Счастье для рыжика, или летняя гроза

      Сколько он себя помнил, всегда боялся грозы. Ещё когда маленьким мальчиком лежал в кроватке комнаты детского дома: все мальчики, соседствующие с ним, мирно посапывали, витая в царстве Морфея, в то время как кудряш нервно ворочался, то и дело укладываясь на другой бок. Веня ненавидел время грозы, не любил её раскаты грома, пугался резких вспышек молний. И ведь никто не мог его успокоить в этот момент – тупое правило закрывать комнаты детишек на ключ, чтобы те не убежали, мешало мальчику достучаться хотя-бы до одной воспитательницы. Ведь выстукивая ритм на двери, пытаясь привлечь их внимание, он разбудит других мальчиков, а они потом ему в нос дадут за это. Ну и зачем? Так и жил он, пока не дожил до своих восемнадцати лет.       С его работой слуги ничего не поменялось. У него появились хорошие друзья-коллеги, но ни у кого он до сих пор не мог попросить помощи в подавлении этого страха. Попросить Сашу? Он будет насмехаться и, в конечном итоге, расскажет всем и будет презирать. Вову? Он пошлёт и, ещё чего хуже, будет пугать. Поэтому о фобии Вени никто до сих пор не знает. Разве что кроме Василисы.       Когда она впервые увидела пятнадцатилетнего Летицкого, поверить не могла в то, что такие скромные и зашуганные мальчики всё ещё есть на этом свете. Девушка уже в свои двадцать пять была известной бизнес-леди, создавшей одну из самых прибыльных корпораций детских домов "Лютик". В них детки не просто находились в ожидании, когда их заберут в "добрые руки". Там их учили этике и эстетике, красоте и культуре, правильному обращению с другими детьми и людьми, а так же учили их психологии человека, которая, по сути, должна делать из детишек правильных людей. Однако, в любом коллективе появлялся изгой, которого Левинковская просто отправляла в другой детский дом своей фирмы. Там изгой был для детей новеньким и его принимали положительно, от чего все оставались в выигрыше. Однако, когда глаза быстро пробежались по маленькому, (ещё тогда он был гораздо ниже девушки), несмышлёному и боязливому парню, та поняла, что отдавать его в другой дом нет смысла. Именно так он и оказался у неё в слугах, где отношения друг меж другом были гораздо добрее и комфортнее, чем в его прежнем месте жительства.       Сейчас Вениамину самому двадцать пять лет. Он ни капельки не изменился, хоть отношение к нему и было совершенно другое: его уважали. Он был одним из самых "старых" слуг в особняке Левинковской, ведь пробыл там целых десять лет! Наряду с ним стоял и Сашка Дятлов, верный друг и помощник, пробывший там восемь лет; а так же Вовка Шевин, пробывший в особняке всего лишь пять лет. Именно они были теми единственными, кому разрешались различные вещи, которые простым слугам только в мечтах кажутся. К примеру, в сад около здания можно ходить только садовнику и этим трём парням. Пользоваться библиотекой так же можно только им, а обедать они могут за одним столом с Васей. Это не было какой-то поблажкой для них, просто хозяйка дома хотела видеть рядом с собой близких людей, а не прислугу. Именно эти три человека в её жизни были для неё важны, и именно поэтому ей хотелось держать их при себе почти всегда.       Но мы отошли от темы, верно, Вень? Да, в этот день была очередная гроза. На самом деле, ливни сопровождали город, где жила бизнес-леди, уже очень долго, почему было не трудно догадаться, что нагрянет и гроза. Но в особняке, как и всегда, все отнеслись к этому совершенно спокойно: в такие моменты, если Василисе находилась дома и работы с бумагами у неё было крайне мало, она проводила это время в своей личной библиотеке, попивая кофе и читая Достоевского. Но сейчас бумажной волокиты только прибавилось, от чего та просто не могла выйти из своего кабинета даже на пару минут.       Страх своего мальчика, (так она называет его, находясь в помещении одна), госпожа заметила уже давно, но делать с этим пока ничего не могла. Лиса хотела записать его к психологу или на крайний случай, сама прочитать книгу про борьбу с фобиями, но времени на это крайне не хватало. Поэтому сейчас, услышав очередной раскат грома, она решилась немного отдохнуть от кипы рабочих заданий. Выключив настольную лампу, она медленно вышла в коридор, где направилась на первый этаж, в дальний проход, где были комнаты её верных слуг. На дверях этих комнат не было номерков, но старшая наизусть помнила, кто где находится. У кого-то это были парные помещения, у кого-то вовсе как общежитие, но именно у Вени это была его личная комната. Комната у чёрного выхода в сад, где он часто любил проводить свободные часы вечера.       Левинковская привыкла стучать в дверь, (на то она и создала корпорацию детских домов с уклоном в этику), только почему-то сейчас ей не хотелось это делать. За дверью была кромешная тишина, ни единого шороха, от чего могло показаться, что слуга спит. Но открыв дверь, девушка убедилась, что это не так.       Окно было плотно зашторено, свет у стола включён, а на кровати, укутавшись в одеяло, сидел Веня, не осмелившись выглянуть на вошедшего. Летицкий подумал, что это Сашка или Вовка, потому сейчас на ходу быстро придумывал, что можно сказать в оправдание его странному, детскому поведению.       — Вень, — в полголоса позвала слугу госпожа, аккуратно присаживаясь на край кровати. Тот, в свою очередь, испугался и встрепенулся, быстро-быстро стараясь выпутаться из одеяла. — Тихо, тихо, не торопись, а-то запутаешься.       Голос Левинковской всегда звучал строго, ведь именно такой она показывала себя на работе и светских вечерах. Именно такой её знают и помнят всё её подопечные.       — Г-госпожа, я просто.. Секунду, — совершив последние движения, среди одеяла показалась кудрявая шевелюра. Его глаза излучали грусть, тоску и страх, тем не менее, в купе с этим, в них читалось и счастье, благодарность за то, что к нему зашли и он не будет один переживать эту страшную погоду. — Я..       — Вема, ты боишься грозы? — когда его имя каверкали, парень становился неистово злым, что на него не похоже. Но именно форму его имени, которую придумала Лиса, он любил больше всего и сразу же таял, давая возможность заставить его отвечать правду на любые вопросы и делать с ним всё, что захочется. —       — Грозы? С чего вы взяли? — он неловко улыбнулся, глядя на собеседницу. Она не сводила с него свой строгий, обеспокоенный взор, и едва за окном прозвучал очередной гром грозы, парень съежился до состояния детёныша панды. — Может, самую малость..       Левицкий вновь укутался в одеяло, не давая взглянуть на него ещё раз, а Левинковская, в свою очередь, попыталась его откопать.       На тот момент было уже два ночи. Все подавно спали, как и должна спать Вася, да только работа и её напуганный ребёнок не давали покоя.       — Веничка, вылезай, в грозе нет ничего страшного! — пробираясь сквозь одеяло, говорила та. — Это же просто погода. Тем более, ты в помещении, она не пройдёт к тебе сюда.       — Я видел, как молния может ударить в окно! — слуга уже сам вылез из своего укрытия, устремив свой взгляд на госпожу. — И в дерево! А оно возьми, и упади в моё окно! Осколки, кровь и я мертвец!       Театрально он провёл большим пальцем у шеи и высунул язык.       — Впервые вижу тебя таким пессимистичным, солнце.       Веня смутился. Не привык слышать обращение к себе, как к солнцу.       — Спать давно пора, а он с грозой в прятки играет, — хмыкнула та. — Хочешь, я с тобой посижу, пока ты не заснёшь?       Веня смутился ещё сильнее. Чего-чего, а такого заявления он точно не ожидал. Хотя, не раз об этом мечтал. Ведь чёрт возьми, за десять лет он понял несколько вещей: Василиса стала для него не просто "мамой", что забрала его из детского дома. Не просто госпожой, которой он приходится слугой. Она стала для него желанной девушкой, пусть у них и была хорошая разница в возрасте. Из-за своей скромности, фантазии у него были такие же. В них не он подкатывал к ней, а она к нему. Не он успокаивал её при проблемной ситуации, а она его. И именно такого он ждал и грезил, всеми силами воображая себе красивые картинки. Он не учёл, что бездействуя, ты вряд-ли чего-то добьёшься. Благо, Лиса и сама неровно дышала к уже взрослому мальчику.       Дабы скрыть смущение и красные щёчки, Левицкий запутался в одеяле ещё сильнее, чем в предыдущие разы. Левинковская поняла, что так просто он не согласится с ней, и потому, предварительно выключив настольную лампу, девушка вернулась на кровать, и вместе с собой повалила на неё кулёк из одеяла. Сначала Веня даже подумал, что его жестоко пнули, но почувствовав объятия, его щёчки запылали новым огоньком. Чуть осмелев, он вновь выглянул, только теперь был повёрнут к старшей спиной. Кажется, на это она и рассчитывала.       — Я полежу с тобой, пока ты не заснёшь. — её руки лежали поверх одеяльного закутка, и прижимали его всё ближе, пока губы госпожи не коснулись макушки слуги. Лиса успокоилась и улеглась по-удобнее, настраиваясь на продолжительные раздумья по поводу работы, пока её мальчик спит. —       Её мальчик же никак не мог прийти в себя. Он не до конца понимал, что всё это значит, но свободно принимал это, ведь против не был. Ему было комфортно в её объятиях, тем более с поцелуем в макушку, а значит, заснуть он должен был быстро. Так и произошло – всего минут десять, и его глаза уже не принимали попыток увидеть что-то в комнате без света. Он впервые увидел сон во время грозы, в нём он гулял по родному летнему городу, поедая сладкую вату и играя второй рукой в йо-йо.       В ту ночь они спали вместе. Левинковская заснула спустя пять минут, как заснул её слуга. И только Бог знает, как Левицкий умудрился выпутаться из одеяла и прильнуть в объятия Василисы; так неуверенно, так боязливо, но так крепко и отчаянно. В эту ночь рыжик был счастлив.