***
Он едва дожидается окончания рабочего дня Чонгука, чтобы поговорить. Не хочет лишний раз тревожить во время пар и бередить душу, особенно после вчерашнего разговора, потому ждёт возле его машины. И стоит альфе только показаться на парковке, уже почти пустующей, как омега ощущает себя, словно на иглах. Он перешагивает с ноги на ногу, а Чон, приближаясь, удивлённо приподнимает бровь. Да, Чимин мог написать ему, что ждёт, но не стал. Сам не знает, почему. Потому шумно втягивает носом воздух, стоит альфе встать напротив и испытывающе взглянуть в глаза. — Я… — Чимин заикается, впервые не находясь, что ответить альфе. Ему обычно палец в рот не клади, откусит по локоть, а тут... блеет, словно настоящая овца. Чимин снова собирается с духом, а после чувствует, как Чонгук прикасается к его ладони пальцами и невесомо поглаживает. — Мне с тобой очень хорошо, хён, — на грани шёпота выдыхает он, глядя во внимательные карие глаза. — Безумно. Я не понимаю, почему, да и, наверное, не стоит слишком сильно вдаваться в подробности и причины. Но я ощущаю с тобой то, чего не было с другими. Я понимаю и вполне осознаю, что сейчас у меня непростой период в жизни, а у тебя тем более. И мы, возможно, поторопимся… Чимин сглатывает несуществующую слюну в пересохшей глотке и опускает взгляд. — Я хочу пойти к специалисту, — выдыхает одним предложением омега, вынуждая глаза Чонгука приоткрыться чуть шире. — Я хочу разобраться со своей проблемой и больше никогда о ней не вспоминать. Ради себя. Ради того, чтобы не бояться больше ничего. Я понимаю, что это — мой самый большой из всех больших страхов, стоящих на пути к тому, чтобы быть с тобой. Чимин снова замолкает, он даёт себе несколько минут на передышку, а Чон его совсем не торопит. — Я понимаю, что может быть тяжело. И страшно от того, что может не получиться, точно так же, как и тебе. Но не могу отказаться. Я чувствую себя комфортно и защищённо, мне не нужно постоянно обороняться рядом с тобой. Подняв глаза на альфу, Чимин часто моргает, стараясь удержать рвущиеся наружу слова в горле. — Я хочу быть с тобой, как осознанный взрослый человек, готовый разделить все трудности напополам. Чонгук судорожно выдыхает и моргает, оглядывая Чимина. Он вдруг, позабыв о безопасности, об университете и тех, кто может их заметить, обхватывает омегу руками и прижимает к груди. Тот замечает едва проступающую дрожь в чужом теле и обнимает в ответ, позволяя Чонгуку прижаться к его щеке губами. — Я знаю, что это может быть сложно. И это замечательно, что ты хочешь разобраться с тем, что травит тебе жизнь, — проговаривает альфа, отстранившись, глядит Чимину прямо в глаза. — Я буду рядом. Ждать столько, сколько нужно. — Нам не всего нужно ждать, — чуть из-под ресниц смотрит на него омега, переплетая пальцы с чужими. — И ещё я не хочу больше быть просто няней для Ыюна. Я не возьму ни копейки, — твёрдо выдаёт Чимин, вздёргивая подбородок. — И никаких возражений не принимаю. — И как это будет выглядеть? — Как-то, что твой почти парень следит за твоим сыном, когда тебе необходима помощь, — выпаливает Пак, чувствуя, как Чон сжимает его ладонь. — Как помощь и поддержка. Переложи хоть этот груз на меня, ладно? Я… я обещаю, что справлюсь. — Не сомневаюсь, — улыбается ему альфа, и душа Чимина вдруг вздрагивает. Эта улыбка похожа на ту, которую Чимин видел на свадебной фотографии, присланной неизвестным. Чистая, немного робкая, словно Чон разучился так искренне улыбаться за годы, но теперь к нему возвращается привычка широко растягивать губы, показывая чуть выступающие передние зубы. И внутри так сильно сводит, так тянет в животе, желудке и грудной клетке, что у Чимина спирает дыхание. Он хочет смотреть на эту улыбку как можно дольше, как можно пристальнее, запомнить её целиком. Пусть отпечатается на обратной стороне черепа, пусть будет выжжена в сознании омеги. Потому что более красивой он ещё не видел. Чонгук, обхватив его рукой, оставляет короткий поцелуй на виске и кивает на пассажирское место в машине. — Я… — смущается омега. — Мне нужно к Тэхёну. Он и без того столько изводился из-за меня, а если я и сегодня не появлюсь дома, свернёт мне шею. Чонгук понимающе кивает. — Давай хоть поужинаем с Ыюном? Клятвенно заверяю, что после тебя отвезу прямиком домой, — просит альфа. Чимин чувствует: он хочет урвать с ним как можно больше времени. Его глаза и правда горят, стоит посмотреть на омегу. То ли Чон ранее это скрывал, то ли Чимин был настолько слеп, но сейчас явственно замечает это пламя. Потому кивает и позволяет открыть дверцу с пассажирской стороны. Он правда намерен вернуться в квартиру к Тэ после ужина, иначе Ким его закопает перед домом в клумбе от переживаний.***
— Чимин ничего мне не рассказывает, — насупившись, проговаривает Тэхён в трубку Юнги, когда лежит на кровати, задрав ноги к потолку. — Дай ему время, — отвечает альфа и громко матерится, сильно ударяя по клаксону: — Ёбаная пробка. — Куда ты едешь? — тихо спрашивает Тэхён, виновато, словно не имеет права совать нос в дела альфы, но не узнать не может. — К Джину, — спокойно отвечает Юнги, отчего внутри омеги поднимается колкая, наполненная желчью волна ревности. — Я должен его сводить в наш ресторан семейный, а то всё обещал. Как раз за то, что он нам помогал. Тэхён каменеет. Юнги ведёт Сокджина в ресторанчик его родителей, возможно там с ними пересечётся. Он ведёт другого омегу в ресторан. Не его. Губы Тэ начинают тут же дрожать и подёргиваться от эмоций, но Ким сдерживается и не показывает расстройства альфе. — А, — тянет он, стараясь показаться расслабленным, даже не заинтересованным в этой информации. — Понятно. Надеюсь, ему понравится еда в вашем заведении. «Чтоб он подавился», — проносится в голове Тэхёна. — Не переживай насчёт Чимина. Всё прояснится. — Но с тобой он поговорил, — фыркает Тэхён, ощущая, как ревность только растёт и затапливает его с головой кислотой. Тэхёну не нравится, но он ничего с собой не способен поделать. Он ревнует Юнги. Он не хочет, чтобы альфа вёл этого Джина на почти свидание. Лучше бы приехал к нему. Хотя бы на минутку, хоть на секунду. — Хочу погулять, — прочищает горло Юнги на том конце. — Давайте соберёмся втроём на выходных? За всеми этими стрессами и переживаниями уже не сидели нормально давно. Тэхён угукает расстроенно в трубку. У него никак не получается побороть чувства, жгущие нутро, не выходит отстраниться и не думать ни о чём. Тэ сам навлёк на себя эту беду: он предложил Юнги отношения без обязательств, предложил своё тело и душу, зная, что второе альфе совершенно не нужно. И теперь вынужден расхлёбывать последствия подобного шага. Он ощущает, как в глотке копится слёзный комок, как он давит на гортань и кадык, вот-вот прольются солёные капли. Тэ прочищает горло и надеется, что звучит нормально, когда говорит: — Пойду в душ, пока Чимин не вернулся и не засел там на три часа. — Спокойной ночи, Прелесть, — мягко выдыхает Юнги, делая омеге ещё больнее своим заботливым, почти нежным тоном. В груди скребёт чудовищно, когда звонок оканчивается. Хочется сорваться в сторону ресторана родителей Юнги, прямо в пижаме, нечёсанным, красным и с мокрыми от слёз глазами. Хочется рычать в лицо Сокджину, словно животное, заявляя права. Потому что Юнги… Но нет, Мин ему не принадлежит, и от этого факта становится только больнее. А если Джин понравится его предкам? Что если умный и флегматичный, до безумия красивый омега понравится чете Мин, когда как Тэхён всегда вызывал у них только негативные чувства? Тогда враждебное отношение не изменится никогда. Тэ так и останется нежеланным гостем, к которому относятся с подозрением и пренебрежением. Омега переворачивается на живот. Юнги сейчас будет с ним. Ужинать, разговаривать, флиртовать. Да, он пообещал не спать ни с кем, кроме Тэхёна. Но лишь одно присутствие мысли о том, что Юнги может улыбаться другому омеге, заигрывать, делать комплименты — и душа Кима начинает скручиваться от боли в морской узел. Он вскакивает с кровати, хватает мелкую декоративную подушку и принимается расхаживать из одного конца комнаты в другой. Нет, сорваться к альфе он не может. Не имеет никаких оснований. Такова политика Мина. Если Тэ начнёт на него давить, альфа избавится от этой связи. Окажется разрушена дружба, больше не взглянет на Тэхёна. Он видел, каким становится отношение Юнги к неугодным омегам, переходящим границы — мраморно холодным. Безразличным. Болезненнее ревности оказывается один образ Юнги, окатывающий его ледяным взглядом. Слёзы накатывают сами собой. От скопившихся мыслей, от ревности, злости и переживаний. Тэ сжимает декоративную подушку в руках и тихо в неё всхлипывает, как только садится на край постели. Что он должен делать и как должен переживать, как сопротивляться происходящему? Как правильно реагировать, если его сжигает изнутри? Что делать? Тэхён не знает, он зажмуривается и смаргивает новый поток слёз. Ему больно. Он хочет разорваться на части, но давит всхлип в подушке.***
Ужин затягивается, словно Чонгук не хочет его отпускать на пару с Ыюном. Мальчик просто разражается истерикой, виснет на шее омеги и отказывается ложиться спать или уходить от него, будто ощущает атмосферу, всё ещё сохраняющуюся со вчерашнего дня. Чимину ничего не остаётся, кроме как задержаться, дать обещание в скором времени снова остаться на ночь и побыть с ним чуть дольше. Ыюн успокаивается только после данного обещания, а время, когда он ложится спать, движется к одиннадцати часам ночи. Чонгук, по нему видно, тоже не хочет расставаться с омегой. Он глядит так пристально, но остаться снова не просит, потому что слышит позицию омеги с первого раза. Но сам Пак ощущает, что ему было бы очень комфортно вновь переночевать в его квартире, устроиться на широкой кровати в горячих руках, ощущать, как альфа прижимается со спины. Стоит только вспомнить, как кожа покрывается мурашками, кончики ушей краснеют. Они глядят друг на друга, выйдя из детской, но и слова не произносят. Чимин хочет быть тут, с ними, но понимает, что ещё недостаточно подготовился к данному шагу. В машине тоже повисает молчание, на приборной панели стрелки часов всё движутся, а Чонгук вовсе и не торопится довезти Чимина до подъезда, несмотря на то, что у них обоих будет ранний утренний подъём. Но авто всё же достигает пункта назначения, двигатель глохнет, а альфа застывает на месте, даже не оборачиваясь к нему. Чимин мнётся, не покидает салон, бросая всё время взгляды на Чонгука, а тот, только, обернувшись, притягивает омегу к себе. Губы находит быстро, сминает почти отчаянно, словно дорвался, зарываясь пальцами в волосы. Чимин не сопротивляется. То, что он взял время на согласие и принятие того, что между ними происходит, не может стать фактором, останавливающим то жутко горячее и необходимое между ними. Он обнимает альфу в ответ, нервничает из-за мешающего подлокотника, из-за машины, в которой они сидят, а в ней неудобно. Вдруг Чон сам почти перетягивает Чимина на себя, вынуждая упереться поясницей в край руля и целуя ещё напористее. Чимин немного переживает из-за Ыюна, с которым попросили посидеть добрую и чуткую старушку-соседку, он боится, что у мальчика может снова случиться истерика, если рядом не будет родных людей, но Чон выглядит спокойным, если это конечно можно назвать так. — Хён, — сипит омега, на что получает болезненный укус за нижнюю губу и шипит. — А Ыюн… — Он спит, за ним присматривают, — выдыхает альфа, поднимая глаза на омегу, ёрзающего у него на коленях. — Мы в машине, — скованно проговаривает тот, а Чонгук впивается губами в изгиб шеи, вырывая мычание из горла Чимина. — Вокруг никого, — шепчет тот, осыпая кожу поцелуями. — В кабинете ты не захотел, а у моего подъезда — запросто, — усмехается беззлобно Пак, позволяя альфе забраться руками под футболку. — Хочешь, отъедем? — выдыхает в ухо Чон, вызывая стаю мурашек по линии позвоночника Чимина. — Хочу, — отвечает тот в губы и снова целует. Им нужно ещё несколько минут, чтобы отлипнуть друг от друга, а после Чимин переползает на пассажирское сидение, натягивая полы футболки на выступающую ширинку — Чонгуку ничего не стоит завести его до предела. Альфа тормозит в каком-то переулке, где почти нет света уличных фонарей, окон домов или прохожих, а в такой поздний час, тем более. Он тянет Чимина за руку и двигает сидение, чтобы было побольше места, а тот с удовольствием устраивается на нём, игнорируя даже мешающий подлокотник. Их рты снова сталкиваются, Чонгук нетерпелив: словно стараясь ощупать омегу целиком, проводит по бёдрам руками, сразу же забирается под верхнюю одежду и оглаживает горячими руками рёбра. Чимин судорожно выдыхает, когда альфа задирает ткань и припадает к груди губами, сжимая и дразня чувствительную зону. Его ладони оказываются на заднице, обтянутой брюками, они чувственно стискивают половинки и чуть разводят в сторону, а укус, пришедшийся на сосок, заставляет омегу выгнуться. Чимин лезет к нему первым сам: нервно дёргает шнуровку на спортивных брюках, расправляясь с ней, запускает ладонь под резинку трусов и мычит, ощущая возбуждение. Подаётся бёдрами вперёд, чтобы немного потереться через ткань, а Чонгук судорожно выдыхает, зажмуриваясь. Его член кажется в ладони каменным, но Чимин продолжает дразнить альфу, пока тот не щёлкает его пуговицей на брюках, освобождая плоть от тугого тканного плена. Чимин тихо стонет, стоит Чону прикоснуться к возбуждению через нижнее бельё, запрокидывает голову, когда альфа покрывает кожу на шее укусами и широко мажет языком по кадыку. У него нетерпеливо трясутся ноги, а когда вдруг раздаётся ещё один щелчок, сидение опускается, а они оба перемещаются в более горизонтальное положение, заваливается на альфу сверху. Не теряет минут, таких драгоценных и немного торопливых, трётся пахом о чужой, постанывая чуть громче. — Восхитительный голос, — тянет альфа, заставляя Чимина смущаться и перестать двигаться, глядя на него. И тогда сам, обхватив за ягодицы, вынуждает омегу потереться о его член. Чимин прикусывает нижнюю губу и жмурится, а Чонгук вдруг тянет одежду прочь. Приходится ему помочь в тесном пространстве салона авто, омега обнажается по пояс, а Чон задирает футболку, чтобы едва получилось дотянуться до дрожащего от возбуждения живота. — Чонгук, — обхватывает Пак его руками, требует внимания так, как может: выгибается в спине, потирается, почти хнычет. Ему хочется большего, горячее, ещё неистовее, ещё сильнее. Потому канючит чуть громче, прося альфу сделать с этим хоть что-то. И тогда Чонгук велит развернуться к себе задом, вынуждая опешить омегу. Но Чимин подчиняется, слушая его тихий, низкий и возбуждённый голос: — Руками о руль, солнце, — Пак почти вздрагивает от повелительного тона, но с удовольствием подчиняется, схватившись за руль и надеясь, что не нажмёт на клаксон. Чонгук проводит сперва руками по бёдрам, вынуждая за его прикосновениями проследовать целое стадо колких, приятных мурашек. Чимин кусает и терзает губу, стоит ему погладить мягкие ягодицы и чуть раздвинуть их, чтобы взглянуть на влажный от смазки вход. Омега дышит всё тяжелее, пока тот рассматривает анус, а после давит на него большим пальцем. Ему хочется быстрее, скорее получить то, чего так в данный момент не хватает. И Чонгук ему это даёт: целует сначала ягодицы, а после прижимается подрагивающими губами к анусу, вырывая из горла омеги скулёж. Чимину хочется податься назад, получить ещё одно горячее прикосновение, но крепкая хватка альфы не позволяет сделать лишних движений. Он словно никуда не торопится, проводит самым кончиком языка по влажной горячей коже, собирает капли смазки, а после снова начинает мучительную круговерть. — Чонгук, — тянет тихо Чимин, виляет бёдрами, чтобы получить большее, но получает только ещё одно неторопливое, мокрое прикосновение языка к заду. — Пожалуйста… Альфа хмыкает и исполняет просьбу Пака, становится чуть более напористым, вылизывает анус, чуть проталкивая в него самый кончик. Чимина почти подбрасывает, он впивается пальцами в руль и громко стонет. Здесь — в салоне машины Чона — их никто не услышит, потому омега даёт волю себе и громко постанывает от каждой испытывающей ласки альфы. Его голос становится всё выше, когда хён проталкивает язык как можно глубже, когда припадает ко входу губами и чуть втягивает в себя, вынуждая Пака скулить. Член его напряжён, но стоит Чимину протянуть к нему руку, желая дотронуться и сделать альфе приятно, как тот звонко и предостерегающе шлёпает по обнажённому бедру, вырывая от неожиданности вскрик. Чимин поскуливает, сжимает руль и упирается в верхнюю часть окружности щекой, пока альфа вталкивает в него язык с влажными звуками. Возбуждение омеги, кажется, вот-вот взорвётся, не получая стимуляции и внимания, но тот послушно не прикасается ни к себе, ни к Чонгуку. Однако альфы надолго тоже не хватает: промычав, Чон отрывается от мокрого из-за слюны и смазки ануса, ведёт пальцами по нему, дразня и заставляя нетерпеливо сжиматься, а после вводит первый палец. Тот проникает просто, достаточно пары движений, чтобы довести Чимина до новых нетерпимых постанываний и второго пальца. Омега прогибается в пояснице, ему хочется скрестить колени, но они, расставленные по бокам от бёдер Чонгука, никак не сойдутся. Пак кусает руку, чтобы не стонать слишком громко, щурится и снова хнычет, когда Чон двигает в нём тремя пальцами. У них, к сожалению, нет лишнего времени, потому альфа командует хрипло: — Бардачок, — и Чимин моментально подчиняется. Протягивает ладонь к указанному месту и дрожащими пальцами находит там пачку презервативов. Он стонет, пока Чонгук продолжает его растягивать, и альфа уже не запрещает ему к себе прикасаться. Потому Пак обнажает его плоть и зубами вскрывает латексную защиту, чтобы раскатать по всей длине. Ему не нужны подсказки, двигаясь почти синхронно, оба оказываются в нужной позе, в той, которая сейчас самая привлекательная и быстродостижимая. Чимин ощущает, как альфа приставляет к нему головку, вынуждая продолжать опираться руками в руль, первый толчок вырывает между губ вскрик, но Чимин закатывает глаза, ощущая, как каменеет окончательно низ живота от возбуждения. Дыхание Чонгука сбитое, он кусает омегу за заднюю сторону шеи и, обхватив за талию, вынуждая приподняться, чтобы после снова опуститься на возбуждение. Чимин хнычет, он подбирает темп сам, то опускаясь глубоко и резко, то плавно покачиваясь на члене, при этом не позволяя ему выскользнуть. Чон хрипло стонет ему в ухо, и Чимин готов кончить прямо сейчас, но альфе мало, он начинает подмахивать, крепко держа за талию. Толчки из-за неудобного положения выходят беспорядочными и рваными, Чимин то и дело поскуливает, когда член входит особенно глубоко. Жмурится, позволяет Чонгуку держать его поперёк живота одной рукой, а второй под футболкой дразнить грудь. Он громко стонет, молясь, чтобы тут и правда поблизости не оказалось ни одной живой души, отдаётся в руки альфе, потому что бёдра слишком сильно дрожат, потому что тело кажется не принадлежащим ему. Чонгук в несколько толчков достигает пика и Чимин, звонко простонав, кончает следом, стоит альфе прикоснуться к напряжённому и влажному члену. Они застывают в одном положении, а после валятся на опущенную спинку сидения. Чимин тает, пока Чон покрывает его влажный висок поцелуями, постепенно спускаясь к линии челюсти. С ним хорошо, до сих пор живот кажется налитым возбуждением от того, что плоть альфы по-прежнему внутри него. Чтобы избежать неудобных моментов с презервативом, омега соскакивает с члена и лениво поднимается, хотя хочется остаться с ним, в душном салоне машины хоть на всю ночь. Но у Чонгука Ыюн, а его самого ждёт в квартире Тэхён, скорее всего, потребующий объяснений. Чимин находит свои брюки и пытается нашарить бельё, но в темноте так и не находит. — Что такое? — хрипло спрашивает альфа, приходя в себя и избавляясь от контрацепции, сам Чимин не видит, куда тот дел. — Я, кажется, труселя свои посеял, — нервно смеётся омега и решает натянуть хотя бы брюки. — Потом вернёшь, это мои счастливые. Чимин впервые слышит этот звук. Чонгук, прыснув, начинает звонко смеяться, вызывая и у омеги улыбку. Душа внутри вздрагивает, когда альфа притягивает к себе его за затылок и мягко целует в припухшие губы. — Хорошо, солнце, дома заберёшь, — усмехается Чон, и Пак едва не вздрагивает от этого «дома». Дом Чонгука. Где его ждут. Улыбается смущённо, трётся носом о колючую к вечеру щёку альфы, а тот, возвратив сидению прежний вид, поглаживает Пака по волосам. Он не смотрит в ответ, но Чимин видит ласковую улыбку. Прощаются долгим поцелуем, и Чимин выгоняет его домой к печеньке, хотя хочется уехать вместе с ним. А после, дождавшись, пока машина скроется из виду, поднимается в их с Тэ студию. Его там встречает темнота и тихий шорох в кровати, а после, когда Пак совсем неслышно входит и разувается, слышит едва различимый всхлип. Он быстро идёт к постели, где видно только клубок из одеял и кудрявую макушку, а после Тэхён уже слышит его шаги и выныривает. Нос у омеги красный, глаза припухли, но он делает вид, словно ничего не происходит и спешно вытирает глаза, шмыгая при этом. — Выглядишь так, словно трахался в машине, — насмешливо говорит Ким, садясь и продолжая кутаться в одеяло. — Но не отвечай, не хочу знать. — Тэ, — тянет виновато Пак, присаживаясь и обнимая лучшего друга. — Ты… ты ведь не из-за того, что я сперва поговорил с Юнги? — Нет, — гнусавит омега и приваливается к Паку, позволяя себе положить голову на его плечо. — Я снова придурок, Чимин. Я снова вляпался. Но, если честно, пока не хочу об этом говорить. Чимин чувствует тревогу за него, но если Тэ просит, то не полезет в эти дела, пока лучший друг не окажется готовым это обсудить. Потому поглаживает по кудрявой, чуть мокрой от духоты под одеялами голове и целует в макушку. — А вот услышать твои объяснения хочу, — шмыгает носом Тэхён и позволяет Чимину переплести пальцы с его. — Тогда пойдём за кофе, — усмехается Пак. Ему всё ещё тревожно, страшно и неловко. Но свой выбор омега уже сделал, он будет делать так, как наметил. Тэ улыбается грустно и выпутывается из одеяльного кокона.