* * *
— Ну вот ты своей головой подумал, прежде чем сделать это, сопляк? Услышав знакомый голос, я тут же открыла глаза, затравленно ища его обладателя. Хриплый, прокуренный голос, который невозможно спутать ни с чьим другим. Я хорошо помнила своего бывшего одноклассника, с которым мы дрались с самого первого класса, стоило только классному руководителю усадить нас за одну парту. Эти каштановые короткие кудри, которые я дёргала так сильно, как только могла, в ответ на его попытки ухватить мою косу. И эти руки, которые хотелось оторвать всякий раз, когда от них прилетал шлепок по заднице посреди школьного коридора. «Жених и невеста» от окружающих, которые говорили это всякий раз, когда становились свидетелями наших перепалок, тогда запомнилось мне навсегда. Правда, отец не был с ними согласен, узнав, какой парень научил меня курить и сбегать на дискотеки на ночь глядя. Но сбегала-то я не из-за него вовсе, а так, просто… Мы с этим парнем ненавидели друг друга, сколько помнили себя, даже несмотря на то, что пока у всех на виду дрались едва ли не до синяков, вдали от чужих взглядов курили одну сигарету на двоих и целовались так, будто в последний раз в жизни. И что-то в этом определённо было, раз я узнала спустя два года после окончания школы его голос, который заставлял моё сердце вздрагивать не то в ужасе, не то от радости. — О, госпожа милиционер, вы пришли в себя, — кудрявый тут же потушил сигарету, а его тонкие губы издевательски растянулись в довольной улыбке. Я хмуро смотрела на этого чудака, который вёл себя так, словно мы виделись едва ли не каждый день. Обведя взглядом помещение, в котором находились мы и целая толпа каких-то малолеток, я тяжело выдохнула, — мы были в каком-то подвале, где из мебели у обшарпанной стены расположился только старёхонький диван, на котором я и лежала, а в другом углу пустой сервант. В этом подвале воняло куревом, а он, казалось, даже и не проветривался никогда. Поморщившись от отвращения, я попыталась сесть. Диван подо мной устрашающе заскрипел, стоило только хоть немного пошевелиться. — Да ты лежи, тебя дядь Толя нормально так отделал, — бывший одноклассник усмехнулся собственным словам и на миг задумался, точно вспоминая то, как меня отходил чёртов алкаш. И тут я почувствовала какую-то лёгкость в ногах, как будто лежала я без обуви. Сердце тут же ухнуло, а тело сковал ужас, — ещё не хватало, чтобы меня раздели, форму второй раз не выдадут, а отец и вовсе на говно изойдёт, узнав о моём очередном выговоре. Ещё и из дома выгонит искать эту форму. Я, тут же забыв о кудрявом, взглянула на своё тело и облегчённо выдохнула, обнаружив китель и штаны со спецсредствами на месте. Зато берцев не было. Рука в панике потянулась к кобуре в надежде обнаружить оружие на месте, — уж за него три шкуры снимут точно. — Где мои берцы? — выдохнула я, убедившись в том, что кобура не висела пустой, и, нахмурившись, посмотрела на парня. Тот молча кивнул куда-то на пол у дивана, и я наклонилась, чтобы увидеть их — действительно стоящими на полу. Я в который раз за последние несколько минут выдохнула от облегчения. Как гора с плеч, ей-богу. Избили, но хотя бы не раздели и не обокрали, и на том спасибо. — Кащей, а нам-то чё делать? — рядом переминался с ноги на ногу какой-то коротко стриженный избитый старшеклассник. Кудрявый, переключив своё внимание на толпу парней, которая, на удивление, поместилась в этом подвале, подошёл к школьнику и, закинув на его плечи руку, довольно громко сказал: — А чё вам ещё делать? Запомните сержанта и больше к ней не подходите, пусть охраняет свой общественный порядок. Насрать, кто там звать вас будет, но если она где-то поблизости, — не трогать. Кто не понял, с тем будет уже другой разговор. Свободны. И только последний из этой шайки уличных бандитов закрыл за собой дверь, так называемый Кащей вновь вернул своё внимание ко мне. — Кащей? Так тебя теперь зовут? — я сдержанно улыбнулась, чтобы не засмеяться во весь голос. — Получше ничего не мог придумать? И где мы сейчас? — я вновь едва осмотрелась по сторонам. — В царстве Тридевятом? Моя усмешка осталась проигнорированной, а сам «Кащей» направился в другой конец помещения, где стоял почти пустой деревянный сервант. Достав оттуда какую-то металлическую коробочку, он, взяв стул, подошёл ко мне и поставил его напротив дивана. Я же с недоумением наблюдала за бывшим одноклассником, который даже мои издёвки пропускал мимо ушей. Между его густыми бровями образовалась складка, как бы демонстрируя, что парень не рад их слышать. Этот «Кащей» (Господи, ну что за прозвище из детского сада, группа «Тридевятое царство», ей-богу) почти не изменился с нашей последней встречи, разве что стал крупнее и самую малость устрашающим, — сейчас бы я точно победителем не вышла, если бы мы сцепились как то делали обычно в школе. Я не без труда села, опустив ноги на холодный пол. Голова слегка кружилась, а меня саму мутило, как будто на карусели крутили в течение часа. Парень тут же поднялся со стула и куда-то отошёл меньше чем на минуту, а после вернулся со стаканом воды, который протянул мне и который я сразу же осушила. Стало даже немного легче. Хотя не получалось отделаться от чувства, что в этом подвале легче мне не стало бы точно. Мои волосы лезли в глаза, видимо, во всей это суматохе коса совсем растрепалась, оттого я как-то неуклюже смахнула их с лица и только после заметила, что сидящий на стуле парень всё это время наблюдал за мной, а внезапно появившаяся самодовольная улыбка не сходила с его губ. — Чего ты так смотришь? — взглянув на него исподлобья, недовольно протянула я. — Да вот пытаюсь понять, чё тебе не живётся спокойно, — Кащей широко улыбнулся. — Это ж надо додуматься в мусарню податься. Ещё и одна на мужика здорового кинулась, дурёха. Чудо, что он тебе ничего не сломал, а то бы уже инвалидом была, а не ментом. — Я свою работу выполняла, — пробубнила я, отведя взгляд в сторону и опуская детали о проклятой палочной системе в милиции. Стоило только прервать зрительный контакт, я и опомниться не успела, как мужская рука схватила меня за подбородок, а вторая, держа вату, коснулась моей нижней губы, которую неприятно обожгло. Видимо, тот удар затылком от дяди Толи был настолько хорош, что рассёк мою губу. Я даже не стала вырываться, думала, пусть он обработает раны и я пойду в отдел отчитываться за потерянные наручники и алкаша. — Разве ж это работа? Для девчонки это какая-то хрень, если так подумать, — сосредоточенно обеззараживая мою губу, произнёс он, пожав при этом плечами. — Такая красота пропадает, — как-то разочарованно протянул кудрявый, а моих щёк тут же коснулся румянец, после чего он добавил: — Твоё место точно не там. Мужика бы правильного нашла, да и всё. — А мне правильные, может, и не нравятся. Почему-то именно в этот момент наши взгляды вновь пересеклись, а рука, обрабатывающая мою губу, резко замерла. Кащей удивлённо вскинул бровь, а после кротко произнёс, вновь сосредотачиваясь на обработке моих ран: — Во́т как. Я наблюдала за сосредоточенным лицом парня, который, казалось, теперь намеренно избегал зрительного контакта. Наверное, ему стало неловко находиться рядом со мной. Хотя… Кащей и неловкость — понятия несопоставимые уж точно. Но мне было бы тоже неловко, только я в тот же миг вообще не соображала, что за чушь несла и как он мог её понять. Про себя отметив, что этот бандит был по-прежнему привлекателен, как и в школе, я точно отключилась от реальности, залипла, рассматривая такое знакомое лицо напротив. Сам Кащей, закончив с обработкой, вновь посмотрел в мои глаза и тихо произнёс: — Если чё, затылок у тебя целый, пока ты в отключке была, я лёд приложил. Рассечения не было. С пацанами я поговорил, больше так не будут. — Спасибо, — только и ответила я, продолжая рассматривать кудрявого, будто видела впервые в своей жизни. — Как я тут оказалась? — я решила сменить тему, лишь бы больше не краснеть перед ним. — Я принёс тебя сюда, — только и выдал Кащей, вновь улыбнувшись во все тридцать два. — Почему мимо не прошёл? — Чтобы ты чувствовала себя должной. Неудачная шутка. Я закатила глаза. Кащей, как обычно, менял тему, издеваясь. Хотя в какой-то степени я его даже понимала. Так даже было проще. Зачем напрягаться, когда просят ответы на вопросы, которых ты сам себе не можешь дать. Мы же со школы ненавидели друг друга, а тут спокойно разговаривали, даже не огрызаясь и не ругаясь, как то было всегда. Я даже чувствовала себя какой-то фантазёркой, учитывая то, что Кащей обрабатывал мои раны, да ещё и без всяких просьб. Это было чем-то нереальным, даже заоблачным. Всю жизнь, сколько знали друг друга, были как кошка с собакой, а тут между нами впервые за всё время возникла тишина и спокойствие, ещё и нормальная человеческая беседа получилась, за исключением последней фразы парня. Одно было ясно, как белый день, — мы оба изменились, правда, не так сильно, как хотелось бы нам обоим, наверное. Оставаясь в данный момент по разную сторону баррикад, где я на страже порядка, а он, наоборот, — этот порядок нарушал, было сложно игнорировать этот жизненный поворот и принимать Кащея тем, кем он в итоге стал. Хотя он ещё в старших классах свои приоритеты и жизненные ценности сменил и спустя несколько лет менять их вряд ли собирался. Этот парень уже давно выбрал свой путь; ему, в отличие от меня, не навязывали, как жить. Кащей отложил в сторону аптечку и, закинув ногу на ногу, всё с той же улыбкой смотрел на меня — всё такую же помятую, с взъерошенными волосами, будто я всю ночь кутила. Удивительно, что я, смотря на руки, едва спрятанные под чёрной рубашкой, чьи рукава были закатаны, а пуговицы на груди расстёгнуты, демонстрируя белую майку под ней, даже не стеснялась так открыто рассматривать его. Словно мы действительно виделись каждый день и эта встреча была для нас обыденной. Сам Кащей тоже нисколько не смущался рассматривать меня, сидящую на скрипучем диване, причём делал он это как-то серьёзно, сосредоточенно, будто пытаясь запомнить каждую черту моей внешности. В ту же минуту мы как будто не могли насмотреться друг на друга, точно всё это время, что не виделись, успели даже соскучиться. Мне даже казалось, что между нами возникло какое-то напряжение. Я больше не чувствовала головокружения, стало значительно лучше, но зелёные глаза, готовые вот-вот прожечь во мне дыру, вызывали жажду. В горле пересохло и очень хотелось пить. И всё-таки Кащей первым нарушил возникшую между нами тишину. — Да я просто увидел, как ты неумело алкаша задерживала, и понял, что на его месте оказаться хотел в этот момент, — настроение Кащея, казалось, изменилось за долю секунды. От былой сосредоточенности не осталось и следа, а он, точно издеваясь, следом протянул: — Арестуете меня, госпожа милиционер? Кащей наклонился ко мне так, что между нашими лицами оставалась буквально пара сантиметров. Я даже не сразу заметила, что он достал из кармана брюк что-то поблёскивающее в свете одинокой лампочки помещения. Опустив взгляд я увидела наручники. Те самые. Свои. Я тут же забрала средство обездвиживания и, нелепо нашарив от него футляр на ремне, спрятала. Считаю, что я выиграла эту жизнь, раз за один день ничего не потеряла и мне не влепили выговор вместе со служебной проверкой. Может быть, Кащей ещё и дядь Толю своего подгонит, чтобы я точно была в малине? Однако я не растерялась, а мои губы уже как-то сами растянулись в улыбке. — Когда-нибудь обязательно. Я словно сорвала джек-пот этой фразой, потому как Кащей, даже ничего не ответив, первый сократил расстояние между нами окончательно и, накрыв мои губы своими, нагло, без разрешения поцеловал. Сама не понимаю, почему даже не стала вырываться, а вместо этого ответила на его поцелуй с такой же жадностью, с которой он сам целовал меня. Его руки оглаживали моё лицо, убирали с него непослушные пряди волос, выбившиеся из косы. Кащей гладил мои плечи, то и дело сжимая их, а я запустила пальцы в его кудри, которые дёргала всю юность. Парень тяжело дышал в мои губы, поднявшись со стула и уперевшись коленом в диван между моих ног. Мы целовались так, будто куда-то торопились, словно у нас было совсем немного времени на эту мимолётную слабость. Он ласкал своими прикосновениями мои руки, талию, бёдра, ничуть не смущаясь того, что происходило между нами в этом тесном и душном подвале. Казалось, меня тоже ничего не заботило, симпатия к некогда школьному хулигану в очередной раз ударила в голову, прямо как кто-то из толпы тех малолеток, что пытались оттащить меня от дяди Толи. И пусть мы уже не были школьниками, отчего-то моё дыхание перехватывало всякий раз, когда на теле сквозь форму ощущался жар его прикосновений. Хотелось касаться его в ответ, переплести наши пальцы, коснуться его крепких предплечий и торса. Казалось, я теряла голову и виной тому были не то потасовка с алкашом в переулке, не то лидер так называемых «универсамовских» малолеток, которых всё никак не мог разогнать Ильдар Юнусович — майор из уголовного розыска. Рука Кащея потянулась к пряжке моего ремня, и я сразу испугалась, перехватив её. Я взволнованно замерла и боялась вовсе не того, что он разденет меня, а того, что заберёт спецсредства и оружие. — Да не бойся, не обижу. Слово пацана даю, — словно прочитав мои мысли, Кащей выдохнул в мои губы, и я расслабила руку, по-прежнему накрывая его ладонь. Только сейчас я почувствовала, какой большой была его ладонь по сравнению с моей. Парень всё же ловко расстегнул пряжку моего ремня и потянул вверх край кителя, заправленного в штаны. Мы же не отрывались друг от друга, точно долгое время мечтали об этой близости и единении, пусть и в столь далеко не идеальном месте. Кащей помог снять китель, в котором становилось невыносимо жарко. Ещё бы тут жарко не было, всё-таки под кителем была ещё и футболка уставная, без которой нельзя носить форму ни в коем случае. Однако и эта футболка быстро оказалась снята. Кащей уложил меня на диван, а сам навис сверху, задержав потемневший взгляд на изгибах моего тела. Его поцелуи становились глубже, чувственнее, влажной дорожкой спускались ниже: к шее, груди, рёбрам, животу. Я извивалась под ним, вздрагивая от каждого прикосновения, от каждого поцелуя. Было настолько жарко, что мне казалось, будто я плавилась под каждым его взглядом, словно таяла от того, как бережно он убирал мои волосы, что мешали целовать моё лицо. Это напряжение между нами было всё время, что мы знали друг друга. Всё это время пространство искрилось всякий раз, стоило нашим взглядам пересечься. И вот сейчас оно точно вспыхнуло, как только Кащей решился на один поцелуй. Мои дрожащие пальцы сами нашли пуговицы его рубашки, что была такой не нужной сейчас, такой лишней. Он помог мне расстегнуть пуговицы, что с трудом поддавались, а после снял надоедливую рубашку, а за ней и майку. Я впервые видела обнажённую мужскую грудь так близко, отчего даже смутилась на миг, вызвав у Кащея усмешку. Парень расстегнул застёжку лифа за моей спиной, даже не смотря на неё, точно делал это уже сотню раз. И в какой-то момент это даже возмутило меня, вызывая чувство некой ревности, которую он тут же потушил своим очередным поцелуем, пришедшимся на грудь. Мои тихие, едва сдерживаемые стоны разносились по всему помещению, вызывая улыбку у губ напротив. Ладонь Кащея ловко расстегнула молнию моих штанов, а после он и вовсе снял их с меня, оставляя нежные поцелуи на бёдрах. Он ласкал каждый миллиметр моего тела, пока я от удовольствия неосознанно цеплялась за его кудри и царапала его плечи и спину. Кащей был нежен, аккуратен с моим телом, со мной, как никогда раньше. Я же теряла голову с каждым поцелуем всё больше и больше. Я тогда думала, что всё, чего мне не хватало всё это время, — этого неправильного парня и его ласок. Сейчас рядом с ним я менялась — становилась такой же неправильной, как и он сам. Отец бы точно убил, узнай о том, кому отдалась его дочь. Кащей, избавившись от остатков одежды, притянул меня к себе ещё ближе и, проникая в меня, успокаивающе поцеловал, в то время как мои ногти впивались в его спину, царапая её. Парень двигался медленно, шумно дыша где-то над моим ухом и оставляя на моей щеке поцелуи. В одном я была уверена точно, — все наши споры вели к этой близости. Я скучала по Кащею эти два года, что мы не виделись. Скучала потому, что не было встреч с тем, кто оставлял после себя ураган эмоций внутри, заставляя сердце с трепетом откликаться на мысли о нём. Парень вновь поцеловал меня, ускоряя темп и заставляя меня прижиматься к нему ближе и до боли кусать губы, которые и так были разбиты. Эта боль почти не чувствовалась, оставаясь где-то на фоне наслаждения парнем, всецело увлечённым мной. Тело пронзила волна удовольствия, а вместе с этим остановился и Кащей, устало упавший рядом. Мы оба шумно дышали, то и дело посматривая друг на друга, точно школьники. Кащей первый сгрёб меня в свои объятия, а я, невольно пискнув, так и замерла, не ожидавшая подобных действий с его стороны. Так мы и пролежали несколько минут в полной тишине, которую ни один из нас не смел нарушать. — Теперь я обязан жениться на тебе, — оглаживая изгибы моей талии, задумчиво протянул Кащей. — Ага, мечтай, — я закатила глаза, вырвавшись из его объятий и поднявшись с дивана в поисках своей одежды. — Думаешь, шучу? — Ну ты обязательно попробуй, конечно. Вдруг повезёт и я соглашусь.«Арестуете меня, госпожа милиционер?»
7 января 2024 г. в 22:24
В напарники мне достался клоун, не желающий никак помогать в силу того, что в ментовку мне отец помог залезть, ещё и в патрульно-постовую службу, куда женщин в принципе особо не брали. А что мне ещё оставалось делать? Ни в какую другую службу брать и не собирались, в каждом отделе Казани кадры будто сговорились. Говорили одно и то же — образования высшего не хватает для службы, тем более офицером, оттого отец и поспособствовал — всё-таки приняли к себе и сержанта дали.
Как ни крути, но сидеть в ментовке не особо-то и хотелось, на самом деле. Просто отец всегда хотел сына, а родилась я, да и у матери больше не получилось забеременеть. Поэтому капитан милиции и решил во что бы то ни стало запихнуть меня в райотдел в надежде хоть на какую-то пользу, лишь бы я в дурных компаниях не шлялась. Ну, как минимум причиной сего было желание дать нормальное будущее своей дочери, и как максимум взрастить преданного своей стране и закону сотрудника.
Я бежала настолько быстро, насколько только могла. В учебном центре перед аттестацией особое внимание уделялось тренировкам. Это было неотъемлемой частью сотрудника патрульно-постовой службы. Всегда бег, силовые упражнения, боевые приёмы борьбы. Иначе как молодняк будет осуществлять охрану общественного порядка и пресекать преступления?
Пьяный мужчина, за которым я неслась на всех парах, едва ли не расталкивая встречающихся на пути бабок, оказался довольно резвым для своего состояния. Закон (и руководство в том числе) требовал, чтобы я задержала его и составила протокол, по которому тот должен был оплатить штраф. Грёбаная палочная система заставляла работать в напряге изо дня в день.
Эта беготня происходила чуть ли не каждый день. Я уже даже в лицо каждого местного алкаша узнавала и спокойно могла обратиться к нему по имени и отчеству, не прибегая к помощи документов. Эта работа изматывала, интереса не вызывала, а я просто делала то, что от меня требовалось, и потихоньку ненавидела свою жизнь.
— Стой! Стрелять буду! — крикнув вслед мужчине, я чуть не споткнулась, а окружающие тыкали в меня пальцами, смеясь.
Я бы тоже смеялась, если бы увидела девчонку в мужском кителе и брюках, едва бегущей в берцах и неуклюже поправляющей козырёк кепки, то и дело падающий на глаза. Служу Советскому союзу, чтоб меня.
Местный пьяница свернул куда-то за угол кирпичного здания, а я за ним и чуть не запнулась о него же. Мужчина распластался на асфальте, уронив перед этим деревянные ящики, стоящие у стены. Я решила воспользоваться ситуацией и тут же, придавив его поясницу коленом, схватила за руку, пока тот пытался подняться на четвереньках, а после, заведя её за спину, потянулась к своему ремню, на котором держались наручники в футляре, помимо других специальных средств и кобуры. И только на его запястье щёлкнул шпенёк оных, как мужчина дёрнулся в мою сторону, толкая на асфальт, а я, упав, потеряла кепку и поцарапала ладони, но тут же попыталась встать. Ещё бы тут не встать, — свалит с моими наручниками, я же потом говна не оберусь в райотделе.
Гражданин, выровнявшись в полный рост, собрался было бежать дальше вместе с моими наручниками, но я, не растерявшись и наконец поднявшись, прыгнула ему на спину, пытаясь повалить обратно на асфальт. Именно в таких ситуациях помощь напарника была просто необходима. А мой же по-прежнему стоял и пил квас где-то на центральной, совсем не заботясь о том, что где-то его сослуживец жопу рвёт за них двоих, чтоб его.
— Отпусти, мусор ебаный! — хриплый, я бы сказала, даже пропитый, голос мужчины гневно разнёсся по всему переулку, а сам он пытался стряхнуть меня с себя, но я, обвив его шею обеими руками, будто вцепилась мёртвой хваткой.
Признаюсь, стало даже страшно, когда он развернулся спиной к стене и со всей силы впечатался в неё, при этом ещё и меня придавив собой. Лопатки пронзила острая боль от столкновения, а руки ослабли, готовые вот-вот выпустить из своей хватки задерживаемого. Нужно было не медлить и как можно быстрее обездвижить его, иначе такими темпами можно было получить ещё и травмы, чего мне точно не хватало. Только не на этой работе.
Мужчина продолжал толкать меня к стене, а потом ещё и затылком заехал в мою челюсть, и я всё же выпустила его, падая вниз, когда в глазах буквально на пару секунд потемнело. И всё же с трудом найдя в себе силы, я схватила его за ногу в тот момент, когда он собрался бежать дальше, а я упала. Он повалился следом за мной, а я, едва встав на ноги, добрела до него и смогла таки застегнуть второй наручник.
— Помогите! Убивают! Беззаконие, товарищи! — задержанный завопил как ненормальный, ворочаясь на асфальте в попытке подняться на ноги.
— Старый брехун. Тебе бы в театре работать, а не бухать на его крыльце, — с одышкой пропыхтела я за его спиной, пытаясь поднять его на ноги, чтобы довести до отдела.
— Пацаны, тут дядь Толю повязали! — за моей спиной раздался крик какого-то школьника, и в этот момент переулок наполнился целой толпой парней разных возрастов.
Извините, но толпу я бы не вывезла точно. Ничего не оставалось, кроме как вцепиться в так называемого дядю Толю, которого и так с немалым трудом удалось обездвижить. Спасибо, товарищ прапорщик, за то, что вы предпочли службе квас.
Парни пытались оттащить меня от алкаша, которого я никак не хотела отпускать, но всё же сделали это, только ударив меня по голове, когда перед глазами всё поплыло, в ушах образовался звон, через который я едва уловила фразу «Ты чё наделал».