— Вашу ж, — прошипела я себе под нос, пока ковыляла от компьютерного стола к шкафу за очередной таблеткой в противоположном углу кабинета.
Тренировка для меня сегодня закончилась дикой болью в колене и невозможностью вообще согнуть ногу. Самым сложным было не показать команде, что я даже наступить толком на ногу не могу. Хуже нет демонстрировать собственные болячки. Даже друзьям. Лет вроде не так много, а ломаюсь, как старая бабка.
Взяв сразу упаковку таблеток, я с горем пополам добралась обратно и упала в кресло. Взгляд зацепился за настенные часы. Одиннадцать вечера. Браво, Марина. Походу ты сегодня опять будешь ночевать в студии. Сделать надо еще уйму всего, а уезжать на пару часов смысла не имеет. Ладно, не впервой. Мои ночёвки на работе уже никого не удивляют. Мать разве что ещё пытается уму-разуму научить, но походу не особо успешно. Впрочем, она сама такая же.
Когда минут через тридцать колено немного отпустило и, следовательно, появилась возможность ходить, я решила попробовать в настоящий момент невозможное: дойти до кухни и сделать себе кофе. Только, кажется, сегодня все против меня. Потому что в темноте я не заметила стула в коридоре и наткнулась на него аккурат больной ногой.
— Блять, — боль пронзила насквозь, из глаз едва не посыпались искры. Это комбо, Марина. Только ты могла за один день столько раз поиздеваться над одним коленом. Зажмурившись, я съехала по стене на пол. Ненавижу себя в такие моменты.
— Марина? Что с тобой? — когда-то самый родной голос раздался над ухом, знакомое тепло ладони ощутилось на плече, а я поняла, что поглощенная собственной болью не услышала шагов. Я и не думала, что тут кто-нибудь ещё есть.
— Ничего, все ок, — скорее прошипела, чем проговорила. Попытка подняться не увенчалась успехом, борьбу с силой притяжения я проиграла. Меня тут же поймали сильные и знакомые руки.
— Ну это ты кому-нибудь другому врать можешь, — со вздохом констатировала Лиза, а это была именно она. Меньше всего мне конечно хотелось ее помощи, учитывая наши «классные отношения». — Опять колено?
Периодически я ненавидела тот факт, что Ёлка знает меня наизусть. Что от неё мне ничего никогда скрыть не удастся. Сегодня был как раз такой случай.
— Говорю, я в норме, — огрызнулась. Почти грубо. Не хочу я сейчас никаких вопросов и сочувствия, тем более, от неё.
— Заметно. Давай отведу тебя в кабинет и принесу кофе. Или зачем ты там шла?
— Я сама в состоянии, Лиза, спасибо. Ты иди домой, поздно уже.
Смотреть на неё меня не хватало, поэтому смотрела в пол. Угораздило же. Абсурдная ситуация. Что именно она в этот момент тоже в студии и что нам вдвоем, ну мягко говоря, неловко вместе находиться.
— То же самое я могла бы сказать тебе, — не слушая моих возражений, Ёлка буквально взвалила меня на себя и мы предприняли попытку пройти несчастные несколько метров. Впрочем, я скорее плелась, едва перебирая ногами.
Организм решил окончательно меня добить, потому что на близость Лизы откликнулось буквально всё тело. Она такая теплая. Такая родная. Желание прижаться к ней, обнять, опутать всеми конечностями становилось практически неконтролируемым. Блять. Нет, Марина, даже не смей об этом думать. Между вами всё кончено. Она тебя бросила. Она ушла, не сказав ни слова. Она молча поставила точку. Мы практически не пересекались после. Нигде. Ни в офисе, ни на концертах, ни на мероприятиях. Если такое и случалось, то между нами было гробовое молчание и чертов холод по моей спине.
Она помогла устроиться на диванчике, вытянуть больную ногу. Здесь же я совершила роковую глупость этой ночи: я заглянула ей в глаза. Тут же почувствовав, как тону в этих волнах голубого океана. Океана, подобного которому нет больше. Ни у кого. Только на самом его дне я увидела боль. Которая набатом отозвалась в моем сердце. Потому что она между нами. Потому что даже сейчас мы вроде и рядом, а вроде и по разные стороны пропасти.
— Скажи честно, ты издеваешься? — процедила я, когда смогла сесть. Я была уверена, она меня поймёт.
— Ты бы предпочла, чтоб тебя бросили в коридоре на холодном кафеле?
— Я бы предпочла, чтобы со мной разговаривали, когда соберутся уходить.
Сдержаться я не могла. Сначала она всё разрушила, потом устроила нам тишину, а сейчас вдруг решила помочь. Да какого черта?!
— Разве я не разговаривала? — её взгляд вернул меня обратно в наш последний месяц. Короткими кадрами пронеслись все наши разговоры. Вернее, их попытки, которые превращались в скандалы. — Вопрос в том, слышала ли ты меня.
Лиза замолчала, опустив глаза. Я не знала, что ей ответить. Только вдруг вспомнила, как однажды она про себя сказала: «Если я перегораю, то встаю и ухожу навсегда». Неприятный холод распространился внутри от осознания того, что она ведь пыталась. Только меня в какой-то момент эти бесконечные попытки стали раздражать, потому что я слишком уставала на работе. Которой стало слишком много.
У нее теперь короткие волосы, грустная улыбка и какой-то отрешенный взгляд. Но все те же родные руки, все тот же голос.
— Зачем ты волосы обрезала?
Совершенно некстати вспомнилась фраза: «Когда женщине больно, страдают волосы». Я так любила её волосы. Любила их расчесывать, мыть, сушить, заплетать.
Я так любила её.
— Устала от длины, — по взгляду и неуловимому оттенку интонации поняла, что она врёт, внутри что-то оборвалось.
Она врёт мне? Хотя чего ты ожидала, Марина? — Ладно, сделаю тебе кофе, — попытка остановить неприятный диалог.
Она встала, провела напоследок рукой по моему колену, выдохнула. Черт, черт, черт!
— Лиза, стой! Скажи мне всё сейчас! — я практически кричала шепотом. Вслух не могла — боялась сорваться в слёзы, которые не хотела ей показывать.
— Нет, Марин, — Лиза обернулась, положив руку на дверной косяк, — точка поставлена. Уходя — уходи.
— Это ты ушла, — тихо напомнила я, прикрыв глаза и выдохнув. К горлу подобрался ком, когда я вспомнила тот день, в который, придя домой, я не нашла там её вещей. Она ушла. Ушла и забрала с собой всё, ради чего я возвращалась в эту квартиру.
— Причины этого знаю я и знаешь ты. Портить воспоминания не надо — как бы подвела черту Лиза, уже одной интонацией обозначив, что продолжения диалога не хочет. — Принесу тебе кофе.
Дальше было молчание. Режущее своей тишиной по коже молчание.
Лиза принесла мне кофе с каким-то салатом, положила рядом упаковку с моими таблетками и покинула мой кабинет. Мы не сказали более ни слова друг другу. Видимо, это действительно конец. Может, она и права.
Уходя — уходи.
Только почему-то внутри всё сжалось, стоило мне вспомнить, как мы были счастливы. Образовавшаяся на щеке мокрая дорожка осталась невытертой. А в груди было так больно, словно кто-то прошелся ножом под кожей.
— Твою мать, — зажмурилась я в попытке удержать слезы в глазах, упала на диван на бок, — Лиза…
Когда она ушла, я разозлилась. На то, что она бросила. На то, как она это сделала. И всё это время во мне были лишь эти две эмоции — злость и обида. Боль проявилась и вышла из тени только сейчас. Когда мы в первый раз проговорили случившееся. Ну или попытались это сделать. Когда я вспомнила, что предшествовало её уходу.
Только сейчас я остро почувствовала: все это время я скучала. Я ждала её обратно. Я любила. Все эти месяцы без неё слились для меня в какую-то череду рабочих будней, обязанностей. Перед поклонниками, перед лейблом.
Из потока мыслей меня выдернула вибрация мобильного телефона. Клава предлагала на неделе посидеть в кальянной. Только вместо ответа ей в моей голове всплыли картинки, заставившие ещё раз выругаться.
***
— Мы по-прежнему в классных отношениях, мы по-прежнему в одном лейбле. У меня и времени на такую дружбу, как раньше, нет сейчас.
***
— С кем бы ты полетела на Мальдивы на твои любимые?
— С Клавой. Ну, мне кажется, больше нет. Ну есть кто-то у меня ещё?..
***
— Ты каждый день склеиваешь их сердца. И склеиваешь моё.
— Спасибо, что показала мне, что дружба в шоу-бизнесе всё-таки существует.
***
Осознание того, что я не хочу так, пришло вместе со слезами, которые покатились от этих воспоминаний. Покатились, когда я поняла, что говорила. И если мне сейчас больно от своих же слов, то какого было Лизе?
Уходя — уходи?
Нет. Нет. Нет.
Я не хочу ставить точку. Я не хочу оставлять всё вот так. Слишком много сегодня было в её глазах, чтобы я поверила, что она для себя тоже поставила точку. А не многоточие.
К её кабинету я подошла с твердым намерением все-таки поговорить. И увидела её спящей, свернувшись калачиком. Поддавшись своему порыву, я легла рядом, прижалась к родной спине, обняв её.
— Уходя — возвращайся, — прошептала я ей в затылок.
И когда утром я проснусь от прикосновения теплой ладони к своей щеке, то пойму, что всё сделала правильно. Лиза не скажет ни слова о диалоге накануне. Лишь найдет мою руку, сожмет её и тихо прошепчет, — видимо, я идиотка, но я не могу тебя прогнать.
— Потому что, уходя, надо возвращаться.
