взрослые люди. Почему же вы устраиваете такой скандал?       — Да потому что пора прекращать безобразие! И я про вас говорю, Жозефина, и про ваш клуб.       Та насупилась, но ее голос звучал спокойно:       — Почему же вы сразу приравниваете вкусы одного человека с направлениями клуба? Он читает её для себя, а там подобную литературу даже близко не проходят.       — Неужели? Да вы просто не догадываетесь, что ваш клуб — настоящее растление для молодых умов. — С минуту Анна помолчала, словно прислушиваясь к шепоту из толпы, и повысила голос: — Моя дочь уже запустила учебу и стала читать порнографию! Ну, что же вы на это скажете? Ваш кузен только подтверждает мои слова: такому сборищу либералов, как ваш клуб, не место в нашем обществе. Именно по этому вопросу я и пришла сегодня к вам, Жозефина.       Дама сердца побелела и скривилась. Иосиф встал между ними. Он пошатывался и икал; разум затуманивался, поэт смотрел мимо людей, пытался сфокусировать взгляд. Ситуация и все участники казались ему такими смешными и даже комичными, а Анна как актриса, что стоит посреди спектакля и пытается обратить на себя внимание. Иосиф усмехнулся и сказал:       — Уважаемая фрау Хайнц, не надо кричать, давайте успокоимся. Вы испортили вечер и раздули скандал — для чего? Почему мы не можем хотя бы спокойно это обсудить? Если уж на то пошло, я скажу так: лучше присматривайте за вашим мужем.       Вот, он снова полез в шкаф! Если я вдруг чего-то не обнаружу в вещах, пеняйте на себя.       Женщины ахнули, мужчины зашептались. Анна с минуту стояла на месте, приоткрыв рот и сжав кулаки, но все же поглядела на мужа. Вельгус снова стоял возле полок с книгами, но скорее опирался на них и смотрел на жену. От него даже за два шага разило вином.       — Пошли, Вельгус.       Мужичок, пошатываясь, поплелся за ней, и оба ушли, напоследок хлопнув дверью. Жизнь вошла в привычную колею, все разбрелись по гостиной. Жозефина взяла Иосифа под локоть и отвела на кухню; лицо ее приняло озадаченное выражение. Поэт усмехнулся и поцеловал ее в губы, прошептал: «Ты такая красивая». Она даже не улыбнулась и заговорила:       — Иосиф, я понимаю твое возмущение. Вот только лучше не связывайся с ней, слышишь? Она очень злопамятна и имеет хорошие связи в прокуратуре.       Иосиф отвернулся и скрестил руки на груди.       — Что мне с того, что у нее такие-то связи и такой-то нрав? Не позволю я скандалов в моем доме.       Он стукнул кулаком по столу. Жозефина улыбнулась.       — Это не твой дом, но допустим. Анна очень ворчливая, без крайней необходимости ее угрозы дальше слов не идут. Да, в такой ярости я ее впервые вижу, однако же, мог бы и промолчать. Зачем распри? Тем более ты младше.       — Ну и пускай она валит к себе. Лучше за мужем пусть присматривает. Я вообще не понимаю, какого черта ты этих... этих макак из ателье пригласила.       Она рассмеялась и поцеловала его в губы.       — Ну-ну, сам не ворчи. Завтра я с ней поговорю, и все уладится. Ну же, пошли к гостям. И улыбочку натяни, хотя бы для приличия...       Иосиф наклонился к ней, с жаром прильнул к ее губам и обнял за талию. Жозефина покраснела и зашептала: «Увидят... отпусти». Он выполнил ее просьбу; она отшатнулась, лицо залилось румянцем.       — Давай попозже, когда все уйдут...