Не такой уж и одинокий

Бледное лицо искажается гримасой недовольства: парень хмурится, нервно расчёсывая пальцами белесый шрам на скуле. Сбившееся дыхание мешается с невнятным истерическим шепотом, постепенно становятся все громче. "Отвали" – скрипит сквозь сон зубами парень. "Убери от меня свои руки" — голос срывается, подросток подскакивает, лихорадочно озираясь по сторонам. Сколько он проспал? Спал ли вообще? Дрожащие пальцы тянутся к горящей щеке, чтобы убедиться, что это всего лишь его разыгравшееся воображение. Но нет – кожу неприятно саднит, а в лунном свете удаётся разглядеть темные пятна крови на своих пальцах. Он не может так больше. Ещё чуть-чуть, и парень свихнется, провалится в омут отчаяния, а светлое будущее полетит в тартарары. Ведь кошмары мучали его, добивали после ряда панических атак, рисующихся из-за чёртового синдрома отмены, а синдром отмены – от резкого уменьшения дозы субутекса. Но это было необходимо для него. Необходимо для них. Потому он держался. Яркий свет резанул по глазам. Из зеркала на него уставился измученный обстоятельствами парень с темными кругами под глазами и отросшими до лопаток сальными прядями. По щеке тянулась тонкая красная струйка. Юра смотрит на свои руки: под ногтями уже подсохшая кровь. Отвратительно. Он – отвратительный, и все, что он сейчас делает – отвратительно. Хочется курить. Мысли о чем-то более сильном он отгоняет сразу же. Он боролся с зависимостью не ради того, чтобы все бросить в шаге от победы. Не сегодня. Не сейчас. Максимум, который Исаковский сейчас может себе позволить – трясущимися пальцами разблокировать свой телефон и набрать короткое "спишь?", наблюдая, как алые капли тихо разбиваются о побитый экран. «Нет» — приходит моментально. «Что-то не так?» — ещё одно. «все то же» — чуть помешкав, пишет Юра, сомневаясь в своих действиях. «Скоро буду» — значок "Онлайн" исчезает с аватарки, а Юра устало облокачивается на стену позади себя. Надо бы хоть умыться для приличия. Но горячая вода делает только хуже. Нет, конечно, весь этот кошмар уходит с лица, но свежая ранка жжется и щиплет, вызывая неконтролируемое желание разодрать ее ещё сильнее. "Нельзя, терпи" — шепчет себе парень. Но пытающиеся проникнуть туда микробы видимо решили взбунтоваться – именно так говорила ему в детстве мама. И он верил. Верил каждому ее слову, желая быть ближе, быть нужным и любимым. Но он не был. Время словно искажается, протекая для подростка неестественно долго. Сидеть на холодной плитке в ванной оказывается не таким уж и весёлым занятием. Но сил на то, чтобы переместиться в комнату у него нет. Он устал ждать, устал бояться и прятаться от прошлого. Устал сжимать свои запястья, чтобы не вскрыть себе кожу на неприкрытых предплечьях своими же ногтями. Он устал видеть себя таким ужасным и беспомощным, но так хорошо вписывающимся в интерьер этой старой, обветшалой квартирки. Устал... — Выглядишь паршиво. — неожиданно и спокойно подмечает блондин, но в усталом взгляде читается тревога. Костяшки побелели, а кожа под пальцами покрылась красными пятнами. Но Юра не в силах расцепить – сорвётся и никакой Илья ему не поможет. — Где они? — настойчиво спрашивает младший. — Под подушкой. — спокойно отвечает Юра. Илья быстро возвращается и опускается перед парнем на корточки. Голубые глаза – единственная вещь, которая сейчас делала Юру живым. За эту неделю они стали более сероватыми, остекленели и покрылись паутинкой капилляр, но по-прежнему выражали особую любовь к человеку напротив. Тихонов осторожно освобождает запястья. Исаковский завороженно смотрит, как тот мягко целует покрытую шрамами кожу и прячет сей кошмар под темной тканью митенок. — Пойдем спать? — интересуется Илья. — Хочу курить. — вставляет Юра. Тихонов качает головой и тянется рукой к его убитой скуле. — Я купил тебе сок. — он гладит парня по щеке, второй рукой заправляя за ухо выбившиеся пряди. — И мороженое. Хочешь? — Хочу. — Юра кивает и не может оторвать взгляда от своего парня. Илья тихонько хмыкает – он любит Юру и становится поистине счастливым, когда может хотя бы чуть-чуть поднять ему настроение. Не желая идти куда-либо без него, блондин поднимается и помогает встать Исаковскому. И сейчас это потерянное "хорошо" обретает свою форму. Юре хорошо, когда рядом Илья и он бы ни за что не решился на отказ от препаратов без его поддержки. Как минимум сейчас. Кухня наполняется приглушенным светом: надо бы поменять лампочку. Но парням до лампочки, обойдутся даже свечами и лунными лучами. Илья вытаскивает из морозилки два запечатанных десерта: со вкусом манго для Юры и пломбир для себя. Исаковский сидит за столом, заторможено озираясь по сторонам. Можно подумать, что здесь он впервые, что не знает никакого Илью и вообще не живёт здесь уже почти два года, но парень просто пытается прийти в себя после кошмара. — Холодное. — растерянность Исаковского передается и блондину, но всего на секунду. Илья тупо смотрит, как парень прикладывает все ещё запечатанное мороженое к своему лицу и, кажется, немного расслабляется. Дважды повторять не надо, Илья уже подцепил его подбородок и повернул к себе. В руках у него ватка, а на столе перекись – достал, пока Юра с интересом познавал всю эстетику этого помещения. Старший дёргается, когда чувствует холодное прикосновение к своей контрастно горячей коже. Кажется, жар – но, к счастью, только кажется. — Сильно ты. — Илья снова хмурится, но тон ровный, успокаивающий. — Из-за сна? — Юра кивает и блондину сразу становится все ясно. — Постарайся не трогать, пока не затянется. — Давай завтра сходим погулять? — слишком неожиданно, чтобы Тихонов не засомневался в реальности происходящего, спрашивает Исаковский. Обычно блондин являлся инициатором их гулянок, а тут Юра, ещё и сейчас. Странно. Странно, но кто Илья такой, чтобы ему отказывать? — Утром нужно будет привести тебя в божий вид. — на лице рисуется улыбка, а на чужой скуле появляется свежий пластырь. — А с таким стыдно на люди показываться? — он несильно сжимает чужую ладонь, смотрит в поблескивающие в полумраке карие глаза и несильно морщится, чувствуя, как рвутся только-только зажившие ранки на растянувшихся в ответной улыбке обветренных губах. — Не стыдно. — и Юра верит. Разве можно не верить Илье? На самом деле можно и, порой, даже нужно, но Исаковский не хочет. — Но давай всё-таки слегка тебя нарядим. — а это он просто ненавидит. Но когда в уголок губ прилетает смазанный поцелуй, все недовольство испаряется в воздухе. — Мороженое растает. — Значит нужно быстрее съесть. — Юра кивает и тянется к его лицу. — Поцелуй меня сначала. — а Илья целует, ведь повторять дважды ему все еще не надо. Во рту привкус железа, в голове полная неразбериха, на щеках теплые руки, а на кухне – два влюбленных парня. Юре хочется задохнуться от этих чувств, но Илья не позволяет, гад. Он отстраняется, даёт секунды передышки и снова льнёт к старшему, но теперь стискивая в объятиях. А Исаковский расслабляется, уткнувшись лицом в его грудь. И все снова хорошо. Теперь все, как надо.