Fatum

Мерлин буквально падает на скамейку, вытянув уставшие ноги – жизнь со временем, конечно, стала намного комфортнее, однако если и ходить пешком, то много приятнее по земляным тропам, чем по этому проклятому асфальту. Ослабив шейный платок (некоторые вещи остаются неизменными, но его нынешнему небрежному стилю это даже шло), он случайно поймал своё отражение в зеркальной стене ближайшего здания – отросшие волосы растрепались, а побриться следовало ещё дня три назад, но в целом на свои несколько сотен лет маг по-прежнему не выглядел, максимум прибавил лет пять к Мерлину-из-Камелота. Часы на запястье мягко завибрировали, сообщая о том, что полдень наступил, и день покатился дальше своим чередом. Мордред опаздывал. Ну надо же. А раньше это была его прерогатива. Город вокруг дышал ранней осенью, невольно заставляя ощущать какую-то тоску, расползающуюся где-то под рёбрами неровной чернильной кляксой. Видят боги, Мерлину нравился Париж. В любое время года, и осенью тоже. Но не это ощущение. Каким образом оно вообще нашло путь в его сердце, если этот город даже никак не связан с теми временами, память о которых он смеет ворошить. Жалел ли Мерлин об утраченном? И да, и нет. Смог ли уберечь Артура? Сложно сказать. Король Былого и Грядущего всё равно пал. Пусть не от рук Мордреда, но по воле всевластного времени. И он сам отправил его в Авалон. Единственное, что было иначе – та боль и те воспоминания не принадлежали лишь ему одному. Мордред был рядом. В тот момент и всегда после. В небытие утекло не одно столетие. Постепенно Камелот исчез из памяти людей, оброс легендами, а потом и вовсе стал чем-то вроде волшебной сказки – Мерлин и сам теперь рассказывал его историю так, неизменно оставаясь для людей неприметным профессором литературы, путешественником и собирателем мифов. Время нещадно стёрло практически всё, что было ему дорого, не раз и не два доводило до грани, за которой только тьма. До грани, за которой меркнет надежда и свет Авалона. Но и даровало много нового, избавив от иссушающего одиночества, разделив вечность Хранителя на двоих. Мордред подошёл неслышно, как он один умел это делать. Привычным жестом взъерошил кудрявые волосы, опускаясь рядом. Конечно, он тоже изменился, пусть и остался почти прежним для с безупречной точностью ошибающихся художников и зеркал. То, через сколь многое они прошли, оставило неизгладимый след на них обоих, но такой след способен заметить лишь тот, чья жизнь считает века, не годы. По-другому быть и не может. – Ты опоздал. – Знаю, прости, – и мысленно добавляет. – Но вообще-то я делал твою работу. – Она и твоя тоже, – парирует Мерлин, – Я не могу делать всё в одиночку. – Если хочешь знать, это новое… – Предполагаемое. – …предполагаемое воплощение Артура сущее порождение дьявола. – Не богохульствуй! Мордред верно улавливает его настроение, поэтому безмолвно добавляет: «Почти такое же, как наш Артур». Мерлин всё же не может сдержать улыбки. Друид расслабленно выдыхает и кладёт голову ему на плечо. У них всё ещё есть миссия, а значит и смысл жить дальше. Помимо друг друга, естественно. Можно ли назвать конец этой истории счастливым? Вряд ли. Потому что до конца ещё несоизмеримо далеко.