От ненависти до

— Ты, кстати, к Минги в субботу идёшь? — спрашивает Юнхо. — Нет. — Почему? Потому что Сан. Там точно будет Сан. А значит, вечеринка заранее испорчена. — Да ладно тебе, — словно прочитав его мысли, говорит Юнхо. — Он классный парень. Уён фыркает: ну да, конечно. Подлиза он, вот все и думают, будто он хороший мальчик. И только с Уёном он показывает своё истинное лицо. Самодовольного придурка и избалованного говнюка. — Нет, серьёзно, — продолжает Юнхо. — Может, поговоришь с ним наконец нормально? Выпьете там, пообщаетесь как раз. — Вот ещё! Не буду я с этим придурком разговаривать. И вообще пусть идёт на хуй. — Так и будешь шипеть на него? — Да с ним по-другому нельзя! Он же вечно ко мне цепляется. — Нет. Просто когда он спрашивает у тебя что-то нормально, ты ему не отвечаешь. — А что мне ему отвечать?! Или мне после всего этого дерьма с ним мило болтать? — Просто спокойно. Чтобы попытаться наладить общение. — Больно надо! — Слушай, тебе самому ещё не надоело с ним постоянно ругаться? — На тренировках он молчит. — Вот да, тренер Ли сказал: у меня в команде конфликтов быть не должно, поэтому вы либо не цапаетесь, либо идёте к чёрту. Сан, к радости Уёна, выбрал второе. — А так... — Уён морщится. — Ну, профессора Ча я как-то терплю. И Сана вытерплю. — Угу, хотя этот старый говнюк Уёна каждый раз на глазах у всех с дерьмом смешивает — потому что омегам в фундаменталке не место. Сан рядом с профессором Ча просто милашка. — То есть опять весь вечер просидишь с рожей, будто тебе дерьмо под нос подсунули. — Не-а. Я буду блаженно улыбаться, валяясь на диване под «Прокурора» с пивом. — Угу. Нечего идти туда, где тебя стопроцентно выбесят в первые полчаса. — Уён... — Да он опять будет меня доставать! Ни потанцевать, ни потрахаться нормально! — Можешь потрахаться с Саном. Он будет за. Первая реакция — выплеснуть кофе в лицо Юнхо. Вот правда, Уён едва сдержался. Потому что спать с этим придурком? Да Уён лучше первому попавшемуся бомжу отсосёт! И то не так противно будет. — Слушай, может, попробуешь с ним нормально поговорить? — делает очередную попытку Юнхо. — То есть он вести себя как задница будет, а я с ним нормально разговаривай? Юнхо вздыхает, устало так, словно отец, которого тупой и капризный сыночек до смерти достал. Ну да и хрен с ним. — Но хотя бы на вечеринку придёшь? — просит — вот реально просит — Юнхо. — Минги обидится. Ну да, что ещё мог сказать Юнхо? Его великовозрастная деточка (ростом за сто восемьдесят и с бицепсами больше, чем Уёновы ляжки, в обхвате) очень хочет всех подружить. Именно из-за Минги Уён с Саном так часто пересекаются. Совершенно случайно, да-да. И теперь, когда нельзя разыграть очередной бездарный спектакль «ой, я и забыл, что он тоже хотел тут пообедать» или «о, какая неожиданная встреча», Минги перешёл к шантажу. Причём... э-э-э, цепному: если ты не придёшь, я обижусь, и на Юнхо тоже. Ну ты что, последняя задница, поберечь нервы друга не хочешь? С парнем его поссоришь, да? Беспроигрышная манипуляция. Несмотря на то, что Уён прекрасно понимает: никто всерьёз ни на кого не обидится и никто ни с кем не поссорится. Просто Уён дорожит друзьями и не хочет быть тем самым букой, из-за которого праздник не праздник и вообще собраться всем вместе нельзя. Поэтому и кивает: — Ладно, я буду. Вытерпит он эту вечеринку как-нибудь. В первый, что ли, раз? ...Они поругались уже через пять минут после знакомства. Сан спросил: «Зачем тебе в команду? Ты же омега». Уён, которому с детства втирали «замуж и рожать», терпеть не мог всю эту тыжеомежью чушь, потому ответил: «Ну, я всяко получше всяких дрыщей играю». Сан, кстати, тогда был реально тощим (Уён даже удивился: как этот почти дистрофик занимался тхэквондо и доигровщиком был?) и явно много чего наслушался про свой вес и совсем не внушительные габариты, поэтому огрызнулся: «Зато не выдыхаюсь быстро». Уён ухмыльнулся: ну, посмотрим. И из чистой вредности решил: он сделает этого недоальфу. Всухую. И пусть потом хоть слово насчёт тыжеомега скажет — ему Уён тут же рот заткнёт. Напомнив, кто как на площадке прыгает и по мячу бьёт. Кстати, Уён его и правда сделал. Не всухую, конечно — Сан оказался неожиданно хорош — но всё-таки сделал. И вообще был самым лучшим из первокурсников, несмотря на свой маленький (по профессиональным меркам) рост. Поэтому в команду его взяли. Как, впрочем, и Сана. Что обиднее всего, Уёна сначала поставили «последним» (ну, тем запасным, который выходит на площадку, если уж совсем больше некому). Потому что побоялись: а вдруг это разовый результат? Бывает, и на середнячков накатывает... ну, что-то вроде спортивного аналога вдохновения, и они чудеса на площадке творят. Но увы: потом всё возвращается на круги своя, и середнячок так и остаётся посредственным игроком. В лучшем случае. В худшем у него ещё и самомнение отрастает — потому что «я ведь вам тогда всю игру сделал!» — после чего даже просто общаться с ним становится невозможно. Вот тренер Ли и подумал: а вдруг Уён из таких? Что вполне нормально и даже оправдано — если бы не причина сомнений. Пол. Да-да, всё потому, что Уён — омега. А они, по всеобщему мнению, крайне не выносливые создания. Устают через пять минут и задыхаться начинают почти сразу. На самом деле это неправда, просто омег раньше в спорт не пускали, даже в любительский — дескать, лёгкая зарядка — ваш предел, — а откуда при таком раскладе выносливости взяться? Но с логикой у людей эн масс всегда было не очень, вот они и решили: выдыхаются быстро не потому, что нетренированные, а потому, что омеги. Физиология у бедняжек такая. Времена изменились — предрассудки остались. Наверное, потому, что ярких примеров, доказывающих обратное, почти нет. Омегам запрещено заниматься профессиональным спортом и балетом (типа нагрузки слишком высокие, организм изнашивается быстро), в айдолы их почти не берут (а это уже из-за как бы эмоциональной нестабильности). И где примеры выносливости брать? Если даже шанса показать себя не дают. Вот Уёну дали — и он показал. Стал одним из ведущих игроков, из тех, кто обеспечивает победу. Тренер Ли был им очень доволен и даже, казалось, забыл, что Уён — омега: никаких скидок ему из-за пола не делал и не говорил ничего вроде «жаль, что ты не альфа или бета». И парни из команды его приняли как товарища, равным считали... Все, кроме Сана. Он до сих пор из-за пола его подкалывает. А что самое дерьмовое, Сан влез в круг его друзей. Сначала заступился за Ёсана, когда к тому два альфы «знакомиться» полезли (за что Сану, вот честно, огромное спасибо), потом — начал общаться с Юнхо (к которому подкатывал яйца — и весьма успешно — Минги, лучший друг Сана), — а после Ёсан вообще стал встречаться с Чонхо, двоюродным братом Сана (кстати, против самого Чонхо Уён ничего не имеет: хороший альфа, спокойный и надёжный — Ёсану как раз такой и нужен). В общем, на втором курсе Уён обнаружил: Сана в его жизни слишком много. Тренировки — Сан, с которым его почти всегда ставили в пару. Обед с друзьями — Сан, которого позвал, скорее всего, Минги. Выпить кофе после занятий — опять Сан, так как он пообещал угостить Юнхо или Ёсана. Вечеринка — тоже Сан, потому что какая тусовка без Минги? а он не может не захватить своего «самого-самого классного» друга. Поездка за город — снова Сан, ведь альфьи руки никогда лишними не бывают (мало ли, вдруг машина где застрянет? не омегам же вытаскивать). Даже, сука, в родном колледже он постоянно на Сана натыкался! Потому что прикладная математика экономикой тоже занимается (у них в департаменте аж целое направление под это выделено), так что никого не удивило желание студента с бизнеса-факультета парочку допкурсов в колледже естественных наук взять. И никак Сана из своей жизни теперь не уберёшь. Разве что вылетев из университета и переругавшись со всеми друзьями. Уён избрал единственный, как ему казалось, действенный способ «общения» с этим придурком — тотальный игнор. Никаких полумер вроде вежливо-пространных ответов — только молчание, только хардкор, когда даже на обычное «привет» не отвечаешь, только делаешь каменную рожу, словно перед тобой какое-то чмо, оскорбляющее тебя одним своим существованием (хотя почему словно?). Уён верил: Сану скоро надоест нулевая реакция на все его шуточки-подколы, и он отстанет. Ага, щазззз. Сана это явно взбесило. И он начал цепляться к Уёну ещё сильнее. А Уён выдержкой никогда не отличался, поэтому его терпения надолго не хватало, и он начинал отвечать. И ещё как начинал! Их, как выразился Минги, перфомансы весь Сеульский национальный с удовольствием смотрел. «Вы веселее любого ток-шоу», — как-то сказал Уёну однокурсник, Серим. А потом спросил: а между вами ничего такого никогда не было? А то у вас сексуальное напряжение зашкаливает, ещё немного — и искры полетят. Может, вам потрахаться или хотя бы поцеловаться стоит? Зря он, конечно, это сказал. Уён подпрыгнул, словно ему вилку в задницу воткнули, и заверещал: «Нет-нет-нет! Я с ним?! Да ни за что!!!» Серим ухмыльнулся: джентльмен слишком бурно отрицает. У вас точно что-то есть. Или оба хотите, чтобы было. Подсознательно. Через пару дней об этом говорил весь университет (Серим хоть и бета, а болтает похлеще омег-аджосси). И у Сана появился новый повод — и способ — портить жизнь Уёну: этот придурок начал отгонять от него всех альф. Вот правда, стоило только немного с кем-то пофлиртовать — тут же рядом вырастал Сан. И смотрел так, словно Уён его муж и изменяет ему у всей страны на глазах. И личная жизнь Уёна тут же стала... в общем, она просто перестала быть. С Саном, накачавшим такие руки и плечи, что смотреть страшно, связываться просто боялись. А ещё у него был чёрный пояс по тхэквондо, о котором Сан то и дело всем напоминал, участвуя в межуниверситетских соревнованиях, где неизменно занимал призовые места. И все альфы в Сеульском национальном решили: нахер надо. Не настолько красивый-сладкий омежка, чтобы из-за него так нарываться. Уён пробовал знакомиться на стороне — не вышло. В «Небе», приложении для студентов SKY, все знали, кем якобы занят Уён, и — да-да — не хотели связываться. В «Тандеме» и «Самдей» постоянно попадались какие-то озабоченны придурки, от которых Уёна тошнило (что самое смешное, он не был против одноразового секса — тело-то требует — но даже просто перепихнуться хочется... по-человечески. Чтобы не чувствовать себя потом спермоприёмником, который по-быстрому использовали и выкинули вместе с презервативом. А альфы из приложений сыпали такими шуточками, что блевать тянуло. Все они в лучшем случае сводились к: омега — кусок мяса, который надо «хорошенько разогреть и употребить», а в худшем... ну, «пара дырок» — это ещё прилично и мягко). В барах-клубах никого подцепить не получалось: один туда не пойдёшь (мало ли, вдруг опоят чем-нибудь), а с кем-то... Всегда находилась сука, которая из самых лучших побуждений писала Сану. И он тут же мчался «спасать» Уёна. Придурок. Лучше бы своей личной жизнью занялся, а не Уёна доставал. Может, и таким гадом перестал бы быть — от недоёба, говорят, не только омеги бесятся. Но об этом, похоже, остаётся только мечтать. Потому что больше, чем трахать на всё согласных омег (вокруг Сана таких много вьётся), ему нравится доставать Уёна. А значит, остаётся только терпеть оставшиеся полгода — потом, говорят, Сана на тёплое место в «Хансунг» пристроят, причём в «Файн Чемикалс», а значит, он уедет в Сувон и займётся своими делами. А Уён тут останется, в магистратуру поступит, отношения нормальные заведёт... Минги — мальчик богатый, для него снять клуб — не проблема. И напоить пол-универа за свой счёт — тоже. Ну а что? День рождения с размахом отметить надо, у Минги ведь последний год свободы: получит в январе бакалавра — и всё, начнётся, у него взрослая жизнь: папуля к делу пристроит, вкалывать заставит, а может, сразу в армию пошлёт, чтобы потом не думать: а как выкроить два года в графике сыночка? Вот Минги и решил гульнуть напоследок. А какой день рождения без друзей? Всех разом, без деления на компании и мелкие кучки. И какой ты друг, если не придёшь? Особенно из-за Сана, с которым тебя все давно помирить хотят. В общем, Уён таки пришёл. И поизображал веселье. На трезвую голову — из-за Минги, которому достаточно крышечку понюхать, чтобы отключиться, поэтому он пил джин-тоник с можжевеловым сиропом (то есть без джина, да). Конечно же, вся их компания из солидарности тоже заказывала только безалкогольные коктейли. Наверное, это было правильно — именинник всё-таки — но... Уёна посадили рядом с Саном. Который сразу же начал цепляться к Уёну. Который из-за Минги даже пытался быть почти паинькой (то есть просто игнорировал Сана). А потому уже через полчаса начал думать, как бы убить одного приставучего придурка. Желательно помедленнее и побольнее. Будь он пьяный, уже бы устроил дебош — и проблема решилась бы сама собой: его бы просто выволокли из клуба за шкирку и отправили домой с водителем. Но нет, Уён трезвый, он терпел, сжимая зубы и скалясь (кажется, от его «улыбки» под конец начало передёргивать даже Юнхо). И только сейчас, соврав что-то вроде «хочу потанцевать», он встал и вышел. Отобрав у проходящего мимо официанта бутылку виски (полную, кстати). Уён садится на диванчик под лестницей, оглядываясь. Хорошее место: закуток у служебного входа, где можно спрятаться ото всех. И напиться, создав себе повод не возвращаться за столик. Дескать, простите, ребята, я уже даже ползать не могу, вызовите мне доставщика пьяных трупов. Поэтому он откручивает крышку и делает пару больших глотков. Теперь отдышаться — крепкое всё же пойло! — и снова несколько больших глотков. Сейчас он эту бутылку прикончит... — Уён? О не-е-ет... Даже тут его нашёл Сан. А бутылка ещё даже на треть не опустела... Опять Сан всё испортил. — Уйди, а? — просит Уён без особой надежды. — Дай напиться спокойно. — Ты же танцевать собирался. — Ты мне настроение испортил для потанцевать, — говорит Уён и делает... пытается сделать глоток. Потому что Сан отбирает виски. — Тебе хватит. — Иди на хуй, а? Дай хоть напиться спокойно. — Что-то случилось? — Сан даже не думает уходить и садится рядом. — Ты. Ты случился. Какого хрена ты ко мне вечно лезешь, а? Так нравится надо мной издеваться? Сан смеётся. Тихо так, но очень характерно — словно Уён какую-то глупость сказал. Придурок. — Да пошёл ты, — обижается Уён и пытается вернуть бутылку. Не получается. Он вообще чуть носом вперёд не летит, когда слишком резко подаётся вперёд — мир внезапно вбок заваливается, словно пол резко качнуло. Но Уён не падает — его ловит Сан. И прижимает к себе. Что Уён понимает не сразу. Только секунд, наверное, через десять до него доходит: Сан его обнимает. А Уён спокойно сидит, уткнувшись носом ему в шею. Будто обнюхивает перед тем, как... — Ш-ш-ш-ш, — шепчет Сан ему на ухо после безуспешной попытки Уёна вырваться. — Навернёшься же. Ну и пусть! Это лучше, чем обжиматься с этим... с этим... Кожу на шее — чуть ниже сен-железы — мягко и совсем не больно сжимают зубы. Будто примериваясь перед тем, как метку поставить. Уён замирает, инстинктивно, по-омежьи. Сан такой тёплый, даже через две футболки Уён чувствует его жар... И мир снова качается, и вращаться пытается, как в детстве, когда слишком долго на диске кружился... — Ты чего?! — взвизгивает Уён, наконец-то приходя в себя. — Меня укусил?! — Пока нет, — хмыкает Сан, обнимая его ещё крепче. — Но будешь рыпаться — укушу. — И целует почти у ключицы... Дрожь по коже, та самая, сладкая, от возбуждения. Ноющая щекотка там, внутри. И мир завертелся быстро-быстро, словно Уён в центре какого-то скоростного аттракциона сидит... Чёртов виски. Он наконец-то дал по мозгам. Когда рядом Сан оказался. Что плохо. Пьяный Уён — он что угодно может. А Сан хорошо пахнет. Очень хорошо. Миндальная горечь, но несильная, приятная, с будто бы даже капелькой сладости. А ведь на него хорошо ляжет ваниль (настоящая, а не приторный ванилин) с нотками кориандра... Уёна всё-таки понесло, и полбутылки хватило. Вот, уже думает, что их запахи сочетаются. И спокойно позволяет Сану себя обнимать. — Пусти, — говорит Уён, снова пытаясь вырваться. — Нет. Не отпущу. Никогда и ни за что. — И Сан снова легко целует шею. А потом опять чуть прикусывает... — Ты правда хочешь меня трахнуть? Сан смеётся, уткнувшись лбом в его плечо. Но хотя бы слюнявить шею перестал. — Не совсем, — отвечает Сан, по голосу слышно, улыбаясь. — Ты мне просто очень нравишься. — Нравлюсь, — фыркает Уён. — Не веришь? — Ты всё время меня подкалываешь. И альф от меня гоняешь. — А гоняю почему? — весело спрашивает Сан. — Потому что тебе нравится надо мной издеваться. А мне не хочется быть одному. Сан чуть отстраняется, приподнимает пальцами подбородок Уёна, так, чтобы смотреть ему в глаза. — Я гоняю от тебя, потому что ты мне очень нравишься. А дразню — потому что ты только так со мной разговариваешь. Если я говорю тебе что-то нормально, ты делаешь такое лицо, будто тебе таракан в тарелку лезет, и молчишь. — Потому что ты гад. Ты надо мной всё время смеялся в команде. — Тебе напомнить, что ты говорил? Про дрыща-то? Или ещё что было? Да похер. Потому что: — Ты первый начал. Ты спросил, зачем мне в команду, я же омега. — Так ты реально омега. Очень... яркий такой. Такие обычно в группе поддержки или со спортсменами встречаются. А ты на отбор пришёл, вот я и удивился. — Сексист. — А ты — язва. Сразу же начал меня перед всеми унижать, ну, что я на альфу не похож. — Так тебе и надо. Сексисту. Сан снова смеётся — и целует Уёна. Мягко, нежно и совершенно не настойчиво. И как-то... привычно, что ли. Будто своего парня... И это хорошо, очень хорошо. От пальцев Сана, что уже под футболкой скользят, по мышцам растекаются тепло и слабость, и в штанах приятно защекотало. Ещё не возбуждение, но тело уже ответило на чужую ласку, отозвалось, сказало своё «да». И Уёну совсем не хочется сопротивляться этому почти-желанию, одёргивать себя: фу, и чего на меня нашло? Голова кружится, пусть и не слишком сильно, и мысли расползаются, сосредоточиться не получается, словно Уён за короткий разговор думать устал. А у Сана сильные и чуткие руки, и нежные губы, и пахнет он так, что хочется уткнуться носом в сен-железу, а потом пройтись по ней языком... А почему бы и нет? И Уён, разорвав поцелуй, тянется ртом к шее Сана... — Э, малыш, полегче на поворотах, — говорит тот, отстраняясь. Сразу после того, как Уён железу лизнул. — Тебе нравится. — Уён снова тянется носом к его шее. Такой запах... — Ты нарываешься, — останавливает его Сан. — Угу-м. — Я не сдержусь. — А давай, — усмехается Уён, и рука Сана наконец-то перестает его удерживать, и можно снова уткнуться носом в его шею. И опять лизнуть сен-железу, чувствуя, как приятно чуть горчит миндаль на языке. А затем поцеловать, куда более страстно... Уён опускает ладонь и расстёгивает молнию на ширинке Сана. Член уже твёрдый, и трусы намокли, там, где головка. Хочет, и сильно, но пока держится. А если его чуть подтолкнуть? — М-м-м-м, — стонет Сан, когда пальцы Уёна чуть сжимают головку. Уже лучше. И Уён лезет ему в трусы... — Нет, детка, не тут, — говорит Сан, снова отстраняясь. И теперь уже стонет Уён — разочарованно. — Пойдём. — Встаёт Сан, помогая подняться и Уёну. — Я тут живу почти рядом. Трезвый водитель — это хорошо. Можно целоваться на заднем сиденье, пока тебя везут. А потом подняться на лифте до студии Сана, а потом, скинув обувь, добраться до дивана. И уже там начать раздеваться... Мир кружится всё сильнее — то ли виски всё ещё поступает в кровь, то ли запах Сана так действует. Запах, в котором слишком много терпкой сладости. Верный признак: тебя хотят. Уён тонет в этой терпкой сладости. Сейчас, когда мысли путаются и мир плавно качается, точно лодка на мягких волнах, реальность словно распадается на части: Сан будто бы больше и не тот придурок, который его доставал, и вообще не человек, а так, набор впечатлений. Вот губы, напористо-страстные, но при этом нежные. Вот руки, сильные, но чуткие, мягко мнут бёдра. Вот плечи, по которым так приятно вести ладонями — широкие, сильные, и бицепсы такие большие, такие и должны быть у альфы. И запах, конечно же, от которого начинает сладко ныть внутри. так легко не думать и просто делать. Уён трётся щекой о пресс, с кубиками, чёткими — и правда, будто шоколадная плитка, — а потом расстёгивает ширинку чужих джинсов и спускает трусы. Член большой — ну да, он ведь альфа, — и уже головка вся в смазке. Уён сжимает её губами, а потом берёт чуть глубже. Чувствуя солоноватую горечь на языке. С явным привкусом миндаля, да. Сан стонет, когда Уён сжимает член у основания. И мягко сжимает волосы на затылке, даже не пробуя насадить посильнее на свой член. Правильно делает: Уён и куснуть может (несильно, так, для профилактики). Чтобы не позволял себе всякого... Почти забытое чувство — власти над сильным самцом. Когда у тебя во рту (и руках) его всё самое дорогое, он будто беззащитен перед тобой, ты же легко его без члена и яиц оставишь, и он ничего, ничего сделать не сможет... Неправда, конечно, — но само ощущение волшебно. Особенно если альфа хорош на запах и вкус. И не только. Сан красивый, даже очень, особенно когда подкачался. Не зря за ним омеги бегают, прохода не дают. А он всё время рядом с Уёном... это раздражает, да, — но не сейчас. В дурмане возбуждения и алкоголя Уёну нравится, что вот он, популярный альфа, любимчик преподавателей и омег Чхве Сан, стонет, когда губы Уёна сжимают головку. И когда язык скользит вдоль ствола, или пальцы у основания обхватывают... Нет, кончить Уён ему сейчас не даст, пусть постарается сначала. У Уёна всё внутри уже давно горит и ноет уже безо всякого «приятно». Нужен член, движение которого уймёт зуд, нужен узел, который можно будет сжать в себе, дойдя до экстаза. И Уён седлает колени Сана. А потом, привстав, медленно опускается на его член. Сан не выдерживает, подаётся вверх, грубо всаживая. И Уён стонет, выгибаясь. От узла, большого даже для альфы, сладко саднит, и хочется, чтобы он двигался, с каждым всё быстрее и быстрее. Потому Уён позволяет Сану опрокинуть себя на диван, нависнуть над собой, словно над добычей. А потом впивается пальцами в его плечи, держась, чтобы было удобнее подаваться навстречу. От мощных, грубых толчков слишком, почти болезненно хорошо, и с каждой секундой удовольствие всё больше, уже терпеть невозможно, от наслаждения Уён даже дышать перестаёт... Он кончает, кажется, с криком. Перед глазами медленно отступает темнота, и пульс грохочет в ушах. И мягкие волны то ли алкоголя, то ли блаженства несут его куда-то. А ещё так приятно-тепло там, внутри, вокруг узла, сжатого замком. Хорошо... Даже думать ни о чём не хочется. Только наслаждаться нежными прикосновениями и мягким жаром чужого тела. А ещё, наверное, спать... Уён, когда они ложатся поудобней, закрывает глаза, кладя голову на плечо Сана, и медленно погружается в дремоту под ласковый шёпот (глупости всякие, котёнок, лисёнок, такой хороший, даже, кажется, было даже что-то про люблю)... — Так и будешь от него бегать? — спрашивает Юнхо, сдёргивая плед с его головы. — Иди в жопу. — Занятия через неделю начнутся. Тебе придётся с ним поговорить. Уён вздыхает и снова прячется под пледом. К сожалению, да — Сан его просто у выхода из аудитории подкараулит как-нибудь, и всё. — Он тебя чем-то обидел? — спрашивает Юнхо, садясь рядом. — Он вроде сказал, что ты нормально разговаривал и что ты сам хотел. Уён вздыхает. У него была самая дерьмовая стадия опьянения: когда мозги ещё соображают, а здравый смысл уже отказал. Вместе с тормозами. Поэтому да, Уён всё понимал, пусть и не так... чётко, как обычно. И знал, что делает, когда в трусы Сану лез. Поэтому списать всё на «этот гад воспользовался моим состоянием» не выйдет. А жаль. Потому что тогда всё было бы намного проще. Уён бы сказал себе: да он отброс, убить его мало! — и с чистой совестью игнорировал бы его. А то и вовсе с кулаками бы на него при встрече бросался (всё-таки Сан дико бесит, а тут такой повод...). Но не получится. Да, начал сексуальные игрища Сан (обнял, шею обслюнявил) — но Уён с энтузиазмом продолжил. Несмотря на попытки Сана его остановить (очень слабые и неубедительные, но всё-таки попытки). И секс был что надо. И не только секс, но и... хм, сопровождающие действия: порой альфы так себя ведут, что даже после офигенного оргазма остаётся ощущение приниженности и использованности, которое всё портит. Ведь хочется, чтобы после секса было совсем иное послевкусие, эдакая томная удовлетворённость, блаженная расслабленность, когда тебе так хорошо, что даже шевелиться лень. А когда чувствуешь себя кем-то вроде одноразовой секс-куклы, тянет в душ и помыться, а не лежать, чем-то там наслаждаясь. Тем утром Уёну было очень хорошо. Несмотря на осознание: я переспал с Саном. Хотелось не паниковать и вопить «ну как я мог!», а закрыть глаза и, прижавшись к чужому тёплому телу, спать дальше. И оставить все терзания на потом. Но Уён мысленно дал себе пинка и таки сполз с кровати, нашёл джинсы с футболкой и тихо ушёл, пока Сан спал. Потому что это было... неправильно. Это же Сан! Придурок, который вечно его достаёт. Вешаться на такого — себя не уважать. Даже если Сан правду сказал — ну, что Уён ему нравится и прочее. И начались прятки от Сана. Которые, увы, совсем не молчаливо не одобряли Юнхо и Ёсан. Они не скрывали, что хотят, чтобы Уён встречался с Саном. «Ну классный же парень! И по тебе давно сохнет, это ты вечно на него шипишь. Может, уже перестанешь?» И не объяснишь им никак... — Вылезай, — Юнхо, так и не дождавшись ответа, отнимает плед. — Мы идём пить кофе. И ты тоже. — Он ухмыляется: — Не думал, что ты такой трус. Уён стонет и встаёт. Если Юнхо дошёл до подростковых манипуляций, значит, он настроен крайне решительно и точно теперь не отстанет. Да и с Саном надо что-то решать, причём сейчас, а то ведь реально подкараулит у аудитории и устроит сцену у всех на глазах. Однокурснички, конечно, будут рады очередному эпизоду «реалити-шоу Усанов», но что-то Уёна поддостало местным развлекаловом быть. К тому же одно дело задорно сраться с вроде как твоим врагом, и совсем другое — обсуждать свои постельные приключении. Первое да, можно делать у всех на глазах (чем больше свидетелей унижения твоего недруга — тем лучше), а второе... Уён не моральный эксгибиционист, чтобы ещё и из своей личной жизни шоу делать. Поэтому да, надо пойти и попить кофе. В компании друзей. И Сана. Который наверняка попытается поговорить... — Я что-то не то сделал? Тебе больно было? И... мне казалось, ты тоже этого хотел. И что ты... ну, всё понимаешь. Попить кофе, походу, было просто предлогом. Уже минут через пятнадцать Ёсан «вспомнил» (очень наигранно и фальшиво) о каком-то неотложном деле и попросил Чонхо подвезти его, а потом и Минги с Юнхо засобирались, сказав (вернее, соврав), что куда-то им срочно надо. И Уён остался наедине с Саном. Который теперь смотрит взглядом брошенного щенка и спрашивает, что он сделал не так. — Ничего ты не сделал, — честно отвечает Уён. — Просто это неправильно. — Почему? — Потому что ты придурок, который всё время надо мной насмехается. — Эм-м... Уён, а ты помнишь, что я сказал тебе тогда? — Помню, — не стал врать Уён. Хотя соблазн, что скрывать, был. Но больно уж взгляд у Сана несчастный, над таким издеваться — никакого удовольствия. — Но это ничего не меняет. — Почему? — Потому что я не считаю, что «когда мальчику-альфе нравится омега, он кладёт ему кнопки на стул» — это романтично. — Согласен, — кивает Сан. — Но... Может, я тогда просто попробую за тобой нормально ухаживать? Ну, чтобы показать, что я на самом деле другой. — Всё равно ничего не получится, — вздыхает Уён, чуть смягчившись. Потому что Сан попросил не встречаться с ним, а дать шанс показать себя. Это... правильный шаг. По-человечески правильный. И потому заслуживает нормальной, человеческой же откровенности: без лишней грубости, но чтобы иллюзий не осталось. — Я вряд ли смогу забыть всё то, что ты мне говорил. — Я понимаю, — вздыхает Сан. — Но я всё равно бы хотел попробовать. Можно? Уён мысленно морщится. Вот ведь пристал! Похоже, прежний вариант Сана-задиры был не так уж и плох. По сравнению с Саном-с-щенячьим-взглядом. Первого хотя бы можно было послать, не мучаясь угрызениями совести, а этого... — Ладно, — сдаётся Уён. — Но я ничего обещать не буду. — Хорошо, — прямо-таки расцветает Сан в улыбке. И явно порывается обнять Уёна, но вовремя останавливается. Заработав первый плюс. — Может, тогда куда-нибудь сходим?