О глупых взрослых и умных детях

Вода стекала по чёрным перьям шубы, падала большими каплями на дно лодки, стуча по деревянному дну и мокрому брезенту. Под ним, съёжившись под тёплой накидкой, дрожал Ло, недовольно глядя на Кору-сана из-под своей белой шапки, словно этот взгляд мог заставить дождь прекратиться, лодку — причалить к приветливому берегу, а не к очередным безжизненным холодным скалам. Всего три недели, всего двадцать один день нужно было продержаться Ло, столько ему нужно было сражаться впустую со страшной болезнью, пожиравшей его изнутри куда активнее, чем червь пожирал свежее яблоко. По крайней мере, яблоку не было так больно. Яблоко не мучалось в агонии ночами, не проваливалось в беспамятство, мечась в лихорадочном бреду от высокой температуры. Но Кора-сан просил Ло, умолял едва ли не со слезами продержаться ещё три недели, обещая, что сделает всё, лишь бы Ло поправился. Глупый, глупый взрослый, цеплявшийся за не менее глупую надежду. Ло слышал всё: каждое слово, каждый пьяный всхлип и каждую ноту боли в чужом голосе, когда Кора-сан признался ему во всём, что терзало его душу все полгода. Кора-сан всё понимал. Но очень хотел помочь и всё исправить. Кора-сан был болен своей надеждой, своей добротой, и почему-то Ло казалось, что он теперь тоже ей заражён: он поверил в обещание Коры-сана в тот момент, когда лицо его озарилось счастливой улыбкой после разговора со странным человеком, любящим рис, по ден-ден муши, а затем Ло почувствовал, что уже подлетел в воздух — Кора-сан на радостях подкинул на руках. Ло тихо зашипел и сжал зубы: всё тело пронзила боль. Казалось, каждую косточку в его теле выворачивали, но у него не хватало сил преодолеть эту боль и сжаться, даже не было сил открыть глаза — на то, чтобы просто дышать, уходили все силы. — Ло? Ло! Держись, ребёнок. Совсем немного осталось! — донеслось до Ло сквозь болезненную дымку, и краем сознания он с трудом понял, что огромные холодные руки Коры-сана его приподняли. В нос ударил запах табака, гари и мокрых перьев. Росинант бережно подхватил Ло на руки, заворачивая в вонючую, горелую, но тёплую шубу. Брезент остался лежать на дне лодки — от холода он не спасёт, а перья всё равно не намокают так сильно даже под таким ливнем. Чёртов Доффи знал, как подбирать наряд, чтобы не было потом холодно и зябко. — Прости, ребёнок, я ничего не могу сейчас больше для тебя сделать, — виновато произнёс Росинант, прижимая теперь груди самое главное сокровище, что у него было. Единственное сокровище, которое надо было защитить и спасти любой ценой. В сумерках штормового неба Ло, и без того покрытый белыми пятнами на смуглом лице, казался ещё и болезненно-бледным, даже лихорадочный румянец почти не выступал на посеревших щеках. А Росинант продолжал говорить, пытаясь управлять лодкой всего одной рукой. Он говорил всё, что приходило на ум. Рассказывал о том, как Детка-5 и Буффало подпилили ему ножки кресла до того, как Ло пришёл в семью Доффи, про то, как сам Росинант учился рисовать эту ужасную красную улыбку от уха до уха и как однажды чуть не воткнул себе кисточку в глаз, рисуя лучи под веком. А когда простые воспоминания из жизни перестали приходить на ум, Росинант заговорил, рассказывая какую-то сказку, которую ему давно, ещё в далёком счастливом детстве, рассказывала мама. Он не мог дать Ло ни мягких материнских рук, ни ласкового голоса, ни доброго взгляда, полного материнской любви, но он мог попытаться успокоить, согреть и дать длинную жизнь со счастливым будущим. Росинант опустил взгляд на Ло, ёжась от холода. Насквозь промокшие свитер и шапка не давали и шанса на тепло, но забирать свою шубу у несчастного метавшегося в бреду Ло Росинант не станет, ни за что и никогда. Он взрослый, который переживёт всё, тренировки в Морском Дозоре были куда суровее, чем какой-то шторм, а Сэнгоку, Гарп и Цуру были суровыми учителями — и добрыми отцом, дядей и тётей. Они не позволили потерявшемуся мальчику остаться на улице в слезах, так и Росинант не позволит Ло остаться одному и сгинуть в неотвратимой белизне. На несколько секунд отпустив канат, Росинант поправил Ло съехавшую шапку, пальцами ощущая, как у него горел лоб. — Пожалуйста, Ло. Прошу тебя. Мы скоро прибудем на следующий остров, там мы отдохнём, — прошептал Росинант, снова поправляя шубу, чтобы защитить лицо Ло от ветра и солёных брызг. — Кора-сан… — едва расслышал Росинант сквозь шум моря и груду перьев. — Да, что такое, Ло? Я слушаю! — Росинант весь вздрогнул, напрягся, вцепившись в канат. — Кора-сан… У тебя грим течёт, — тихо произнёс Ло, едва улыбаясь и снова прячась в недрах вонючей шубы, сжимаясь там в комок и сдавливая пальцами чудом оставшуюся где-то сухой вязь свитера. Росинант моргнул и выдохнул, улыбнувшись. Значит, Ло немного отпустило, раз он решил обратить внимание на такую мелочь. — Хах, спасибо. Значит… А-а-а-апч-Хи!.. Значит, поправлю, когда пришвартуемся. А пока отдыхай, я тебя ни за что не отпущу. *** — Апчхи-и-и! — снова протяжно выдал Росинант, сжавшись у костра и сунув руки подмышки, чтобы хоть немного их согреть. Его била сильная дрожь, из носа нещадно текло и, как следствие, он без остановки чихал, рискуя каждый раз наклониться слишком сильно и уткнуться носом в костёр. Ло сидел напротив, ковыряясь прутиком в головешках и задумчиво наблюдая за тлеющим кончиком веточки. Шубы на его плечах уже не было — она висела на ближайшей ветке — зато Ло снова завернулся в тёплую накидку, не рискуя даже ноги из-под неё вытаскивать. — Кора-сан, ты очень плохо выглядишь, — выдал, наконец, Ло, отрываясь от своего невероятно интересного занятия. — Ты даже на меня не смотрел, — удивился Росинант, вытаскивая ладони из подмышек и протягивая к огню. Ло легко шлёпнул по ним прутиком и пересел поближе, серьёзно смотря из-под шапки. — Не стоит, иначе обожжёшься, — строго предупредил он и снова приподнял прутик, обозначая свои намерения. Росинант живо представил, как этот прутик снова ударяет его по ладоням, и мигом убрал руки обратно подмышки, но попытался украдкой подвинуться ближе к огню. — А-а-а… АПЧ-ХИ-И! — он согнулся почти пополам, и чёлка на лбу затлела. Ло выскочил из накидки и быстро схватился холодными ладошками за пряди, не позволив пламени разгореться сильнее. — Спасибо, ребёнок… — Росинант вытер пальцем под носом и с хлюпаньем вдохнул. — Сильно больно? Покажи ладони. — Всё нормально, — запротестовал Ло, демонстративно поправив шапку и сев на землю к накидке, в которую тут же снова завернулся, став больше похожим на большой кокон с чёрно-белой шапкой. — А вот у тебя очень сильные хрипы, когда ты чихаешь. Я бы даже сказал, у тебя мокрое, хлюпающее чихание. Если появится такой же кашель, то это будет совсем плохим признаком. — Да что со мной будет, — беззаботно улыбнулся Росинант, стараясь не показывать, что у него от холода стучали зубы, а в мокром насквозь свитере даже рядом с огнём было не то чтобы очень тепло, даже наоборот. Чёрт, а ведь Ло был прав. Из-за этой погоды и мокрой одежды он так разболеется. Но невелика беда была, Сэнгоку лично занимался укреплением его иммунитета. Вздохнув, Росинант стащил через голову свитер и майку под ним и накинул на плечи рубашку с сердечками. Ло всё это время внимательно смотрел на него, в один момент поднявшись с места и подойдя ближе. — М? Что такое? Ответа не последовало. Ло протянул руку, но быстро отдёрнул, спрятав ладошку обратно под накидкой. Но Росинант быстро понял, что Ло заметил: короткий шрам, находившийся рядом с сердцем, имевший брата-близнеца на спине, шрам, оставленный Ло в порыве ярости и ненависти ко всему миру. — Ты очень плохо её зашил, — тихо произнёс Ло. — На спине наверняка ещё хуже. Росинант моргнул и снова улыбнулся, застёгивая последние пуговицы на рубашке. — Не переживай, на мне всё заживает, как на собаке, — он протянул руку и потрепал Ло по макушке поверх шляпы, что та съехала ему почти до самого носа. Ло не сопротивлялся, не оттолкнул руку, только поджал губы и сдержанно кивнул. Прочесть мысли этого мальчика Росинант, к сожалению, был не в состоянии. Слишком серьёзный, слишком много вынесший и слишком сильно смирившийся со своей скорой неизбежной кончиной… Росинант тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. Он всё сможет, он украдёт фрукт Опе-Опе из-под носа у Барреля и Доффи, и дальше Ло будет свободен: от белых стен Флеванса, от его страшной болезни, от Доффи. Сможет пойти, куда хочет, а Росинант его поддержит, подставит широкую руку под спину, если на пути к вершине Ло споткнётся. — Апчхи! — Росинант снова согнулся и опять вытер нос рукавом. Долгое бродяжничество и тяготы дальнейшей жизни выбили из него последние манеры Тенрьюбито: уж на свалке в бегах, на корабле дозора со шваброй в зубах, в компании вечно сопливившего Требола как-то то забывался болезный этикет. — Кора-сан, это уже совсем плохо! — нахмурился Ло. — Ты так заболеешь! Надень шубу. — Мне не холодно, не переживай, — сдерживать дробь от стучавших зубов было всё сложнее. — Нет, не обманешь, — Ло встал с места и, держа одной рукой свою накидку, подошёл к дереву, попытавшись с стянуть с ветки шубу; попытка оказалась бесплодной: шуба висела слишком высоко. Сжав челюсти, Ло досадливо и витиевато выругался. Откуда узнал? Диаманте не очень умеет держать язык за зубами. И Кора-сан, кстати, тоже, внезапно разучился молчать, когда сбежал с Ло от Дофламинго. — Апчхи! — Ло вздрогнул от очередного оглушительного чиха. — Будь здоров, — пробормотал себе под нос Ло и подпрыгнул, попытавшись компенсировать рост. На этот раз получилось куда лучше: Ло смог схватиться за перья и повиснуть на них, но упрямая шуба упорно не хотела отцепляться! Или это упрямая ветка не хотела отпускать добычу, чёрт их разберёт. Послышались тихие шаги, и Ло вместе с шубой сначала взмыл в воздух, а потом медленно опустился на землю. Обернувшись, он обнаружил улыбавшегося Кору-сана, шатавшегося на ветру сильнее, чем тонкое высокое дерево. Хватит обманывать, Кора-сан. Тебе очень плохо. Но тот только потрепал Ло по голове, опять случайно опустив шапку на глаза, и взял шубу из детских рук. Ло нехотя разжал пальцы. Кора-сан тяжело опустился на землю и накинул на плечи шубу, как всегда, не потрудившись засунуть руки в рукава. Ло покачал на это головой, но не стал спорить: у него созрел план получше, как заставить Кору-сана завернуться в шубу, а то он сидел, открытый всем ветрам и возможному влажному тяжёлому кашлю. Поправив на плечах накидку, Ло подошёл у Коре-сану и подлез ему под бок, прижимаясь плечом. Даже сквозь все слои одежду Ло чувствовал, что температура чужого тела была выше, чем должна была в таких условиях, но понадеялся, что ему только показалось. Его самого пробила дрожь, руки и ноги снова начало ломить, и Ло снова сжался, жмурясь и кусая от боли губы. Чёрт, как же невовремя это было! — Ло, тебе плохо? Да, Кора-сан… Прости, что не… Ло не додумал: тело снова сковала боль, веки перестали подниматься, застывшие от боли, грудь сдавили тиски, и всё, что Ло мог делать, — это цепляться за отвратительно пахнущую шубу, но эта вонь, гадкая, противная, забивавшаяся в лёгкие была лучшим лекарством. Пока Ло чувствовал её запах, всё было… Словно бы проще. Он знал, что рядом был человек, который переживал за него всем сердцем, который хотел ему помочь… Который готов был сжечь любую больницу, избить любого ублюдка, называвшего себя врачом, который говорил о Ло как о чудовище, а не о просто больном ребёнке, которому была нужна помощь. Две сильные руки подняли Ло с земли, и он почувствовал, сквозь всю боль, сквозь все судороги, как его к груди, где билось такое большое, доброе сердце, прижали широкой горячей ладонью. Кора-сан, пожалуйста, позаботьтесь и о себе… — Я сейчас схожу в город, поищу тебе лекарство, — Ло слушал голос, звучавший над головой. Голос, который Кора-сан доверил только ему из всех, кто принадлежал к семье Дофламинго, голос, который, несмотря на нелепого, несуразного хозяина всегда звучал уверенно, низко. И обязательно прокуренно. Да, именно таким был Кора-сан: нелепым, но уверенным в себе, всегда улыбавшимся, но серьёзным, и всё время курившим. Ло чувствовал каждый шаг, почувствовал, как его уложили в палатку, как ладонь коснулась лба, сбив с головы шапку. — Я скоро вернусь, Ло. Только схожу в город, поищу для тебя лекарство. Зачем ты это повторил? Глупый, глупый Кора-сан. Поищи лучше лекарства для себя. Тебе ведь очень плохо, зачем же ты храбришься передо мной? Я же из семьи врачей. Шуба исчезла, исчезла точно так же, как голос над Ло. Пожалуйста, Кора-сан, не уходи. Тебе ведь плохо. Мы пойдём вместе, я хочу удостовериться, что с тобой всё будет в порядке. Но Кора-сан был взрослым, а взрослые редко слушали детей. Поэтому Ло осталось только цепляться за тёплую накидку и ждать, тяжело дыша, ждать, пока отступит болезнь и пока вернётся Кора-сан, ушедший в ближайший город. Но без умиротворяющего запаха старой шубы, без неловких падений рядом. В удушающей, вязкой тишине, нарушаемой лишь свистом ветра. Ло бы сам не смог сосчитать, сколько он пролежал так, мучаясь от бессильной боли, будучи не в силах даже открыть глаза, чтобы посмотреть, наступила ночь или уже пришло утро. Ноги, руки, голова — всё трещало, болело, но у Ло не было сил даже заплакать, он мог только хватать ртом воздух в смутной надежде пережить этот приступ. Болезнь дошла уже до груди, до самых лёгких — наверное. Ло предполагал, ведь дышать было больнее, чем обычно. Раздался грохот, ругань, а затем — шелест шагов, и Ло снова почувствовал запах сигарет и мокрых перьев; он даже расслабленно, насколько это было возможно, выдохнул: Кора-сан вернулся. Росинант аккуратно коснулся лба Ло и вздохнул, тяжело опускаясь на пол импровизированной палатки. Снова был ужасный жар, настолько сильный, что Росинант едва не отдёрнул руку. — Прости… Я ничего не смог отыскать, — тихо произнёс он, укладываясь рядом прямо на землю. Росинанта бил озноб, его трясло, а холодная земля казалась своеобразным спасением, хотя в голову закрадывалась шальная мысль вернуться к Доффи, где были тёплая постель и необходимые лекарства, где была возможность отлежаться и продолжить выполнение миссии. Но сжавшийся у него под боком ребёнок, бледный, больной, державшийся за шубу, как за последнее средство, был куда важнее любого кашля, любого… — Апч-хи-и! — Будь здоров, — едва слышно из шубы. Значит, Ло было легче. — Спасибо, — тихо поблагодарил Росинант, поправляя шубу так, чтобы Ло смог устроить себе из перьев у него под боком уютное гнездо, прижавшись, чтобы получить необходимое ему тепло. Приподняв руку, Росинант тихо покашлял в кулак и закрыл глаза. Только этого не хватало. Но ничего, он подумает об этом завтра. Да, обязательно подумает. После того, как сходит в городок и найдёт припасы, но только не сейчас. Не сейчас, пока над островом нависла тяжёлая снежная туча, а под боком Ло отходил от тяжёлой лихорадки. Росинант закрыл глаза и расслабился, лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы коварная болезнь вцепилась в него когтями и утащила в беспамятство вместо умиротворённого сна. Росинант шёл по белому городу, по прекрасному белому городу, одного взгляда на который должно было хватить, чтобы это зрелище навсегда осталось в памяти как самое удивительное, что он когда-либо видел. Но среди этой красоты не было жизни, скорее наоборот — только смерть. Не было слышно ни голоса, ни шёпота, ни даже шага чужого — только дыхание Росинанта эхом отдавалось среди стен. Не ведая, почему, Росинант перешёл на бег: ноги сами несли его пустынным улицам, пока в душе рос страх, превращаясь в настоящую панику. Что-то надвигалось, что-то очень плохое случится в этом смертельно прекрасном городе. — Ненавижу, ненавижу, всех убью! — пронеслось по улицам, и Росинант вспомнил. Флеванс, это был Флеванс, и где-то здесь, посреди этого мёртвого белого безумия, заклеймлённого Мировым Правительством, остался совсем один Ло. Росинант должен был его найти, спасти от всех ужасов, что его ждали впереди. Хотя бы одного. Росинант мог спасти хотя бы одного… Белый плащ коммодора Морского Дозора развевался за спиной, пока Росинант бежал, пытаясь понять, откуда кричали знакомым до боли голосом, полным ненависти. Слишком хорошо знакомым. Вот он! Белая шапка с чёрными пятнами, грязная когда-то белая рубашка… Росинант подбежал к Ло и положил руки на плечи. — Пойдём со мной, я не дам тебя в обиду. Клянусь, я помогу тебе… — Ненавижу… Ненавижу всех, кто связан с Мировым Правительством. Уничтожу всех. Они узнают, что значит отбирать у меня то, что моё по праву! — Ло в руках Росинанта развернулся и сквозь острые очки по короткой белой чёлкой посмотрел на Росинанта глазами, полной бешеной злости и уверенности в своей правоте. — И тебя, братец, раз связался с Мировым Правительством, — прорычал Доффи, и Росинант запоздало почувствовал боль. Опустив взгляд, он увидел багровые пятна, расползавшиеся по белой форме, пять багровых пятен, пока Доффи сжимал слишком большой для него пистолет. — Ты заставил меня это сделать, Роси. Точно так же, как наш тупой отец. Ты такой же мягкотелый, как он. Росинант обмяк и повалился на землю, дыхание с хрипом вырывалось у него из лёгких, а мир перед глазами поплыл, пока Флеванс запылал. В нос пробивалась вонь свалки, на которой они прятались с Доффи и отцом, запах гари от пылавшего города, а образ перед глазами растекался в горячем мареве. Светлые волосы и очки сменялись белой шапкой и мрачной тенью на светлых глазах — и обратно. «Ло…» — Росинант протянул руку, попытавшись схватить зыбкий образ. — Я ненавижу всех, кто связан с Мировым Правительством, — в унисон произнесли Доффи и Ло перед тем, как мир Росинанта утонул во тьме. Вместе с тьмой пришёл и холод, а с холодом — воспоминания. Росинант открыл глаза и подскочил на месте, хватаясь за грудь. Нет, рубашка была украшена только изображениями сердец, но никакой крови не было. Как не было и Ло рядом. Росинант обшарил всю крошечную палатку, осмотрел всю свою огромную шубу, но Ло просто исчез. Сердце Росинанта ухнуло вниз и разбилось на тысячу частей. Неужели Ло… Сбежал? Неужели Росинант оказался настолько плохим опекуном, что Ло было проще уйти в буран, чем оставаться рядом? Глупый, глупый взрослый. Заставлял ребёнка страдать, таская его по больницам, где каждый напоминал ему о трагедии, напоминал, что в глазах мира Ло больше не был просто больным ребёнком, а настоящим чудовищем… Росинант выскочил из палатки и тут же упал в глубокий сугроб, с трудом из него выкарабкиваясь. Чёрт, даже ему было снега по колено, а Ло и вовсе по макушку могло засыпать! Росинант испугался ещё сильнее. — Ло! — Росинант набрал в лёгкие побольше воздуха и крикнул ещё раз. — ЛО-О-О! — крик эхом отразился от скал и деревьев и затих в звенящей белой тишине. Чёрт, чёрт, чёрт. — Думай, думай! — Росинант схватился за завязки шапки и потянул их вниз, словно это могло стимулировать его мозговую деятельность. У Ло было столько возможностей сбежать, но он ни одной не воспользовался, даже тогда, когда только говорил о ненависти, когда не называл Росинанта Корой-саном. Нет, Ло не мог сбежать, но у него должна была быть очень веская причина, чтобы уйти в такую ужасную погоду, когда даже хороший хозяин собаку на улицу не выпустит. «Кора-сан, это уже совсем плохо. Ты так заболеешь!» Росинант вздрогнул, вспомнив эти слова. Ну конечно! Он бросился в палатку, упав по пути и заехав туда на животе с сугроба. Карты не было в их скудном скарбе! — Зачем же, Ло… — Росинант покачал головой, почувствовав, как в горле встал противный ком. Ребёнок… Зачем ты это сделал… Ведь этому глупому взрослому правда достаточно было просто поспать, так уж воспитывали в Морском Дозоре, так укрепляли иммунитет. Ну, почти… Скорее, это была необходимость у Росинанта, всё время падавшего в воду. Прикинув направление, Росинант взял с собой свитер и завернулся в шубу, направившись в сторону города. Снега за ночь намело достаточно, чтобы белая пелена укрыла все следы, да и Росинанту было тяжело идти. А ведь в нём было почти три метра, но утопал в снегу он по колено. Сердце его снова ухнуло вниз, хотя, казалось бы, оно уже должно было остановиться. Ло ведь был маленьким ребёнком, которого такой снегопад мог замести по самую макушку! — Ло-о-о! — снова закричал Росинант, сложив руки рупором, и замер, прислушиваясь к тишине. Ответа не последовало. Пожалуйста, Ло, пожалуйста, будь жив, пожалуйста, не уходи далеко… Продолжить путь помешал сугроб, в которой Росинант с размаху упал. Сугроб оказался упавшим деревом. Чертыхаясь, Росинант поднялся на ноги и обнаружил капли крови на белом снегу: он разбил лицо о твёрдый ствол. Снова выругавшись, Росинант набрал полную ладонь снега и прижал к лицу, оставив снаружи только глаза: такая мелочь не должна была его останавливать! Дальнейший путь протекал тяжело: снег не делал поблажек и по ощущениям его становилось только больше; Росинант начал уставать, пробивая себе путь и борясь с каждым падением с вязкие сугробы. — Ло! — снова пронёсся отчаянный крик по округе, но ответа снова не последовало. — Ло… — повторил Росинант куда тише и снова обо что-то споткнулся, падая лицом вперёд. Сугроб рядом с ним слабо зашевелился и осыпался, показывая чёрные пятна. Чёрные пятна на меховой верхушке сугроба! — Ло! — Росинант словно бы забыл все слова, кроме одного-единственного имени, принявшись раскапывать снег, пока не наткнулся на бледную руку, торчавшую из-под промёрзшей накидки. — Ло! — Росинант сунул руки в сугроб и вытащил обмякшего Ло, сжимавшего одной рукой промёрзшую и промокшую карту с обозначенным путём к городу. Росинант опустился на колени, стащил с Ло накидку и прижал его к груди, заворачивая в тёплый свитер и закрывая шубой. Давай, ребёнок. Ты же сильный, ты же очень-очень сильный, ты должен открыть глаза. — Кора-сан… — раздался слабый голос, и Росинант отвернул ворот шубы, смотря в бледное лицо, на котором белые пятна казались ещё белее. — Я здесь! Я тут, Ло, — Росинант поднялся на ноги и, спотыкаясь, практически побежал обратно в их маленький лагерь. — Потерпи немного, пожалуйста. Мы сейчас будем в тепле, — увещевал Росинант, на удивление, не падая: у него на руках был ценный груз. — Кора-сан, прости, — Ло шмыгнул носом, цепляясь ледяными пальцами за ворот рубашки. — Я хотел принести тебе лекарства… Ты ночью метался во сне, у тебя был жар, ты сильно кашлял, — Ло всхлипнул. — Я хотел помочь, но чуть… Чуть… — Чуть-чуть не дошёл до города. Спасибо, Ло, — Росинант тоже всхлипнул, едва сдерживая подступившие слёзы — иначе он просто перестанет видеть дорогу. — Но не переживай, ребёнок. Я в полном порядке. А тебя сейчас погреем у костра, и я сделаю тебе суп. — Опять из тушёнки с сухарями? — Да, опять из них. Ло тихо фыркнул на это и уткнулся носом в ткань рубашки. С дурацкими красными сердечками. — Хорошо. Поедим вместе. *** Ло прижался к боку Коры-сана, чувствуя, как тот дрожал даже под тёплой шубой. Голова его металась из стороны в сторону, а на лбу выступила испарина. Ло приподнялся на руках и положил ладонь на чужой лоб, и Кора-сан тут же зашёлся тяжёлым, мокрым кашлем, а даже сквозь выступившую холодную испарину Ло чувствовал, какой у Коры-сана был горячий лоб. Сердечко его сжалось, и он стиснул зубы: такие симптомы были не просто у простуды, а у самого настоящего гриппа. Если ничего не предпринять, Коре-сану станет хуже! Ло аккуратно выбрался из шубы и взял небрежно брошенную карту острова. Ага, вот оно! До города всего ничего, и даже завывающий ветер за палаточными стенками его не остановит! Осталось взять немного денег, вот так… Выглянув наружу, Ло завернулся посильнее в накидку и пошёл вперёд, в город, не обращая внимания на сносивший его ветер и колючий снег, летевший прямо в лицо. Подожди немного, Кора-сан, я тебя вылечу! А маленький больной ребёнок продолжал сражаться со стихией, неизбежно ей проигрывая, превращаясь в маленький сугроб, который обязательно найдут. Да, найдут утром и отогреют, похвалят за попытку, но скажут, что испугались за него. И всё-таки такое волнение глупого взрослого Коры-сана грело лучше любого костра: Ло снова обрёл семью. Долговязую и неуклюжую, но заботившуюся друг о друге. Мама, папа, вы видели? Сегодня я хотел спасти человека, как настоящий врач.