***
По-правде, она не планирует. Вряд ли такое можно спланировать. Но она всегда думает. Случайные, призрачные мысли, накатывающие приливами. У Гермионы в голове — море без края. Старая жизнь из отрывков-кадров, спрятанных в его пучину и похороненных на дне глубочайшей впадины. Гермиона выбирает дом, дату. На миг от страха парализует — ничего, кроме желания спрятаться и свернуть назад.***
— Ты помнишь, как мы приехали в Эдинбург? — Какое сейчас сейчас число? — Двадцать-пятое декабря. — Вчера был июль. — Чепуха.***
Лазарь навещает Гермиону по понедельникам. Остальные шесть дней куда хуже, чем понедельник в серой холодной комнате. Гермиона не берёт выходных, за исключением того самого дня. В остальное время она органическое продолжение пыли в отделе, о котором не помнит никто из работников. У Гермионы рана в груди, неизлечимая и широкая, но по понедельникам её застаёт врасплох облегчение.***
— Где я? — Там, где тебя всегда ждут. — Почему я не чувствую холода? — Лучше снова расскажи, что ты почувствовал, когда впервые увидел меня.***
У Гермионы дрожащие колени, губы сиреневые. К восходам она всегда подготавливается заранее: отсылает письма-записки-предупреждения, чтобы не искали, не звонили, не пытались наведаться, запирает двери и для гарантии накладывает чары, позволяющие исчезнуть со всех карт, радаров и памяти. Кап-кап-кап. Капля с прогнившего потолка ударяется о дно чашки с кофейными обручами.***
— Какой сейчас год? — Ты любишь меня? — Мы выиграли? Он мёртв? — Скажи, что ты любишь меня.***
У Гермионы в кармане нечто маленькое, но очень тяжёлое. Ураганы на улице. Дуги-разводы на стенах. Она позволяет сознанию съеживаться. Кап-кап-кап.Буквы некролога от капли стираются, расплываются. Больше года прошло. В конце концов, нет ничего страшного, если она увидит его. Иногда всем нам стоит обманываться, чтобы рассудок не раскололся от трещины. 5:50, циферблат ей подсказывает: она должна была сделать всё ещё минуту назад. Возможно, стоит сначала выйти на улицу.
***
— Это не в первый раз? Качает головой. — Я не должен быть здесь. Взгляд в сторону и скрещивает руки на груди. — У меня мысли путаются. Всхлип. — Ты помнишь, что я рассказывала тебе вчера? — Помню, как мы выдвигались на последнюю миссию.***
Солнце слепит глаза. Солнце гладит. Солнце принимает её желание. Утёс вдалеке раздвоен, как и она — между шестью днями и понедельниками. Хотя Рону Гермиона обещала зайти на ужин в пятницу, а у Гарри была просьба помочь разобраться с документацией. Вольно, скорбь, впускай одиночество. У Гермионы карманы, полные скорби и одиночества.***
— Поттер, дал его тебе? — Нет. — Кто? — Я всего лишь хотела увидеть тебя.***
Когда Гермиона бывает в переполенный комнате, она видит глаза. Радостные, уставшие, злые, потерянные. Когда Лазарь приходит по понедельникам, ей не надо представлять, можно любоваться воочию. Гермиона не обсуждает ни с кем произошедшее. О самых страшных кошмарах люди не разговаривают.
***
— Ты не можешь вернуть меня. — Пусть это будет последний раз. — Каждый раз — последний, не так ли? — Это не так. Я обещаю тебе… — Этот разговор у нас в первый раз?***
Гермиона подходит к пропасти, сжимает камень, зажмуривается, а когда оборачивается: за спиной он, бледнее призрака. Не таким она его помнила. В воздухе запах грозы. Лучи режут, чтобы снова скрыться за грозовыми тучами. Он сбоку, смотрит вдаль, словно живой. Протяни руку, чтобы сжать между пальцев воздух и вспомнить кое-что очень важное. Человек, которого она любила, лежит под землей в Эдинбурге на кладбище. В городе, где она впервые поцеловала его, до этого провалив операцию. Гарри и Рон помогали Гермионе организовывать похороны. Она раскрывает ладонь. Камень качается, царапает кожу. — Выбрасывай. Нежно улыбается, наблюдая за его раздраженным острым лицом. Делает шаг назад. Лазарь навещает Гермиону по понедельникам. Гермиона прячет сжатый кулак в карман, а он утирает от слёз глаза. — Увидимся.