astrophysics & sex

минджон «падает» на чужую голову тяжелой ношей: беспросветно. в бледно-розовой половине комнаты университетского общежития она без конца предает себя самолюбованию, сидя на мягкой кровати и держа в миниатюрной ладошке маленькое зеркальце. сначала артистично опаляет саму себя уверенным взглядом, после — дует губы. на бледной коже кисти руки красуется аккуратная золотая цепь — браслет, излюбленная драгоценность; на утонченной шее — чокер из бисера, из ключевых цветов, безусловно, белый и розовый. но, как ни крути, самым дорогим во всей вселенной украшением были, есть и будут длинные рыжие волосы, бережно лежащие на хрупких оголенных плечах. она, безусловно, горда тем, что в маленькой тумбе, стоящей прямо у кровати, хранится её главное оружие, целый арсенал косметики — страшная необходимость, — в обязательном порядке включающий в себя тинт с блестками, — тот самый, что на вкус как сахарная вата, далее всё само собой разумеющееся — основа для макияжа, тушь чёрного и розового, палетка самых разных оттенков теней, рассыпчатая пудра, хайлайтер… левая (чужая) половина комнаты — оттенки строгой классики, в основе которой, несомненно, чёрный и коричневый; на белоснежном ламинате красуется вязаный коврик в цвет хаки, с любовью подаренный мамой на двадцать первый день рождения. в тумбе, что стоит у кровати (та же история, что и у минджон), кладезь предметов первой необходимости: набор новеньких гелевых ручек, до жути отточенные графитовые карандаши, блокнот для записей, парочка учебников по астрономии, крем-баттер для рук (совершенно не имеющий запаха) и собственный серебряный крестик. и когда минджон ловит на себе взгляд той, что при любой неловкости начинает поправлять очки на переносице, то расплывается в загадочной улыбке, наблюдая за тем, как стремительно чужие карие глаза возвращаются на место, к книжным страницам столь ненавистного минджон предмета. — джимин-онни, — почти мурлычет, откладывая зеркальце в сторону. старшая теряется глазами в параграфе под великим названием: «химический состав кометы галлея»; судорожно откашлявшись, но взгляда при этом всё же не поднимая, отзывается: — что? — пялишься на меня что ли? джиминовы пальцы так и рвутся к металлической оправе, мысли — отчаянно к безразмерным комплексам астрофизических соотношений; горячая кровь подступает к щекам. нет, совершенно нет. джимин ни в коем случае не смотрит. никогда. и даже не подглядывает. может быть, всего пару раз по вечерам приходилось заставать уставшую минджон, сидящую на краю кровати и медленно стягивающую колготки в сетку с аккуратных ножек… и всё же, запрещено разве «пялиться» на хрупкую шею, изящные плечи, на столь красиво выпирающие ключицы, слегка оголенную грудь? или на то, как минджон вальяжно красит губы: медленно проводит по ним микробрашью, окрашивая в нужный цвет — чаще всего в прозрачный сладкий, в тот, что с блестками; по окончании сладостной процедуры, довольная собой, демонстративно громко причмокивает, — запрещено? — нет, — коротко отвечает старшая, стараясь как можно усерднее переваривать только что прочитанное предложение о числе определяющих параметров в химическом составе. — не пялюсь. минджон улыбается, облизывает бледные пересохшие губы, следом пускает в ход прозрачный сладкий тинт, тот самый с блёстками, тот самый, что на вкус как сахарная вата. маленькое зеркальце вновь у красивого лица. — мисс пак взяла с меня обещание помощи… — выпаливает ю, наконец отложив в сторону бедный учебник астрофизики. — в смысле, чтобы я… — чего? — рыжеволосая хмурит брови, не отрывая глаз от собственных губ в отражении. младшая не помнит, когда в последний раз что-то внимательно слушала на парах по астрономии, физике, а тем более уж… по астрофизике. в привычные дела её обычно входит лишь пролистывание ленты в твиттере. или же вырисовывание различных узоров — предание себя сюрреалистичным мечтаниям, не более. а джимин не такая; она в совершенности своей другая — серьёзная, хоть и до жути неловкая; любит классику во всем, в чем только можно найти её, «скучную, серую классику эту вашу»; безбожно бережет на полках своих книги от «а» до «я»; перед тем, как лечь к полуночи, по традиции из детства произносит про себя молитву, обращаясь непосредственно к иконке иисуса, стоящей прямо на тумбе. — в общем, мне нужно позаниматься с тобой и разобрать некоторые темы, — джимин бросает взгляд на младшую совершеннейшей украдкой, вновь поправляя успевшие сползти к носу очки. — хорошо. и никаких недовольств, возражений. старшая ощущает себя очень странно, по-болезненному дискомфортно, когда думает о том, что с младшей что-то не так. минджон — двадцатилетний ребенок с тысячей выдуманных принципов для (против) окружающих, с тонной капризов. — тогда… приступаем? — минутку. покончив с прозрачным и сладким, тем самым, что с блестками, рыжеволосая приступает ко второму этапу: вновь тянет руки к тинту, но на этот раз к тёмно-бордовому; неспеша подносит микробрашь к губам, далее — медленно, по-киношному водит. на этот раз свои собственные пересохшие облизывает джимин, стараясь не смотреть на столь сладостное для глаз зрелище — нервно вертит в руках тетрадь с формулами. и вновь демонстративное причмокивание. — дай ещё минутку. я переоденусь, — уверенно ставит минджон перед фактом старшую, складывая свои «штучки» в косметичку, после добавляет: «отвернись» и джимин покорно отворачивается, придает ногам «позу лотоса», продолжая мять в руках тетрадь с формулами. в голове навязчивая мысль, отчаянно скребущая извилины мозга: для чего переодеваться из домашней одежды во что-то иное, ведь… — можешь поворачиваться. во рту старшей язык немеет от увиденного, тело отчаянно бросает в жар, а минджон самодовольно улыбается, слегка приминая пальцами края розовой мини-юбки; на днях купленный вельветовый топ без какой-либо примерки оказался ей не только по размеру, но и к красивому, аккуратному лицу. на оголенные плечи длинные рыжие волосы по-прежнему ложатся поистине самым дорогим, самым особенным украшением. сейчас ей хочется запечатлеть вечно ушедшую в свои умные мысли джимин на плёнку своего сломанного ещё прошлым летом фотоаппарата — именно такой по-детски растерянно-забавной находит её младшая в эту минуту. — ну что, нравится? ю лишь тяжело сглатывает, стараясь дышать как можно усерднее дабы не потерять «коннект» с кислородом вовсе. — нравится, — отводит взгляд с чужого тела на формулы, что в тетради, а у самой в голове тысяча и один вопрос. минджон уверенно пересекает их с джимин границу комнаты, оказываясь, к сожалению или к не, во власти чужого «добра», подсаживаясь куда-то на край чужой кровати, к чужому телу, совершенно точно рядом. она подчеркивает мысль о том, что ю даже пахнет строго — носит некий древесный парфюм и табачный аромат. в общем, беспамятно вкусно. и не раз она лицезрела курящую старшую где-нибудь в общажных туалетах; стоит вся тривиальная донельзя: клетчатый свитер, под ним идеально выстиранная белоснежная рубашка, в руках — какой-нибудь справочник по итальянской грамматике, в губах — сигарета. затяжка — выдох, затяжка — выдох. этого достаточно для того, чтобы у минджон потянуло где-то снизу, в области живота. — ладно, смотри… — джимин ведет пальцем по формуле, вдыхая сладкий аромат чего-то, что так уверенно будоражит лёгкие — вкусные леденцы, сказочная карамель и свежие яблоки. … астрофизические соотношения могут быть получены из наблюдений, если собран достаточно большой статистический материал, и из теории, если мы достаточно хорошо понимаем физические процессы… глаза стараются не смотреть на оголенные колени, что рядом; чужой язык пробегает по липким, но сладким губам. — а вот и, собственно, формула зависимости спектрального потока излучения, — она фиксирует запись в собственной тетради до ужаса аккуратным почерком в до ужаса аккуратной тетради. — но не забывай о том, что это всего лишь эмпирическая формула, не более. во рту привкус сахарной ваты. — стоит также отметить, что зная эмпирические формулы, можно из условий размерности получить более точные формулы, — отточенный карандаш — белоснежная бумага. — это важно. — слушай, онни… джимин затыкается в секунду, ощущая как сердце в груди пропускает сильный удар. — не хочешь попробовать мой тинт на вкус? — минджон поднимает искрящиеся глаза на чужое лицо, вновь замечает жуткую растерянность. нетрудно услышать то, как старшая вновь нервно сглатывает. младшая прикусывает нижнюю губу. — в смысле? — понимаешь… — медленно поглаживает край юбки, затем — колено. дело в том, что тинт кажется мне слишком сладким… не могла бы ты помочь мне, подсказав, так ли это? чужой палец неторопливо и аккуратно тянется к пухлым губам, как бы выжидая реакции той, по чьей инициативе и происходят данные действия — до жути своей неловкие, странные, сюрреалистичные. минджон хмурит брови, в воздухе задерживая джиминову кисть руки. — не пальцем. так будет непонятно. губами — и вообще, тебе будет неудобно пробовать так, — младшая привстает с края кровати так же вальяжно, как и красит губы. — мне нужно сесть тебе на колени. она почти вырывает из джиминовых рук несчастную тетрадь и карандаш, откидывая «всё ненужное» куда-то к изголовью кровати, к пледу цвета каштана; и даже не требуется прижиматься к чужому лицу вплотную, чтобы учуять пьянящий табачный аромат этих вкусных сигарет. но когда минджон с довольной ухмылкой поудобнее усаживается на самое комфортное место во всей чертовой вселенной — джиминовы колени, — то вновь проходится языком по собственным губам — сладким, липким, сплошь в блестках; сильным желанием сдавливает тело. от происходящего зрачки в глазах напротив заметно расширяются, вновь пересохшие губы приоткрываются. и даже коснуться пальцем до младшей отвратительно неловко. — ну же, попробуй, — изящные пальцы касаются металлической оправы очков, оставляя чужие красивые глаза «оголенными» напрочь. затем добавляет: хорошо видишь? джимин выдает легкую ухмылку. — вижу. и осторожно сокращает расстояние со столь желанными губами — пленительными, кошмарно красивыми; касается их своими — дрожащими, так же неуверенно, как и тянется. нежно. сладко. вкусно. в голове невольно прикидывает, какую формулу присвоила бы (райскому) аромату минджон, такому убийственно-сладостному. — и как тебе? — минджон смотрит в глаза напротив вопросительно, сжимая ладошками чужие плечи и чувствуя на губах до боли в груди желанный сигаретный привкус; после фиксирует взглядом след темно-красного с блестками на джиминовых губах, оставленным собственными. по телу тепло разливается приятнейшей дрожью, июльской ночью. — вкусно. — не слишком сладко? — идеально, — руки наконец невесомо ложатся на чужие лопатки; джимин не отводит возбужденного взгляда с минджоновых губ. — в самый раз… ни для кого не секрет, что за первым поцелуем практически всегда следует и второй, и третий… лишь за малым исключением первый неловкий так и остается умирать на двух парах губ, после чего бесследно там же и исчезая. старшая чувствует, как возбуждение захватывает её с головой: напрочь, губительно, беспросветно. и вновь тянется за поцелуем, таким же коротким, что был и первый; и с каждым касанием, с каждым «поцелуй меня ещё раз» минджонова картина становится гораздо яснее — нежная кожа, карамельные губы, затуманенный взгляд, хриплый голос. дыхание сбивается напрочь, когда ким продолжает свою придуманную игру, начав ёрзать на чужих коленях от удовольствия. в ответ получает короткий стон в губы от джимин. прохладные руки перебегают с лопаток под короткий топ; ладони сжимают аккуратную грудь — никакого бюстгальтера. минджон, кажется, не ждала подобных действий вовсе, потому и покрывается румянцем сплошь и полностью; в ответ на джиминово действие прикусывает чужую нижнюю губу, испуская тихий протяжный стон. на белоснежной шее красуется чокер из бисера, по-прежнему ключевые цвета которого — белый и розовый. — хочу тебя, — шепчет она еле слышно, затем замечает на джиминовой тумбе иконку иисуса и тут же сладостно прикусывает собственную губу. — я так сильно хочу тебя, онни… пальцы зарываются в густых темных локонах; джимин собирает волю в кулак, вместе с ней и все свои самые жгучие «хотелки» — аккуратно укладывает ким на плед каштанового цвета, вновь начинает бегать пальцами под чужой вельветовой тканью, касаясь затвердевших сосков. в груди возникает навязчивая идея, сладостное желание избавить это хрупкое тело от одежды, оставить обнаженным напрочь. и когда наконец младшая остается без топа, старшая прощается и с собственной домашней черной футболкой, следом избавляется и от бюстгальтера того же цвета. без внимания не остается и минджонова розовая мини-юбка: правая ладонь уверенно цепляется за ягодицу, чувствуя нежную кожу, после — безжалостно сжимает её. минджон вновь испускает протяжный стон в джиминовы губы. — никогда бы не подумала о том, что ты можешь быть вот такой… — так же тихо шепчет рыжеволосая, замечая размазанные следы своего тинта на чужих губах — тёмно-красные, с блестками. джимин ничего не отвечает. минутой ранее её главной целью являлось оставить минджон совершенно обнаженной — ни грамма ткани, но сейчас она ловит себя на мысли, что не хотела бы избавляться от столь сексуального элемента одежды на нежном теле — мини-юбки. чуть сдвинув белоснежную ткань трусиков в сторону, ю касается почти горячей промежности и сразу же ощущает на пальцах теплые выделения. — готова? — бережно, осторожно. — заткнись и входи, — рыжеволосая кусает нижнюю губу, сжимая в руках плед каштанового цвета. последующие минут пять джимин с чужим телом точно на «ты» и даже ближе: уверенно набирает темп, толкаясь — минджон даже кажется, что с каждым разом всё глубже. внутри неё кошмарно влажно, жарко, впридачу ещё и сладостные стоны — всё это не может не срывать и без того поехавшую крышу. — нас могут услышать, — джимин целует рыжеволосую предупреждающе — прикусывает её губу. — будь тихой. и минджон послушно кивает, но когда чувствует приближение оргазма, то невольно цепляется ладонями за чужие плечи и сжимает их, что есть мочи. дрожь берет над ней верх; страдают больше всех губы: принимают на себя новые порции укусов — и собственных, и джиминовых. младшая кончает — старшая вынимает горячие пальцы. — становись на колени, — уверенно командует ю, усаживаясь на край кровати. — онни? — ким облизывает губы, вопросительно смотря на джимин. — давай шустрее, минджон, — джимин дергает за резинку собственных домашних штанов в клетку. и минджон, несомненно, понимает всё сама — послушно опускается на колени и, в очередной раз прикусив свою губу, избавляет старшую от столь мешающего элемента одежды, оставляя ту в одних лишь черных трусиках. медленно стягивая последнюю ткань на чужом теле, она покрывает бедра нежными поцелуями, с каждым сантиметром приближая и себя, и джимин к желаемому; её язык проходится по горячей промежности, ю от высшей степени удовольствия жмурит глаза, поглубже зарываясь пальцами в рыжих волосах. — продолжай, — произносит на выдохе старшая, заглядывая в минджоновы глаза. — не смей останавливаться. конечно, она продолжит: неторопливо пройдется языком ещё раз или два, собирая естественную смазку, затем прильнет искусанными красными губами к такому же горячему клитору и начнет доводить свою онни до сладостной кульминации — сначала неторопливо, но быстро набирая нужный темп. и когда почувствует столь желанный во рту заключительный джиминов вкус, довольно улыбнется, заглядывая в лицо напротив. — завтра расскажешь мне два параграфа астрофизики, — джимин освобождает пальцы из плена чужих рыжих волос и тут же накидывает на себя свою черную футболку, далее — тянется за очками. — и никаких больше топов и мини-юбок. астрофизика и секс — понятия несовместимые. минджон ухмыляется, по-прежнему стоя на коленях. минджон с этим точно не согласна.