Доверять

Все знают Никиту. У Никиты не бывает проблем. Всё в порядке, разберёмся, мне не впервой, это всё мелочи – он отшучивался и переводил тему каждый раз, когда кто-то заговаривал об этом. Ему вообще некогда иметь проблемы – скоро вообще-то надо ролик выпустить, а он ещё не готов, полно работы, не отвлекайте. И вообще, он ведь выглядит совершенно обычно, чего тут переживать? У Никиты в голове – персональный ад. Сотни, тысячи, нет, миллионы голосов, перекрикивающих друг друга, вопящих вразнобой, не умолкающих ни на одну блядскую секунду. Никита, у тебя ничего не получится. Ты когда последний раз делал что-то сам, добивался успеха своим трудом? Ты это всё не заслужил, это всё не твоё. Ты всех обманываешь. Всегда обманывал. Может, хотя бы себе признаешься? А? Ну давай, хватит уже себя жалеть, одно и то же каждый раз, смотреть на тебя тошно. Никита сидит, плотно сжав веки, до побелевших пальцев вцепившись в подлокотники кресла. Вдох. Медленный выдох. Снова вдох. Главное не давать спуску этой бешеной ораве внутри своей ментально нездоровой головы. Просто не поддаваться, ну давай же... Не вышло нихуя, опять. Никита чувствует как горло медленно сдавливает приступ тревоги, его начинает мелко колотить. Сука, сука, сука, это пиздец как не вовремя, худшего момента просто быть не могло. Он судорожно бегает глазами по светлой комнате, мысленно перечисляя каждый предмет, который видит. Его давно научили этому приёму, многим помогает при панических атаках. Стоит ли говорить, что Никите никогда не помогало? Но раз за разом, он продолжал, ну а вдруг? Когда на глазах уже начали выступать слёзы, из прихожей раздалась трель дверного звонка. Никиту будто резко вытащили из ледяного озера, поставив босыми ногами на лёд. Он вздрогнул, потряс головой, пытаясь вернуть себе утерянный к хуям рассудок, легонько побил себя по щекам и направился к двери. — Чел, ты там дрочил сидел или что? Хули так долго шароебился? — Юра расстёгивает куртку и усмехается собственной шутке. — Нахуй иди. Я микрофон настроить пытался, — Никита привычно огрызается, прикрываясь придуманной на ходу отмазкой, и быстрым шагом уходит на кухню. Пока Никита ставит греться чайник, Юра успевает присоединиться к тому, и сейчас, вальяжно развалившись на стуле рядом с кухонным столом, он уткнулся в телефон и изредка издаёт полусмешки. Никита ставит кружку чая рядом с ним. — Что-то ты сегодня пиздец на грузе. Выглядишь хреново, че у тебя случилось? — Юра откладывает телефон в сторону и вопросительно смотрит на сидящего напротив друга. — Тебе кажется, — равнодушно отзывается Никита, даже не глядя в сторону вопрошающего, — Просто заебался, обычное дело, — он настолько чётко и уверенно это произносит, что на мгновение кажется, что он уже сам готов в это поверить. Никита делает глоток чая, поднимая взгляд на собеседника. — Может, ты хотя бы мне пиздеть не будешь? — у Юры в глазах одновременно читается сдерживаемая злость на Никиту, горькая боль за него и... оттенок заботы? Никите точно пора ложиться в психушку. Почему это происходит каждый раз? Почему только он видит Никиту насквозь? Как бы ни старался, Никита не может вспомнить ни одного случая, в котором от взгляда Юры ускользала хоть одна малейшая деталь, хоть одно слабое изменение в состоянии Никиты. Он считывал его эмоции моментально, ему невозможно соврать, сколько ни пытайся. Не поверит, пока не расскажешь правду. Иногда это казалось даже... жутким? Жить, зная, что рядом человек, знающий тебя вдоль и поперёк. Порой Никита ощущал себя уязвимым и беззащитным перед ним. Они сидели в полной тишине ещё минут пять, как Юра внезапно поднялся из-за стола и поставил свой стул рядом с Никитой. Пиздец. Тот почувствовал, что руки начинают потеть, сердце снова заходится в бешеном темпе, а взгляд сам собой вперивается в пол. Он знал, когда Юра действительно становится серьёзным и именно это его состояние являлось для Никиты самой непривычной на свете вещью. Юра не стал повышать голос, давить на Никиту. Не стал допытываться и требовать от него что-то. Он знал, что делает. — Никит, посмотри на меня, — ровным тоном просит Юра, не отрывая взгляда от лица напротив, — Пожалуйста, Никит. Требуется ещё две минуты, чтобы Никита смог оторвать прикованный к полу взгляд, и посмотреть на Юру. Он действительно редко видел его таким, как сейчас. За оболочкой главного заводилы, души компании, задорного шутника, скрывался самый чуткий, самый нежный, самый понимающий человек. Никита наконец смотрит в его глаза. Он видит это, он видит во взгляде Юры самую настоящую боль за себя. Это натуральная пытка, это невыносимо, видеть насколько его чувства значимы для Юры. Они сидят так близко друг к другу, освещённые тусклым светом кухонной лампы. Никите кажется, что ещё секунда, и он не выдержит. Вывалит Юре всё, каждую свою мысль, каждый выкрик маленького чертёнка в своей голове. Пока он здесь, на кухне, рядом с Юрой, он может чувствовать себя в безопасности. Его примут, выслушают и помогут. Юра встаёт и резко прижимает к себе Никиту, так, что тот утыкается лицом в его грудь. Он осторожно гладит Никиту по волосам, чувствуя, как его так же осторожно обнимают родные руки. Это приятно. Это правильно. Здесь, на маленькой кухне, впервые за несколько месяцев, Никита тихо плачет в объятиях друга.