В моей голове

Коснуться. Прижать пальцы к чужому теплу, отпечатать, чтобы карманной грелкой этой попользоваться ещё день-неделю-месяц. А когда встретимся в следующий раз? Завтра-послезавтра-никогда? А встретимся вообще? Кристаллизация надежды из поделенного на двоих воздуха.Из перестрелки взглядами.Из парадигмы в собственной голове. Я знаю о нём больше, чем дозволено.Он, возможно, просто мне это позволяет. Хранишь тайны? —храни, мою тоже храни, не разболтаешь, ведь под водой практически некому. Вдыхай сырость в легкие, порастай шрамами, путайся во мне, как неудачливая рыбешка в тине. Я-загадка, тайна, мистика.Переплетение случайных совпадений, твой лотерейный билет, выигрыш в бинго, священный призыв семерых. Разгадаешь меня? Хватит сил? Не разгадаешь. Поломаешь голову, пару костей, чужих или своих—не меняет сути. Однако, останешься ни с чем. Взрослая псина с душой любопытного щенка, которой хочется сунуть нос в непроглядные щели, но кругозор сужается хваткой хозяина на кожаном поводке. Мне останется служить. Изъясняться сухо, по делу, де факто. Ближе нельзя—статья. Газета, тапочки, палка—аппорт. Молодец, щеночек. Пальцы в волосы, чтобы за ухом ласково, но мимолетно, и снова—принеси. А я заебался. Недосягаемость—твое второе эго? Личность? Натянутая поверх дермы новая кожа? Мне хочется разорвать её на кусочки, перегрызть резцами, чтобы остались лоскуты. Чтобы увидеть проблеск чешуек над венозно-синим, холодным и хрупким. Но под скользкой отрешенностью в тебе есть теплое и живое. Пульсирующее, когда я своей грубостью касаюсь бархата твоих перчаток. И время рядом с тобой просто сходит с ума, сходит с оси, с намеченного курса, плана, нераскрываемого, как дело Чайлда Тартальи из Снежной. С пометкой совершенно секретно. С пометкой «Ризли-герцог-крепости-Меропид». Гидро Дракон, не плачь.Гидро дракон, выселяйся из моей диафрагмы, мне не хватает воздуха. Я тону в тебе, но моё тело не под силу найти даже опытным дайверам.Оно дрейфует, так и не соприкоснувшись со дном.У тебя его нет. Ни конца, ни края.Сколько фонты ни пей, не заполнишь.Вытечет, а откуда—хороший вопрос.Ни лазейки, ни бреши, ни сквозного отверстия. Сколько не стреляй—пуля вернется бумерангом, или потонет в стойкости. Непоколебимости. Текучем спокойствии. Я заморожу его, но поток, прорвавшись, не стерпит дерзости.Промоет до последней извилины, до позвонка, впитается вглубь, чтобы не вытравить алкоголем, сигаретами, бессонницей. Кормящую руку не кусают. Я делаю больше. Облизываю, погружая каждую фалангу длинных пальцев в тепло своего рта.Ласкаю языком, но никогда —зубами. Не положено.Под запретом. Прижимаюсь щекой, иногда, особенно смелея, потираюсь, моля о внимании. Слабость-сила, сила-слабость, текучая по венам бордовым, стыдливым, неотшлифованным. Ты—оружие против моих сил.Ноющие, незаживающие раны, рисующиеся рубцами по коже. Ты—пресловутое подобие на справедливость, трусливо скрывающее скелеты в обмытом кровью шкафу. И мне настолько нужно коснуться хотя бы дюйма твоей непокрытой кожи, что хочется выть. Хочется кричать. Заиметь ещё парочку новых ссадин, когда окунут в очевидное. Недоступное. Ломающее.