***
- Да ты тупее моего мула! - говорит девчонка, напирая на немолодого рослого гвардейца, что преградил дорогу их скромной повозке. - В сотый раз тебе говорю: мы уже уплатили все налоги гильдии, пока просиживали задницы в том пыльном гадюшнике, куда твои братья загнали наш отряд. Я не дам больше ни монеты! - Тогда оставайся здесь, а лучше вали домой. Твой хлам здесь никому не нужен. - безразлично бубнит мужчина. Его можно понять - начальство требует с каждого, кто оказывается на воротах, больше десяти драконов за день и немногим меньшим за ночь. Так что девчонке придется раскошелиться. - Почем знаешь, что не нужен? - вскидывается та больше прежнего, злобно сверкая яркими аметистовыми глазами. - К кому приползешь, когда лихорадка придавит или болячка плохая? Ко мне, милый! Ко мне! На мейстера едва ли ты тут насобираешь своей обдираловкой! Девчонка пытается теснить его в сторону, прижимаясь все ближе, и мужчина кривится, выше задирая подбородок. - Не напирай! Держи дистанцию! Трешься об меня, как шлюха! Может ты вшивая, почем мне знать? - начинает закипать он. - Держал бы ты язык в узде! - рассерженно шипит девица. - А то вдруг я ведьма? Напущу на тебя такую хворь, что перчик твой в миг отвалится. Разом забудешь, как приличных девиц шлюхами величать! Порядком застоявшийся мул пинает ее в плечо влажным носом, будто умоляя успокоиться. - Анна, угомонись! Дай ему сколько нужно, и пойдем наконец. Мать слишком строго смотрит на нее из-под сведенных бровей, и девчонке приходится сдаться. - Хрен с тобой! Но только три! - Четыре. - бросает тот. - Три! - Ладно, давай три. – утомившись, сдается гвардеец, и тут же громко хмыкает, заприметив сверкающую белую прядку выбившуюся из-под платка. - Кто интересно драл твою мать, что получилась такая язва? Грязная кровь! Тьфу! Анна замирает на секунду, сжавшись в комок, точь-в-точь рысь, готовая к броску. - Мой отец был лисениец и умер, сражаясь во славу короля Эйгона. - слегка побледнев, шипит она. - А ты… Следи лучше за хреном… Неровен час отвалится… Узкая ладошка с силой впихивает ему монеты в суму для сбора налогов.***
- Нельзя себя так вести с мужчинами. - недовольно бурчит мать, подергивая поводья. - Тем более с гвардейцами. Да еще в столице. О чем только ты думаешь? Анна лишь пожимает плечами, заправляя волосы под косынку. И почему, скажите на милость, из всей копны каштановых волос на волю выбралась именно платиновая прядка, что давно уж поселилась над левым виском? Мать рассказывала, что, когда ей было два года отроду, прядь резко поседела за одну ночь. Может от испуга или еще чего. Но девчонка слепой не была и ясно видела, что волосы эти седыми не были. Они были белыми. Живыми. Чудесно блестели на солнце холодным серебром, и иногда она жалела, что не все они такие, а лишь жалкий кусочек, который Анна вплетала в косу и пускала вокруг головы. Мальчишки в селенье сходили с ума, считая ее редчайшей диковиной, и она умело этим пользовалась, срывая разного рода приятные услуги за поцелуйчики. - …Ты не должна забывать: здесь мы - чужие. И одни… Женщины. Защитить некому, случись что... – зудит мать надоедливой мухой. В этом году весна хоть и ранняя да холодная. Правда, здесь, в Королевской гавани гораздо теплее, чем в их деревушке, где этой зимой нет-нет да и срывались редкие снежинки. Уже несколько лет они с матерью приезжают в столицу, как только подсохнут дороги. Старенький верный мул исправно тянет тележку, доверху забитую банками, склянками, бутылочками, что истошно звенят на каждой кочке. Еще здесь едет бесчисленное множество мешков и мешочков с редкими бесценными травами. Все это в городе можно сбыть за приличные деньги. Так что всю зиму Анна с матерью варят, сушат, настаивают и снова варят целебные снадобья от всех известных болезней. А если докопаться до самого дна телеги, то можно сыскать небольшой коробок с пузырьками не больше указательного пальца. В них чистое золото - жидкий дурман, что дарит блаженное расслабление и негу, унося в сумеречный мир на долгие часы. Каждый пузырек стоит целое состояние. Так что на рынке, где они обычно арендуют местечко, покупателей найти невозможно, но мать отыскала постоянных клиентов, которые никогда не скупятся и готовы мигом выкупить все до последней капли. Мать всегда ходит к ним сама, но любопытная девчонка разнюхала, что сбывает она отраву дорогим борделям на Шелковой улице, где, поговаривают, не брезгуют шляться даже члены королевской семьи. Благо, королева наплодила целую уйму мальчишек от мала до велика, каждый из которых мечтает поскорее влиться во взрослую жизнь. Погромыхивая по мостовой разболтанными деревянными колесами, тележка медленно ползет по узким улочкам вглубь человеческого улья. Анна любопытно зыркает по сторонам, чувствуя, как под кожей кипят привычные возбуждение и азарт, что охватывают все ее существо при приближении к городу. Все здесь кружит голову. Непривычное. Красивое. Чужое. Дома в три, четыре, а то и пять этажей. Из камня, а не из каких-то там замшелых бревен, как их собственный жалкий домишко. Белые септы. Огромная стена вокруг всего города. Множество интересных лиц, кажется, со всего света. Чернокожие здесь спокойно соседствуют с белыми, точно снег, уроженцами Лиса. Все это бурлит веселой непонятной жизнью. Где-то веселятся, пьют, поют, и тут же в двух шагах дерутся, грабят, да и вообще запросто можно получить нож под ребра. Но больше всего девушку в столице восхищает две, нет, три вещи. Бескрайнее лазурное море. Она видела его уже целых четыре раза, а мальчишки в деревне, возможно, не увидят даже и одного за всю свою жалкую жизнь, проведя ее за плугом, элем, в обнимку с нелюбимой женой и оравой вечно голодных ртов. А еще Анна видела обитель королей Вестероса - Красный замок. Изящное стрельчатое сооружение, что холодно взирало глазницами разноцветных витражных окон на суетливый город, жмущийся к его подножию. Такая махина! Ужас! Должно быть, его строили и не люди вовсе. Может колдуны. Или великаны. Выше Коровьего холма, чья макушка виднеется из оконца ее унылой комнатушки. Раза в два выше. «Да проклянут меня Семеро, если я вру!» А третье… ДРАКОН! Огромное серебристое чудовище с ядовито синими глазищами, с шипами и костяными пластинами по всему телу, с внушительным набалдашником на хвосте. Ощутимо злобное и опасное. «Да, вот этими самыми глазами видела!» Правда, мельком и издалека. Но кто еще мог похвастаться подобным?! Живых драконов после войны осталось меньше, чем пальцев на одной руке! - … щины слишком слабы. Любой может сделать с тобой, что захочет. И никто даже пальцем не шевельнет, чтобы помочь. Анна искоса поглядывает на мать. То, что с ней сделали во время войны, ужасно, но теперь все совсем иначе. Спокойные сытые времена. По крайней мере в их землях. Люди вон какие приветливые! Она широко улыбается девочке лет пяти, что машет ей ручкой из тяжелой неповоротливой кареты. За ее спиной видна совсем молодая женщина. Веселая. Жизнерадостная. Роскошно одетая. И Анна с тоской думает, что ей бы тоже пошло такое платьице. Алое с золотом. Только вот ходить в нем некуда. Для рынка сойдут и те, что есть. Дааа… Увидеть бы дракона еще раз! Поближе. Хотя бы в половину. А может даже рассмотреть всадника. Короля. Да в деревне все помрут от зависти! А может опять не поверят… Обычно не верят, а она никогда не врет. Почти. Истошно скрипя, телега наконец втискивается в узкий проулок, где расположился постоялый дворик. Недорогой, но уютный. Хозяйка здесь – женщина, и таким, как они, тут безопасно. А еще есть место для телеги и серого трудяги, что порядком подустал за две недели пути. - Я занесу вещи и сбегаю на рынок. Договорюсь. - весело щебечет Анна, едва не кубарем скатываясь на мостовую. - Нет! - мигом вскидывается мать. - Одна не пойдешь! Вместе пойдем… Только я немного передохну. Последнее время мать сильно сдала. Конечно, она не молода. Да что уж там! Почти старуха. Через пару лет стукнет полвека. У всех ее подруг родителям лет по тридцать. Может чуть больше… И Анна иногда им завидует. Большие полные семьи. С отцом и кучей братишек и сестренок. Веселых и неугомонных. А у нее - только мать. И страх остаться одной. Совсем. Во всем долбанном мире нет ни одной живой души, что болела бы за них. Последнее время страх усилился вместе с болезнью матери. Ни одна трава не спасет от сердечной хвори, что изводит женщину уж много лет как. Болезнь иссушила тело, сделала кожу тонкой и сероватой, точно писчая бумага, а глаза мутными и запавшими. С жутковатыми темными кругами. Раньше мать была красива. С копной густющих каштановых волос, темными глазами и идеальным лицом она казалась много младше своих лет. Многие заглядывались на нее. Ухаживали. Предлагали помощь, а иной раз даже руку и сердце. Она всегда отказывала. В деревне ее считали глупой гордячкой. И только дочь знала причину - страх. Мать до ужаса боится мужчин. - Ну, лааадно… - недовольно тянет девчонка, проворно разбирая телегу. Столько добра, что дух захватывает. Тут нужен глаз да глаз, а то вмиг растащат. Вон один уже таращится! - Пошел прочь! - кричит она оборванцу лет восьми-девяти с голодными глазами, приткнувшемуся у стены. - Увижу возле телеги - отрежу руки! Или превращу в крысу! Девчонка выразительно помахивает в воздухе бутыльком с фиолетовой жижей, и пацан в ужасе пятится подальше от ведьмы. Смешной! Они тут похоже боятся и собственной тени. Комнатка совсем маленькая. Две постели. Пара стульев. Стол. Убогий шкафчик. Свободного места ровно столько, чтобы поставить корыто и помыться. Единственное достоинство - тепло. Прямо под ними огромная печь, что согревает домик без устали денно и нощно. А значит можно не бояться примерзнуть к подушке, как это едва не случилось пару раз на пути сюда, когда пришлось ночевать в телеге прямо посреди поля. Мать пьет целебный отвар мелкими глотками, откинувшись на подушки, и продолжает нравоучительные речи. - И никаких сомнительных друзей, Анна! Особенно мальчишек! - Мама! - возмущенно вскидывает на нее глаза дочь. - Я тебя знаю… - беззлобно улыбается та.***
- Мой милый славный Томми… Так сильно вырос! - щебечет Анна, запуская руку в огненно-рыжую шевелюру мальчишки, что уставился на нее покорным восхищенным взглядом. - Глядишь, в следующий раз нас встретит мужчина с бородой и усами! Мальчик заливается краской больше, конечно, от ее небрежного прикосновения, чем от слов. Пару лун назад ему миновало одиннадцать, и, в целом, сын хозяйки постоялого двора находит себя достойным хотя бы капли девичьего внимания. Хоть и похож на глупого козленка с бесцветными глазами и болезненным лицом. - Хочешь немного помочь мне? - интересуется девушка. Томми пока еще не отошел от смущения и может лишь робко кивнуть в ответ. - Присматривай получше за мулом и тележкой, хорошо? И… если справишься… - на лестнице слышны тяжелые шаги матери, от чего Анна доверительно понижает голос, склоняясь к самому его лицу. - Обещаю поцеловать тебя. - В губы?!!! - ошеломленно выдыхает тот, не подумав, и идет испариной от собственной выходки. - Хм… Ты же взрослый мальчик. А взрослых мальчиков целуют только в губы. - шаловливо подмигивает девушка. Что уж тут! Чмокнуть пацана на прощание гораздо дешевле, чем дополнительно платить за охрану. Да и вообще! Это так мило - кому-то нравиться… Даже ребенку. Она и сама не так уж намного старше него. - Миледи! - Томми склоняется едва ли не вдвое при виде матери. - Я не большая леди, чем твоя мать. – говорит женщина, тяжело дыша, и добавляет, обращаясь к дочери. – Пристаешь к мальчику? Анна закатывает глаза так высоко, что радужка полностью уходит под веко. Рынок достаточно далеко, и они долго петляют по кривым улочкам прежде, чем выбраться на огромную базарную площадь. Говорят, раньше здесь было лобное место, где вершились казни. Теперь правосудию место у ворот Драконьего логова, а горожане поговаривают, что король кормит свое чудовище исключительно человеческим мясом. - В этом году дороже – пол дракона в день. – едва завидев их, с ходу заявляет лоснящийся от жира и пота местный распорядитель, мэтр Крулоц, прожжённый торгаш до мозга костей, готовый душу из любого вытрясти за жалкий медяк. - Сговорились все, что ли? – всплескивает руками Анна, изображая крайне удивленное лицо. - Управы на вас нет! Где это видано за сраный угол такие деньги драть? Я и не наторгую столько за день! - Нууу… С такой красавицей можно сторговаться и иначе. – улыбается тот омерзительной сальной улыбкой, ощупывая Анну липким взглядом с головы до ног. Мать поджимает губы. Вот же мразь! Даже ее не стесняется! Конечно, девочка уже взрослая. Многих и замуж отдают в ее возрасте, но намекать на подобные вещи… - Возьмете жабьими потрошками? При правильном применении они наладят мужское здоровье всего за пару месяцев! У меня их с руками отрывают! Дорого стоят, между прочим. – говорит дочь, невинно хлопая глазами. Сама Дева. Они торгуются и торгуются, скандалят за каждую монетку, каждую минуту работы на рынке, пока мать неотрывно глядит на серую точку, что приближается с неимоверной скоростью, пронизывая редкие облака и снижаясь к городу. - Мой товар только утром берут! Вечером тут одни пропойцы шляются. Сам стой в такое время! – огрызается Анна и замирает, оглушенная громоподобным рыком. – Ой! – пищит она, приседая ниже к земле и запрокидывая голову далеко наверх. - Да, чтоб его Неведомый утащил! Какого ж хе*а так низко! – громко ругается торгаш, прижимая шляпу плотнее к жирной лысой макушке. Стальное чешуйчатое брюхо едва не царапает крыши домишек, что плотным кольцом обнимают Базарную площадь. В нос бьет насыщенный запах серы, гари и еще невесть какая отвратительная вонь. Туша заслоняет собой солнце, скрывает небо на несколько долгих мгновений. - Не смотри! - едва не кричит мать, чужим каркающим голосом. - Не смотри на него! - Но почему? - ошеломленно вопрошает Анна, медленно выпрямляясь. Сил отвести взгляд от чудища и мужчины, слившегося со стальной чешуей, просто нет. - Проклят! Эта тварь проклята!***
Сталь сшибается со сталью, высекая искры. Эйгон морщится. В детстве он мечтал стать рыцарем или, точнее, «лысалем», как он тогда говорил. В его покоях до сих пор валяется меч, подаренный матушкой на пятилетие. Первый настоящий меч! С роскошной гравировкой в виде сплетенных драконьих тел по всему лезвию. Теперь парню больше по нраву тишь библиотеки, неспешные беседы с мейстером Лансом, а недавно он случайно набрел на детально проработанный макет столицы древней Валирии. Сравнивая идеальные миниатюрные замки и домики с картами, картинами, словесными описаниями, почерпнутыми из книг, Эйгон удивлялся все больше. Сколько же труда было потрачено чтобы создать это чудо? Так что теперь он всерьез подумывает, как бы вытащить эту прелесть на свет божий. Грех скрывать это произведение искусства от людских глаз! - Бери меч и давай к нам! Твой брат не в состоянии составить мне достойную пару. - громко командует отец, повернувшись спиной к Рейнору, который тяжело дышит, опустившись на одно колено. Удар вышиб весь воздух из легких, и теперь они отказываются работать. Перед глазами плывут кровавые круги. - Он боится… как бы ты… не попортил ему личико накануне… свадьбы… - с усилием хрипит Рейнор, пытаясь разогнуться. - Хммм… - задумчиво тянет Эймонд. Он знает, кто скрывается под личиной его первенца. Резковатые черты лица, унаследованные от отца, и темные волосы матери не могу скрыть характер деда - давно уж покойного Визериса Мирного. Тот же мягкий задумчивый взгляд. Те же пристрастия… Должно быть Боги долго смеялись, когда подарили это чудо им с Люцерис. - Бери меч, Эйгон. Будущий король должен уметь постоять за себя. - острие клинка указывает на дремлющий в пыли тренировочный меч сына. - Обещаю, пощадить твое лицо. А вот насчет остального… Закончить Эймонд не успевает. Резко разворачиваясь, он встречает сталью клинок сына, что стремился стальной змейкой опуститься ему на шею. Они часто играют в эту игру, и иногда Рейнору удается преуспеть. Не сегодня. Пока Эйгон вяло тянет меч, не спеша поднимаясь, отец вновь атакует Рейнора. Юноша верткий и быстрый. Гибкий, точно язык пламени. Но Эймонд не уступает ему, несмотря на возраст. Правда нынче ему не везет – руки сильно дрожат после полета. Цепляться несколько часов к ряду за цепи – отличная тренировка и сильно забивает мышцы. Клинок ощущается непривычно чужим. Инородным. Сильный удар, и сталь валится из рук. - Сдаешься, отец? – довольно улыбается Рейнор, опрометчиво приближаясь к Эймонду, немного опустив меч. – Я победил. - Да ладно. – выдыхает тот. Лицо становится непроницаемым и чужим, когда кулак встречается с бровью сына. - Не следует забывать, что каждому от рождения дано еще и это оружие. - ухмыляется Эймонд, потирая руку. Он отлично знает: Рейнор зол. Не почувствовать невозможно, хоть король никогда и не отличался высокой эмпатией. Чужие души никогда особо не занимали его. Слишком сложно и туманно. Эймонд всегда предпочитал действие размышлениям. Кого интересуют мотивы чужих поступков, если времени всегда в обрез и нужны скорые решения? Но сына он понимает. Как никто. Сам был на его месте. Вечно второй только потому, что родился на пару лет позже. И дракон у мальчишки не вылупился. Еще до коронации Эймонд раздобыл бесценное сокровище - три драконьих яйца. Одно – красное - он подарил Джехейре. Второе – зеленоватое - положил в колыбель Эйгона. А третье – черное, как слюда - досталось Рейнору. Не проклюнулось только черное. Мальчик не терял надежды почти десять лет. Ведь яйцо было теплое! В нем точно была жизнь! Но в день, когда брат впервые оседлал дракона и сделал круг над городом, Рейнор в сердцах раскрошил ненавистное вместилище драконьей жизни. И долго плакал над маленьким тельцем, что действительно было живым. Малыш прожил чуть меньше часа. Убогий и жалкий. Со слипшимися маленькими крылышками и непропорционально длинными лапками. Они с Люцерис в два голоса убеждали сына, что дракона можно получить и другими путями, и большинству в их роду приходится рисковать жизнью ради права стать наездником. Проще было перечислить тех, кого благословили боги и позволили яйцу проклюнуться. Рейнор остался глух. - Это был мой единственный шанс! - обиженно твердил он. - Вы не хуже меня знаете, что драконов не осталось. Мне никогда не повезет, как отцу. Эймонд не был уверен, что безумную попытку приручить Вхагар можно считать везением, но молчал, позволяя сыну высказаться. Так похож… Внешне. Характером. Положением. Всем. Настолько похож, что порой это вызывает отвращение и ревность… Люцерис обожает мальчишку. И Эймонд никак не мог объяснить, почему из всех их сыновей она предпочла другим именно Рейнора. Из-за тяжелой беременности? Из-за родов, что едва не стоили ей жизни? Или потому что с каждым годом мальчишка все больше походил на Эймонда? Может, из-за всего вместе… Лучше от этих размышлений не становилось. Глядя на сына, Эймонд видел только одно - каким он мог бы стать будь у него оба глаза и более здоровая семья. По крайней мере, пацана никто не шпынял из-за отсутствия дракона, ведь в колыбелях малышей Эйниса и Дейрона не было даже яиц. Со старшим братом Рейнор ладил, хоть и завидовал тому без меры. Знал, как и все, что для Эйгона трон - всего лишь бремя, и еще неизвестно насколько тяжким оно будет. У них было много общих друзей, и все они шумной гурьбой часто таскались по городу в поисках развлечений. - Эгг! - звенит над площадкой голос матери. - Ты нужен мне! И Эйгон облегченно выдыхает. Перспектива отхватить от отца пару синяков и ссадин не особо радует. - Почему ты здесь? Тебя давно ждёт… - Люцерис замирает при виде мужа лишь на мгновение. - … мейстер Ланс. О, Боги, Рейнор! Что с твоим лицом? Рана над бровью совсем маленькая. Скорее просто трещина, но крови уже натекло прилично. Еще и потому что мальчишка не удосужился ее ничем прижать. - Все в порядке, мама. Мы немного переусердствовали, разминаясь… - закатывая глаза, пытается оправдаться Рейнор. - Твоих рук дело, да? - шипит она в сторону Эймонда, демонстративно отошедшему к стеллажам с оружием. - Не успел вернуться, как разбил мальчику лицо! - Хммм… - злобно выдыхает Эймонд, все же соизволив смерить ее фигуру ледяным взглядом. - Может уже пора вытащить взрослых мужиков из-под юбок? Как считаете, ваша милость? - Это так ты собираешься их воспитывать? Наверняка, задет глаз! - еще сильнее вскипает Люцерис. - Рейнор, сходи к мейстеру! Не хватало лишится глаза! - Глаза?! Что, правда?! - повышает голос Эймонд. Рейнора дважды просить не надо. Он не любит сцен и семейных разборок и мигом догоняет брата, тоже спешащего убраться подальше. - Мать совсем головой двинулась… - бурчит Эйгон. - Они стоят друг друга! - беззлобно хмыкает брат, утирая кровь рукавом. Мало ли что там бывает между мужем и женой. - Лучше скажи, на вечер все в силе? - Рей! – строит Эйгон недовольную мину. - Что? И ребята ждут! Прогуляемся, выпьем эля, а там как пойдет… Я знаю такое местечко! Уффф! Как знать, может жена не будет тебя и на миг отпускать или ты сам не захочешь… - грязно подмигивает Рейнор брату. - Ты уже думал, как все будет? Она же наверняка девственница. Говорят, с ними сложно. - Я не буду с тобой это обсуждать! - Эйгон отталкивает его, сильно краснея. - Да я и не напрашиваюсь! Здесь нужен знаток! Лучше, конечно, женщина. Вечером найду тебе такую.***
Ароматная прохлада весеннего воздуха дорогим изысканным наркотиком кружит голову, расслабляет члены, оседает в груди и паху едва уловимыми искрами, заставляет сердце трепетать в предвкушении - скоро, совсем скоро, может даже прямо сейчас ты встретишь любовь. Не страсть, не похоть и не глупость, а именно ее… Ту, которой хочется поклоняться, как статуе Девы в септе… Ту, которой страшно, желанно и трепетно касаться даже кромкой рукава…. Ту, от одной улыбки которой сердце навсегда перестанет биться… По телу бежит мелкая дрожь, предчувствуя приближение чего-то нового, необыкновенного, сладкого, желанного… Вокруг творится магия, заставляя сердца заменять умы. Шумная компания катится по городу. Уже выпито достаточно эля, чтобы все порядком захмелели и расслабились так сильно, что несколько симпатичных девчонок, оказавшихся на пути, получили смачные шлепки по упругим задницам. Саймону Баркли уже успел съездить по физиономии пьяный в драбадан матрос. А Бен Блэквуд оставил все до последнего медяка монеты верткому проходимцу, в попытке разгадать, как тот выигрывает в кости. - Сразу было понятно, что тебя нагреют! – в голос ржет Альберт Пик, пока шайка катится по узкому проулку в направлении обители порока. Да, так или иначе, все дороги ведут туда, где свобода перетекает в грех. – А ты уперся, как ишак: «Поймууууу!!!» да «Пойму!!!!». Кто теперь за тебя платить будет? Шлюхи, знаешь ли, любят деньги, а не тупых ишаков! Иаааа!!! Иаааа! – не своим пьяным голосом вопит он на всю округу. Секунда, и из-за забора поднимается вытянутая башка с большими серыми ушами и, медленно поморгав, зычно вторит его крику «Иааааа!». Компания едва не валится на мостовую от хохота. - Давай еще раз, Ал! Ты ей понравился! – задыхаясь, кричит Эйгон. Все-таки неплохо, что он согласился на затею брата. - Что сразу я? Сегодня Бен – главный ишак. Пусть и орет. Все равно ему ничего не светит, кроме этой милой леди с длинными густыми ресницами. Да, милашка? Нравится тебе старина Бенни? Иаааа! Нежный девичий смех нарушает идиллию мужского общества, и Альберт оглядывается в поисках его причины, пока эта самая причина смело рассматривает их из окна второго этажа домика, перед которым они и застыли. - О, миледи… - он склоняется перед Анной в изящном поклоне. – Вы обворожительны! Она и правда крайне мила. Свет из комнаты обрамляет тонкую фигурку призрачным золотым ореолом, делая ее похожей на ангела. - Идемте с нами! Мы веселые и не злые… Она лишь отрицательно качает головой. - Какие красотки живут на окраинах… - выдыхает Эйгон на ухо Рейнору, что тоже не сводит с нее глаз. - Похоже, еще пара глотков, и ты сочтешь и того ишака красоткой. – хмыкает брат. - Ну, хотя бы одарите меня поцелуем. – продолжает паясничать Ал. Девчонка нервно оглядывается в глубину комнаты и, быстро прижав кончики пальцев к губам, сдувает поцелуй вниз, сбивая юношу с ног переизбытком чувств прямо в пыль. Все снова ржут, пока она спешно захлопывает окно. - Все! Идем! – командует, поднимаясь Альберт. – Мне срочно нужна такая девка. А Бену – ишачиха. Ишачица… Блять! Пошли уже!***
С ними всегда весело. Особенно, после пары кружек. Всосешь немного крепкого эля и все! Никакой ты больше не принц, а обычный паренек с окраины Королевской гавани, коих тут шляется сотни. И можно позволить себе забыть про скорую свадьбу с девицей, которую ты толком даже не видел, хренову корону Эйгона Завоевателя, что рискует тяжестью своей сломать твою тонкую шейку, или про уязвленное самолюбие, невылупившееся яйцо и статус вечно второго сына. Кому, как говорится, что нравится. - Это не бордель! – восклицает Альберт, вкатываясь колобком в просторную залу. – Это зал заседаний Малого совета. Вот сейчас притащится папаша и начнет зудеть про повышение налогов и долги короны. Куда ты нас приволок, Рей? - Так пожелал Эйгон. – пожимает тот плечами. – Я предлагал другое… Сильно другое! Но у него не встает на дешевых шлюх. - Они тут вообще есть? – озирается по сторонам Пик. - Все, чтобы утолить любые желания… Даже самые экстравагантные. – с придыханием говорит женщина, завернутая в полупрозрачные одежды, тенью возникшая за их спинами. – Чего желаете, милорды? Она внимательно изучает их разгоряченные лица, и Эйгон мигом смекает, что ни один из них не остался неузнанным. Пусть ее! Зачем им скрываться? -Расслабиться. Выпить. Посмотреть. Потрогать. – шепчет Рейнор, склоняясь в ее сторону. – Ну, сама понимаешь… Чтобы было красиво. Необычно и изысканно. Брат любит все необычное. - Я услышала вас, милорды… Прошу за мной. Женщина не спеша увлекает их в недра дома греха, который оказывается поистине впечатляющих размеров. С пьяну кажется даже больше Красного замка. - Нахера здесь фонтан? – интересуется Бен. - Мужчины приходят сюда не только для… физического контакта. – пожимает плечами их спутница. – Но и просто, чтобы расслабиться и приятно провести время. Иногда даже решить какие-то вопросы в непринужденной обстановке. В этой части дома царит приятный полумрак, в нос бьет легкий аромат благовоний. Тонкие полупрозрачные шторки добавляют таинственности. И молодежь заметно расслабляется, уверовав наконец, что здесь можно получить желаемое. - Располагайтесь, милорды. Сейчас подадут вино. – кланяется она им и, немного помедлив, добавляет. – Заранее приношу миллион извинений за дерзость, но прошу вас не ходить дальше по коридору. Там очень важный гость. Он спустит с меня шкуру, если ему помешают. Немного покраснев, она выпархивает легким облачком, пока с другой стороны в комнату вплывают девы с подносами в изящных руках. - Да она издевается! Важный гость? А кто тогда мы? – поднимает бровь Рейнор, поднимаясь. - Не надо, Рей. – брат пытается поймать его за локоть, но не успевает. – Это отец. Рейнор напрягается точно сжатая пружина. - Там у коновязи его жеребец. Ты просто не заметил. – брат все же мягко приобнимает его, пытаясь утянуть за собой. – Пойдем лучше в другое место, как ты и хотел. - Я… Хочу убедиться. - шепчет Рейнор, сильно бледнея, и скинув руку Эйгона стремительно направляется в сторону запретной территории, будто боится передумать. Да, ошибиться невозможно. Это и правда отец. Вальяжно раскинувшись на диване, Эймонд потягивает пойло из серебряной фляжки, пока перед ним извивается в танце высокая смуглая девица с длинными черными волосами. Движения легки, изящны. Смотреть на нее упоительно. Руки крутят клинки, а губы хищно изгибаются. Воительница. Прекрасная. Обольстительная. Не сиди отец левой стороной ко входу, то обязательно заметил бы вторжение. Рейнор не собирался скрываться. Танец заканчивается вместе с музыкой, что льется будто из ниоткуда, и Эймонд делает девице знак приблизиться. Пока та располагается меж его бедер, похотливо заглядывая ему в лицо, в коридоре происходит тихая стремительная борьба. Эйгон пытается не дать брату нарушить уединение отца. Иначе им достанется обоим. - Пусти! - шипит придушенный Рейнор. - Я… - Что? Ты пьян! - рычит Эйгон ему в ухо, утаскивая в темноту. - Какое твое дело до чужих утех? - Чужих?! Прямо сейчас он оскорбляет нашу мать, позволяя этой суке… - Наш отец - король, если ты забыл. - Эйгон все еще не отпускает его, покрепче прижимая к стене. Будь Рейнор трезвее, еще неизвестно кто кого и куда бы прижал. Все же физически братья были равны, и, хотя, Эйгон не особо хорошо владел оружием, но силенок ему точно было не занимать. - И где написано, что король может порочить свою королеву? Ты только подумай! Притащиться сюда, на виду у всего города, даже не пытаясь скрыться. В первый же день! Да он плюет ей в лицо! Всем нам плюет! Пусти!!! - Не думаю, что матери есть до этого дела. - хмыкает Эйгон. - Они не делят ложе больше двух лет. По растерянному лицу брата, он понимает, что болтнул лишнее. В конце концов, это не дело детей… - Что? Думал, они грызутся только на людях, а за дверьми спальни превращаются в любящих супругов? Так не бывает! Как любой ребенок, Рейнор все видел, но не желал замечать насколько велика пропасть меж родителями. Иногда ему казалось даже, что все в порядке. Как прежде… Когда он маленьким вихрем несся к отцу на руки, а мать целовала их обоих в щеки. Тихо рыкнув, он отталкивает брата, утекая во тьму серебряным сгустком ярости. - Да какого черта, Рей?! - бросает вслед ему Эйгон.